Глава 6

1

Белое здание храма с конусной крышей и устремленным в небо золоченым шпилем напоминало изящную безделицу, примостившуюся среди зеленого островка, окруженного желтым и серым булыжником прилегающих улиц. За ажурным кованым забором, ограждавшем храмовый комплекс, шелестели березы, пели на все голоса соловьи, словно не заметив, что ночь давно с ними попрощалась и ночной концерт пора прекратить.

Чернец уже ждал Алабара у высокой, в две полноценные сажени, кованой калитки, и утреннее солнышко заставляло старика улыбчиво щуриться и прикрывать ладонью глаза.

— Какая ты ранняя птаха, оказывается! — поприветствовал он шедшего дракона. — Похвально это. Я ведь не говорил, когда тебе приходить, ты сам. Каждый день, в одно и то же время. Похвально. Но к утренней службе ты не успеваешь, монахи все равно поднимаются раньше. С петухами. Жаль, ты не монах. Чего не спишь подолгу? Не хочется? Или какая иная причина?

— Привычка, — дракон с откровенным наслаждением вдыхал прохладный утренний воздух.

— Хорошая привычка. Не просто так она складывается. Ну, да ладно. Потом расскажешь, откуда она взялась, если захочешь, — старик усмехнулся. — Есть для тебя сегодня большая работа, но сначала в трапезную пойдем. Позавтракаем.

Алабар помотал головой.

— Я поел. В трактире.

— Это какой же трактир так рано открывается? Обычно они, напротив, все допоздна, — удивился чернец.

— «Три Карася».

— А, знаю, знаю, — настоятель нахмурился. — Хороший трактир. Помер его владелец недавно, теперь там пасынок его. Маг, вроде. И как он? Справляется?

Алабар уже хотел было похвалить молодого трактирщика, но вспомнил Машкину просьбу, скорее напоминающую приказ «помалкивать», вспомнил "предупреждение" Дарека, и решил не откровенничать.

— Понятия не имею, — пожал плечами, — но готовит вкусно.

— Хорошо, если так. Плохо, что он магию пользует, а значит обманывает. Ну, да ладно, то отдельный разговор. Идем на подворье, нам туда ночью дрова подвезли. Попилить, порубить надо. Этим и займешься сегодня.

Парфей, опираясь на кривую клюку, зашагал впереди Алабара по ярко-зеленым плиткам извилистой дорожки, но дракон смущенно пробормотал ему в спину.

— Настоятель, честно говоря, я не умею. Пилить не умею. И рубить тоже.

Чернец остановился, повернулся с насмешкой и интересом.

— Тому, что не умеешь, научим. Только откуда ж ты прибыл, если сам не дворянского сословия, а надобности заготавливать дрова на зиму у тебя не было?

— Мы, — запнулся дракон, — горючим камнем отаплива…ли… помещения.

— Богато жили, богато. Но ведь и уголь чем-то растопить надо, — не то спросил, не то утвердил Парфей, и Алабар растерялся окончательно: не объяснять же, в самом деле, что драконы используют для подобных целей собственное дыхание. — Ох, издалека ты, видать. Ну, да я уж сказал, не мое это дело. Ты от работы не бежишь, а значит человек ты правильный.

Больше Парфей ни о чем не спрашивал, ничего не рассказывал и не говорил, шел молча до самой кучи сваленных у въездных ворот бревен. И дракон был рад - не нужно подбирать слова, что-то там объясняя.

На храмовом подворье, у дровяной кучи, их ждал совсем молодой парень в обычной черной хламиде, подпоясанной грубой веревкой с болтавшейся на ней сумой. При виде Парфея он подскочил, торопливо поклонился и указал рукой на один из пеньков, где лежали топор и здоровенная двуручная пила.

— Ну, вот, Алабар, твой подельщик на сегодня. Он все покажет и разъяснит. Правда, рассказать не сможет. Немой. Придется тебе с ним знаками изъясняться.

