Царство

Глава 30. "Много всего"

Аннотация: Сера получает звание жрицы, Котар Ва-кенн участвует в тёмном ритуале, к Георгу Хокбергу примыкают всё новые воители и многое-многое другое. Перед тем, как ставки возрастут, герои наслаждаются относительно спокойными деньками.

С конца 013 М42 и в течение двух лет приключилось не так много интересных событий.

Я привёл в порядок записи и опубликовал ещё пару томов "Царства Георга Хокберга". Первый том не то чтобы не стал лидером продаж, он вообще прошёл почти незаметно.

Не спрашивайте, — никогда я не понимал вкусы людей.

Я надеялся на успех хотя бы третьей книги. Именно в ней описана кампания на Хелге-Воланте, а об этой войне говорили и в самом глубоком подулье самого далёкого мира сектора Сецессио.

Кстати, последние новости с Хелги не могли не радовать.

Сам я не был свидетелем и не знал никого, кто бы участвовал в этой операции, но сначала пошли слухи, — которые подтвердились чуть погодя, — что еретики из гарнизона Дабалор-Фой решили проблему с взятием города-улья самостоятельно.

Мятеж.

Разведка доложила, войска перебросили, но к тому мгновению, когда штурмовые группы подошли к вратам, всё уже было кончено, и осталось только занять поселение.

Подразделения мятежников Дабалор-Фой преобразовали в 1-ю хелгийскую армию, и это событие словно бы подточило решимость остальных еретиков. Их оборона на поверхности посыпалась как карточный домик после хорошего такого дуновения.

Пленные во время допросов рассказывали одну и ту же историю о том, что под землёй идёт борьба архипредателей и тех, кто не против вернуться в Империум, пусть даже смирившись с самым суровым наказанием. Еретики "Пылающей Погибели" безжалостно подавляли восстания, но смута не лучшим образом отражалась на боеспособности. Важные производства не подлежали восстановлению, начались эпидемии, голод. Те, кто отправлялся на поверхность сражаться с воинами Бога-Императора, чаще делали это не из великой ненависти к лоялистам, а чтобы просто обеспечить свою семью самым необходимым или по возможности даже переметнуться.

Ещё не победа, но добрая весть, пусть и с гнилым душком массовой гибели гражданских в недрах проклятой планеты.

Короче говоря, имперская армия к услугам Георга не прибегала, справлялась своими силами до тех пор, пока верховное командование не приняло решение о штурме логова Архиврага. Но об этом в отдельном произведении, здесь же приведены отрывки, касающихся главных действующих лиц "Царства" и того, чем они занимались на протяжении долгих двух лет.

Не пытайтесь выстроить отрывки хронологически или отыскать некую общую мысль в сборнике, а просто наслаждайтесь чтением. Какие-то сюжетные линии я здесь завершаю, какие-то начинаю, а кое-что просто показываю, чтобы вы были в курсе.

Чем ближе делегация техножречества с "Амбиции" приближалась к Дитриту, тем сердце Серы билось чаще. Как только Сера увидела этот мир в иллюминаторе, то пришлось и вовсе обмахиваться веером.

Она не то чтобы завоевала звание техножрицы, она даже не предстала ещё перед магосами Дитрита, но уже чувствовала покалывание во всех частях тела — даже в искусственных — и с жадностью ловила воздух.

Сера подумала о муже, — было бы куда проще, если бы он просто стоял рядом. Чтобы не упасть в обморок, она сосредоточилась на наблюдении.

Со стороны могло показаться, что Дитрит находится в клетке. Клетка не для того, чтобы держать планету и население в заключении, а чтобы защитить их от опасности космоса и всех его безжалостных обитателей. Однажды Дитрит уже пережил набег зеленокожих варваров, и вряд ли бы кто из жителей пожелал бы повторить подобный кошмар.

Излучатели, кинетические орудия, ракетные шахты, абордажные отряды скитариев, которые до поры до времени видели сон без сновидений, — Дитрит вооружился до зубов.

Но если бы Дитрит только лишь вооружался, он бы не достиг статуса мира-кузни, который ему совсем недавно присвоили. Да, скорее всего, Дитрит никогда не сравнится по производственным мощностям с той же Тангирой-III, но он уже выпускал по одному фрегату, эсминцу или иному кораблю сопровождения в год. И это без учёта ни на минуту непрекращающегося ремонта кораблей эскадры Георга Хокберга и работы над гражданскими судами, которые требовались не только компании вольного торговца, но и вообще всем пустотникам без исключения.

Техножрецы же не только Дитрита, но и приглашённые с иных миров, особенно ценили исследовательские лаборатории на орбите планеты. Их оснастили по последнему слову техники, обставили чудесами Омниссии и благословили словом Бога-Машины. Оковы догматов здесь были не такими тугими, как на поверхности, а поэтому многие сумрачные умы нашли себе здесь пристанище и не боялись неудач. Смертельные вирусы не убьют всё население планеты, а инопланетные виды не вырвутся на волю. Стоило сирене раздаться хотя бы раз, как вся лаборатория отправится в открытый космос, а важные чины Дитрита уже решат, стоит ли её возвращать или же лучше уничтожить.

Нужно ли упоминать, что Сера хотела бы здесь поработать?

Хотела, конечно же, хотела, но боялась за сына. Даже если Чёрные Корабли не увезут его на Терру, то на Дитрите Урана, как и многих других псайкеров, могли принести в жертву Титану.

Орбитальная клетка осталась позади, а челнок с техноадептами и жрецами "Амбиции" пробил полог свинцовых туч и устремился к почерневшей земле мира-кузни. Ни одного дерева или кустарника, — Дитрит ни на миг не напоминал пышущую жизнью Нагару, расположенную в системе Отарио чуть ближе к звезде. Дитрит был мёртв, изъеден металлическими червями и ими же возвращён к некоему подобию жизни.

Бесконечные равнины, усеянные кратерами последней войны, барханы металлической пыли, ржавые хребты опустевших городов и дымящие громады ульев, вполне себе заселённых. Батареи труб чадили беспрестанно, словно бы воздух и без того не был смертельно опасным для немодифицированного человека.

Перед тем, как покинуть челнок, Сера защитилась маской-респиратором с широким панорамным стеклом, прикрепила фильтр, натянула насколько это возможно капюшон и надела длинные перчатки по локоть.

Те, кто в тот день собирались встать выше в жёсткой иерархии культа Бога-Машины, выстроились у выхода из челнока.

Делегацию вёл магос Децимос, на каждом шагу точно тростью постукивая по посадочной площадке длинной рукоятью силового топора. Это оружие с лезвием в форме Священной Шестерни — символ высокого статуса. Если на то будет воля Омниссии, Сера получит такой же. Вопрос лишь в том — сможет ли она его удержать?

Впрочем… для начала неплохо бы просто защитить своё исследование.

Делегацию в алых мантиях встретили металлические воины в пурпурных цветах техножречества Дитрита. Глухие шлемы с металлическими гребнями и узкими прорезями визоров, крупные наплечники, выпуклые кирасы со знаками культа, — снаряжение из лучших материалов, которое защищало тела из материалов ещё более качественных.

Сера изучала конструкцию и анатомию этих кибернетически усиленных воителей, — внутри искусственных оболочек осталось не так уж много человеческого: некоторые внутренние органы, мозг, нервная система, желания, мечты, подчинённые жёстким алгоритмам.

Сера перевела взгляд со скитариев на соседнюю посадочную площадку, на которую приземлялся грузовой челнок. У всех исследования, как исследования, умещались на нескольких листах бумаги, небольших когнис-сферах или картах данных, магос Децимос же прилетел на Дитрит вместе с многометровым боевым роботом. На защите мог провалиться кто угодно, но только не он.

Перед делегацией с "Амбиции" распахнулись высокие противовзрывные двери. Техножрецы, адепты, скитарии достигли круглой площадки лифта, и так началось их сошествие в преисподнюю мёртвого мира, где сосредоточилась интеллектуальная мощь, совесть и верность законам Дитрита.

Время от времени лифт останавливался, и члены делегации покидали его. Это магос Децимос собирался защищаться перед ликом самого Титана, прочие соискатели предстанут перед комиссией попроще.

Когда в лифте остались лишь сопровождающие скитарии, Сера и Децимос, он проговорил:

— Сестра! Пусть Омниссия вложит в твой разум то, чего там ещё нет, а Бог-Машина благословит изыскания! Нет такого препятствия, которое ты бы не преодолела!

