Глава 20

1

— Вам бы книги писать, дорогой. Вы очень красочно описали атмосферу, которая царит на Северных Островах, общее настроение и подготовку к возможной войне. Вы выяснили сколько добыто медной руды, и даже какие контракты заключены с Дараем на поставку изделий из синей меди. Не отрицаю, это серьезная и кропотливая работа. Но вы мне не сказали главного, то, ради чего я вас посылал к эльфам. Лично. — Калин Первый с интересом рассматривал мага, стоявшего напротив. Статен, широкоплеч, красив. Глаза ярко-зеленого цвета, редкие для людей, смотрят смело и открыто. И это несмотря на то, что их обладатель прекрасно знает: в любой момент он может скрутиться дохлым червяком у королевских сапог. — Если им так не хочется возвращать чеканы, то почему они до сих пор не попытались хотя бы выкрасть наследников? Они что же, забыли о детях?

Разведчик медлил с ответом.

— Сир, — он все-таки опустил взгляд, — у меня есть сведения, что у них только два чекана. И где восемь пропавших из дворцовой сокровищницы они не знают.

Кроль прищурился. Это обращение «сир» осталось еще с тех времен, когда гномы имели полноправную власть. Это они были любителями коротких и емких обращений к вышестоящим, и совсем не считали подобное поведение оскорбительным. После их исчезновения многое потерялось во времени, кое-что вытравилось намеренно, но иногда, как вот сейчас, проскальзывает всеми забытое дурное наследие. Надо покопаться в родословной этого молодца.

— Но два у них все-таки есть. В чем причина медлительности? Я ведь могу передумать обменивать жизнь на серебро. Надеюсь, вы сделали всё, чтобы эльфы узнали, что у проливов уже собирается наемная армия.

— Да, им это известно. Правда, о масштабах они не догадываются. Но… — мужчина умолк.

— Но?

— Слухи. И я бы не хотел показаться смешным…

Эти слова Калина развеселили.

— Ну, что вы, мой друг. Это ваша работа собирать слухи и выдумки, и находить в них горчичные зерна правды. Жалование вы получаете именно за это.

Но мужчина остался серьезен.

— Насколько я осведомлен, Кальд Третий ждет… дракона, — агент приготовился к тому, что король сейчас рассмеется, но Калин опять сузил глаза.

— Вот как. И когда?

— Дату мне установить не удалось, но речь шла о месяце. Или чуть больше. Они надеются получить поддержку дракона в совместных действиях против Вессалии. Вы думаете, что…

— Что думаю я, вас интересовать не должно, — Калину, наконец, надоело показательное отделение короля от королевства. Впечатление, что этот франт намеренно возводит в высшую степень государство, а не его правителя, только усилилось. — Это я задаю вопросы. Вы на них отвечаете. Даже если для ответов понадобиться ваша жизнь. Надеюсь, дважды мне это повторять не придется. Давайте уточним. Вы сказали «дракона». Эльфы ждут одного?

— Предсказание. Кунги были у шаманов Ульгара.

Вот теперь королю по-настоящему стало весело. Он расхохотался искренне, не сдерживаясь, так, что колыхнулись занавеси на высоких арочных окнах.

— Ха-ха-ха!— Калин смеялся взахлеб. — Хо-ох! Надо же! Ульгар! Ну, повеселили, дорогой мой, повеселили. — Он, вытирая слезы, отмахнулся. — Идите. И перенесите всё, что тут наговорили на бумагу. Это будет гвоздь в крышку гроба нашему аналитическому отделу.

Глядя вслед выходящему агенту и продолжая посмеиваться, Калин встал. Любимое красное кресло скрипнуло. С досадой подумал, что оно рассохлось, надо пригласить столяра, да распорядиться, чтобы в котельной не так старались. Холода как таковые еще не наступили, а они уже кочегарят вовсю. Только уголь зря прожигают.

Вежливый, но громкий стук в дверь развеял задумчивость короля, и, получив разрешение, в кабинет быстро вошел юноша в форме королевской почтовой службы. Без единого слова поставил на письменный стол клетку, поклонился и так же быстро вышел.

