Дар. Золото. Часть 4

Глава 28

1

Сапоги я поставил у печи. Пусть сохнут. Из холодного угла у дверей достал горшок с остатками вчерашней ухи и пристроил рядом с чугунком. Пусть греется. Вытер стол, готовясь в утренней трапезе, поставил две миски под завистливое плямканье Фроськи, положил две собственноручно выструганные ложки и помог Гаю подняться. Дракончик, как только сумел сесть на лавке, справлять нужду в доме не пожелал, и с железной решимостью попытался добраться к выходу. Гордо и самостоятельно. Предсказуемо сполз по бревенчатой стеночке, на которую опирался, и его умоляющий взгляд не оставил равнодушным доброго меня. Пришлось помочь одеться и спровадить на выход. Потом помочь умыться, потом помочь добраться до скамьи… В общем, воду в чугунке я прозевал - она наполовину выкипела - долил снова, тихо ругаясь на шушальском.

— Фросинья куша-ать хо-очет, — заныла бабка.

Не стал испытывать ее терпение, налил ушицы в самую большую посудину, подсунул ей под ноги, разлил остатки в наши миски, и вскоре в избе был слышен только стук ложек, тихий лязг цепи и не очень аппетитное бабкино чавканье.

«Напряги извилины» — вдруг серьезно влез Зараза.

Я тут же поискал глазами ханура, но Пончик из поля зрения испарился. Та-а-ак! Что опять? Настроился на «поиск». В магическом пространстве с утра царил умиротворенный штиль, и зклинание удалось без труда - и тут же почувствовал чужое присутствие. Голова неожиданно заболела. Да так, что из «поиска» я вынырнул несказанно ошарашенным. Это что, мне обратка прилетела что ли?!

— Сима приехала, Сима, Сима! — радостно закудахтала бабка, — вкусненького привезла, вкусненького!

Старуха отставила в сторону пустую миску, разулыбалась и, как младенец, в нетерпении засучила ногами. Не понял, она ментальную магию воспринимает? А чего это я тут сижу, как примороженный? Хозяйка ведает, что там за «сима», но угроза от нее, видать, есть. Мелкий-то пропал, а это очень показательная примета. Народная, можно сказать.

Вынимаю Ключ, поднимаюсь со скамейки, выхожу на «оперативный простор», как сказал бы кошак Машка - иными словами готовлюсь к встрече. Потоки из своего источника пускаю в левую руку - заклинание «дубина» наготове. А если станет совсем паршиво, стесняться не буду – врежу ментально.

Гай всё понял, дернулся с очевидным намерением мне помочь, но я его остановил.

— Не лезь! Лучше ложись и одеялом накройся. Мне так проще будет.

За бревенчатыми стенами послышался отдаленный собачий лай. Многоголосый и радостный, он быстро нарастал и вскоре, совсем близко, перешел в нетерпеливое взлаивание, перегавкивание и скулеж. Кто-то громко на них прикрикнул и собачий гвалт стих.

Я встал за дверью. Надеюсь, гость не окажется сильным менталистом, иначе Гаю, который уже в горизонтальном положении и укрыт с головой, можно сразу копать могилку. Или мне. Или нам обоим. Да ну, на фиг! Чего я трясусь? Со мной теперь мало кто справится. Ну, если я из-за двери успею выскочить, конечно. Неожиданно.

Бздел я, как говориться. Кто там к Фроське пожаловал, поди угадай, а у меня на руках немощный дракон. Понимать надо.

Уверенный топоток по лестнице, толчок в дверь, и в избу залетает что-то стремительное, закутанное в шкуры, дышащее морозом и ветром.

— Мам! Я прие… — и останавливается как вкопанное, — м-ма-ам?..

Судя по голосу, это женщина. Точно сказать не могу, через меха не углядеть. Фроська показательно гремит цепью.

— Си-има, маме пло-охо, — жалостливо подхлюпывает она.

Гостья срывается с места и летит Фроське на помощь.

