Царство

Глава 37. "Кино, кино"

Аннотация: с кем мог Георг договорился, остальных уничтожил. В жизни вольного торговца и его компании наступили относительно спокойные дни, которые герои проводят по-разному: одни с семьёй, другие в молитвах, третьи… участвуют в съёмках.

Всадник на белом коне вылетел из облака серой хмари и тут же приковал к себе внимание.

И человек, и животное крупные, сильные, с перекатывающимися под одеждой и шкурой буграми мышц. У всадника на голове широкая красная шляпа с загнутым краем и чёрным пером, благодаря красному же атласному камзолу он вообще походил на брызги крови на снегу. Не хватало только вскинутой сабли, чтобы придать грозному образу завершённый вид. Он резко остановился у группы солдат в тёмных дождевиках и тут же испортил впечатление от эффектного прибытия — сильно натянул вожжи, конь встал на дыбы и сбросил незадачливого всадника.

Типичная ошибка новичка.

А ещё — ошибка режиссёра.

— Стоп! Стоп! Кто-нибудь, помогите Арчи! Боже-Император! Не могу на это смотреть!

Матильда Эфрон поднялась из кресла, нащупала в кармане пальто пачку сигарет и покинула площадку.

А ведь я не раз говорил, что лучше брать кобыл или меринов, никак не жеребцов, но вот она вцепилась в своего белого красивого громадного коня и всё, ничего не сделаешь!

"Зрители должны понимать, кто главный герой, без всяких слов!"

Бла-бла-бла…

Признаться, сперва я был воодушевлён, что мои произведения собираются экранизировать, но теперь уже не так уверен. Теперь раз за разом я думал о том, что вообще-то не люблю кино.

Особенно военное.

Весь этот фальшивый пафос, который скрипит песком на зубах. Невероятная отвага, благородство и самопожертвование персонажей в то время, когда в некоторых полках могут служить десятки комиссаров, призванных следить за моральным состоянием и дисциплиной.

Расстреливать тех, не соответствует.

Зачем же вообще все эти десятки нужны, если солдаты с улыбкой бегут на пулемёты, не обращая внимания на разрывы снарядов вокруг, а в свободное время занимаются вышивкой и поют?

Обыкновенно всё происходящее на экранах или в объёмных голомоделях вызывает такой диссонанс, который можно сравнить только с ударом в челюсть. С ударом в челюсть в тот миг, когда наступил на гвоздь, а кто-то сверху с гадким смехом окатил тебя водой со льдом.

Ну да ладно, вернёмся к съёмкам.

Наша звезда — Арчибальд Стокс — к счастью, ничего себе не сломал во время падения, но всё же попросил перерыв и похромал к вагончику, удерживая руку у поясницы, словно без опоры переломился бы надвое. Следом — бригада медиков, гримеров и костюмёров, призванных в кратчайшие сроки вернуть приме ослепительное сияние.

К костюмёрам у меня тоже масса претензий, и я, пользуясь случаем, отправился самостоятельно их исправлять. От "сумасшедшего деда" чаще отмахивались, и с некоторых пор я не понимал, зачем меня вообще пригласили на съёмки.

Возможно, лишь в качестве рекламы, чтобы посоветовать моим читателям фильмосодержащий продукт, подобно которому никогда не снимали. Чистейший стопроцентный канон!

Я подобрался к массовке и произнёс:

— Здорово, мужики!

— Здоровее видали.

Говор и смешки правильные, а вот костюмы не очень.

Вокруг поздняя осень Гийацины, по сюжету на Стирии тоже вот-вот начнутся заморозки, а ребята в каких-то фетровых шляпах.

То есть в своё время носили в основном форму номер восемь, но к холодам утеплялись, как бы похабно тёплые вещи ни выглядели. Вспотеть — не замёрзнуть.

Ещё на массовке серые мундиры и серые же штаны с красными лампасами, высокие кожаные сапоги. Корпус, плечи, локти, колени прикрыты противоосколочной защитой. От ненастья же "солдаты" защищались тёмными дождевиками, и все эти элементы снаряжения были неправдоподобно чистыми, хотя вроде бы совсем недавно отгремело сражение, и Смолланские Страдиоты преследовали отступающие части Лиги Шестерни.

— Ребята, вы омерзительно чистые! — воскликнул я. — Нужно хотя бы немного напоминать солдат.

— Дед, не начинай, — вздохнул и произнёс тощий молодой человек, здорово напоминающий Вилхелма ван Дейка в молодости.

— Давай-давай! — Я нахмурился. — Хотя бы походите по грязи туда-сюда.

— Да зачем? Мы свои деньги и так получим, — вступился ещё один доходяга с серым лицом и трёхдневной щетиной.

— Да любой ульевик удавится за трон в день, а вы и шага в сторону сделать не можете! Пошевеливайтесь, блядь!