Каждый раз, когда Калину приносили сообщение, его не оставляло навязчивое ощущение, что почтовикам перед приемом на работу отрезают языки. Все как на подбор молчаливые и шустрые. Почти как их крылатые подопечные. Может попросить показать? И удостовериться в существовании оного органа?

Маленький почтальон заметно устал, сидел нахохлившись, но правилами службы сообщение первому лицу государства необходимо было доставлять в любое время дня и ночи. А ведь уже ночь. Калин посмотрел в окно, привычным движением открыл клетку, забрал письмо, и выпустил стрижа в окно.

И углубился в донесение.

«Объект Б (приоритет Второй).

От обратного маршрута не отклонялся, его охрана никуда не отлучалась. По прибытии в имение, и в последующие дни никто усадьбу не покидал, и не посещал. На четвертый день выехал из поместья в сопровождении трех бойцов. Через полчаса после выезда был окружен и атакован группой лиц из одиннадцати человек. Судя по действиям нападавших, среди них был ментальный маг. Объект и его сопровождение влиянию не подчинились. Вероятно наличие изделий из синей меди и применение боевых артефактов. У объекта Б потерь нет, группа нападения ликвидирована. Один из нападавших был легко ранен, бежал, но был нами захвачен.

Объект Б вернулся в поместье. На данный момент им предприняты меры по усилению безопасности.

Дом и участок, к нему прилегающий, по периметру обнесен кирпичной стеной в две сажени высотой и два локтя толщиной, снабжен высотными площадками и дозорной башней. Гарнизон состоит из пятнадцати человек, хорошо экипирован и вооружен.

Группа нападения на объект Б опознана. Погибшие бойцы входили в состав подчинения объекту Л, (приоритет Первый) и задержанный это подтвердил.

Наблюдение обнаружено.

Жду указаний».

Как же всё надоело! Невыносимо! Эти недоумки-егеря даже спрятаться как следует не сумели. «Наблюдение обнаружено!» Повесить их что ли? Хорошо хоть, обмануть побоялись. Скрывать обнаружение не стали. Хотя могли.

Только-только настроение поднялось, и вот вам – Касандр Лоран, бывший глава Тайной Стражи и беглый преступник, активизировался. Да как! Выходит, кто-то из дворцовых остался ему верен. Выходит, кто-то из дворцовых знал реальную причину, по которой барон поехал домой один. И, несмотря на слежку за «объектом Л», этот кто-то сумел оповестить старого ублюдка, и он успел собрать боевой отряд. Но… поспешил. Нет, задумка у Лорана, конечно, была хорошей – забрать чеканы и во всеуслышание заявить о праве на владение землей. И плевать, что ты преступник - чеканы обнуляют все преступления. Это закон! Тот самый, на основе которого выстроена вся вессальская юриспруденция. Самое смешное в том, что мало кто из дворян придает значение первым строчкам Главной Книги. А уж интерпритаторов, готовых дать самое правильное толкование Книге, развелось как нерезаных собак. А ведь никто ничего даже и не пытается скрыть!

Большинство «благородных» смотрят в Книгу и видят… Что видят, то и видят. Считают стихи ненужной данью традиции, странной записью на первом Листе, сохранившейся еще от гномов. Но Лоран-то знает. И по этой записи король обязан уступить ему землю. Уступить! Потому что у короля ничего - что б им всем в Бездне икалось! – ничего нет. Ясно, как светлый день, что никто и не подумает уступать. Но появится прецедент, начнется смута. И так всё держится на соплях.

А барон… Ох как не прост оказался. Стена, гарнизон… Опытных головорезов вокруг себя собрал. Есть чем платить, выходит. Плохо. Очень плохо. Кроме всех прочих напастей, Райены никогда не входили ни в один магический клан. Нельзя их, как воздушников, обвинить в заговоре. Можно списать нападение на залетную разбойную шайку, но в этом случае придется официально заниматься «расследованием», а это время. Проклятое время! Эльгар Райен остался жив и здоров, засел как крот в имении, свидетелей у него теперь навалом, считай весь подворный люд, а значит, у него есть право выставить претензии. Королю. Как гаранту порядка и закона. И, судя по всему, он это сделает, даже если молодые баронессы будут переведены в камеры. Особенно, если будут переведены. А если этот ушлый барон догадается выставить собственные чеканы на всеобщее обозрение… Нужно что-то срочно предпринимать. Как же не вовремя этот Лоран влез, как не вовремя…