Сера низко поклонилась и ответила:

— Благодарю, мастер. Испытывала к вам неприязнь, но исключительно по глупости. Я и вам желаю удачи.

Магос Децимос посмеялся в своей обыкновенной манере, со скрежетанием, а потом ответил:

— Я не нуждаюсь в благоприятном сложении независимых обстоятельств. — Он помолчал немного и добавил: — Но спасибо.

Скитарий-провожатый слегка подтолкнул Серу в спину, и она отправилась на встречу с ведущими генеторами Дитрита. Это ремесленников, лексмехаников, машиновидцев и секуторов на "Амбиции" в количестве, а область генетики и биологии представляла она одна.

Сера сверилась с показателем ручного газоанализатора. Даже вдали от радиационных пустошей, объятых клубами ядовитого газа, не стоило снимать маску и тем более защитный костюм. Она пока ещё не совсем понимала, как же здесь живут простые люди.

Ответ на этот вопрос начал проступать во мгле по мере того, как Сера всё дальше следовала за металлическим воином. Она не встретила по пути ни одного немодифицированного человека. Её степень аугментации была даже ниже, чем у здешних среднестатистических сервиторов.

И всё же эти технорабы, благословенные редкими священными механизмами, представляли собой жалкое зрелище.

Бледная, чуть ли не полупрозрачная кожа, пунцовые экземы, нарывы, но самое неприятное, заставившее Серу вздрогнуть, — воспалённые и даже гноящиеся сочленения между плотью и металлом. Она видела в подобном преступное равнодушие, пренебрежение слабой плотью, и в собственной практике даже помыслить не могла о подобном.

На "Амбиции" ей было совершенно неважно, какова роль у сервитора, его модель, состояние. Не имело никакого значения и причина, по которой человек когда-то заслужил подобное наказание, сравнимое со смертной казнью. Пусть даже некогда технораб убивал и ел детей, но после обращения он становился ещё одним механизмом Омниссии, а к ним не следовало относиться наплевательски.

Следуя за скитарием, Сера дважды замечала у сервиторов признаки гангрены. Однако… ей оставалось только сжимать кулаки и качать головой. Операции простейшие, они в разы увеличат срок эксплуатации, но ими нужно было заниматься, а прилетела сюда Сера совсем с другой целью.

Так, с горем пополам, она преодолела ещё один технический коридор, в котором гниющий полуслепой сервитор устранял свищ в трубе, и оказалась в огромном зале, чьи границы терялись в полутьме. Она застыла на пороге, широко раскрыв глаза.

Перед Серой и сопровождающим её скитарием раскинулось поле, заставленное рядами стеклянных резервуаров, внутри которых в мутной жидкости тихонько покачивались и младенцы, и даже вполне сформировавшиеся взрослые люди. Да, подобная техника была и на "Амбиции", но использовали её для восстановления тяжелораненых. Они плавали в восстановительном геле в межоперационный период.

Сера предположила, на Дитрите речь идёт не об уходе за больными, а вообще об искусственном выращивании людей или человекоподобных конструктов. Клонирование, как, например, и изуверский интеллект, — табу в культе Бога-Машины, но выращивание лежало хоть и близко к области запретов, но не пересекало границ.

— Минуточку, — ответила Сера на немой вопрос скитария.

На всякий случай она ещё и дублировала голосовую команду сообщением в хоре, а потом подошла к ближайшей стеклянной колбе с ребёнком.

Во рту, искривлённом невообразимыми страданиями, была зафиксирована трубка для подачи кислорода, младенец весь истыкан иглами, перетянут шлангами. Его жизнь началась с кошмара наяву и неизвестно, чем вообще закончится.

Сера вызвала командную строку на экране когитатора и подала запрос на интересующую её информацию.

Все жизненные показатели в пределах нормы, но разве это жизнь? Сера вернулась к началу журнала наблюдений и убедилась в том, что ни одна женщина и ни один мужчина, кроме, конечно, доноров, в рождении этого ребёнка участия не принимали.

Сама Сера едва не умерла во время родов и находила этот природный механизм, мало сказать, каким спорным, но альтернатива пока что выглядела неприглядно.

Сера перевела когитатор в спящий режим и отправилась следом за скитарием. Не прошло много времени перед тем, как она предстала перед группой генеторов, признанных специалистов всех научных дисциплин, которые касались бы органической жизни.

Как и в случае со скитариями, Сера не увидела ни одного лица, похожего на человеческое, только маски, шлемы или уродливый сплав плоти и механизмов, когда создание, бывшее когда-то человеком, становилось страшнее иных чужаков. Оставалось только петь хвалу Богу-Машине за то, что он скрыл суть этих существ плащами, сутанами и мантиями с капюшонами. Сера не готова была узреть все изменения и эксперименты, которые генеторы поставили на самих себе.

До слуха долетел белый шум, прерываемый редким скрежетом, завываниями и писком. Techna-Lingua резала уши без ножа. Разумеется, Сера знала язык культа, но предпочитала его благородный вид в хоре, когда для понимания не нужно ничего, кроме единиц и нулей.

"Сестра Сера-16 с летающего механизма "Амбиция". Вы здесь, чтобы стать ближе к Богу?"

Сера повела плечами, проглотила ком в горле и ответила, не раскрывая рта:

"Да, о, великие магистры! Позвольте поделиться своими скромными наблюдениями во славу Омниссии и Бога-Машины!"

Всего генеторов пять, и если сперва к Сере обратился центральный, то теперь вещал крайний слева:

"В качестве первого шага вам следует идентифицировать себя и поведать о вашем пути к Богу, используя не больше тысячи битов".

Сера кивнула, готовилась к подобному и начала рассказ:

"Я — сестра Сера-16, урождённая Серена Риччио, уникальный код — SR16S981M41fbd. Я родилась на планете Стирия, сектор Магнезия. Это промышленный мир класса IV-Оптимар. Была призвана служить Омниссии в качестве помощника надсмотрщика за плотскими бригадами. Я помогала рабочим единицам сохранять функциональность и причащаться, становясь на шаг ближе к образу Несравненного Бога-Машины. Ныне я нахожусь на посту главного корабельного врача летающего механизма "Амбиция".

"Не больше тысячи битов", — подтвердил крайний слева.

"Подтвердил" или "подтвердила" не имело особого значения, так как Сера отнесла бы собеседников, скорее, к бесполым созданиям.

Слово взял крайний справа:

"Чем вы благословлены?"

"Протезы ног "Марафон", тип 3L стирийского производства, с некоторыми… — Сера немного покраснела и улыбнулась, — изменениями в конструкции. Я почти всю технику разбираю, чтобы приспособить её для конкретного пользователя. Так я её лучше понимаю".

Крайний справа кивнул и послал сообщение:

"Понимание есть Истинный Путь к Познанию!"

Сера добавила:

"Ещё я усиливаю спину для последующей установки гнёзд механодендритов. Пока что приживила себе внешний позвоночник "Жезл Теяспы-33-60/8" с Тангиры-III. Тоже модифицированный".

"Слава Титанам! — воскликнул крайний справа, и остальные генеторы подхватили: — Слава!"

"Ну и, конечно, всё это не работало бы, как надо, без вычислительных мощностей нейроимплантата "Юпитер-Vm". Это — моё первое приращение", — закончила Сера.

Комиссия удовлетворилась, повисла тишина, и тогда второй генетор слева произнёс:

"Мы отслеживали ваши с боевой единицей SA-100987d перемещения. Вас впечатлили наши Поля Зарождения?"

Сера вздрогнула от нахлынувшего образа, но всё-таки ответила:

"Я солгу, если скажу, что нет. Это нечто уникальное, такого я ещё нигде не видела".

"Вам стоит распространять наши идеи за пределы Дитрита, — заметил второй слева. — Человеческая репродуктивная система крайне посредственна, непредсказуема. Выращивание позволяет гибко контролировать численность рабочих… вообще всех прочих единиц. Так мы можем ответить на любые вызовы".

Сера помолчала немного, но не выдержала и спросила:

"А на Дитрите вообще рождаются дети… ну… обычным образом?"

"Рождаются, — ответил второй слева. — Мы позволяем исключительным единицам спариваться для поиска и распространения лучших качеств плоти".

У Серы холодок по спине пробежал, и она поняла, что ничего больше знать не хочет.

"Какими знаниями вы бы хотели поделиться сегодня?" — спросил второй справа.