Сославшись на дела, Парфей скоро ушел, почему-то забыв назвать имя парня, а тот с еле скрываемым выражением превосходства на простоватом лице принялся жестикулировать, таким нехитрым способом "показывая и разъясняя". Но Алабар быстро понял, что от него требуется, и работа на внутреннем дворе закипела.

2

Когда солнце должно было висеть в зените и палить жаром всё подряд, а вместо этого спряталось за грозовыми тучами наползшими на город, вся изрядная дровяная куча была перепилена и переколота.

Молодой монашек, бессильно распластавшись на лавке у живописного ракитного куста, признаков жизни не подавал, лишь испуганно вздрогнул, когда Алабар с залихватским хеком вогнал топор в одинокий, вдрызг размочаленный пенек. Зато дракон с приподнятым настроением от хорошо выполненной работы подошел к лежавшей на той же лавке рубахе, скинутой в запале во время работы, и пока одевался не мог отделаться от желания резко повернуться и рассмотреть, кому так сильно приспичило смотреть ему в спину. Еле удержался.

Монашек кое-как поднял голову, медленно сполз с лавки, и, опершись пузом на ее край показал Алабару будто он что-то ест ложкой, давая понять, что не мешало бы перекусить. Дракон был с ним совершенно согласен, но трапезная где его кормили обедом всю прошедшую неделю была в другом крыле комплекса, так что пришлось топать к длинному двухэтажному строению, в котором он еще ни разу не был.

Открыв тяжелые двустворчатые двери и зайдя в полумрак коридора, дракон зашагал по шершавым каменным плиткам вглубь уходящего прохода, с любопытством вертя головой по сторонам, разглядывая беленые стенки, бревенчатые перекрытия потолка, и арочные, низкие, почерневшие от времени двери.

Комнаты, или палаты, как здесь их называли, и куда должны были открываться все увиденные двери, по всем приметам и ощущениям пустовали, и лишь в одной, самой большой, Алабар почувствовал живое существо – человека. Он что-то бормотал - наверно молился, решил дракон. Но едой ни от одной из комнат не пахло, значит, столовая все-таки дальше. Двигаясь вглубь, Алабар ощутил что-то похожее на библиотеку, в ней находились трое, и что-то негромко обсуждали. Одну из дверей он даже приоткрыл, захотев удостовериться, правильно ли определил лабораторию – пахло там как в Санином кабинете. Еще чуть дальше подойдя к очередной двери, не смог отделаться от ощущения, что внутри находится много железа. И железа непростого, оружейного. Но дверь оказалась запертой, и он со вздохом вспомнил Тишана, которому ни один замок препятствием не был. Он, Алабар, тоже смог бы открыть дверь, но у него это получалось слишком громко.

С чего вдруг у молодого дракона возникло желание заглянуть в местный арсенал? Да с того, что дракон себе не поверил - ведь оружие монахам иметь не положено. Их оружием должны быть слово и доброта. Так, во всяком случае, он считал.

— … глупо не воспользоваться… — неожиданно раздался над головой чей-то голос, и одновременно с ним на улице прогремел отдаленный гром. Небо над городом, наконец, прохудилось, прислало быстротечный летний дождь, и слова невидимого собеседника утонули в трескучей дроби грозового раската.

— … думаю … он из Алара… говор у него странный… — голоса продолжали звучать, не обращая внимания на грохот за окном. Звучать приглушенно, будто сквозь одеяло, и Алабар понял, что разговаривают где-то наверху, на втором этаже.

— ... во сколько свою долю оценишь?

Уши еле улавливали обрывки слов, и парень хотел было двинуться дальше, но следующая фраза вызвала любопытство.

— … пятьсот злотников…

— … да ты в… уме!..

— … в десять раз больше... Не хотите вы, найдется другой покупатель. Тут с одного взгляда все ясно, а я за ним больше седьмицы наблюдаю…

Снова прогремел гром.

— Ждите… но оплата вперед…

Голоса удалялись в сторону выхода и стали совсем неразборчивы.

