Арийский простор

Глава двенадцатая

В предгорья пришла осень, поначалу щедро расцвечивая яркими красками деревья и кусты, вдогонку за уходящим летом полетели на тонких нитях крохотные паучки; потом зарядили дожди, задули ветра, трепля увядшие стебли и яростно обрывая листья. Шорох опавшей листвы, шелест ветра и шум капель дождя сплетались в грустную мелодию осени. Ощутимо похолодало, утрами по земле клубился густой туман, поднимаясь к небу, его клочья цеплялись и повисали на корявых ветках.

Вершины гор прятались в бегущих мрачных тучах, вслед за ними на юг потянулись неровные клинья перелетных птиц, оглашая окрестности тоскливыми криками.

Табун потихоньку продвигался вдоль хребта, мимо чахлых фисташковых стволов, цепко державшихся за обрывы, лошади оскальзывались на мокрых склонах. Скоро предстояло перегонять его в степь, где после осенних дождей поднялась отава. Уже через две смены луны здешние горные долины завалит глубоким снегом.

Промокший Радж медленно ехал верхом, недовольно разглядывая свинцовую хмарь неба, только что прекратил моросить нудный дождь; пригнул голову — над тропой нависали влажные безлистные ветки. За ворот кожаной, ставшей уже тесной, куртки упало несколько капель, парень поежился.

Золотой испуганно дернувшись, взбрыкнул, едва не оступившись на скользком, пологом склоне. Принял, дурачок, извилистую чёрную ветку на тропе за гибкое тело змеи; юноша склонился к его уху и успокаивающе прошипел «Ш-ш-ш», ободряюще похлопав по крутой шее.

Братья-пастухи попросили его поискать отбившегося от табуна жеребчика-трехлетку. Косячные жеребцы отгоняют их, чтобы не лезли на кобыл. По этой же причине Радж старался не подъезжать на своих конях близко к табуну, косячник мог наброситься и на всадника.

Издалека донеслось жалобное, с надрывом ржание. Ударив по бокам пятками, юноша ускорил ход Хемана, обогнав рысящего впереди Арушу, на скаку доставая из-за пазухи сухую тетиву. Пропетляв через редкий березняк, вырвались на лужайку посреди горных склонов, там и увидели гнедого жеребчика. Тот отчаянно отбрыкивался копытами, но дело его было плохо.

Стая рыжих волков десятка в полтора взяла коня в кольцо, слаженно и поочередно кидаясь на жертву с разных сторон. Бока и ноги гнедого краснели от рваных укусов. Один из хищников взвился вверх на полтора людских роста, упав жеребцу на спину, вцепился в шею, царапая кожу разъезжавшими лапами.

Тут в дело вступил Радж, расстреливая волков из лука; первые три стрелы пустил со спины Золотого, два раза попал, а потом спрыгнул с испуганно дергавшего жеребца на мокрую траву, поскользнулся на палой листве, но удержал равновесие и не выпустил лука.

Ошибкой было, что не определил сразу и не убил вожака. Более крупный волк с поднятым хвостом рявкнул, отдав команду. Часть хищников бросилась преследовать по кровавым следам убегавшего жеребчика, а с десяток, тявкая на бегу, кинулись на Раджа, быстро преодолевая разделявшее их пространство гигантскими прыжками.

Мысленно сетуя, что не уделял должного внимания скоростной стрельбе, юноша лихорадочно опустошал колчан. Последней стрелой сбил зверя на лету, отбросил лук и выхватил закрепленный на спине посох.

Удивительно, но страха не было вовсе, чувствуя подъем духа, громко проревел родовой клич и привычно закрутил тяжелое древко, прерывая прыжок рыжего волка сокрушающим ударом по голове. Вот когда пригодился необычный боевой навык, с копьем он сумел бы убить двух-трех вертких хищников, прежде чем остальные порвали его в клочья.