Сера вдохнула поглубже, нащупала в сумке через плечо нужные образцы, документы и голозаписи, а потом ответила:

"Я пришла с дополнением к знаменитой "Ксенобиологии" Шарля Дарвуса. Исследуемый вид — Krootis Aviana. В своей работе я рассуждаю об уязвимости этого вида, а также об опасностях, которые крууты представляют для Империума и всех его богобоязненных граждан".

"Умозрительные заключения?" — уточнил второй справа.

Сера покачала головой и произнесла:

"Нет, выводы сделаны после анатомирования, а также во время наблюдения за живыми особями. Их используют в сражениях на Хелге-Воланте, и мне приходилось… — Сера смолкла, но потом всё-таки добавила, — лечить травмы и увечья этих чужаков. Иногда даже общаться с ними".

Эта информация произвела эффект разорвавшейся бомбы. Некоторые генеторы были разгневаны милостью по отношению к чужакам, другие восхитились смелостью, и Сера, хотела она того или нет, привлекла внимание Титана.

Она получила собственный силовой топор и прочие регалии, положенные по статусу техножрецам, но на предложение продолжить работу на Дитрите ответила вежливым отказом.

Жерара Лабранша чаще можно было встретить в стенах тех церквей, которые открыл он сам, однако и о других ответвлениях Имперского Кредо, даже культа Бога-Машины, Жерар не забывал. Везде он общался с божьими людьми и проповедниками, чтобы указать на слабость суждений, непозволительные вольности и откровенную глупость, если таковая покидала рты и голосовые модули.

И вот снова путь привёл его в храм Бога-Императора на борту "Амбиции".

Жерар жаждал встречи с тем, кто величал себя Олицетворением Его. И Жерар бы пожелал самозванцу смерти, если бы не знал, что тот — капеллан космического десанта и более чем заслуживает громкое имя.

В притворе Жерар остановился, опёрся на костыли так, чтобы освободить руки, и сотворил знамение аквилы перед статуей Ангела Смерти. Дальше Жерар похромал уже к Ангелу Смерти не из камня, а из плоти и крови.

Даже с костылями ходьба не приносила Жерару ничего, кроме боли, но он, обливаясь холодным потом, неумолимо двигался к цели так, как делал это всю свою недолгую жизнь.

Трон для космического десантника установили в дальнем конце храма, у алтаря, неподалёку от композиции "Победившие смерть", и чем ближе Жерар подбирался, тем больше верил в то, что не зря мучился.

Капеллан в чёрной сутане и маске Посмертного Лика Бога-Императора сидел на троне неподвижно, уставившись в одну далёкую точку на горизонте. На грудь свешивалась цепочка с простой деревянной аквилой, а на коленях лежал обнажённый меч. Капеллан постарался выглядеть в точности так, как описывают в писаниях Императора, и у него это неплохо получалось. Чтобы пасть ниц, выстроилась очередь из нескольких десятков верующих.

Жерар бы простоял столько, сколько потребовалось бы, но сначала его встретил шёпот — "святой… Святой!" — а потом люди просто разошлись в стороны.

Жерар опустился на колени за десять шагов до Господина. Даже самые простые вещи теперь давались с большим трудом, и оставалось только проклинать собственную слабость, что не побивать более чужаков и еретиков. Жерар оставил костыли, дополз до стоп Господина и прошептал, не поднимая головы:

— Помилуй меня, Боже, и по великой милости Своей очисти от греха душу.

— В каком грехе повинен ты?

Глубокий и грохочущий, словно водопад, этот голос заставил Жерара трепетать. Именно его Жерар и слышал в час уединения с иконами или же на поле боя, когда могло показаться, что надежды нет.

— Гневаюсь я. Говорю людям дурные вещи. То, чего они не заслуживают. Прости, Господи!

Жерар не видел, но я наблюдал со стороны. Со стороны могло показаться, что капеллан с троном — единое целое, дополнение к композиции "Победившие смерть". Капеллан Ор’ноко как будто бы и не дышал вовсе, так как и Богу-Императору уже не требовалось дыхание.

Первый и одинаковый для всех вопрос раздавался так, что кающиеся слышали его повсюду, громко и чётко, но дальше Ор’ноко предпочитал шептать, как и тот, кто пришёл к нему на исповедь. Таинство было сохранено.

То, как я узнал содержание разговора, — секрет. Возможно, я вообще всё это придумал.

— Даже изувеченный, ты сильнее многих людей, Жерар, — проговорил капеллан. — Помни! Ты должен вселять в них уверенность в выбранном пути. Уверенность, а не трусливую злобу.

— Вы знаете меня?!

— Я знаю всех верных слуг Его.

Жерар приподнялся на руках, бросил быстрый взгляд на громаду и произнёс:

— Ещё я гневаюсь на себя. Смогу ли я перебороть увечье? Будет ли конец всему этому?

— Отныне увечье и есть твоё испытание. Ты будешь страдать, ты будешь бороться беспрестанно, чтобы паства твоя видела, на что способен человек, который верит в Бога-Императора. До последней капли крови. До последнего вздоха.

— Моя паства… — проговорил Жерар, помолчал немного, а потом продолжил: — Мне кажется, я теряю этих людей. Война забирает слишком многих. Сомнения селятся в душах тех, кто остался. И как будто этого мало… в культе зреет семя ереси!

— Ереси?

— Да! Я считал его добрым братом… но он всё глубже погружается во тьму! И я не знаю, что с этим делать!

— Если ты имеешь в виду Котара Ва’кенна…

— Да! — воскликнул Жерар. — Вы знаете!

— …то все псайкеры отмечены скверной и добровольно принимают на себе грех, — как ни в чём не бывало продолжал капеллан. — Они знают, что их ждёт, и примут смерть от меча, когда придёт время.

— Он сдался, — Жерар ударил кулаком по каменной плите, — сдался, сдался! Он уже не служит Господину, и никто не служит из этого проклятого шабаша! Они смеются над нами! Попирают веру…

— Остановись. — Тон капеллана ничуть не изменился. — Я увидел твой грех и дал совет. Надеюсь, тебе хватит благоразумия воспользо…

— Но…

— Что?! Смеешь перебивать? — чуть громче обычного произнёс капеллан. — Епитимья! Семь дней тебе ходить по кораблю, нести слово Его, стоять на коленях и просить милостыню! Семь дней ты можешь рассчитывать только на себя, не опираясь ни на руку, ни на костыль!

Жерар побагровел, оставил царапины на камне, но выдавил, не поднимая головы:

— Да, господин.

— Что же до "проклятого шабаша". Имена отступников известны мне, — проговорил капеллан, успокоившись. — Знай же, Жерар, что в любой партии регицида фигуры врага послужат и тебе, если умеешь играть. Ты — не воин, но лидер, а потому должен смотреть не на стену щитов противника, а туда, где стучит его сердце. Эта война вечна, и месяц или год в ней ничего не решат.

Жерар стиснул зубы, сжал ладони в кулаки, приподнялся, но всё-таки промолчал. Капеллан же добавил напоследок:

— Век смертных мал. Именно поэтому вам так хочется всё успеть. — В затемнённых и пустых глазницах маски капеллана на миг словно бы искры промелькнули. — Спешка ведёт к поражению. Поразмысли над этим в течение семи дней, а потом снова приходи ко мне. Моё время на "Амбиции" подходит к концу, но я подарю тебе ещё одну аудиенцию.

Пленных привели в отсек группами по десять человек. На головах мешки, на руках и ногах кандалы, люди ещё и между собой объединены цепями. Подумать о бегстве в подобных условиях мог только самый отчаянный и умелый фокусник.

Тычками ружей в спину пленных заставили опуститься на колени и ждать. Никто ничего не видел, но люди чувствовали, что грядёт нечто страшное. Нечто такое, от чего они бежали с Хелги-Воланты, сдавшись имперским войскам.

Вот только об этом бегстве нельзя было сказать иначе, как из огня да в полымя. Вырвавшиеся из мясорубки угодили на капище тёмного бога, где их собирались принести в жертву.

Кровавый обряд готовился в трюме "Пентакля". Где-то ещё существовал риск того, что еретиков раскроют. Магистр Сава же клялся, что во все времена ни один агент инквизиции не задерживался на корабле дольше стандартных суток, их ловили до того, как хотя бы одно слово уходило за пределы корабля.

Участники ритуала: магистр Сава, Ийдана, зверолюд Вудон и… Котар. Все они собирались замарать руки, чтобы расплатиться с долгом молодой шаманки, которая уже превратилась в тень себя прежней, попахивающей гнильём и желчью.