Диалог невидимок почему-то насторожил, но ноздри дракона уловили запах свежеиспеченного хлеба, и, значит, обед был совсем недалеко.

3

Не в правилах воспитанного дракона привередничать в еде, тем более, что при особой необходимости он в состоянии довольствоваться и сырым мясом. Но, по сравнению с Дарековской стряпней, отбивные местного кашевара напоминали давно лежалые и слегка подогретые стельки, и Алабар с наработанным за полдня аппетитом налегал на хлеб, благо выделили ему очень даже приличную краюху.

Рядом, за длинными лавками уткнулись в миски чуть ли не носами два сгорбленных старца. Парочка совсем еще мальчишек так же уныло ковырялась в еде, и, кажется, не замечала никого вокруг. Немой, пришедший с другого хода поспешно отвернулся, стоило Алабару войти, а за отдельным столом тарахтела деревянными ложками группка молодых парней, которым более приличествовал кузнечный молот или соха землепашца, чем подпоясанная пенькой черная накидка. Да и наемный меч в их руках был бы вполне уместен.

Дракон не испытывал неловкости или скованности – он привык и к снисходительному, и даже презрительному отношению в собственном доме, потому не очень дружелюбные взгляды в его сторону аппетита не портили. Но настоятель Парфей, заскочив в трапезную, обедать не стал, поманил Алабара пальцем, и жующему парню ничего не оставалось, как последовать за чернецом, прихватив недоеденный хлеб с собой.

Светелка, куда, отворив массивную дверь, привел дракона настоятель, была небольшой. Высокое окно изнутри перекрывалось внушительной железной решеткой, но света, проникавшего сюда, было достаточно, чтобы рассмотреть все предметы заполнившие маленькое помещение.

— Почистить бы всё, воск убрать, — вздохнул чернец, — запылилось, закоптилось от свечей. Но недосуг, недосуг... Так. Вот это добро нужно убрать. Отнести в подвал. Здесь новая горница будет. Ты как, после дров-то, не устал? Вещи-то тяжелые.

Алабар огляделся.

Мягким желтым светом сверкали у стен шандалы. На столе аккуратной стопкой лежали серебряные подносы. Стоял рядом с ними ажурный строй подсвечников немалой цены. На стенных крючьях, сияя золотом, висели шарообразные лампы со вставленными сапфирами и рубинами. Лежали золотые чеканные листы тончайшей работы и картины, оправленные в черное дерево и будто светящиеся изнутри. Все теплое, ласковое, такое домашнее, что нахлынула тоска, и Алабар поспешил отогнать совсем ненужные сейчас воспоминания, чувствуя, как затылок и уши покрываются чешуей.

— А обязательно в руках носить? — спросил он. — Может в мешки сложить? Чтобы десять раз туда-сюда не ходить.

Парфей глянул остро, но тут же засиял лицом, улыбнулся.

— Ох, и здоров ты, как я посмотрю. Это же золото, оно и так весу немалого, а ты его еще и кучей нести собрался.

Алабар пожал плечами, и настоятель только пырхнул:

— Ладно, стой тут, сейчас торбы принесу. Покрепче.

4

Получив за сегодняшний день десять медяков от Парфея, Алабар шел по освещенной фонарями набережной, и сумерки морским бризом тихо наползали на город. Притихшая и мокрая после дневной грозы Сурья слушала темно-бирюзовые волны, шершавыми языками лизавшие серый песок.

Настроение было приподнятым. А когда над дверью небольшой конфетной лавки зазвенел колокольчик, оно поднялось еще выше, и стоило Алабару шагнуть во вкусно пахнущий сумрак, как хриплый голос солидно доложил:

— Капитан! Кок р-раздал запасы р-рома! Боцман лежит в ст-тельку пьяный! Матр-росня р-рвется на бер-рег! Пр-риплыли, капитан!

— Я тоже рад тебя видеть, Кешка, — ответил попугаю дракон, и птица заискивающе проворковала.