Волки остановились, озадаченно повизгивая, не зная, как преодолеть эту сверкающую сферу, с таким противником они ещё не сталкивались. И тут на помощь хозяину бросились опомнившиеся от страха золотистые жеребцы; клацая оскаленными зубами, воинственно ржа и повизгивая, они разорвали волчий круг. Отбрасывая комья грязи, замелькали тяжелые копыта, хищники бросились наутек.

Сорвав с наспинного ремня чакру, Радж запустил её вдогонку, впервые используя в бою; заточенное бронзовое кольцо перебило волчий хребет, глубоко вонзившись в тело.

Поле битвы осталось за человеком и нервно хлещущими мокрыми хвостами по бокам жеребцами. Радж с трудом успокоил взволнованных коней, поглаживая дрожащую кожу и ласково приговаривая, осмотрел. У Рыжего обнаружил два кровоточащих укуса. Стал считать трофеи.

В колчане он возил четырнадцать стрел (два раза по семь — хорошее число). Половину найти не смог, то ли улетели далеко, то ли унесли в себе увертливые волки. Восемь хищников остались на поляне, шестерых убил из лука, одного — чакрой, череп ещё одного не выдержал столкновения с тяжелым древком. Вырезал стрелы, две сломались. Надо обдирать шкуры, в горах резко похолодало и волки уже сменили летний мех на зимний, красивый и пушистый, рыжий как у лис. Да одному долго возиться, главное, Аруше скорее надо раны обработать.

Усевшись верхом на Хемана, взял Рыжего в повод, не глядя на недовольство жеребца, одну тушку хищника взвалил перед собой на холку. Горные волки были в три-четыре раза легче человека, не то, что лесные здоровяки.

Прискакав к табуну, оставил Арушу заботам младшего брата, заодно и сбросил ему добычу. Когда Радж с Олуном добрались до лужайки, там уже хозяйничали стервятники. Кряхтя, разлетелись вороны успевшие выклевать у мертвых зверей глаза. Острыми обсидиановыми пластинами споро ободрали туши, шкуры снимали без голов и лап. Олун настороженно оглядывался по сторонам; приехав, пастух не смог сдержать изумления, увидев столько убитых волков.

Привязав к дереву, Шурат уже прижег Рыжему раны. Радж, вернувшись, отвязал коня, и ещё раз смазал, недовольно фыркающему жеребцу, ожоги целебной мазью. Потом долго расчесывал гриву и хвост, нашептывая ласковые слова; к ним подошел ревнивый Золотой, пришлось заняться и им.

На следующий день, взяв у пастухов овчарку, Радж привез ещё одного волка, хищник выгрыз стрелу, но сдох от потери крови. По кружащим стервятникам, нашли и то, что осталось от жеребчика.

Братья резко засобирались перегонять табун на равнину, похоже опасаясь мести волков.

В горах раздавался многоголосый, переливчатый и похожий на песню вой рыжих тварей.

Успокаивало то, что они охотились только днем.

С этого времени юноша заметил изменившееся обращение к нему братьев. Местные относились к красным волкам с опаской и почтением, считая их родичами горных духов.

Теперь это же почтение распространилось и на Раджа. Про то, что одиночка сумел мало того, что уцелеть, но ещё и расправиться с целой стаей, пастухи не слышали и от стариков.

Ночью в его шалаш заползла жена младшего брата, Радж так и не узнал её имя. В распахнутом халате виднелись маленькие груди, тонкая рука коснулась его ноги. О приближении женщины парень узнал по недовольному, но не испуганному ржанию пасущихся неподалёку жеребцов и запаху застарелого пота.

Радж присел на охапку сена и отрицательно покачал головой. Вздохнув, женщина также тихо удалилась. Сдерживая невольное возбуждение, перевернулся на живот и крепче сжал амулет.