— Стоять! — кричу испуганно, но, надеюсь, убедительно. Женщина от неожиданности спотыкается и со всего маху врезается в стол. Стол скрипит, плошки катятся, на пол падают, и с противным дребезгом разлетаются в разные стороны. — Еще шаг и будешь сидеть рядом!

Она медленно поворачивается, смотрит на меня со страхом, и внезапно… бьет ветром. Да каким!

Еле успеваю поставить защиту - чистая сила врезается в нее кузнечным молотом, еле удерживаюсь на ногах, а сфера вокруг меня вспыхивает красным. Вот это ухи крысячьи!! Так раскалить обычный воздух! Мгновенно! Она что, ко всему прочему еще и огневик? И ведь не посмотрела, что изба-то деревянная! А если б в стенку попала?

— У тебя мозги есть?!! — ору скорее себе, чем ей. — Дом подожжешь!

Но она чуть приседает, выхватывает откуда-то приличный такой тесак и молча идет на меня.

Я, конечно, дрался с женщинами. Первые в этом списке мои сестрички. Если не считать тренировочных боев в Академии. В детстве прилетало мне от сестер изрядно, но отец всегда вставал на их сторону, даже если валяли они меня с особым воодушевлением и по большей части в грязи. Говорил примерно так: «Если ты довел женщину до того, что она готова схватиться за сковороду, то получаешь этой сковородой заслуженно. Умей обходиться без драк, если, конечно, у тебя на плечах голова, а не кочан капусты». Я вырос и очень успешно научился… обходиться без драк, да. Но когда меня не слушают, а начинают махать ножичком перед носом, я срочно забываю чему научился. Заготовленная вихревая «дубинка» шлепнула воинственную даму по… в общем, куда получилось, и дама тихонько осела.

Из фроськиного угла истерично загремела цепь, старуха сорвалась было на все возрастающий вой, но моя «самостоятельная боевая единица» появилась как болванчик из табакерки, села напротив бесноватой и переключила её внимание на себя. Словом, намечавшаяся драка благополучно сдулась.

Но тут сзади раздалось восторженное:

— Мам, мам, смотри! Смотри, я сама нашла! — в избу вкатилось круглое меховое существо, величиной чуть выше моего колена. Существо держало в кулачке сухую рябиновую ветку с крупными оранжевыми ягодами и довольно улыбалось. И вдруг увидело на половицах распластанное тело. — Ма-ама?

Не понял, это семейство что ли? Мам. На всякий случай выглянул за дверь, вдруг там еще кто-нибудь захочет сказать «мам», а мои нервы окажутся к этому не готовы. Прям, как сейчас. Но, слава Хозяину Леса, кроме своры собак у длинных нарт, никого не увидел. А эта дамочка каюр что ли? Интересно, как они сюда по такому глубокому снегу дочапали?

Пока я разглядывал собак, девчонка умудрилась подкатиться - мимо Пончика! - к Фроське. Наверно решила, что раз мамка все равно в отключке, нужно помочь бабуле. И своими маленькими пальчиками пыталась стянуть наручники с запястий. Снять она, конечно, их не сможет, я замки намертво запаял, но все-таки нечего ей возле старухи околачиваться и жалость своим видом нагнетать. Подошел, не церемонясь поднял за ворот и оттащил в сторонку. Девчонка тут же начала брыкаться, попыталась укусить, причем, молча – словом, повела себя как достойная мамина дочь. Но я показал ей кулак, и она взгромоздилась на скамейку, угрюмо посверкивая на меня глазами.

— Ты кто? — это мама очухалась. Она всё еще сидела на полу, бестолково шаря руками возле себя. Нож она ищет, ага. Только я это произведение кустарного искусства откинул подальше, когда девчонку от бабки оттаскивал.