Основную часть долга Князю Велаю вернули ещё на "Тигре", когда уничтожили ячейку Альфа-Легиона. Потом приходилось использовать рецидивистов с кораблей эскадры Хокберга, но, как понимаете, единичные случаи. И вот, наконец, помогла война, — появились те, кого никто не будет искать, чьи жизни мало чего стоили.

Ийдана оперлась на витой посох из чёрной древесины, набрала побольше воздуха в лёгкие и перепугала пленников горловым пением, которое звучало в ушах даже тех людей, кто потерял слух после контузии. Отдельные смельчаки пытались подняться, потянуть за собой связанных товарищей, но без толку, — хороший удар прикладом по спине бросал их обратно. Смертные слуги Пустынных Странников следили за порядком, их господин и повелитель — за тем, чтобы у Князя демонов не разыгрался аппетит и он не отправился за пределы, выведенные мелом на полу.

Слугам можно было доверять. На лбу — метка крылатого меча, на лице — респиратор, в голове — абсолютная преданность магистру Саве. Кого-то Сава спас от смерти, другим помог спасти родственников, третьих просто-напросто дрессировал с самого детства.

Пентаграмма с семиконечной звездой, выведенная мелом, постепенно наливалась тусклым светом болотного оттенка. С каждым новым словом тёмного наречия свет сгущался, над полом начинали клубиться ядовитые миазмы, из-за которых некоторые пленники никак не могли перебороть кашель.

Магистр Сава резким взмахом позволил верным слугам покинуть круг. Им уже не нужно было следить за пленниками, те уже вряд ли бы сорвали обряд. Не всем удавалось хотя бы удержаться в вертикальном положении, большинство агонизировало, мешки на головах пропитывались кровью.

В трюме потухли люмены, опустилась тьма, пространство исказилось так, словно воздух над костром дрожал. Те, кто испустил дух пару минут назад, начали возвращаться к жизни.

Судорожный рывок, утробный вой, метания из стороны в сторону. Восставшие из мёртвых — не все, конечно — пытались покинуть колдовской круг. Силы было достаточно, чтобы разорвать путы, но не так много, чтобы справиться со стражей. И это не какие-то матросы с "Пентакля", — те превратились в наблюдателей за леденящим кровь зрелищем, — с нечистой силой имели дело опытные колдуны.

В случае с Савой ожившим мертвецам хватало только рывка в его сторону. В следующее мгновение они падали перекрученные псионической мощью. Котар использовал телекинез, не позволял мертвецам подойти и на пару метров, отталкивал их, и только Вудону порой приходилось опускаться до рукоприкладства. Он орудовал каменным топором, — ещё одним артефактом из прежней варварской жизни. Колдуны никого не упокаивали на веки вечные, а просто ждали, когда Ийдана завершит обряд.

Её голос становился тише, девушка сползала вниз по древку, но и подумать не могла, чтобы остановиться. Передышка в её случае обойдётся непомерно дорого, закончится даже не смертью, а рабством в худшем его проявлении, — когда тело подчинится злой воле, а разум останется запертым в клетке изменённой до неузнаваемости плоти.

Неупокоенные усилили натиск, но добиться ничего не успели, началось Пришествие. Их волокло по полу, стягивало вместе в центре помещения, мертвецы врастали друг в друга, формируя ствол могучего древа. Пропорции менялись, конечности вытягивались, головы висли на окровавленных ветвях сломанных костей.

Чумной колокол пробил семь раз, когда в мир явился Князь демонов Велай.

Он недолго довольствовался чудовищной трепыхающейся формой. Разложение ускорилось многократно, и уже через несколько мгновений внутри громадной пентаграммы не осталось ничего и никого, кроме зловонных луж и грязного тумана. Из него вышел лысый старик с черными усами и аккуратной бородкой.

Он прошествовал к Ийдане, которая стояла на коленях, взял её за горло костлявой рукой и поставил на ноги. Посох Ийданы упал в сторону, туда, где к рывку уже приготовились и Сава, и Котар, и нервно оглядывающийся Вудон.

— Ты не спешила, девочка, — проговорил Велай, скривившись. — Думаешь, меня можно заставлять ждать?!

Он выпустил Ийдану, и та обессиленно повалилась на спину, но потом всё-таки перевернулась на грудь, приподнялась и произнесла, отдышавшись:

— Семьсот семьдесят семь душ.

Велай проскрежетал зубами. Его грудь даже под одеждой заметно вздымалась и опускалась. Всё это — человеческие привычки, которые Князь не забыл и за гранью.

Он окинул колдунов злым взглядом, а потом проговорил:

— Хорошо. Никто не скажет, что я играю грязно. — Он ухмыльнулся, когда понял, где находится и как картина выглядит со стороны. — Однако неустойку всё же придётся выплатить.

— Такого не было в договоре, — проговорил Котар. — Знай, проклятый, мы готовы сразиться!

Оба его глаза полыхали синим пламенем. В пространстве даже дымный след оставался, если Котар переминался с одной ноги на другую или менял позицию.

Велай прищурился и процедил:

— Не угрожай мне! Марионетка! Ни ты, ни твой хозяин мне не ровня!

— У меня никакого Господина, кроме Бога-Импера…

Велай прервал речь Котара смехом. Когда Князь несколько успокоился, он снова перевёл внимание на Ийдану. Та уже благополучно потеряла сознание. Обряд ослабил её, и от присутствия настолько могучей сущности нечем было укрыться. Велай подавлял.

Велай повернулся к Саве и сказал:

— Передай ей, что она станет моим голосом. Я снимаю проклятие, но оставляю метку и, если понадобится, вы, экипаж, человечество в целом, услышите моё слово. Ясно?

— Да, о, Великий. — Сава коротко кивнул.

— А на этом всё. До скорых встреч, — Велай хохотнул, раскланялся и добавил, — верные слуги Бога-Императора.

Велай утонул в балахоне, а посох обратился в щепки. Из мятой одежды выпал оголённый череп, но и он осыпался прахом, так и не докатившись до Ийданы.

Миазмы рассеялись, пространство перед глазами очистилось, перестало двоиться, но освещение не вернулось, — варп-энтропия вывела из строя оборудование и посложнее, не только в этом помещении, но и в соседних.

Некоторое время участники действа сохраняли тишину, а потом Сава сказал:

— Что ж… легко отделались.

"8.201.014.М42

Итак… я — еретик".

Котар даже приподнял перо над бумагой, размышляя над тем, что же только что написал. Через несколько мгновений Котар вздохнул и продолжил запись в дневнике:

"Благими намерениями вымощена дорога в ад.

Сколько уже живых существ прошло по этому пути, и сколько ещё пройдёт? Есть ли какой-нибудь другой финал истории для тех, кто тянется к сверхъестественной силе?

Магистр Сава преследует исключительно свои интересы. Вряд ли и в далёком прошлом он считал главной целью торжество Империума и Бога-Императора, но погрузился в оккультизм куда глубже.

А какие же цели остались у меня? Остался ли вообще я или нечто инородное полностью заменило и тело, и разум, чтобы обмануть, запутать, а потом поглотить и душу тоже?

В голове роится множество мыслей, одна опаснее другой, но мне словно бы и нет до них дела. Крепость самодисциплины обрушена, стервятники пируют над телами защитников, а стяги втоптаны в грязь.

И всё же…

Я продолжу защищать Империум и его граждан.

Я продолжу поддерживать тех, кого люблю и уважаю.

Я примирюсь с любым приговором моих братьев из капитула.

В отличие от записи, эти три пункта я постараюсь запомнить и пронести до конца своих дней, неважно, сколько месяцев или лет мне осталось".

Котар подождал, когда чернила высохнут, а потом приподнял лист дневника, чтобы полюбоваться написанным в свете лучины.

И всё же каким бы тонким и изящным оно ни было, кое-что просто нельзя никому показывать. Котар поднёс листок ближе к свечам, и тот сгорел в руке. Котар почувствовал жар, потёр ладони, чтобы стряхнуть пепел, поднялся и направился к выходу из каюты.

Он открыл дверь ровно в тот миг, когда Ийдана собиралась позвонить. Предвидение — совсем не его дисциплина, но получалось всё лучше и лучше. Котар добился великого прогресса на поприще всего потустороннего.