Поутру пастушьи семьи собирались на перекочёвку, нехитрое барахло складывали в кожаные баулы и укладывали на волокушу, запряженную серым в яблоках мерином. Проход в землянку заложили камнями. Жена старшего брата посадила ребенка в короб, закрепленный кожаными лямками на спине, младшая взяла под уздцы коня. Радж, запихнув часть оружия и припасы во вьюки на спине Хемана, с дротиком в руках и посохом за спиной побежал вниз по склону, жеребцы, пофыркивая, устремились следом.

Путь предстоял на три перехода к северо-востоку, ближе к крепости, где ждет любимая. То, что ждет, парень не сомневался, ощущая незримую связь с Карви.

Там, на просторных степных равнинах, вновь поросших травой, у берегов озера собирали табуны и стада, чтобы отобрать перед зимовкой отъевшихся лошадей и скот на мясо. Туда же вскоре должны были съехаться купцы и воины, ищущие коней для колесниц.

На переходах привычный к одиночеству Радж шел своей дорогой, в основном пешком и часто переходя на бег, держась впереди пастухов и табуна. Пользуясь большей мобильностью, выбирал лучшие пастбища для своих жеребцов; охотился, если попадалась крупная дичь, делился с семьями братьев.

Вновь занялся растяжкой и упражнениями по дыханию, тайными практиками, что обучил его Такем.

Оттачивая мастерство, играл своим дротиком, как цапля клювом. Подолгу работал с посохом и лошадьми, готовясь к неожиданным поворотам в будущих боях.

Прыгал им на спину с разбега сзади и с боку, предупреждая кличем и успокаивающе похлопывая по мощным шеям испуганно шарахающихся жеребцов, рискуя попасть под удар задних копыт. Перебрасывал тело через них рядом стоящих, слегка отталкиваясь от холки, заканчивая прыжок кувырком и метая чакру.

Намертво вбивал в голову лошадям простые команды.

Выбравшись на открытое всем ветрам степное раздолье — нет ему предела, Радж дал волю в беге разгорячившемуся Рыжему, вихри засвистели в ушах. «Ах, хорошо!» — парень раскинул руки, ловя их встречные упругие потоки, цепко удерживаясь лишь ногами, рядом скакал Хеман.

В этот вечер устраивались ночевать на берегу поросшего камышом степного озерца.

На подходе вспугнули крупную стаю чернобрюхих рябков, с гортанным криком те стремительно пронеслись над головами, пугая коней свистом остроконечных крыльев. Эхо их голосов ещё долго разносилось по степи. На рябков, похожих на голубей, охотились местные, но Раджу не нравилось их жесткое мясо.

Его жеребцы играли друг с другом, сталкиваясь в шутливом состязании — сплетая шеи, старались пригнуть голову соперника к земле, то легонько кусали ноги, то сталкивались, поднявшись на дыбы.

Разведя костер, прильнув к бурдюку, отпил кумыса; парень привык к этому кисловатому и терпкому, хорошо утолявшему жажду напитку.

Над озером низко и тяжело пролетела группа дроф, напряженно вытянув вперед длинные шеи, птицы глубоко и размеренно махали широкими крылами, держась вразброд и на разной высоте.

Намного выше, подсвеченный закатом в сине-розовые тона, воздух разрывал частыми взмахами могучих крыльев лебедь, почему то отставший от своей стаи.

Провожая взглядом эту сильную птицу, Радж вдруг с тоской подумал, сжимая амулет.

«Я такой же одинокий скиталец на чужбине, нет со мной не пары, ни родной стаи».

Быстро сгущались сумерки, услышав стук копыт подходящего табуна, юноша повернулся в сторону степи.

Большую часть следующего дня брели по барханам песчаной полупустыни с редкими кочками жесткой травы, ветер гонял по ней подпрыгивающие на ухабах высохшие шары перекати-поля. Пастухи вели табун, далеко обходя те черные скалы, парень уже почти позабыл о встрече с демоном, хватало ежедневных забот и занятий. Чего же хотело это порождение Мрака, за что обещало силу и власть? Радж презрительно усмехнулся, силу ему дали родители и развили учителя, а власть и даром не нужна. «Мне бы пройти Посвящение, выполнить клятву, убив Мертвяка и жениться на Карви».