— А ты? — я к ней близко не подходил, стоял рядом с дочурой. Если опять кинется, придется на мелкой демонстрировать серьезность намерений. Вот только не надо меня тут совестить. Чем эти особи женского полу дышат, Хозяйка ведает. Вдруг такие же, как Фроська. Людоеды!

— Зачем мать приковали?

Ну-ну, якобы не знает она, чем мамуля занимается, что в пищу употребляет.

— Очень, знаешь ли, жить хочется.

— Ты о чем, убогий?

— Я б на твоем месте словами-то не кидался. И простушку из себя не строил. Твоя мамаша людей жрёт, так что на цепи ей самое место.

— Что-о?!!

Самое смешное, что все три женщины, включая и малолетнюю, и Фроську, вылупились на меня с одинаковым выражением на мордахах. Ну, в старухином случае – на морде. Причем, выражение это выражало крайнюю степень изумления. Настолько крайнюю, что я даже немного засомневался в собственных словах.

— Ты точно убогий! Это с какого перепоя тебе такие бредни в голову стукнули?

Не, она реально бесстрашная! Надо на место ставить.

— Еще раз ты себе позволишь хоть как-то меня обозвать, жалеть ни тебя, ни старуху, ни дочку твою не стану. Разозлила ты меня. Твоя мать хотела нас сожрать. Сначала посадила обоих на цепь, потом по своей придури начала издеваться. И если ты попробуешь ее освободить, я кончу вас всех. Доступно?

Выражение лиц не поменялось. Оно даже стало еще изумленнее. Но, кажется, моя угроза подействовала.

— Она что… — в голосе женщины все равно сквозило недоверие, — на вас напала?

И тут я… залип, да. Я вспомнил начало наших, так сказать, взаимоотношений с Фроськой, перед глазами проплыли не так давно произошедшие события, и как-то стало мне не очень хорошо. Онемело, как говорится, всё, даже пальцы.

«Кхм, можно я… э… выскажусь?» — ну, да, черный умник как всегда вовремя.

Я знаю, что ты мне сейчас скажешь.

«Да? И что я тебе скажу?»

Что первым в бой ринулся я. Я начал первым. Мозги мне тогда переклинило, может, от страха, может от усталости… А может… и от твоих дебильных намеков!! Кто меня пугал?! Кто мне всякие «экстренные» эвакуации советовал?!

«Так я тоже испугался! Энергия то тяжелая, больная, непонятная! Вот и предупреждал!»

Допредупреждался! Гай чуть копыта не откинул!

«Зато ты научился управлять собственным источником» — решил подлизаться Зараза.

— Значит, она тебя не трогала. Это ты на нее напал, — гостья правильно поняла мое молчание. — И получил, потому что силой ее Хозяйка не обделила, а защищать себя она умеет, — женцина поднялась с пола, огляделась, заметила дракона, который после моих слов не стал больше торчать под одеялом. — А с этим что?

Гай с трудом сел на лавке. Пончик тут же вскочил к нему на колени, и я понял, что угроза миновала. Да, в сущности, ее и не было, это мы в очередной раз себе всё придумали. Нет, надо уходить отсюда. Иначе, чуют мои многострадальные душевные кошки, нас постигнет Фроськина участь.

— Меня зовут Гай. Мы просто хотели отдохнуть в этом доме, — не понял, дракон извиняется что ли? — Мы попали в метель на болотах, и вот этот зверь сломал лапу. Надо было его вылечить. Я приношу извинение и прошу разрешения побыть здесь.

Удивил он меня. Что сказать, удивил. Да и совесть моя тут же подключилась - не слабо так грызанула.

— Серафима, накорми нас, — из угла попросила Фроська. Нормальным, даже каким-то ласковым, голосом. А я с еще большим смятением отметил прозвучавшее «нас». — Все хорошо теперь. Теперь всё будет хорошо.

Серфима зло зыркнула в мою сторону и развернулась на выход.

— Я припасы занесу, — сказал она, не оборачиваясь. — Мать освободите. Уб-богие.