Вербальное воздействие сработало, и лентяи двинулись в сторону пологого склона холма через разъезженную грунтовую дорогу и вязкую влажную после дождя землю. Кто-то из группы чуть не оставил в таком болоте сапоги, а я, наконец, успокоился. В идеале, конечно, чтобы кто-нибудь из массовки ещё и упал, извозился, но лучшее — враг хорошего. И так сойдёт.

Когда я, наконец, надоел всей съёмочной группе, на площадке снова появился Арчи. Правда, в седло он не полез, и сцену появления Георга Хокберга снимали с дублёром. Тот справился с жеребцом куда лучше, в грязь лицом не ударил ни в прямом, ни в переносном смысле. Он соскочил с коня, режиссёр объявила о завершении сцены, а уже через пару минут — о начале новой.

Арчи развёл руки в сторону, разбежался и поймал в объятья знойную рослую брюнетку с грудью такого размера, которая пришлась бы кстати любой актрисе фильмов для взрослых. Обладательницу пышных форм звали Бертой Карел. Она играла Манрикетту Мурцатто.

— Я сделал это, любимая! — воскликнул Арчи. — Казна у меня! Шестерне конец!

Он покрутил красотку и только сейчас заметил, что в её глазах слёзы. Арчи поставил её перед собой и услышал:

— Густаво… погиб, — выдавила из себя Берта, перейдя на шёпот к концу реплики.

Арчи некоторое время напряжённо всматривался в лицо экранной возлюбленной, а потом прижал к своей могучей груди. Он прошептал ей на ухо:

— Главное — мы живы! Мы… — он поискал слова, оглядев невольных свидетелей — чумазых солдат — а потом продолжил: — Мы молоды и сильны. У нас золото, связи и вера в Бога-Императора! Мы обязательно сокрушим этих техноизуверов!

— Ты… ты не понимаешь, — прошептала Берта. — Генерал он… на нём…

Арчи прервал её, дотронулся до щеки, а потом поцеловал. Берта попыталась сопротивляться, но потом ответила на ласки.

Я уже направлялся к режиссёру, когда Арчи заканчивал заготовленную речь:

— Я понимаю, что люблю тебя, Рика, и сокрушу любого, кто вызовет у тебя слёзы…

— Если мы снимаем ещё и сопли в сахаре, то нужно хотя бы не запороть главный элемент, — сказал я.

Матильда одарила меня таким взглядом, в котором сочеталась вся усталость и злость съёмочной группы. И всё же Матильда понимала, не могла не понимать.

— Стоп! Снято! — Матильда снова посмотрела на меня и произнесла: — Ну да, он довольно плох. Но его очень любит женская аудитория, и я просто не могла выбрать на эту роль кого-то другого.

— Я сейчас с ним поговорю, и мы переснимем сцену, хорошо?

— Хорошо, но я сомневаюсь, что выйдет сильно лучше.

Я направился к актёрам на главных ролях, взял Арчибальда под руку, отвёл в сторону и спросил:

— Ты как? Сильно ушибся?

— Да нет, всё уже прошло, Агнец.

Парень, в общем, неплохой. Единственный, кто называл меня так, как мне нравится, а не "дед" или "господин такой-то". А ещё он обладал впечатляющей внешностью и телосложением, когда никакой белый конь не нужен, чтобы понять, кто тут главный герой.

Длинные иссиня-чёрные волосы, голубые глаза, мощный подбородок, широченные плечи. С характерной для Георга растительностью на лице получалось сногсшибательное зрелище.

— Ну так чего ты такой зажатый? — спросил я.

— В смысле?

— Девка в самом соку, хватай и пользуй, а ты едва касаешься! Фанаток что ли боишься огорчить слухами о возможном романе?

Если что — мы шептались.

Арчи тяжело вздохнул, отвёл взгляд, ответил чуть погодя:

— Я постараюсь, Агнец. Скажи Матильде, что всё будет.

— За жопу её возьми, — посоветовал я. — Господин Хокберг своих женщин держит крепко, за все места.

Арчи даже немного покраснел и улыбнулся. Вышло, скорее, печально, но я не стал всматриваться и пытаться понять, что же там в чужой душе, кроме потёмок.

Ещё пара дублей, но ситуация не изменилась. Актёр, который самостоятельно выполнял довольно сложные трюки, и даже ради роли научился управлять лошадью — они не водятся на Гийацине, везли с Тушварты — обращался с женщиной, словно с какой-то древней ценной вазой. И ведь не с какой-то женщиной — по сюжету они любили друг друга!

Сначала я жалел о том, что не могу привести на съёмки реальный прототип, потом думал показать Арчи, как надо, в итоге плюнул и попробовал ещё раз всё объяснить.

— Слушай, дружище, Берта же не против, она читала сценарий, да и в контракте у неё отдельно прописана жаркая сцена с поцелуем. Ты никак и ничем её не оскорбишь, если прижмёшь к себе покрепче, да поцелуешь так, словно хочешь съесть.

Арчи совсем скис, я же продолжал:

— Как я уже говорил — схвати её за задницу, опрокинь немножко, я не знаю… Мы в своё время любой женщине рады были, за такую цацу бы точно до крови дрались. Пользуйся случаем!