На ночевку остановились близ колодца, обложенного саксаулом.

Стоящие неподалеку его деревца тянули к небу побуревшие по осени ветки, покрытые желтоватыми, с полупрозрачными крылышками, семенами; под порывами ветра они, кружась, опадали на песок.

Солнце клонилось к закату. Сидя у дымящего костра, юноша наблюдал, как постепенно опускается в пески, ярко горя, его маленький шарик в багровом ореоле, разбрасывая золотистые отсветы по барханам. Пустыня тогда напоминала воды широкой реки с мелкими застывшими волнами сверкающих в лучах заходящего светила песчинок. Потом равнину затопила тьма, но зарево заката ещё некоторое время тихо затухало, растекаясь длинными тенями по песчаным холмам.

Отойдя от костра справить мелкую нужду, вспугнул вышедшего на охоту большеголового и длиннохвостого барханного кота. Сверкнув глазами в ночи, полосатый хищник исчез в зарослях саксаула.

Накануне Радж с жеребцами видели бой верблюдов. В конце осени у этих животных начинается гон, и подобно лосям, они впадают в боевое безумие. Как обычно оторвавшись от табуна, юноша разглядел с бархана небольшое стадо верблюдиц во главе с тёмно-бурым крупным самцом. Навстречу им, яростно ревя и потряхивая на бегу мохнатыми горбами мчался рыжеватый соперник. Хозяин гарема, издав булькающий клекот, хрипло зарычал и бросился на врага. Гиганты сходу столкнулись плечами, заросшими уже длинной зимней шерстью, взрыв мощными ногами песок. Сплетая шеи, натужно ревя, пихались боками, пытаясь повалить соперника. Внезапно более светлый чужак ухватил хозяина стада зубами за ногу, резко дернув мощной шеей, опрокинул тяжелую тушу и принялся топтать. Тёмный тщетно пытался подняться, но это верблюдам и в обычном состоянии удается с трудом.

Одна из верблюдиц, выгнув длинную шею, высоко задрала голову и испуганно закричала тонким голосом.

Табун неспешно перегоняли четыре дня. Сильно торопить нельзя, чтобы кони не сбросили вес, нагулянный в предгорьях. Неподалеку уже паслось несколько крупных отар, разъезжая на жеребцах, Радж видел огни их костров. Семьи братьев заселились в свою сезонную глинобитную времянку, нашелся в ней закуток и для воранга.

На второй день от соседей прибежал смуглый мальчишка подпасок. Вечером, при догорающем закате, Олун с бурдюком кумыса подошел к Раджу и уселся рядом. Наполнили чаши. Не глядя на парня пастух начал разговор.

— Беда в степь пришла… Волки лютуют, нападают не ночами, а по утрам из тумана, режут овец, коней. Убивают для развлечения, задолго до зимних холодов и голодного времени. Никогда такого не было. Люди напуганы, говорят, что их приводит демон.

Радж вздрогнул.

— Какой демон? Чёрный с красными глазами?

Пастух недоуменно поглядел на него.

— Нет, очень большой волк или волчица, говорят сама Ламасту.

Коснувшись оберега, Олун сделал охранный жест.

— Что за Ламасту?

Оглядевшись по сторонам, пастух нехотя пояснил.

— Страшная уродливая женщина с обвисшими грудями и волчьей головой, может и в волчицу перекинуться, губит беременных женщин и маленьких детей.

Помолчав, Олун, тяжело вздыхая, продолжил.

— Слухи ходят, что это из-за тебя, Ламасту мстит за своих убитых родичей — горных волков.

Радж отложив чашу поднялся. Уперев руки в бока, спросил, тяжело глядя на пастуха.

— Ты тоже так считаешь?

Олун мотнул головой.

— Нет, но всем рот не заткнешь.