2

На линии, словно тонкой нитью отсекавшей густой лес от кривого болотного гнилья, бесновался ветер. Он визжал в паре шагов от нас, исходил снежной пеной как бешеный пес, в припадке царапал пространство ледяными лапами, пытаясь ухватить за края одежды, за сапоги, за баулы. Словно наигравшись, он выкинул нас, как щепки, из своих пределов, но тут же завыл, заметался слепой пургой у невидимой грани.

Мы не бежали от нее - мы летели в пурге, скользили и падали, и только чудом никого из нас не долбануло о какой-нибудь ствол, не насадило на торчавший сук, не утянуло под тонкий, едва схватившийся лед. Нас цепляли кусты, рвали одежду вставшие на пути коряги, хватали за ноги подмерзшие у берегов плети водорослей, и сколько мы бежали, час два, три – не знаю, время перестало существовать. Как и всё вокруг. Были только жалящий до костей холод и толкающий в спину снег.

И вдруг, мы словно переместились из зимы в лето. Все стихло. Замерло.

Казалось, силы закончились не у нас одних. Гай ничком лежал на усыпанной желтой хвоей земле. Я упал на спину, раскинул руки, смотрел на темные верхушки лиственниц. И безразлично слушал ворчание клинка, о его несчастной доле, о том, что приходиться ему, бедному, подпитывать меня из последних сил, чтобы я не окочурился раньше положенного срока, в то время, как у него самого скоро будет шаром покати, и так далее и тому подобное. Ныл он, коротко говоря.

Пончику досталось едва ли не больше нашего, мы-то хоть видели куда неслись. Его же в любой момент грозило расплющить, упади я плашмя на пузо, или переломать, покатись я кубарем. Ханур еле выполз в прореху на моей куртке, всклокоченный и помятый, передняя лапа как-то нелепо висит, и угрюмо похромал вглубь ночной чащи. Но по дороге его стошнило, он улегся на хвойный ковер в нескольких шагах от меня.

— Я дым чую, — тихо простонал Гай.

Вот новость-то. Да мы гарью воняем так, что не только комары шарахаются! Вся лесная гнусь от нашего запаха падает замертво. Ладно, послушаю дальше.

— Березовый.

Это он что же, в сортах дыма разбирается? Откуда, кстати? Что-то я не заметил берез в Серых Горах. Разве что эльфы подгоняют элитные дровишки перепончатым. Для шашлыков, не иначе.

— И кашей пахнет, — с надрывной грустью хлюпнул дракон, — пшенной.

А вот отсюда поподробней. Чтобы знать как далеко и в какую сторону повернуть сапоги. Даже Пончик оживился, завертел головой, поводил носом в разные стороны и вскочил. И с громким шипением, переходящим в скулеж, упал.

Гай недолго думая, подполз к зверьку, бесцеремонно перевернул на спину, ощупал и тоном, напомнившим мне Санькины нравоучения, выдал:

— Перелом передней правой конечности. Закрытый. Простой, — и посмотрел на меня. Они оба на меня посмотрели. Причем так, будто эту лапу я лично ломал. Специально и злостно. Кстати, не понял, Гай что, в переломах разбирается? И дракончик не подвел. — У меня по медицинской практике лучший результат в Доме.

— Я гляжу, ты такой весь из себя результативный, и по привязкам и по практикам… — ну, а чего они! Смотрят так, как будто я одному месторождение железа задолжал, а второму пирог с черникой, размером с него самого. — Он жить-то будет, дохтор? Что делать-то?

— В любом случае, нам надо найти спокойное место, чтобы отдохнуть. А там я постараюсь хануру лапу сложить и подлечить. У меня наш бальзам с собой. Я же не человеческий маг, чтобы магией кости сращивать, — и отвернулся, поняв, что теперь его твердое намерение вернуться домой вовремя разбилось как стеклянная игрушка - вдребезги.