— Да я…

— Да что?!

Если что — Арчи шептал, я уже не сдерживался.

Он переглянулся, вжал голову в плечи, а потом сказал скороговоркой:

— Я больше по мужчинам.

Вот так так! Тянет на хороший анекдот. Думаю, Георг особенно оценит, кого взяли в главные роли.

Я тут же вспомнил обо всех новеллизациях-экранизациях приключений комиссара Гаунта. Его всюду играла какая-нибудь глыба размерами с космического десантника. Интересно, глыбы тоже больше по мужчинам?

— В первую очередь, ты — актёр! — воскликнул я. — Хороший актёр! Докажи это! — Потом я добавил уже тише, чтобы никто посторонний не услышал: — Представь того… ну… с кем ты там…

Проклятье! Наверное, в тот миг покраснел уже я.

Арчи усмехнулся, махнул рукой, и дубля так… с десятого сцена удалась. Получилось достаточно страстно. Я вздохнул с облегчением и обнаружил, что короткий эпизод на несколько минут снимали несколько же часов.

Ийдана стояла в тенях напротив каюты капитана и смотрела на Ловчего. Тот не двигался, походил на статую или манекен в полном комплекте доспехов до такой степени, что незнакомый с ним человек ни о чём бы не догадался.

В голову Ловчего Ийдана забираться не стала. Пробовала уже и осталась недовольна — будто бы на рыночную площадь угодила, себя не услышать, не то чтобы чей-то голос. И дело не в сумасшествии с множеством личностей, а в хоре служителей культа Бога-Машины. Вроде бы перед глазами один-единственный скитарий, а на самом деле ожесточённая дискуссия множества адептов и жрецов со всей станции.

Всё верно — станции. На "Амбиции" осталось не так много персонала, в то время ещё оценивали ущерб, и к ремонту не приступили. Экипаж крейсера раскидали кого куда, но львиную долю — на Белами-Ки.

Ловчий, наконец, отвлёкся от нескончаемых разговоров в цифровом пространстве и обратился к девушке:

— Юная леди, нужно решаться. Мне сообщить капитану о вашем визите или не стоит?

Ийдана набрала побольше воздуха и выдохнула:

— Да.

Не то чтобы она тянула из-за слабости характера, но, как и всякий предсказатель, боялась, что её пророчества исполнятся только потому, что она стояла у истоков и сама запустила цепочку событий.

— Капитан ждёт, — отозвался Ловчий.

Он сделал шаг в сторону, и створки уползли в пазы в стенах. Ийдана направилась к Георгу, который уже поднялся навстречу из-за стола.

— Проходи, садись, давненько не виделись. — Георг улыбнулся и указал на кресло напротив. — Налить что-нибудь? — Георг нахмурился, на лице отобразилась умственная деятельность, а потом он спросил: — Тебе же уже можно, не так ли?

Ийдана коротко посмеялась, а потом приняла предложение вольного торговца, уселась поудобнее и ответила:

— Спасибо, капитан, ничего не нужно.

Георг тоже опустился в кресло, а потом спросил, отодвигая в сторону документы, которые изучал до появления гостьи:

— Что-то случилось? Или, скорее, случится?

Ийдана кивнула и проговорила:

— Я снова и снова вижу картины будущего. День ото дня они всё хуже.

Пламя, охватившее космическую станцию. Крики агонии. Оглушительный грохот болтеров. Реактивные снаряды превращают толпу перепуганного народа в кровавый туман и тошнотворно выглядящие ошмётки под пятой безжалостных захватчиков.

Ийдана вернулась в действительность и продолжила речь. Капитан прищурился, внимал.

— В конце года с высокой вероятностью произойдёт большая битва. Множество людей погибнет, — рассказывала Ийдана. — Все эти души отчаянно цепляются за жизнь, хотят остаться, а поэтому создают… помехи что ли? Чем больше жертв, тем сложнее говорить о чём-то с уверенностью. Опаснее.

Георг кивнул и сказал:

— Слышал что-то такое. Те предсказатели, которые видели Великий Разлом до того, как он открылся, сошли с ума.

— О, нет-нет, капитан, — Ийдана покачала головой. — Такого точно не повторится. Не в ближайшее время, по крайней мере.

— Кто заявится на этот раз?

Ийдана видела…

Череполикие маски захватчиков, их цепные мечи, распарывающие плоть в брызгах крови. Ийдана слышала боевые кличи о смерти трупа-на-троне и всех его прихлебателей. Чёрно-жёлтые полосы… "Железо внутри, железо снаружи!".

Потом клич меняется на "Здесь мы стоим, здесь мы и останемся!". И выкрикивают его не еретики в старинных доспехах, украшенных драгоценными металлами и рогами самых свирепых животных галактики, а воины капитула Рыцарей Некоронованных в кольчугах или серых балахонах.

К несчастью для команды Белами-Ки, что еретики, что Рыцари занимаются в видениях Ийданы примерно одним и тем же, просто с разным размахом.