— Поутру покажешь где.

Старик Агил пользовался большим уважением среди местных пастухов за мудрость и знания. Но суеверные аборигены его ещё и побаивались, любой знахарь непременно колдун, умеющий обращаться с духами.

После победы над стаей волков слухи о юном баатаре (богатыре) широко разошлись по степи.

Узнав о новой напасти, Агил позвал к себе двух старшин. Сначала неспешно пили кумыс, ведя неторопливый разговор, главной темой были странные нападения волков. Зашла речь и о светловолосом парне.

Старик пересел ближе к очагу — плохо греет старая кровь, поставил чашу на войлок и замер, полуприкрыв глаза.

— Я видел его, возможно в мальчишке течет древняя кровь героев, борющихся с Тьмой.

Надо проверить, верно ли это и велика ли его удача, но так, чтобы в случае гибели парня месть колесничных зюлюмов (злодеев) не пала на наши головы. Нужно, чтобы он сам захотел. Пустите слух, что Ламасты мстит за горных волков.

Всю ночь, не унимаясь, лил дождь, утихнув под утро. Вокруг костра, щуря глаза от едкого дыма, сидели пастухи. Увидев Раджа с Олуном, подвинулись, давая место. Присаживаясь, парень прикрыл лицо рукавом от резкого порыва ветра, метнувшего крупные искры.

Огонь с треском поглотил брошенный пучок сырых колючек, отбрасывая к небу клубы густого дыма.

Никто не поздоровался, не предложил поесть или выпить. Кряхтя, поднялся немолодой, с раздвоенной заячьей губой, кряжистый пастух, прихрамывая, пошел в степь, приглашающе махнув рукой.

Вскоре добрались до места бойни, Радж увидел мохнатого волкодава с выдранным горлом и разбросанные по вытоптанной мокрой траве трупы овец — около двух десятков, почти не тронутые. Лишь у нескольких выгрызли морды и языки, да выжрали печень.

Разглядел и крупный отпечаток лапы, сразу вспомнив ту гиену. Местные собаки поджимали хвосты, Радж ещё раз с горечью подумал: «Был бы со мной Бхерг, он бы не испугался выследить стаю. Придется ловить на живца».

Конечно же, мальчишка повелся, жажда подвигов бурлила в его крови. Собрал всё оружие, даже пращу, но только свинцовые заряды для неё; набил полнее колчан, правда, бронзовых наконечников взять было не откуда, пастухи использовали каменные.

Его пробовал отговаривать Олун.

— Это не твоя забота. Скоро сюда съедется множество бойцов — владельцев стад и табунов, их дело оберегать свой скот и зависимых людей. Ну а битвы с нечистью — вообще для героев и жрецов.

Радж всё это прекрасно понимал, как только приедут воины, здесь будет не протолкнуться от желающих затравить порождение Темира. Но первейший долг кшатрия — защищать народ, и пусть он не прошел Посвящения — тем больше слава для победителя демона. Тут же осадил себя, скорее всего пастухи просто испугались крупного волка, может даже ручного, потерявшего своего хозяина и не боящегося людей, парню приходилось слышать о подобных случаях.

Когда сырая мгла окутывала землю, испуганные животные сбивались в плотные гурты подле ярко горевших костров, многие пастухи не спали сутками. К ночи моросящий накануне дождь перестал, но над землей сочился холодный туман. Скукожившись под принесенным войлоком, Радж дремал у костерка в отдалении от отар, тот сильно дымил, но хоть немного согревал. Парень надеялся на своих сторожевых жеребцов, похожих на призраки в окутавшей их туманной пелене, провоцируя стаю на нападение. Но ночи проходили спокойно.

На третий день сигнал пастушьего рожка раздался ранним утром. Сбросив сырую кошму, сонный парень мгновенно набросил тетиву, единым махом взлетая на храпящего Рыжего, с ходу ударив пятками.