А на меня навалилась такая свирепая тоска, что не в сказке сказать. Саню вспомнил, Машку, крылатого... Отец почему-то возник перед глазами… Ох, как тревожно на душе стало. Захотелось плюнуть на всё и сразу. На гнезда эти, на договоры всякие, и даже на Камень. Тоже хочу домой.

Ханура с подвязанной к лапе палочкой я нес как младенца, на руках. Гай впереди ломился через чащу так громко, самозабвенно и зло, что буде рядом какая живность, разбежалась бы не оглядываясь. Он-то надеялся, что минуем болото и можно будет перекинуться в первую ипостась. Но наш относительно благополучный забег из топей, вовсе не избавил эту местность от хаоса магических потоков. Конечно, стоило нам вылезти на «сухую» землю, буйство холода почти сразу прекратилось, думаю, просто потому, что «отмороженный» маг его вызвавший - я то есть, если кому непонятно - перешел какую-то невидимую черту, где потоки теряли ядовитую насыщенность и скорость. Но их беспорядочность никуда не делась. И, судя по всему, деваться никуда не собиралась. А в полноценном лесу, по которому мы сейчас кое-как передвигались, баловаться огненными или воздушными заклинаниями сумасшедших нет. Ладно, болото – там хоть вода вокруг, мокро. А здесь полыхнёт, и привет: пишите Хозяйке слёзные письма с Небесных чертогов с просьбой вернутся на грешную землю. Авось подсобит.

— Долго еще? — как ни крути, я выдохся. И дождь зарядил. Противный, осенний, муторный. Того и гляди, поскользнусь, упаду и больше не встану. И Пончика уроню напоследок.

— Вон. Впереди. Стоит, — дракон тоже устал. Разговаривает отрывисто, дыхание бережет.

Что стоит «вон впереди» я не увидел, как не всматривался: за пеленой дождя, среди елей и пихт, виднелось что-то темное и большое. Но появился запах, тот самый, пшенный и вкусный, и я успокоился - наконец-то пришли.

3

Ну да, пришли…

Дом был. И был это именно дом. Старый, кряжистый, поднятый над землей бревнами-опорами с мой рост. Они будто пустили корни вглубь, оплелись многолетним вьюном, ивовой лозой, и стали похожими на тяжелые лапы. Почерневшие от времени стены из обхватных неошкуренных стволов недобро косились на нас крохотными рублеными оконцами, затянутыми кусками вытертой до прозрачности кожи. Из венечного конька острой двускатной крыши ощетинившись торчали длинные палки-стропила, и сама она была покрыта дёрном, заросшим коричневым мхом. Грубо сколоченная лестница, мокрая от дождя, упиралась на широкую поддверную ступень, где толстым дрыном была приткнута тяжелая рубленая дверь. В рассветных сумерках дом казался огромной нахохлившейся птицей, спустившейся на землю передохнуть, да так и оставшейся сидеть посреди темного бора, в болотной глухомани.

Если дверь подперли снаружи, значит в доме никого. Логично. Вопрос зайти или нет, меня не волновал - на моих руках тельце Пончика пылало в горячке, а ощущение, что Гай не увидел всех повреждений, и мой зверь одним переломом не отделался, нарастало. Значит, нам нужна крыша над головой, тепло, вода и постель. И даже если хозяева будут не очень рады, расплатиться за гостеприимство у меня найдется чем. Да и дракончик, наверняка, не только в «координатных привязках» и «медицинской практике» результативный. Не зря же Дох согласился отправить его со мной.

«Не лез бы ты туда».

О-па. Зараза. Молчал, молчал и вдруг проснулся, защитничек. А что мне с Пончиком делать, по-твоему?

«В лесу еще не холодно. Можно костер распалить».

Под дождем? Умник.

«Шалашик смастрячить».

Чем?! Да я сдохну пока ельник ручками ломать буду! А ханур и подавно.

И почему мне показалось, что клинок недовольно поджал губы? Но я решительно поднялся по скользким ступенькам-бревнышкам наверх, откинул ногой дрын и, стоило двери проскрипеть отворяясь, шагнул внутрь.