Ийдана отвлеклась от картин побоища и ответила:

— Пока я склоняюсь к тому, что демонопоклонники попытаются ещё раз прорвать блокаду. Хотя бы чтобы спасти тех, кто там заперт.

Ийдана кивнула вниз в сторону, туда, где за переборками и обшивкой во мраке космоса плыла по своей орбите Хелга-Воланта.

— Хм… — Георг неожиданно даже улыбнулся. — Эта тревожная новость… ещё и приятная. Война заканчивается. Это хорошо, очень хорошо.

— Да, но не забывайте. Это событие неминуемо приведёт к большим жертвам. — Ийдана погрозила вольному торговцу пальцем.

— Так бывает во время войн.

Ийдана вздохнула, подумала немного, а потом всё-таки добавила:

— Вообще много чего накладывается на это событие. Я пока не пойму, разные ли это версии или всё происходит одновременно.

— Что там ещё? — Георг встал из-за стола и направился к бару, чтобы налить себе немного амасека. — Никак Иеремия всё не утихомирится?

Ийдана видела…

Крейсер "Марс" прекращает движение, используя маневровые двигатели, стабилизирует положение, а потом стреляет из орудия "Нова" по пустой переломанной "Амбиции". Блажь, мелочная пьянящая месть вызывает у Иеремии улыбку и тепло на тёмной душе.

Видение отзывается на чувства постороннего человека, и перед глазами Ийданы предстаёт стайка маленьких хищных рыбёшек… или нет… хищных кораблей! Ийдана видит изящные изгибы, колючки и шипы, одежды из кожи… из человеческой кожи, мысли и намерения, что холоднее космоса вокруг, отвратительнее самой вонючей отхожей ямы до такой степени, что Ийдана даже вздрагивает.

Однажды она помогла победить этих тварей, но сейчас… Что это? Прошлое или будущее?

— И его я тоже вижу. — Ийдана кивнула. — Много кого, даже чужаков.

— Эльдарские корсары?

Впору и Ийдане удивляться. Видимо, она не скрыла чувств, а потому Георг объяснил:

— Мне приходит всё больше и больше сообщений об их активности. Наглеют.

— Не то что "корсары". Я видела… как вы их называете? "Друкари".

Георг поморщился и махнул рукой, чуть не расплескав амасек:

— Те же черти! Зубная боль! Видать, прослышали о том, что произошло в Отарио, вот и не боятся. Но ничего… и до них доберёмся в своё время!

— Вот такие неважные новости. — Ийдана вздохнула и потупила голову. — Простите, если отвлекла, капитан, но не могла промолчать.

— И я особенно ценю тебя за это. — Георг указал на неё пальцем той руки, которой сжимал бокал с амасеком. — Ты не раз меня выручала. Эта информация дорого стоит и повлияет на переговоры с моими партнёрами. Пора попросить у них помощи.

— Лучше созвать всех свободных под любым предлогом, — сказала Ийдана.

— Сделаю, моя дорогая, — Георг подмигнул ведьме, — можешь не сомневаться.

Ийдана покинула кабинет Георга, отошла немного так, чтобы Ловчий не видел, что с ней происходит, а потом привалилась к стене. Она тяжело дышала, покрылась холодным потом. Ийдана рассказала о пустотной войне и о сторонах конфликтах, но умолчала о другом.

Ийдана видела…

Как время меняет свой ход, и события движутся в обратном направлении. Открытую дверь в нижний мир, откуда движется нескончаемый поток нерождённых. Космические корабли, эти миллионы тонн крепчайших сплавов и силовых полей, вывернутые наизнанку по прихоти сущностей, способных менять законы природы.

И ведь они даже не пытались заставить Ийдану смолкнуть, не проклинали её, не возводили на пути непреодолимые препятствия. Скорее всего, даже не обратили внимания на её помыслы и намерения, потому что не видели в них никакой угрозы.

Кого ни предупреждай, что ни делай, всё уже учтено. Ещё один раунд Великой Игры подходил к концу. Смертные на ход Игры никак не влияли.

Ийдана знала судьбу, но не могла её изменить.

Вилхелм заметил, что что-то не так, когда подходил к их ныне довольно скромной каюте. Так долго обустраивали гнёздышко, а оно осталось на искорёженной и замёрзшей "Амбиции" или же вовсе исчезло после какого-нибудь меткого попадания снарядом или лучом.

Дверь открыта, рядом с входом несколько горшков с цветами. На мгновение в проёме мелькнул силуэт супруги. Вилхелм зашагал быстрее, чтобы уже спустя несколько мгновений застыть на пороге.

Каюту завалили цветами: с Нагары, с Литуаны, с Морамара; лилейными, амариллисовыми, гераниевыми; красными, жёлтыми, белыми. Сера с детьми занималась тем, чтобы найти каждому растению подходящее место.

Первой Вилхелма увидела дочка.

— Папа!

Астат бросила букет на стул, а потом побежала к Вилхелму и прыгнула ему на руки. Вилхелм поднял дочку и поцеловал в лоб.