Своих жеребцов он никогда не стреножил. Прорываясь сквозь влажную туманную завесу, слышал, как впереди раздавались людские крики и блеяние баранов. Учуяв извечных врагов, надрываясь от ярости, захлебывались лаем псы.

Навстречу, мешаясь под ногами жеребца, бежали испуганные козы и овцы. Разглядев мечущиеся серые тени, юноша спрыгнул с коня, едва не раздавив одуревшего от страха барана. Молниеносно выхватив из колчана стрелу, резко дернул и спустил тетиву. Волк лихорадочно подпрыгнул, оперение торчало из его бока. Есть один! Второй хищник, петляя убегал, Радж быстро пускал вдогонку стрелы, мимо, мимо, да что ж такое! Есть! Серый перевернулся в воздухе, взвизгнув, зло вцепился в древко стрелы, пробившей ляжку. Держи ещё одну!

Когда туман развеялся, на пастбище лежало с десяток туш овец и два некрупных степных волка.

Парень победно глядел на собравшихся пастухов, думая про себя: «Жалкие трусы, не зря ваши земли захватили. Видели бы вы стаю, которую расстрелял Девдас», вспоминая ту большую волчицу, что его едва не загрызла.

Но следующий день принес страшные вести. Жены пастухов ходили по воду к озеру, когда уже рассвело и развеялся мороком обволакивающий туман, из прибрежных кустов выскочила волчица, разорвала горло беременной, уже на восьмом месяце, женщине и на глазах испуганно вопящих подруг, выжрала из её живота ребенка вместе с требухой жертвы. Заметив спешащих на крики мужчин, спокойно исчезла в зарослях камыша.

Теперь уже сомнений ни у кого не осталось — «Ламасты!» По словам свидетелей, волчица была огромной.

Радж сидел в палатке знахаря Агила, разглядывая в падающем из открытого полога свете, его худое морщинистое лицо с полуприкрытыми веками. Вот уже три дня он мотался по берегам озера и в степи, стараясь наткнуться на чудовище или напасть на его след. Толку не было никакого.

Хрустнув суставами, знахарь тяжело поднялся, преодолевая старческую медлительность, достал в темном углу бурдюк и две глиняные чаши. Присев на пятки, налил себе и гостю пенного напитка.

На его землю пришло древнее Зло, наверняка разбуженное обильно льющими людскую кровь зюлюмами, по степи ходили слухи о жестоких битвах на Западе. Не хотелось думать, что он сам позвал демона, всуе упомянув его имя. Чем может помочь своему народу доживающий век дряхлый старик? Вот в прежние времена не было недостатка в могучих баатарах и ведунах. Но все они были сметены вторжением чужаков, предками этого светловолосого мальчика. И жизнь наша стала горька. Горька как полынь. Тяжело вздохнул. Ещё раз испытующе глянув на Раджа, неспешно начал речь.

— Саму Ламасты убить нельзя, но её воплощение — можно… Думаю, что сумею его приманить. Только демона трудно поразить обычным оружием.

Отпив кумыса, юноша спросил.

— Обычным, значит из дерева, кости или камня?

Агил досадливо качнул головой.

— Мои предки знали про металлы задолго до вторжения чужаков. Не от хорошей жизни мы делаем наконечники из камня.

Немного помолчав, старик нехотя признался.

— Раньше баатарам, по-вашему — героям, заговоренное оружие давали маги, но у меня нет мудрости и знаний ведунов древности.

Радж задумался, Учитель готовил его к бою с людьми и животными, но не с демонами-ракшасами. Наверняка многое про них знал пришедший из необозримой дали Такем, но вернувшегося в Дакшин Скорпиона не расспросишь. Считается, что ракшасы боятся Солнца и его младшего брата Огня, но волчица не обращала внимания ни на костры, не на дневной свет, совершив последнее злодеяние под взором Сурьи. Ещё говорят, что демонов отпугивает запах чеснока, но ему надо не испугать, а убить эту тварь. В последние дни обитатели хижин и палаток пастухов как будто цепенели, охваченные мертвящим ужасом. Женщины испуганно шарахались при приближении светловолосого чужака, как и исполненные пугливой настороженностью примолкшие дети, мужчины же зло глядели в след; только семья Олуна поддерживала его. Но братья днем и ночью охраняли табун, запретив своим женам покидать жилище.