4

Внутри было просторно и тепло. Витал еле ощутимый кисловатый запах, какой бывает от просушки выделанных шкур. Ночная темень нехотя уступала рассветным лучам, но всё еще окутывала массивный деревянный опечек1, круглую печь из намертво затвердевшей глины, сухие чурочки аккуратно сложенные в дровницу, и охапку хвороста для розжига. За печью поднимался до самого потолка пустотелый навал из кусков болотной руды, сплавленный в крепкий дымоход. Ни стены, ни печь, не откликнулись на мое приветствие, и мрачно замерли в ожидании.

Разворошив через широкое боковое устье еще не остывший очаг, мы подкинули свежие поленца, и огонь будто того и ждал. Занялся быстро, заметался красными отсветами на наших лицах, на бревенчатых стенах, обвешенных шкурами, на широкой лежанке у печи, на почерневших от времени полках вдоль одной из стен, на плошках и кувшинах, стоявших на них. Весело загудела каменная труба, и мы изможденно опустились на лавочку возле дощатого, тысячу раз скобленого, стола.

Зверь осторожно положенный прямо на стол смотрел больными, виноватыми глазами, и почему-то не на Гая, опять принявшегося осторожно прощупывать его лапы и ребра, а на меня. Он явно силился что-то «сказать», но дразнить Черную Хозяйку я не собирался - мне вовсе не улыбалось потерять друга при попытке влезть в его разум, когда он тихо скулит от боли. Подожду. Надеюсь, Гай знает, что делает, и ханур сумеет вылезти из этой передряги. Тогда и будем проявлять любопытство.

А сейчас ищем кашу. Да, ту самую, пшенную. Эльфячьи припасы у нас, кончено, остались, но горячая пища на порядок полезнее, особенно нам, замерзшим, намокшим, уставшим, больным, раненым и вообще… поспать бы.

Чугунок с аппетитным варевом успел перекочевать с навершия печи в мои руки, потом на стол, как, вдруг, Пончик пронзительно закричал. Так кричат попавшие в капкан лесные звери.

Крышка, которая уже снималась мной с посудины, с грохотом полетела на пол, а я подскочил к дракону с четким и недвусмысленным намерением дать в глаз.

— Вывих! — мгновенно понял он мои телодвижения. И тут же пошел в контрнаступление. — Я плечевой сустав вправил! Как ты мог?! Неуклюжий ты! Прыгаешь плохо, бегаешь медленно, падать не умеешь. Конечно твоего питомца как в барабане прокатило.

— Ты забыл сказать, что я даже летать не умею, — ясное дело, мне было неприятно слушать разных там, рожденных не ползать.

— Это ты забыл, что у тебя в куртке живое существо! У него, кажется, трещины в ребрах! Хорошо, не переломы - месяц не смог бы нормально дышать!

— Так, хватит меня совестить, не в парке на прогулке. Ты скажи, когда этот пушистый хмырь выздоровеет?

То, что выздоровеет, я уже не сомневался - дракончик хоть и не упустил случая меня повоспитывать, был почти спокоен. Значит, ничего смертельного с моим зверем не произошло. Плохо, что мы в этих болотах застряли. Пока ханур не сможет ходить относительно нормально, я никуда не двинусь.

— Два-три дня. Никуда двигаться нельзя.

Ага. Громко думаю, или опять на лбу написано? С этими перепончатыми не поймешь. А перепончатый уже забыл обо мне. Разложил на столе, возле Пончика, какие-то бинтики, флакончики, ножнички и даже тонкий нож. Погладил безучастного ко всему зверя, что-то тихо сказал ему на драконьем, и мой ханур сам – сам! – повернулся на спину, чтобы новоявленному ветеринару было удобнее. Мой подопечный знает язык крылатых? Чудеса.

Меня же очень интересовал круглый чугунный предмет и количество содержимого в нем. А по причине отсутствия в моем бауле столовых приборов первой необходимости, меня так же интересовало, где добыть ложки, или что-нибудь хоть отдаленно на них похожее. Не клинком же, в самом деле, в каше ковыряться.