Ийдана тоже серьёзно изменилась. Ныне она представляла собой сплав чего-то примитивного и одновременно высокотехнологичного, полного предрассудков и таких идей, до которых ещё не все мудрецы додумались.

Кожа здорового оттенка, волосы густые, собраны в пучок многочисленными заколками, выточенными из костей. С лёгкой косметикой на лице получилось очень даже привлекательно. И можно было подумать, что Ийдана ничего не лишилась из-за сделки с нечистым, но…

Она не ослепла, но теперь вынуждена была носить очки. Без них всё перед глазами превращалось в дымную пелену.

Ей пришлось заменить не только зубы на золотые протезы, а ещё и всю нижнюю челюсть, также покрытую благородным металлом.

Порча Князя Велая привела к тому, что сгнили кости, ткани, и Ийдана только благодаря совместным усилиям псайкеров, Серы и тех медиков, кто точно никому ничего не расскажет, сохранила левые руку и ногу. Правая ступня и правая рука по локоть искусственные.

Кроме того, Ийдана получила приращения, которые усиливали её и без того впечатляющие псионические способности. Лоб теперь перехватывало устройство, похожее на диадему, вот только это украшение уже невозможно было снять без хирургической операции.

Ийдана слегка поклонилась, а потом произнесла:

— Дядя Котар, я нашла нужного человека. Пойдём.

Вместе они спустились на одну из нижних палуб "Амбиции", отведённых под жилища не самых богатых членов экипажа, а тех, кто не хотел жить большой семьёй в крохотной каюте или просто предпочитал одиночество, приготовившись за него заплатить. В одном таком покосившемся домике, собранном на скорую руку, Котар обнаружил студию, где занимались нанесением татуировок желающим и шрамированием тех, кто предпочитал острые впечатления.

Молодой человек, черты лица которого почти не разобрать из-за узоров, колец и драгоценных камней, указал рукой на громадную лежанку. Вокруг несколько ламп, регулируемых кресел, ящиков и подставок с разнообразными инструментами и приспособлениями.

"Обалдеть! Настоящий Ангел Смерти!" — пронеслось в голове молодчика, нужных слов он не нашёл.

Котар разделся по пояс и лёг на спину.

Татуировщик не понимал, как так вышло и для чего Ангелу Смерти мог понадобиться тот или иной узор на теле, но именно поэтому рядом стояла Ийдана, — она прорисовывала маркером очертания и направляла чужую руку. Ещё она делала то, из-за чего татуировщик порой отключал машинку, только бы посмотреть. Ийдана прикасалась к протезам и иным искусственным приращениям Котара, и они менялись. На жёстком кожухе появлялся даже не рисунок, а рельефный орнамент.

Татуировщик только покачал головой и проговорил, когда увидел такое впервые:

— Впору мне вам платить, а не наоборот.

Но всё же кое-что куда интереснее этому молодому человеку не суждено было увидеть. Через несколько часов работы он вдруг застыл, словно угодил в стазисное поле, а перед Котаром и Ийданой в воздухе появилась псионическая проекция магистра Савы.

— Что это вы такое здесь делаете? — спросил он.

— Киирэрсир дуу, — отозвалась Ийдана. — Клетка для абаса, но с ошибкой. Намеренной.

— Вот и я подумал о демонхосте и решил вмешаться, — проговорил Сава. — Зачем это всё? — Он указал ладонью на татуировки, выведенные белыми чернилами, и орнамент.

До завершения работы ещё несколько дней. Ийдана закончила с левым протезом руки, татуировщик едва забил живот.

— Если всё-таки демон, с которым я повязан через меч, возьмёт верх, то у меня будет немного времени, чтобы сопротивляться одержимости, — объяснил Котар. — Вряд ли я смогу победить, но постараюсь, чтобы и у него не получилось.

— Всё отступаешь. — Сава коротко посмеялся. — А надо атаковать!

— Он — один из Высших.

Сава покачнулся и спросил спустя короткую паузу:

— Разве? — Он помолчал ещё немного и добавил: — Ты ошибаешься. Он силён, но не настолько. Велай говорил, что вы ему не ровня.

— "Vetus Draco" до последнего скрывает свою суть. Он коварен. Я как-нибудь покажу вам, — ответил Котар.

Сава отмахнулся и проговорил:

— Нет, спасибо. Не люблю иметь дело с силой такого рода. Противная мне стихия.

Сава ещё некоторое время постоял, наблюдая за работой, а потом произнёс:

— Что ж… это всё очень интересно, но у меня и свои дела есть. Идея дерзкая, но раз "Vetus Draco" — тот, о ком ты говоришь, то вряд ли выгорит. Он тоже готовится, Котар, и тоже следит за тобой, даже если ты не замечаешь.

Котар кивнул и ответил:

— Знаю. И всё же я не могу иначе.

Сава рассеялся, словно никого и не было, а татуировщик очнулся от обморока, встряхнулся, потёр переносицу, а потом сказал:

— Прошу прощения. Что-то со мной сегодня не то. Работа интересная, а сосредоточиться никак не могу.

Звёздная система Отарио — оживлённое место. В первую очередь, это связано с тем, что здесь относительно безопасно. Да, львиная доля военного флота Дитрита участвует либо в операциях Георга, либо в кампании на Хелге-Воланте, но есть ещё и совместная нагаро-дитритская группировка оборонительных мониторов. Корабли подобного класса не способны путешествовать в варпе, но достаточно хорошо вооружены, чтобы капитаны мирных судов не вздрагивали от каждого входящего сигнала с авгуров, двигаясь от точки Мандевилля к ближайшему космопорту.

Чужацкие пираты знали об оборонительном флоте и предпочитали разбойничать в менее защищённых областях сектора Сецессио, а поэтому скоро уже двадцать лет, как в Отарио не произошёл ни один случай нападения на корабли Империума… не считая истории с караваном капитана Бонне, но, как понимаете, тогда действовали разбойники Георга Хокберга, а это вообще-то свои люди.

Вторая немаловажная причина, из-за которой в космопортах Нагары и Дитрита никогда не останавливалась работа, — выгодное расположение Отарио на галактической карте. Пространство стабильное, варп-бури здесь не видели тысячи лет, с условного космического запада находится граница сектора Магнезия, с северо-востока и юго-востока соответственно — субсекторы Гардарика и Аккад. Торговля в Отарио развивалась, деньги и товары текли рекой. Людей, разнообразных постлюдей тоже полно. Время от времени встречались даже санкционированные чужаки с соответствующими метками на мордах, но, к сожалению, не в тот день, о котором я поведу речь далее, а так бы, конечно, описал экзотику.

Стройными рядами двигались сервиторы под надзором адептов в пурпурных плащах. Последние, словно заправские дирижёры, филигранно управлялись с кибернетическими механизмами, как бы много их ни было. Неважно, насколько сложное задание им досталось — уничтожение вредителей или ремонт высокоточного оборудования — но такие сервиторы не совершали ни одного лишнего действия, не тратили время на отдых, перекур или приём пищи. Глядя на их работу, не возникало и тени сомнения в том, что Дитрит с каждым годом только наращивает производственные возможности и останавливаться на достигнутом не собирается.

Даже смертные специалисты, сошедшие на берег в тихой гавани, старались не отставать от безмолвного воинства сервиторов. Несколько замечаний, не дай Бог-Император, аварии по вине такого наёмника, и он мог отправиться работать уже на поверхность планеты, где условия и дисциплина куда жёстче, а там и до технорабства недалеко.

Когда я жил на Дитрите, ссылка на поверхность была главной страшилкой для всех без исключения людей в клетке орбитальной станции.

За порядком следили скитарии. Те же самые боевые модели, но защищённые и снаряжённые чуть хуже своих братьев, спящих в индивидуальных капсулах до тех пор, пока враг не подберётся к их родине. И низкий, и высокий готик они знали, но что-то объяснить безопасникам было невероятно сложно. Никто и не спорил обычно из-за перспективы получить по хребту шоковой булавой. Потому и столпотворений, хаоса старой Белами-Ки здесь никогда не было. Туристы, паломники, матросы и солдаты даже ходили по начертанным на полу стрелкам, ни на шаг не отклоняясь от абсурдно жёстких законов Дитрита. Подумать о серьёзном правонарушении могли только смертники.

И вот в потоке людей, сразу за Крестным ходом рьяных поборников Имперского Кредо, вооружённых знамёнами и иконами, шагало существо, на описании которого я хотел бы остановиться подробнее.