Освященное оружие… Радж вспомнил про чакры, собственноручно заточенные и подаренные ему Девдасом. Парень давно уже понял, какой непростой человек его Учитель и почему с таким почтением относятся к нему окружающие. Подумал и о зарядах пращи отлитых из свинца, есть ещё один необычный металл, серебряная ложка и чашка — подарок отца. Малая чаша висела на поясе в замшевом чехле, ложка — в сапожном кармашке. Можно попробовать отлить из неё наконечники для стрел, попользуюсь деревянной — не беда, но Радж никогда не слышал, чтобы серебро помогало против демонов.

Упрямо мотнул головой, глядя в глаза Агила.

— У меня есть такое оружие.

Этим же вечером двинули в степь, прямо в сторону пламенеющего костром заката. Старый знахарь упрямо шагал вперед, разом сбросив с себя накатившую от безнадеги немощь, готовый ценой жизни отвести месть от своего народа в случае гибели знатного чужака. Тот упруго ступал рядом, из уважения к старости отказавшись от поездки верхом, сдерживая рвущуюся наружу прану.

Золотистые жеребцы, затеяв поначалу веселую возню, угомонились, что-то учуяв и теперь тревожно похрапывая, рысили сзади.

Уже в наступающей тьме добрались до пологого холма, местами поросшего низкорослой степной березой, на проплешине от былого кострища, парень разжег огонь, сбросив с себя вязанку собранного по дороге хвороста.

— Тут место упокоения моего деда, жаль, что он не успел передать мне все свои знания и мудрость — негромко произнес знахарь. — Он поможет нам победить Зло.

Старик был увешен нагрудными и нашейными амулетами из позеленевшей меди, перьев, то ли звериных, то ли человеческих косточек, увязанных тонкими ремешками в причудливые связки. Достал из лежащего за пазухой свертка пучок сухой травы, бросил в разведенный костер, огонь ярко вспыхнул и метнулся вверх. По ноздрям сразу же ударило будоражаще резким, незнакомым запахом, Радж различил только нотку горькой полыни. Внезапным холодом по хребту пробежала невольная дрожь, он понимал, что в наступившей поре демонов, времени, когда лик земли укутала ночная тьма, один из них бродит где-то рядом. Противясь накатившему изначальному, первородному ужасу, взял в руки лук, огляделся по сторонам.

Усевшийся на пятки старик успокаивающе махнул рукой вскочившему парню.

Пристроившись рядом, тот спросил.

— Скажи мне риши, откуда ракшасы приходят в наш мир?

Помолчав, Агил начал отвечать, подбирая правильные слова чужого языка.

— Порождения Темира прорываются к нам из нижних слоев мироздания — там из грязи, гноя и крови, из отверженных душ проклятых богами создаются эти воплощения хаоса и зла. Лишенные даже зачатков милосердия несут они в наш мир страдание, вражду и разрушение, порождая отчаяние в слабых сердцах, разносят скверну, само их появление меняет мир к худшему. Люто ненавидят они живое, да и друг друга тоже. Сильные демоны жрут или заставляют служить себе более слабых. Пища их — страх, страдания, злоба и похоть.

Но зачастую дорогу им открывают люди, сами пустившие в душу Зло.

Долго сидели, разглядывая тусклые осенние звезды и полную луну, вслушиваясь в звуки округи. Степь как будто замерла в серебристом и обманчивом лунном свете, ни звука, ни движения, не слышно даже обычно беспокойных коней, лишь тихо потрескивали дрова. Прерывистые языки пламени отбрасывали алые блики на лица. Ощутимо похолодало, с неба вместе с поднимавшимся от костра пеплом, стали плавно опускаться крупные хлопья первого снега, белого, как лебяжий пух.