2

Все равно я сел от Фроськи подальше. Между нею и дракончиком. Пусть и наступило у нее очередное просветление, но так мне спокойнее. А еще я Гая прикрывал. Зато ханур купался в восторге и ласке, сидя у малолетней охотницы на руках и благосклонно принимая кусочки домашнего пирога с картошкой и луком. Пирог, выставленный на стол вместе с запеченным в клюквенном соусе рябчиком, коровьем маслицем и душистым киселём приготовленным в том самом чугунке, в котором я надеялся заварить корешки, благоухал домом и уютом, и я тоскливо вспомнил усадьбу. Как мои там?

Девчонку звали Тулька, и без волчьей шубки и высоких меховых унтят она оказалась крепеньким колобком с яркими васильковыми глазками, толстенными русыми косами над ушками и милыми ямочками на румяных щеках. Маленькое подобие сидевшей передо мной статной женщины, с удивительно чистым лицом, с глазами большими, чуть удлиненными и такими же васильковыми. С уверенными движениями крепких, по-мужски сильных рук и внимательным, все подмечающим взглядом.

— Поселение у нас большое, дворов на сотни две потянет, а то и поболе. Матушка первой красавицей была, знахаркой, силами Хозяйки отмеченной, калечных да присмертных своими зельями поднимала. Всё село при встрече раскланивалось, — в голосе женщины послышалась глухая тоска. — Отец её на руках носил, братья молодцами вымахали каких поискать – работа для них, что игра, любое дело в радость. Невестами перебирали, но никто их не совестил, понимали, что не каждая в наш дом войти сможет. Но волшбы братьям божиня не дала. Оттого обоих в городе, на ярмарке весенней, опоили. И всё, пропали. Вот уже лет как с дюжину. Отец с горя спился и помер, а матушка умом тронулась.

Тулька сидела тихохонько, как мышка, осторожно гладила Пончика, стараясь не задеть больную лапу. Фроська, казалось, совсем не слушала рассказа дочери, умильно сложила перед собой заскорузлые ладони и смотрела на внучку не мигая - она опять превратилась в чудище. Хорошо хоть, на этот раз спокойное.

— По селу слухи пошли, — смотрела в стол Серафима, — что мать озлилась на всех и колдовать начала. У кого где несчастье какое случилось, а то и просто на дороге преступился – Фросинья виновата. А уж когда полымя треть домов на селе выжгло, к нам с кольями пришли. Осиновыми.

Наверное, мы - я и Гай - были первыми, кому Серафима рассказывала о своей боли. Спокойно, неторопливо, беззлобно. Словно отчитывалась за прошлое, но не перед нами – перед кем-то ей одной ведомым.

Мне вдруг пришла в голову мысль.

— А храм в селе есть? — как всегда, задним умом понял, что ляпнул не к месту.

Серафима подняла на меня глаза, скривила красивые губы.

— Есть, как не быть, отец Сифий приходом заведует. Только очень он до подношений охоч. За требы скоро золотом просить будет, до того осмелел. Пухнет уже от дармового. Ему матушка была, как дрын посеред дороги. Он тогда ещё хитрозадым подпёском ходил, а сейчас пёс матерый, укусит – полруки отхватит. Он на меня и муженька моего давно камень за пазухой-то держит. Речи у него ко мне благостные, да вижу я, как он злобой заходится, — она тяжело вздохнула. — Мне пятнадцать стукнуло, когда я мать в лес отвезла, на эту вот заимку. Здесь ей легче, она у меня и охотница, да и травы всякие знает.

Я тут же хотел сказануть, что магу в этих болотах не легче, а тяжелее, уже рот открыл. Но закрыл. Фроськина сила здесь подавлена, опасна только для нее, а что она учудит где-нибудь в нормальном месте, никто не знает. Так что пусть тут живет. Это мы залетные, в буквальном смысле, а других сюда, наверно, и калачом не заманишь.

— Серафима, а далеко до вашего села?

Женщина понятливо усмехнулась.