Это был космический десантник в самых распространённых силовых доспехах типа "Аквила", с серебряным крылатым черепом на нагруднике. Цвет доспехов — дымный серый с блестящим хромом по канту. Оружие, как и доспехи, тоже самое обыкновенное — болтер типа "Годвин-Vb" и боевой нож, который из-за размеров и формы многие смертные мастера классифицировали бы, скорее, как короткий меч, фальшион или флотский тесак с расширяющимся к острию лезвием.

Болтер был плотно притянут ремнями к животу, выше в разгрузочном жилете покоились дополнительные магазины. Нож в кожаных ножнах у пояса сбоку, одна рука свободная, в другой — огромный баул грязно-зелёного цвета.

На левом наплечнике и мантии один и тот же символ — коленопреклонённый мученик, который воздёл руки, покрытые кровоточащими стигматами. Кровь также струилась из глаз, носа, рта и ушей несчастного, символизируя великую жертву, на которую тот пошёл, ради Бога-Императора.

Крестный ход не остановился на перекрёстке, а вот десантник свернул на причал, куда через несколько часов должна была пристыковаться "Амбиция".

Сперва он увидел несколько десятков грузовиков, занявших одну полосу по дороге на причал. Чуть дальше, кроме машин и редких водителей, которые вышли покурить или поболтать с коллегами, десантнику начали попадаться тесные кружки путешественников или представителей компаний, которые собирались предложить Георгу Хокбергу свои товары или услуги. Этих людей можно было отличить друг от друга хотя бы потому, что у последних нет багажа, а только кожаные сумки или кейсы, туго набитые образцами, пачками документов или приятной взяткой.

Когда десантник подобрался к взрывостойким вратам на причал, он замедлил ход. Всё дело в том, что там появления корабля вольного торговца дожидался ещё один Ангел Смерти вместе со слугой, который отдыхал на сумках с вещами своего господина. И — Бог-Император! — этот Ангел словно бы был рождён для того, чтобы стать лицом Classis Libera.

С вершины остроносого шлема раскрывался бутон пышного плюмажа с перьями самых разных оттенков, которые складывались в богатейшую палитру.

Некогда доспехи этого Ангела попали в руки мастера-бронника, а может быть, и не одного. Теперь уже непонятно, что было в самом начале. Вполне могло статься так, что подобный комплект — один на всю галактику.

Если силовые доспехи и украшают, то чаще используют металлические черепа, здесь же основные символы и герои — крылатая капля, примарх Сангвиний собственной персоной и его верный гвардеец-телохранитель. Ноги и торс полубога выгравированы на перчатке и наруче справа, гвардеец — слева, позолоченные бюсты с руками и того, и другого — уже не орнамент, выбитый на поверхности металла, а полноценные скульптуры. Если коротко описать этого Ангела Смерти, то выходит что-то вроде "самоходного произведения искусства".

По-хорошему, в таком снаряжении и не стоит участвовать ни в схватках один на один, ни тем более в массовых побоищах, но неизвестный не избежал подобной участи. Доспехи покрыты розовой и золотой красками, на них особенно хорошо были заметны все сколы, вмятины, трещины, следы ремонта на скорую руку, что на тон ярче остальной убийственно яркой обшивки.

На магнитных зацепках у поясницы не десантника, а олицетворения карнавала, висело плазменное ружьё, сбоку — одноручный топор, к наспинному ранцу приторочен каплевидный щит. Среди тюков, на которых спал пожилой слуга, в богато украшенных вышивкой ножнах покоился двуручный ростовой меч.

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы ответить, кто из этих двух десантников знатный, чей капитул богаче.

Первый воитель, которого я и представил в этом отрывке, сначала застыл как вкопанный, потом очнулся, кивнул нарядному незнакомцу и отошёл в сторону, поставив баул у ног. Однако нарядному незнакомцу такое приветствие показалось недостаточным. Он сотворил знамение аквилы, снял шлем и воскликнул:

— Император защищает!

Нарядный незнакомец обладал воистину ангельской внешностью, которую ничуть не портили рубцы от ожогов и пуль. Самые яркие детали — густые, светлые, почти что белые волосы, заплетённые во множество косичек для того, чтобы можно было надеть шлем, ярко-голубые глаза и могучая челюсть с раздвоенным подбородком.

Его скромный собрат поколебался, но повторил приветствие. Под шлемом — молодое лицо, коротко, по-военному стриженные тёмные волосы, тёмные же глаза и тоже раздвоенный подбородок, вот только не от природы, а из-за кривого уродливого рубца, оставленного цепным мечом.

— Сэр Валерио Рейн, граф Виконтийский, капитул Рыцарей Фронтира, — представился нарядный незнакомец и слегка поклонился.

Он не глядя пнул тюки, чтобы слуга, наконец, проснулся. По всему выходило, что представлять сэра Валерио Рейна должен был кто угодно, кроме самого сэра. Пожилой бородатый слуга быстро оказался на ногах, вытянулся и застрочил, как из стаббера:

— Великодушный господин, позвольте представить вам…

— Я уже представился, Сид, — перебил его Валерио. — Хватит дрыхнуть!

— Помилуйте, господин… — протянул слуга, но Валерио взмахом призвал его к тишине.

Скромный собрат тем временем подвёл руку к груди и произнёс:

— Брат Иоанн, капитул Искупления Кровью.

— Что же привело вас, брат Иоанн, в эти безрадостные земли? — спросил Валерио.

— Долг. — Валерио ждал полного ответа, и когда Иоанн это понял, то продолжил: — Некогда Хокберги помогли искупителям, и пришёл час ответить добром на добро.

— С нетерпением жду возможности отправиться вместе с вами в бой против всех еретиков и чужаков! — воскликнул Валерио. — Я дал обет совершить тысячу подвигов, а поэтому спешу примкнуть к армии вольного торговца.

— Ох… — произнёс Иоанн. — А я — всего лишь эмиссар. Мой господин велел мне беречь собственную жизнь. Но… если на то будет воля Бога-Императора, я, — он вздохнул, — прикрою вам спину.

— А большего мне ничего и не нужно, дорогой брат! — Валерио вскинул кулак. — Против всех смертей! За Империум и человечество!

Всего у семьи Хокбергов были заключены договоры почти с двумя десятками капитулов космического десанта. Первыми в смутные времена откликнулись Саламандры, а через несколько лет начали приходить вести о возобновлении отношений и с остальными.

Армия и флот Георга росли.

К несчастью, множились и угрозы.

Вот уже три рассказа как люди и сверхлюди только и говорят о Георге Хокберге, но чем же всё это время занимался он сам?

Всё по-прежнему: представлял компанию, заключал сделки, вёл переговоры, ел, пил, курил, любил женщин, находил неприятности и тех, кто с ними разберётся.

Возвращаясь к женщинам, отрывок начинается с одной такой.

Она была облачена в форму офицера имперского флота: синий сюртук с золотыми эполетами и шнурами, белые брюки и чёрные сапоги. Георг ещё и фуражку ей на голову надел, проговорив:

— Проклятье! До чего ты хороша! Шишка дымится, сейчас штаны порву!

Капитан Камала Кассаб восторгов не разделяла. Она метнула в Георга злобный взгляд, а потом прошипела:

— Ненавижу тебя!

— Брось, детка. — Георг поправил штаны. — Ты и военная форма созданы друг для друга. А эта фуражка… О-о-о, всё сниму, а её оставлю. Заводит невероятно!

— Ах ты! — Камала замахнулась, но бить не стала. — Похотливое животное…

— Виновен. — Георг обнял её со спины, потянулся правой рукой к её паху.

— Ну-ка, брысь! — Камала ударила Георга. — У меня брюки белые чистые, а ты сюда лезешь своими лапами грязными!

— Грязными?! — Георг изобразил обиду, отстранился и добавил: — Да я только с маникюра. Всё у меня с лапой в порядке!

Камала фыркнула, проскрежетала зубами и вновь уставилась в зеркало. Некоторое время она решала, что же делать с тугой косой: убрать на грудь или за спину.

— И чего этой инквизиторше неймётся?! — воскликнула Камала.

— Ну как же? Это же элементарно, — проговорил Георг. — Не знаю когда, но рано или поздно она захочет меня убрать и превратить мою "преступную группу" в ещё одно подразделение имперской армии. “Преступная группа" ей не нужна. Особенно такая, которая справляется с обязанностями армии и флота лучше этой самой армии и флота.