— Что тут у вас? — спросил он.

— Цветочки. Цветочный магазин! — отозвалась Астат и рассмеялась.

В это мгновение до Вилхелма добралась и Сера с Ураном. Сера привстала на цыпочки, Вилхелм наклонился и поцеловал её в губы, а потом потрепал сына по голове. Вилхелм снова перевёл взгляд на супругу и спросил:

— Мне стоит опасаться? У тебя появился поклонник?

Сера ответила коротким смешком и следующими словами:

— Скажешь тоже!

— Ну… ты — молодая красивая женщина. Талантливая, обеспеченная…

— Прекрати! — Сера хлопнула его по груди, улыбаясь. — Цветы от одного пациента, лечение которого на днях завершилось. Я сделала ему новую руку, поменяла несколько повреждённых органов, слепила лицо.

— Однако… Кто-то из Ангелов?

— Сэр Валерио Рейн.

— А, наслышан.

— Очень вежливый джентльмен, который очень сильно пострадал и очень сильно боялся, что ничего не выйдет. Но я справилась!

— Ну ещё бы. Сколько ты уже этим занимаешься? Подозреваю, что других таких же специалистов днём с огнём не сыскать.

Вилхелм, не выпуская дочку, приобнял супругу свободной рукой, а потом спросил:

— Вечерняя прогулка отменяется?

— Почему это?! Мы уже заканчиваем. Ты рекаффа выпить не успеешь, а мы уже готовы.

И в самом деле — Сера рассчитала всё правильно. Времени Вилхелму хватило только чтобы умыться, да разделаться с одной чашечкой бодрящего напитка. После они дружной компанией направились на базар, чтобы посмотреть представление тех артистов и музыкантов, которые по разным причинам оказались на космической станции на орбите мятежного мира.

Прогулка сразу не задалась. И пяти минут не прошло с того момента, когда они добрались до точки назначения, как Сера вдруг остановилась, глядя в никуда. Так обычно бывало, когда она принимала сообщение в цифровом пространстве. Сера вздохнула, и Вилхелм понял, что ей придётся отлучиться. Сера тоже поняла, что понял муж, и бросила ему:

— Я ненадолго. Найду вас.

— Всё в порядке?

— Духи шалят у одного пациента. Надо их усмирить, пока ничего не случилось. С нейроимплантатами не до шуток.

— У вас же есть охрана на месте?

— Да, не волнуйся, я скоро.

Сера обняла супруга, потом детей и помчалась прочь, оставив Вилхелма недоумевать. Дело серьёзное или всё же она хочет быстрее вернуться?

Вилхелм вздохнул и отвёл детей поужинать в первую попавшуюся забегаловку. Себе и Урану Вилхелм заказал запечённое мясо грокса, дочке — пирожки с овощами. Стакан пива себе и что послаще, без алкоголя — детям.

Вилхелм уже приступил к трапезе, когда натолкнулся на заинтересованный взгляд. Он принадлежал пожилому мужчине с боевыми отметинами на смуглом лице. Рубец от удара ножом через левую глазницу, пара застарелых обожжённых следа лазерных лучей рассекали густую шевелюру седых кудрявых волос. Один луч превратил правое ухо в уродливую крохотную ракушку. Ничем другим этот мужчина от всех прочих посетителей заведения не отличался, но Вилхелм едва не подавился. Как будто призрака увидел.

Мужчина, глядя на такую реакцию, усмехнулся и пригласил к себе. Вилхелм обратился к сыну:

— Я ненадолго, надо поговорить с тем дядей в углу. Присмотри за сестрой и сам никуда не уходи. Вот, — Вилхелм выгреб из кармана и положил на стол несколько медяков, — закажите себе ещё что-нибудь потом.

Уже через несколько мгновений Вилхелм переместился за угловой столик, где пожал протянутую навстречу руку.

— Вот так встреча, — произнёс смуглый мужчина.

— Не думал, что ещё когда-нибудь увижу тебя, Кюрт.

— Что так?

— Ну, учитывая, чем ты занимаешься… если ты ещё этим занимаешься.

Вилхелм слышал, что Кюрт — из вежливости напишу — "охотник за головами". Но не из тех охотников, вроде Глории Регали и ко, а из тех, кто никогда не берёт добычу живьём. Им даже голова не нужна, главное — факт, что цель ликвидирована.

— Да последнее время работа несложная. — Кюрт усмехнулся. — Некоторые, знаешь ли, даже не задумываются, что я могу за ними прийти.

От этих слов повеяло могильным холодом, даже Вилхелм повёл плечами. Он поглядел на детей, и Кюрт перехватил этот взгляд. Кюрт сказал, ухмыльнувшись:

— Как будто не только отцы разные, но и матери тоже.

Вилхелм прищурился и ответил:

— Все мои.

Кюрт примирительно и неторопливо вскинул руки вверх, а потом проговорил:

— Да ладно, не принимай близко к сердцу. — Кюрт отправил в рот ложку рагу, пережевал, сделал глоток амасека, а потом добавил: — Смотрю, мальчишке особенно досталось. Я сразу Хвоста вспомнил.