— Ап-пельси-иновый л-ледене-ец…

— Ему нельзя столько сладкого, Алабар, — выглянула из подсобки девушка, но пестрый хвостатый комок уже топтался на широком драконовском плече.

— Скр-р-ряга!

Алабар выложил все десять красных монеток на прилавок.

— Как обычно, «Воздушный замок». И еще… коробку апельсиновых леденцов. Хватит?

— Куда леденцов-то столько? — не удержалась от вопроса Маринка, плавным движением сгребая медь в подстольный ящик.

— Я Ирби обещал. Это сынишка… друга. Он втихаря таскает конфеты в школу. И раздает.

Девушка белкой взлетела по лестнице к верхним полкам и спустилась уже с берестяной коробкой.

— А почему втихаря?

— Марта запрещает носить еду с собой.

— Марта? А-а, тетушка Марта. Да, эта может и выпороть, если посчитает нужным.

Дракон улыбнулся.

— Тебе доставалось?

— Я послушная.

— А не соблаговолит ли послушная и очень красивая девушка немного прогуляться? Лекари рекомендуют свежий воздух перед сном. Я был бы рад.

Маринка захлопала ресницами и с затаенным волнением удивилась:

— Ты… меня на свидание приглашаешь?

— Нет, мне просто не хочется есть пирожные одному.

— ...ну, я… не знаю…

— Нар-рываешься, сал-лага! Пр-риказ капитана! Хочешь ч-чистить р-рынду вместо ужина?!

— А ты-то чего обрадовался? — прикрикнула девушка на попугая, — ты дома остаешься.

— Значит ли это, что многоуважаемая Марина согласна на прогулку?

Девушка слегка порозовела, но моментально вздернулаподбородок.

— Вам, лэр, придется меня подождать. На улице. Я обязана закрыть лавку, потушить лампы… э… подмести полы… м… пересчитать выручку…

— Смею напомнить, что я не лэр, — Алабар с удовольствием разглядывал засветившееся радостью лицо. — Но, наверное, сначала стоит пересчитать выручку и подмести полы. И только потом тушить лампы и закрывать лавку. Без света довольно трудно заниматься арифметикой.

— Ну, да, я так и сказала, — покраснела она еще больше, и Алабар, не став ее смущать, повернулся на выход.

Птица хозяйку не послушалась. Она осталась на плече дракона, лишь придвинулась ближе к голове и что-то тихонько засвистела ему на ухо.

5

Звезды, казавшиеся в этот вечер совсем близкими, заговорщицки перемигивались. И если гроза, пронесшаяся над городом и бухтой принесла прохладу, то двое сидевших на лавочке под раскидистым каштаном этого совсем не замечали. Фонарь на высокой чугунной опоре скудно освещал широкую, сложенную гранитными плитами городскую набережную, и пестрая птица, вцепившись лапками в нависающую ветвь, дремала, спрятав голову под крыло.

— Ты не смейся! Эту набережную строили всем городом. Привозили булыжники те, у кого были лошади, остальные укладывали, засыпали песком. Женщины приносили мужчинам обед, дети собирали в окрестных лесах хворост для чанов со смолой. А смолой поливали песок и камни. Так, слой за слоем и построили.

— А плиты? Как плиты обрабатывали? Это ведь гранит, — Алабар не столько слушал, сколько смотрел на девушку, и готов был говорить о чем угодно, лишь бы вот так сидеть рядом.

Маринка нахмурилась, расправила на коленях темно-синюю юбку, сменившую парусиновые штаны ради вечерней прогулки, и потеребила белоснежный манжет новенькой блузки.

— Это позже. Когда сюда каторгу перевели. Эти камни с каторжного карьера.

Алабар понял, что тема неприятна и поспешил ее сменить.

— А мы сегодня пирожные есть будем?

Берестяную коробочку Маринка положила рядом с собой на лавку и совсем о ней забыла. Но характер не замедлила показать.

— Мужчины! На первом месте у вас еда!

— А на втором? — улыбнулся дракон.