— Как будто присяга что-то изменит! Ну, прочитаю я текст по бумажке. Ну, получу документы. Я же имперским капитаном всё равно не стану!

— Это на тебя не получилось пока воздействовать, а кому-то и такого представления достаточно.

— Да ладно?

— Мясника же знаешь?

— Ну.

— Вообще анекдот. — Георг хохотнул и начал рассказ: — Короче, связались со мной флотские, пожаловались. Я приехал, он у входа этой шарашки стоит, курит. Внезапно оказалось, — Георг снова посмеялся, — что у имперского капитана не может быть татуировок на лице и руках.

Камала кивнула и вставила слово:

— А у него вся рожа чёрная…

Георг ухмыльнулся, вытянул ладони, показал пальцы, словно на них было что-то кроме привычных перстней, и произнёс:

— "У", "б", "ь", "ю", "т", "е", "б", "я".

— Ну, и…

— Мы с ним постояли молча, покурили, и он сказал, что все эти партаки — ошибка молодости, и он начинает жить заново. Пообещал удалить.

— Серьёзно? — Камала сделала круглые глаза, а потом засмеялась.

Когда она закончила, то добавила, утирая слёзы:

— Всё, конец ему! Ха-ха! Он теперь мой объект для шуток номер один!

Георг улыбнулся, довольный реакцией, а потом хлопнул в ладони и сказал:

— Так, ладно, давай собираться, опаздываем уже.

Камала вздохнула и проговорила:

— Может, не надо?

— Надо, дорогуша! Надо!

До нужного отделения Администратума мы добрались только к полудню.

Нет хуже времени на Нагаре!

Звезда светила в полную силу, вознамерившись оставить на скалобетоне разве что наши тени. Попробуй погулять на такой жаре без зонта или покрытой головы хотя бы минут десять, и можешь быть уверенным, — сегодня у тебя свидание с медиками, если вообще очнёшься.

Я выбрался из машины, поблагодарил старого друга и выгнал детей под палящие лучи Отарио. Собрал всё семейство Йордаль не просто так, а ради торжественного момента, — Амалие стукнуло восемнадцать, и теперь ни один закон Нагары не должен был помешать ей вступить в наследство. На кону большой дом и земля. Не где-нибудь, а рядом с новым курортом, а это равноценно банковскому счёту, по меньшей мере, с шестью нулями.

Лукас Йордаль трудился не покладая рук, заработал порядочно, но сам насладиться кровавыми деньгами уже при всём желании бы не смог. Хорошо хоть есть, кому передать, в карманах чиновников или агентов по недвижимости это добро не осядет.

Автомобиль тронулся с места, а мы впятером направились к монументальному зданию с белоснежными колоннами, которые под светом красного гиганта приобрели нежный розовый оттенок. Рядом клумбы с цветами, деревья с тёмно-коричневой корой и кроваво-красными раскидистыми кронами, припаркованы дорогие машины и иные транспортные средства, тротуары выложены мрамором. Короче говоря, красота, глаз радовался.

Радовался бы, если бы не все эти люди у филиала Администратума. Я прикинул и решил, что только на улице, у нас перед глазами своей очереди дожидались три-четыре десятка человек. Сколько же всего здесь просителей, которые до поры до времени предпочитали душное помещение или, напротив, ресторан или бар под открытым небом где-нибудь в соседнем квартале, оставалось только догадываться. Вроде бы рабочий день, рабочее время, а бездельников тьма!

Я, конечно, подготовился — плавали, знаем — но нужно было ещё без потерь добраться до здания, а это словно пробиться сквозь толпу орков.

— Так, — бросил я детям, — строимся клином и прорываемся. Бирна, присмотри за Фритьофом! Держи его за руку!

Из всех дочерей Бирна у Лукаса и Агнете Йордаль получилась крепче всего, она тут же притянула мальчишку к себе. Дети выстроились за моей спиной, и я отдал команду атаковать, как в старые добрые.

В спину доносилась ругань, охи-вздохи и проклятья, но даже крепкие мордовороты, почему-то облачённые в лёгкие летние костюмы и туфли, вместо военной формы, не спешили остановить нас. Скорее всего, они не так часто видели человека в экзоскелете и не знали обо всех возможностях подобного снаряжения.

Мы проникли в здание — кондиционеры не справлялись, я не ошибся касательно духоты — когда меня окликнул скользкий тип с потным лицом. Этот негодяй брал деньги за то, что стоял в очереди, но, надо признать, без него наша стремительная операция была обречена на провал. Увязли бы на день, а то и на два.

— Вы как раз вовремя! — воскликнул он, показал, куда и за кем встать, поймал кожаный кошель с пригоршней монет, раскланялся и ушёл довольный.

В очереди ещё одна делегация, кроме нашей, дети возбуждены, я рад, что всё не так уж плохо складывалось, но не тут-то было! Здешние клерки провели вне очереди ещё нескольких человек!

Я, конечно, понимаю, каждый зарабатывает, как может, но в итоге стремительная операция перестала быть таковой, затянувшись на пару часов.

Мы все успели побагроветь, малышка Эбба едва не потеряла сознание, Фритьоф не усидел на месте, отправился искать приключения, и нам с Амалией пришлось идти его искать, кошмар-кошмар, но… всё хорошо, что хорошо кончается.

Усталый взгляд работника Администратума, его натянутая улыбка, мерзкое влажное рукопожатие, несколько росчерков пера.

Амалие богата.

Я купил детям по мороженому, и мы уселись передохнуть в беседке с видом на море. Желания купаться не возникало, уж больно высокие волны, но оттуда веяло прохладой.

И всё-таки я умудрился испортить даже такой момент своими нудными наставлениями. Я взял Амалие за плечо и сказал, глядя ей прямо в глаза:

— Поздравляю!

Она бросилась мне на шею, отведя руку с мороженым так, чтобы не заляпать одежду:

— Спасибо! Спасибо, дедушка Логен!

В такие мгновения даже у меня, старого разбойника, солдата, убийцы и только в последние годы летописца и журналиста, что-то натягивалось в груди, а на глазах наворачивались слёзы.

— Так, так, смотри не задуши. — Я посмеялся, но вышло неубедительно.

Размяк.

— Короче, — продолжил я, когда Амалие отстранилась. — Это твои сёстры с братом ещё попутешествуют со мной, а для тебя начинается новая жизнь…

— Знаю. — Амалие потупила взор.

— И если будешь делать глупости, то никакие деньги тебе не помогут, — продолжал я.

— Знаю, деда, — Амалие совсем нахмурилась и обхватила доску, на которой сидела.

— Я тебя сейчас подгружу маленько, но только потому, что вас люблю. — Я обвёл взглядом всю банду.

Остальные дети притихли, даже отвлеклись от мороженого.

— Тебе, Амалие, может показаться, что ты богаче сверстников примерно на миллион. И так есть! Но ты пока даже не представляешь, как быстро этот миллион может исчезнуть. Посмотри на меня, пожалуйста.

Амалие подняла взгляд, поморщилась. Так-то понятно, — кто в этом возрасте вообще прислушивается к старикам?

— Не ради меня, ради родных постарайся сделать так, чтобы они дождались и своего куска пирога, хорошо?

— Хорошо, — буркнула Амалие.

— В идеале, конечно, приумножить богатство, но я понимаю, что ты — молодая красивая девушка. Хочется купить платья, косметику, сходить в клуб, достать всё то, чего у тебя давным-давно не было.

— Я поняла, дедушка, — процедила Амалие.

Я смахнул скупую слезу и продолжил, несмотря ни на что:

— А ещё держись подальше от улыбчивых негодяев, которые захотят стать тебе лучшими друзьями. У них обычно несколько тысяч идей на миллион, но на самом деле на минус миллион. Все пряники и плюшки достанутся им, а синяки и шишки тебе.

— Ты уже говорил…

— И скажу ещё раз! Хоть десять раз! — я перебил Амалие. — Я подыскал тебе работу в одной подрядной организации. Там трудятся мои однополчане. Кто-то даже мне жизнью обязан. Они тебя всему научат и покажут, помогут в сделках. На первых парах лучше не деньгами сорить, а научиться их зарабатывать.

Амалие кивнула.

Я вздохнул и проговорил:

— Это очень жестокий мир, дорогая моя. Заплывешь куда-то не туда, и тебя съедят. И я даже не о нашем сиятельном владыке говорю! — Я указал на небо. — Он на самом деле тоже мелкая сошка, сколько бы у него денег ни было! Поэтому… постарайся быть осторожнее.