— С моим сыном всё в порядке.

Кюрт кивнул, не прекращая улыбаться.

— Сам не обзавёлся? — спросил Вилхелм.

— Не, не моё. Женщины есть, а вот детей вроде бы нет. — Он поглядел на собеседника, прищурив один глаз, а потом добавил: — Ты же сейчас не будешь мне втирать о радостях семейной жизни?

Вилхелм хмыкнул и отозвался:

— И не собирался. Я тоже считаю, что не всем дано.

— Нере, наверное, так и не женился. — Кюрт прикончил порцию амасека в бокале. — Как там вообще наша банда?

— Нере всё такой же, всё там же. Палец где только не успел поработать, в итоге в канониры подался, дослужился до старшины. Марио вернулся в пехоту…

— Да ты гонишь! — Кюрт оценил выражение лица Вилхелма и сказал: — С ума сошёл. Второй Агнец, ха-ха!

— А вот Белый тебя совсем немного не дождался, — продолжал Вилхелм. — Схоронили в прошлом месяце. Инсульт.

Кюрт махнул рукой.

— Бездна с ним. Разосрались мы, когда последний раз виделись. Он аж про честь мундира вспомнил. — Кюрт посмеялся. — Дебил.

— Остальные уже давно из компании ушли. Ищи в поле ветер, — закончил Вилхелм.

— Эх… вот и нету старой гвардии. А ведь как ураганили в своё время!

Кюрт завершил трапезу и сложил столовые приборы в тарелку, ожидая, когда посуду уберут. Он спросил у Вилхелма:

— Пригласишь к себе? Вспомним всякое. Я на твою жёнушку погляжу, страсть как интересно.

Вилхелм едва заметно улыбнулся и покачал головой.

— Да брось! — воскликнул Кюрт. — Я сейчас спокойный, руки не распускаю, слежу за тем, что говорю.

— Нет, ты её напугаешь.

— А Нере вы к себе пускаете?

— Пускаем.

— И что? Хорошие истории рассказывает? — Кюрт посмотрел в сторону, подумал, усмехнулся и спросил: — Как, например, любил кого-нибудь за волосы оттаскать, перед тем как выебать?

Вилхелм помрачнел, Кюрт продолжил:

— Интересно, знаешь ли, вот так встречать людей спустя годы.

Вилхелм только и ответил:

— Завидовать надо молча.

Теперь уже и Кюрту было не до смеха. Бросил на собеседника холодный взгляд, на который тот ответил зеркально, даже с вызовом.

— Несмотря ни на что, — произнёс Кюрт, откинувшись на спинку дивана, — рад тебя видеть. Не спился, не разжирел, как тупорылый грокс. Если встретишь тех, кто ещё помнит вкус орчатины… или как резал уши эльдарам, передавай от меня привет.

— Прощай. — Вилхелм поднялся из-за стола и пошёл к детям.

Он постарался как можно быстрее покинуть это место.

А ещё Вилхелм размышлял над тем, чтобы нанять телохранителя, а то и двух. Такие "кюрты" могли работать не только на Георга, но и на его врагов.

Столица Покаяния Святого Войтеха — Карлсград — встречала гостей монументом в честь примарха Рогала Дорна. Центральную же площадь украшала статуя ещё одного Сына Божьего — Сангвиния, Великого Ангела и Первого Мученика. Скульпторы изобразили героя поднимающимся с колен. Крылья сломаны, из многочисленных ран струилась кровь, но всё же он встречал смерть от рук Архиеретика с достоинством, со вскинутым навстречу копьём.

Благодаря наконечнику копья, скульптура была выше соборов не только столицы, но и планеты вообще, являлась символом Покаяния Святого Войтеха, растиражированным бесчисленными пикт-карточками и сувенирной продукцией. В принципе, достаточно было и Великого Ангела, но Покаяние привлекало людей со всей галактики богатейшим собранием чудес света. Архитектурных и не только.

Жерар разглядывал открывшуюся перед ним площадь из лоджии базилики Святого Каагвы. Он находился на том самом месте, где обыкновенно вступал экклезиарх, смотрел на каменное измученное лицо Сангвиния и на толпу народа, собравшегося вокруг памятника только ради того, чтобы послушать слова Святого не из пыльной книги, а того, кто заслужил подобное звание на своём веку. Тысячи людей на площади, и ещё миллионы паломников по ту сторону голоэкранов следили за каждым жестом Жерара, внимали каждому слову. Подобная честь ранее вскружила бы Жерару голову — шутка ли, до того он выступал с проповедями на улицах — но с тех пор многое изменилось.

Разумеется, оказали Жерару подобную честь не просто так. Как и во время предыдущих визитов на Покаяние, Жерар преследовал цель обратить скромных паломников в пышущих обжигающей верой крестоносцев, вот только на этот раз не по воле Георга Хокберга, а по приказу госпожи-инквизитора Зындон. Она не могла не знать о том, что он совершил на Хелге-Воланте, на какие чудеса был способен.