«Хозяин», — вдруг подал голос Ключ. Так серьезно, что мои душевные кошки жалобно мяукнули. — «Я бы настоятельно советовал, в случае гипотетической вероятности возникновения чрезвычайной ситуации, использовать меня в качестве экстренной спасательной функции».

Ты по-вессальски разговариваешь? Или еще по-какому? А попроще?

«Неспокойно мне».

О, что-то новенькое.

«Ты б хохмил поменьше. Я не кликуша, но не к добру вы сюда вломились. Если вдруг что - сразу втыкай меня куда-нибудь. В руку, в ногу, без разницы. Порталом уйдете. Если повезет».

Родной! Чевой-то ты мне тут страху нагоняешь, а? Советчик. Забыл, где мы находимся? Да тут ни один портал не откроется! Хоть обтыкайся! Да и «тыкать» может оказаться себе дороже. Не мути воду, не до тебя. Сейчас надо поесть и поспать. Пока хозяева не вернулись. Здоровайся потом с ними, улыбайся, вежливость проявляй, воспитание… а такие ломы, кто б знал!

Когда я деревянным… черпаком доедал половину из того, что было в чугунке, ко мне присоединился Гай. Вернее к каше он присоединился. Пришлось отдать «ложку», хоть это и не гигиенично, подняться с насиженного теплого местечка, и отправиться исследовать доставшуюся жилую площадь на предмет обнаружения спальных мест или что тут окажется в наличии. В наличии ничего не обнаружилось. Ни за печью, ни на верхних полатях, под самой крышей, куда я забрался по хлипкой стремянке – там сохли шкуры всех видов и мастей – ничего подходящего не было. Хоть бери, да на скрипучие половицы ложись. Почему-то занимать хозяйскую лежанку не хотелось.

Безрезультатно побродив по бревенчатой избе, я вдруг услышал звук. Тихий и такой странный, будто захрустела, натягиваясь, тетива. И тут же расслабилась. И снова: натянулась-расслабилась. Внутри екнуло. Поискал глазами ненормального лучника, не увидел.

— Это что? — скосил глаза на Гая.

— …э… — помялся тот, внимательно присматриваясь к лежавшему на столе хануру, — наверное, это храп.

Меня отпустило - почудится же всякое. Напугал Зараза. Я подошел к Пончику, присмотрелся, даже погладил перебинтованную лапу. Спит. Честное слово, спит и храпит! Никогда не замечал за ним такого.

— Он никогда не храпел, — удивился я.

— Ну… может от бальзама, — Гай почему-то смутился и мне это показалось подозрительным.

— При чем тут бальзам?

— Я дал ему несколько капель. Может из-за этого?

— Бальзам? Его что, пьют?

— Ну, да. Его нужно принимать по чайной ложке два раза в день, чтобы кости быстрее срослись. Но, после него не спят… вроде. Может, для хануров это снотворное?

— Ты не знал, как эта гадость подействует?! — я даже опешил от такой глупости. — Да ты понимаешь, что мог его отравить?! Хвост ты крысячий!

— Не ори! — тоже повысил голос дракончик. — Что по-твоему надо было делать? Я что каждый день лечу хануров! Откуда я знал, что его вырубит. И потом, он же спит! Нормально спит. Что тебе еще надо?

— Мясо!

Мы вздрогнули.

Голос раздался от двери. Хриплый такой.

А в проеме дверей…

В проеме открытых дверей стоял…а… старуха. С рогатиной. И еще с какой-то плетеной фигней в другой руке. Вместо нормальной обувки, на ней были обшитые кожей лапти. Длинная, до пола, драная меховая накидка подпоясана широким поясом. На поясе висят мешочки, тряпочки, веревочки, ножи и давным-давно сдохшие белки. Вместо шапки седой колтун грязных волос, глаза мутные, не понять какого цвета, немилосердно косят в разные стороны. И язык. Вываленный наружу как у собаки, темно-сизый, над которым одиноко торчит огромный гнилой зуб.

Она смотрела на нас и улыбалась, распахнув черный провал зловонного рта, из которого радостно капала на пол тягучая слюна.

Дракончик закатил глаза, и тожественно сполз с лавки.

Загрузка...