Амалие заметила, что у меня глаза на мокром месте, тоже расплакалась и снова кинулась ко мне в объятья.

— Всё будет хорошо, — проговорил я ей на ухо. — Только продержись месяцев семь-восемь, а там, дай Бог-Император, мы снова на Нагаре. Бирна как раз доучится, вдвоём вам полегче будет.

Амалие била дрожь, и на помощь ей бросились остальные дети. Одежду они мне, конечно же, заляпали, но всем вместе вроде бы удалось успокоить старшую сестру.

От сердца её отрывал.

Молю Бога-Императора проявить милость, и не испытывать Амалие так же, как её несчастную мать.

Штурман беззастенчиво спал на скамье напротив. Мурцатто долго боролась с искушением, но через полчаса после начала полёта решила занять его место.

Она забралась в башенную надстройку над фюзеляжем "Аквилы", чтобы посмотреть на пейзажи Хелги-Воланты.

Челнок в это мгновение как раз вышел из пелены серых туч, и Мурцатто увидела копья света, что вонзались в тёмную пирамиду на горизонте.

Копья — лучи корабельной артиллерии, пирамида — город-улей Аганат.

Мурцатто осмотрелась и обнаружила в кабине штурмана шлем с затемнённым визором, респиратором и встроенной гарнитурой для внутренней связи. Она надела его и обратилась к пилоту:

— Подберешься к городу насколько это возможно, хорошо?

— Госпожа?!

— Твой приятель решил сделать перекур.

— Вот ведь ленивая жопа… прошу прощения. — Пилот прочистил горло и ответил: — Есть подобраться к городу!

Через несколько минут пилот заложил лихой вираж, и Мурцатто полюбовалась зрелищем штурма, когда в бою участвовали все рода войск имперской армии на Хелге-Воланте.

Титаны проламывали стены и заливали огнём самые укреплённые очаги сопротивления. Рыцари совершали дерзкие рейды вглубь вражеской территории, механизированная пехота с тяжёлыми танками медленно, но верно очищала ближайшие к пустоши районы. Всевозможная артиллерия — и корабельная, и та, что относилась к сухопутной армии — разравнивала целые кварталы на пути основной группировки, выбивала вражеские немногочисленные орудия и ракетные установки на тех участках слоёного городского пирога, которые находились на уровнях выше.

В отличие от улья Синбран, пока что штурм развивался по уже не раз отработанному сценарию. Пусть высшее командование успело полностью смениться, но молодые офицеры получали ценнейший опыт, который ещё пригодится во время Крестового Похода Очищения.

Пилот вывел челнок из виража и начал снижаться, чтобы приземлиться в военном лагере. В этот миг в нескольких метрах над головой мелькнули такие летательные аппараты, которые Мурцатто опознать не успела, — настолько высокая скорость.

— Понторезы, блядь, — только и сказал пилот. Спохватился и добавил: — Прошу прощения, госпожа!

Мурцатто и не собиралась проводить расследование, что же именно произошло. Скорее всего, ребята из авиационной разведки просто решили припугнуть туристов. После крутого пике, когда пилоты рванули штурвалы на себя за несколько секунд до возможной катастрофы, никаких других будоражащих кровь событий не произошло. "Аквила", окрашенная яркими красно-синими полосками, опустилась на посадочную площадку.

Мурцатто поблагодарила пилота за мягкую посадку, а потом покинула челнок, вдохнув сухой воздух проклятой планеты.

Была бы её воля, вообще бы оставалась на орбите, но раз за разом приходилось вмешиваться в процесс или заниматься личными делами.

Мурцатто осмотрелась. Особых правил в лагере нет, можно с лёгкостью угодить под машину. Рядом как раз промчался грузовик, на ткани тента которого были нашиты красные спирали — знаки медицинской службы. Однако путь её лежал не в госпиталь и даже не к палаткам высшего командования, а к полуоткрытым ангарам, возведённым для ремонта крупной техники. Такой, как, например, имперские рыцари.

Одна подобная машина как раз громыхала навстречу. Тяжёлый вариант, мини-титан из линейки "Доминус", мощь одиннадцати стволов!

Правый манипулятор остался где-то в занятом еретиками улье, приходилось подволакивать правую же ногу, вся обшивка покрыта гарью и отверстиями от снарядов разного калибра, но всё же этот рыцарь ворвался в адское пекло, показал врагам почём фунт лиха, а потом вернулся обратно, не растеряв горделивую стать Дома Ареос.

На голове-маске установлен продольный гребень с искусственными волосами чёрного цвета, кое-где ещё угадывались благородные цвета и символы Ареос, похожие на те, которые используются в мире-кузне Агрипинаа в качестве алфавита, но главное — название на геральдическом щите.

"Эффракоридон"

Поводья этого стального скакуна держал не кто-нибудь, а сам номарх Мнефсей.

Однако Мурцатто интересовала не эта почти что легендарная личность, а тот, кто служил номарху.

Она обнаружила Неража, когда тот готовился к боевой операции. И "Копейщик", и его хозяин, в отличие от возвращающегося "Эффракоридона", выглядели замечательно, — ни следа от чудовищных ран, которые "Копейщик" получил во время штурма Осинеи. Залечил ли Нераж душевные раны — вот в чём вопрос.

— Рика?! — Нераж даже отступил на шаг, когда увидел Мурцатто.

Она потупила взор, подошла ближе. Мурцатто собрала волю в кулак, всё-таки посмотрела на Неража, натянуто улыбнулась и сказала:

— Привет.

— Ты что здесь делаешь?!

Нераж переглянулся с техножрецами и обслугой, а потом жестом велел им отойти.

Мурцатто набрала побольше воздуха в лёгкие и ответила:

— Не люблю ходить вокруг да около. Ничего у меня не получилось. Вот.

Нераж долго изучал лицо бывшей любовницы, а потом произнёс тихо:

— Твой муж…

— Мы расстались. — Мурцатто развела руками, снова посмотрела под ноги.

— Что с сыном?

— Не хочу говорить на эту тему.

Нераж тяжело вздохнул, тоже опустил взор, будто бы надеялся, что там зеркало, и в нём можно найти отражение тех глаз, которые он так любил.

Когда-то.

Они постояли некоторое время в тишине, если так вообще можно выразиться о площадке, на которой чинили многотонную боевую технику, порождая лязг, грохот и ругань.

Наконец Нераж позволил себе прикоснуться к Мурцатто. Он стянул перчатку и дотронулся до её щеки. Вот вроде бы взрослые люди, один разменял шестой десяток, другая — седьмой, но всё-таки они смогли сохранить некоторые романтические черты, благодаря которым я и рискую, показывая читателям их личную жизнь.

Нераж сказал сбивчиво, с большими паузами между слов:

— Я… мне… мне было хорошо с тобой, — Мурцатто прищурилась, он продолжил, — но…

Мурцатто перебила его:

— Хорошо. Я поняла.

У Неража поникли плечи, он немного побледнел, покачал головой и продолжил:

— Не хочу, чтобы это выглядело, как месть. Это не месть, просто…

— Я же сказала: "Я поняла", — повторила Мурцатто.

— Что ты со мной делаешь?! — воскликнул он.

Мурцатто не ответила, повернулась и собиралась уже уйти, когда Нераж схватил её за плечо, притянул к себе и поцеловал. Он тут же отстранился, получил пощёчину, как награду, а потом сказал:

— Ты снова рядом, и я не знаю, о чём думать.

— Решай.

— Проклятье! — Нераж отвёл взгляд, потом снова посмотрел на Мурцатто. — Рика, тебе никто не говорил, что надо предупреждать?! Хотя бы пару слов!

Мурцатто поджала губы.

Нераж взялся за голову, посмотрел вверх и взмолился беззвучно.

Мурцатто молчала, но дождалась только следующих слов:

— Мне нужно многое обдумать. Многое сделать. Хотя бы остаться в живых. — Нераж ещё раз вздохнул и кивнул в сторону доспехов. — Последнее время в голове ничего лишнего, сосредоточен, есть успехи. Номарх ставит меня в пример. — Нераж понял, что Мурцатто не это хочет услышать, но всё-таки закончил: — Мне нужно время.

Но как раз времени у Мурцатто не оставалось. Госпожа-инквизитор тоже ждала ответ на своё предложение, и терпение её небезгранично.

Многое в судьбе Мурцатто складывалось на зависть окружающим.

Многое, но только не личная жизнь.