Пауза затянулась, и Жерар решил продолжить речь:

— И вот вы узнали о жизнеописании Святого Роберта Свежевателя, и теперь многие из вас лучше понимают, что наш Великий Бог-Император есть Бог мученичества. Бог тех любит, кто себя отделяет не только от земного тела, но и отрешается от общения со всякаго рода телесными вещами, без неудовольствия, без сопротивления отлагает это тело смерти.

Жерар окинул взглядом толпу и сильнее перехватил каменные поручни лоджии. Лишь немногие внизу понимали, о чём он говорит. В основном, искали простые решения. Искали спасения.

— Нужно обладать смелостью, чтобы приблизиться к Богу, — проговорил Жерар тихо.

И всё же ни одно слово, пусть даже шёпот, не пропало. Усилители звука подхватили их, очистили и передали на каждый громкоговоритель центральной площади. Как, в свою очередь, и голокамеры, встроенные в парящие сервочерепа, не упустили ни одной детали мимики, ни одной страсти, отразившейся на лице Святого.

— Только в самоотречении и самопожертвовании можно понять истинный смысл всего. Смысл жертвы Бога-Императора, его возлюбленного сына Сангвиния, Святого Роберта и…

Жерар осёкся и не закончил. Момент истины ещё не настал, хотя Жерар уже чувствовал приближение. Холодное прикосновение заточенного до бритвенной остроты лезвия, тепло струящейся крови, оглушительный стук сердца, жар и полёт сквозь всю галактику к трону Владыки, чтобы занять место по правую руку от Него.

Затянувшееся молчание Жерар прервал следующими словами:

— Прочтите "Увещевания к мученичеству" учителя Оргена и возвращайтесь завтра. Да прибудет с вами Бог-Император денно и нощно!

Жерар покинул лоджию и, постукивая тростью, похромал на выход из базилики, сопровождаемый безмолвной свитой инквизитора. В тусклом свете факелов он не сразу заметил блики на позолоченных доспехах.

— Брат Жерар.

— Инквизитор.

На "Амбиции" не было живой души, кто бы не склонил голову при появлении Жерара, Туонела же держалась строго и бесчувственно.

— Последний раз на Покаянии вы были менее словоохотливы и сразу переходили к сути, — проговорила она.

Туонела не вооружена, но благодаря силовым доспехам возвышалась над Жераром и излучала силу. Однако не ту силу, перед которой Жерар склонялся, как бы Туонела того ни хотела.

— В этом мире всё меньше горящих глаз, — ответил Жерар. — Война закончилась давно, и о ней успели забыть. Пройдут годы, и снова ценить будут не храбрость, а золото. — Инквизитор никакой комментарий не вставила, и Жерар закончил мысль: — Положение бы спасли те, кто возвращается, но мы только уводим.

— Вы изгоняете демонов и не можете вдохновить народ? — Туонела прищурилась. — Депрессия?

— О нет, инквизитор, уныние — страшный грех, — однако Жерар и не попытался изобразить воодушевление, — возможно… усталость. Возможно, меня пугает судьба, в чём мне, конечно, ещё предстоит покаяться.

— Такие люди, как мы с вами, не имеют права на слабость.

— Раньше я бы вас поддержал, но с тех пор… я понял кое-что. — Жерар внимательно посмотрел на собеседницу. — Ведь больше некому проявлять слабость и сомневаться. Если бы вы чаще заглядывали в глаза простого люда, то увидели бы догмы, обрушение которых приведёт во тьму. Они недостаточно сильны, чтобы выдержать испытание. Мы же должны быть к нему готовы.

И снова Жерар ничего не прочёл на лице женщины напротив. Его слова не затронули струны души. Инквизитор уже давно — что-то вроде торпеды, пересекающей звёздное море на пути к цели. Эффективно работающий механизм.

— Скажите мне, госпожа, что бы вы сделали, если бы Бог-Император сошёл с Трона Златого и принялся бы говорить то, что вы боитесь услышать, делать то, о чём вы и подумать не могли?

— Будьте осторожны, если замыслите спросить подобное у кого-нибудь ещё. Людей сжигают и за меньшее. — Она добавила после короткой паузы: — Я сжигала людей за меньшее.

Жерар грустно улыбнулся и сказал:

— Те, кого вы сожгли, если не еретики, то перепуганные души. Они поняли замысел Бога и не выдержали. Я же принял его. Принял Бога.

Инквизитор помолчала немного, также изучая собеседника, а потом произнесла:

— Возьмите себя в руки, святой. У нас не так много времени, и нужно возвращаться к работе.

Она ушла, не попрощавшись, а Жерар лишь сказал вслед:

— Я буду там, где Бог-Император захочет меня увидеть.

Вообще-то "Победителей и побеждённых" снимали как голофильм, с соответствующим проектором можно смотреть на постановку со всех возможных ракурсов, но премьера состоялась именно что на экране в одном из самых престижных кинотеатров Гийацины.