У подножия холма, под дробный перестук копыт, беспокойно заржали жеребцы. Посмотрев в их сторону, Радж разглядел в побелевшей степи стремительно приближающийся темный силуэт. Агил поднялся и крепко зажал старческой рукой в пигментных пятнах нагрудный амулет.

«Ну, вот и началось». С неожиданным облегчением подумал юноша, хуже нет томительного ожидания. Отложил в сторону снаряженный лук и принялся раскручивать над головой пращу, на близком расстоянии удар от снаряда сильнее стрелы. «Ха-а!» с криком — выдохом отпустил конец ремня, свинцовый желудь со свистом сорвался навстречу монстру, но тот продолжал прыжки, как ни в чем небывало. Неужто промахнулся?! Радж уже хорошо видел мощную грудь и лобастую голову крупного волка, светящиеся в отсветах огня глаза, но обычного, не красного цвета. Держи ещё один! Стоящий сзади знахарь пронзительно завопил: «Нха сурей аграгх!» Рука невольно дрогнула, но зверь вдруг кувыркнулся, завизжав, бросился прочь на трех лапах, поджимая покалеченную к брюху. По ночной степи прокатился вопль, полный ярости и боли.

Подхватив шест, Радж уже запрыгивал на Рыжего, бросаясь в погоню. Застоявшийся конь сразу рванул в карьер, быстро настигая монстра, пятнающего чистый снег кровью, тот на бегу поворачивался назад ощеренной пастью. Сорвав с ремня, воранг метнул отточенное бронзовое кольцо. С трудом остановив разогнавшегося Арушу, спрыгнул и подбежал к зверю, готовясь сокрушить ребра ракшаса ударом данды. Чудовище лежало неподвижно, чакра проломила ему голову.

Глядя на беспокойно гарцующих рядом коней, дождался подошедшего с горящей веткой Агила.

Упершись ногой в лохматую шею, с трудом выдернул из черепа смертоносную бронзу, вытер чакру о шерсть зверя.

По следам поднял с заснеженной травы один свинцовый желудь, второго, как ни старался, не нашел.

Поутру волчицу удалось рассмотреть во всей красе. Крупная зверюга, весом со здорового мужика и длиной, чуть ли в не четыре локтя, да ещё в локоть пушистый хвост. Снег вокруг головы пропитался широко растекшейся кровью.

Старик отправился домой, Радж же принялся снимать шкуру. Поначалу хотел приволочь тушу целиком, лишь только выпотрошив. Но жеребцы по-прежнему испуганно шарахались от волчьего духа. Волокушу сделать не из чего, а если волочь по земле, привязав за хвост к подпруге, испортишь шкуру. Снимал полностью, с головой и лапами, вспоминая о Карви думал: «Буду детям своим показывать». Провозился долго, временами разминая и опуская в ещё теплое нутро зверя озябшие пальцы, да и добираться пришлось пешком, поэтому старика не догнал.

У берега озера толпился народ — человек тридцать. Победителя демона собрались встречать все — мужчины, женщины и дети, Раджу даже показалось, что многие бросили свои стада.

Как только подошел ближе — все, кроме Агила, повалились на колени, низко склонив головы.

«Вот он, сладкий миг славы». Парень впервые почувствовал себя героем. Подошедший знахарь всё прочитал по лицу мальчишки.

— Я скажу тебе то, что сказал бы сыну, которого у меня нет. Никогда не обольщайся народной любовью, юный баатар.

Указав рукою на по-прежнему стоящих на коленях людей.

— Сейчас они тебя боготворят, а ещё вчера ненавидели и боялись. То же произойдет и завтра, если ты обманешь их ожидания.

Радж невольно покраснел, такие слова могли сказать и его учителя.

— Встаньте люди! — громко произнес он — Я всего лишь человек, не дэв.