— На втором тоже еда! И если ты спросишь, что на третьем…

— Не спрошу, — перебил ее Алабар, — Я честно хочу есть. У настоятеля Парфея повар готовит откровенно плохо, и я почти не обедал. Зато поработал хорошо.

— Парфей?! — сиреневые глаза распахнулись на пол-лица, — Ты у нашего настоятеля работаешь?! Так это же здорово! Он такой умница! Просто золотой человек! Поможет, утешит, если тебя обидели. И сразу легче становится.

— Человек, — пробормотал себе под нос Алабар, и снова поинтересовался. — Помнишь, ты говорила, что можно по очереди отгадывать, какой у этих пирожных вкус. Кто будет пробовать первым?

Девушка рассмеялась.

— Голодный! — она осторожно открыла коробочку, протянула ее дракону, и когда парень вытащил и откусил лакомство, азартно сверкнула глазами, — и-и?.. Что напоминает?

Алабар задумался. Почему-то не хотелось проглатывать таявший на языке кусочек - в этот раз пирожное, вызывавшее восхищение, не понравилось. Но ведь не показывать этого девушке, которая смотрит так умоляюще.

И девушка не выдержала.

— Можно, можно я? Дай попробовать, — она сунула в рот оставшееся пирожное, прожевала, и на лице появилось недоумение, — не понимаю... Похоже на смородину, но как-то…

— Не угадала! — тоном победителя заявил Алабар, решив сгладить неловкость, — это клубника.

— Не может быть! — возмутилась Маринка. — У нас нет клубничного сиропа. Я не могла его сюда добавить!

— Отгадываем другой?

— Давай.

Теперь они, не церемонясь, разломили второе пирожное пополам, одновременно прожевали свои половинки и уставились друг на друга.

— Ты первый, — потребовала Маринка.

— Киви.

— … что?

— Ну, фрукт такой — смутился дракон, запоздало вспомнив, что девушке неоткуда знать об этом тропическом растении. Но она всё поняла, не обиделась и отдала коробку парню.

— Ты, наверное, много где был, много видел. Киви пробовал… Да ты ешь, ешь. Не смотри на меня, я сегодня напробовалась, — и вздохнула. — Отец тоже много где был, только не рассказывает. Не хочет. Когда я была маленькой, он меня на шхуну брал, показывал все, учил. Потом мама заболела, а ему предложили рейс. Дорогой рейс. Но на судно напали, товар выгребли, хорошо хоть в живых оставили. Теперь мы должны. Много должны.

Она улыбнулась, наблюдая, как парень вытаскивает из коробки последнее пирожное, приготовленное сегодня с особенной нежностью.

— Все наладится, — заверил дракон, быстро проглатывая кулинарный шедевр.

Маринка благодарно кивнула, грустно глядя на темную бухту, где стоявшие суда уже зажигали кормовые огни.

— Знаешь, ты такой странный… Такой необычный, сильный, красивый… такой простой… ты разговариваешь со мной… нормально… — девушка медленно откинулась на спинку лавочки, — Кешка вон тебя... ждет... ты… что-то мне… голова… круж…

Маринка как-то странно замерла, глядя в звездное небо разошедшимися на всю радужку зрачками.

— Марина? — удивился парень.

Он потормошил сидящую девушку, но ответа не было. Ее лицо застыло, став похожим на восковую маску.

Алабар вскочил. Коробка выпала из ладоней дракона, рассыпав крошки. Он растерянно оглянулся в поисках помощи, но вокруг, как назло, не было ни души. Оставалось как можно скорее отнести Маринку домой: может быть ее отец знает, что произошло. Дракон подхватил девушку на руки, сделал три шага…

Земля покачнулась. Гранитная набережная, каштаны, фонари расплылись, растеклись мутными пятнами, опора стремительно ушла из-под ног, жуткое предчувствие затопило разум, пространство закружилось перед глазами, в голове вспыхнули миллионы злых искр… и пришла… темнота.

Загрузка...