Ради торжественного случая я надёл цилиндр, смокинг и туфли, начистил экзоскелет до блеска. На протяжении всего просмотра полустоял-полусидел как на иголках, несмотря на то, что участвовал в монтаже и знал материал чуть ли не наизусть. Поэтому и большая часть шуток прошла мимо, и восхититься смелостью некоторых трюков, сценарных ходов не получилось. Я-то знал, какого труда всё это стоило.

Однако я поглядывал на зрителей, и вроде бы реакции были ожидаемые, поэтому к концу показа волнение немного отступило.

— Я понимаю, что люблю тебя, Рика, и сокрушу любого, кто вызовет у тебя слёзы.

Экранный Георг Хокберг прижал к себе Манрикетту Мурцатто и поцеловал со всей страстью, на которую был способен.

Комитет по цензуре счёл сцену аморальной, пришлось переснимать, и в итоге никто никого за жопу не хватал. Арчи положил руки партнёрше на поясницу и под лопатку, но облобызал как следует.

Кто же мог подумать, что это, оказывается, так сложно?!

Георг вскочил на коня, потом подтянул и усадил перед собой Мурцатто, и они умчались в закат. По экрану поползли титры.

Я осмотрелся, встретился взглядом с режиссёром и кивнул ей. Матильда кисло улыбнулась, но всё же показала мне большой палец.

В этот миг я испытал противоречивые чувства. Глаза мои этих людей не видели бы, но всё же я бы не отказался от продолжения. В конце концов, мы успели сработаться, и лучших киноделов мне не найти.

Ещё немного времени я провёл в фойе, чтобы послушать мнения зрителей, которыми они делились друг с другом. "Вау, просто вау" — мой любимый тип комментариев, но хватало и чего-то вроде "если бы не ты, дорогая, я бы сдох со скуки".

Для первой пробы в новом жанре пятьдесят на пятьдесят — не так уж и плохо. Теперь можно подумать о том, что бы сделать лучше, и провести работу над ошибками.

Размышляя над тем, как бы занять денег у Георга на продолжение, если господдержки не будет, я покинул кинотеатр и уже собирался подыскать себе такси, когда услышал:

— Агнец, не узнал что ли?

Я перестал витать в облаках и обратил внимание на прекрасную даму неподалёку.

Длинное обтягивающее чёрное платье в пол с открытыми плечами и разрезом чуть ли не по пояс. Оперные перчатки, крохотный кожаный клатч. На плечах шёлковые палантин, расшитый серебряной нитью. Все украшения тоже или из белого золота или из серебра.

Манрикетта Мурцатто, именно Манрикетта Мурцатто, а не Берта Карел, прекрасна как никогда. Я лишился дара речи, не знал, на что смотреть.

Она прошла омоложение. В глазах искры, кожа снова гладкая, а губы алые. Мурцатто похудела, и на щеках появились ямочки, особенно очаровательные, когда она улыбалась. Она сохранила горделивую осанку, а кроме того, восстановила прежнюю форму. Разумеется, не бугры мышц, но подтянутый вид. Мурцатто снова можно было представить на коне, да с занесённой над головой саблей.

Единственный недостаток — какая-то аномалия с цветом волос. Несмотря на омоложение, они так и остались седыми, почти белыми, поэтому, скорее всего, Мурцатто ныне предпочитала не золото, а серебро.

— А… я… — я нелепо взмахнул руками и продолжил: — Только не злитесь, я всё объясню! У меня не так много было влияния на съёмочный процесс! Это больше подарок Георгу от местных шишек, так что и…

Мурцатто рассмеялась, а потом сказала:

— Успокойся, я в курсе. В конце концов, неплохой боевик получился. Глупый, конечно, но занимательный.

Я выдохнул и произнёс:

— Гора с плеч… не шутите?!

Мурцатто покачала головой.

— Хорошо, если так. Я больше всего переживал, что вам не понравится, потому что образ на экране близок тому, что был в книгах Германика, ну, где…

— …где я — недалёкая любовница генерала Вьюги, помню.

— Ну и вот. — Я ещё раз взмахнул руками, жалкий птиц. — Клянусь, я бился над каждой вашей репликой! Они тут всё привыкли упрощать, приводить к общему знаменателю, чтобы понравится аудитории, но я хотя бы пытался!

Мурцатто спрятала ухмылку ладонями, а потом отозвалась:

— Не надо оправдываться. Мне понравилось. Честно.

Я дотронулся до груди там, где сердце, и проговорил:

— Это лучшая награда, госпожа.

Она подняла палец вверх и произнесла:

— Но всё-таки у меня есть кое-какие замечания, Агнец. Проводи меня, пожалуйста, к этой… Берте, кажется. Я хотела бы дать ей несколько советов на будущее, если они соберутся снимать вторую часть.

— Ваше слово для меня закон, госпожа!

Говорят, темнее ночь перед рассветом, но главное наше испытание ещё даже не началось. Тогда мы просто радовались жизни.