— Отвезу я вас. Завтра и поедем, с утречка. Хвостикам моим, правда, тяжеловато будет четверых-то тащить, ну да мы потихоньку. Где пёхом, где бегом. За светлый день доберемся.

Неожиданно Фросинья закатила глаза и стала медленно заваливаться назад.

3

Серафима моментально кинулась к матери. Еле успела подхватить, иначе та грохнулась бы на пол.

— Не сиди сиднем! — прикрикнула она на меня. — Помоги на мягкое покласть, а то биться начнет, до крови раздолбится.

Ясное дело, я тут же вскочил, помог подтащить старуху на лавку, где до сих пор обретался Гай.

— Что это с ней? — насторожился я, — она при нас не падала.

— Знамо не падала! Предвестие к ней приходит, только когда я или Тулька около. Да и то не всегда. После братьев так стало.

— Предвестье? Это предсказание что ли? Она что, шаманка?

— Видунья она!

— Кровь! — вдруг забилась старуха. — Жар! Лед! Буря! Обман! — Фросинья заметалась, раскидывая руки, и мы еле удержали ее от падения с лавки. — Нет больше дома! Только дым! Только тлен! Нет людей! Мертвое, красное, гнилое! Горит, горит, никто не уйдет, никто! Все полягут, все! Однин останется. Раненый. Ограбят! В цепях повезут, в погреб бросят, рядом с дочерьми прикуют. Клевета, оговор, ложь! По весям, по землям раструбят-разнесут! Напраслину!

Она неожиданно вырвалась из наших рук, резко села, глянула на меня страшными пустыми глазами.

— Жезл! Скипетр! Нет его на свете сильней! За него война, за него смерть! Сам придешь! Сам отдашь!

— Что отдашь? — опешил я.

— Тебе решать! Жизнь! Серебро! Дар! Ничего или всё!

Старуха стала успокаиваться, говорить медленней, тише.

— Город семи ветров, семи холмов, что листом кленовым на землю упал. Камень черный, камень кровавый, черное стекло под ногами звенит. На стекле алтарь, на алтаре венец, под венцом дуб. Снаружи крепок, внутри жуками изъеден. Скоро повалится, скоро. Потому что последний пришел, последний…

Старуха замолчала, продолжая таращить на меня закатившиеся зенки, а я стоял, открыв рот, и ничего не понимал. Одно слово - сумасшедшая.

— Придет младший, — ее голос перешел в еле разборчивое бормотание. — Взмахнет крылами. Погасит пламя… И камня не будет больше… И болота отступят… И новый венец положат на алтарь…

Она плашмя повалилась на одеяло, Серафима подставила руки ей под голову, чтоб не сильно долбанулась, и старуха затихла. Вырубилась походу.

— Ничё не понял, — я смотрел, как женщина укрывает мать одеялом, — кровь, пожар… Какого дома нет, кого ограбят? Ты не знаешь, что она имела в виду?

— Уж извиняй. Тебе предвестье было, ты и думай.

— Город похожий на лист, это Лирия, — неожиданно подал голос дракон. Он перебрался на охапку сена, где до этого была прикована бабка, и пока мы с ней возились, устроил себе небольшое «гнездо» у стеночки.

А ведь точно, Лирия сверху действительно похожа на лежащий у самой воды кленовый лист. И расположена на семи холмах.

— Бабуля видела камень, что ты ищешь, — вдруг высказалась Тулька, продолжая невозмутимо сидеть на скамейке и гладить Пончика. Серафима резко повернулась к дочери.

— Ты вместе с ней… видела? — женщина заметно побледнела.

— Аха, — девочка беззаботно помахала ножкой, — только камень большой-большой! Больше нашего дома! Даже больше двух домов. Нет, трех.

Какая-то мысль в моей голове интенсивно пыталась выбраться наружу. Сверлила черепушку и сверлила, ковыряла и ковыряла.

— ...как здорово, что ты умеешь считать до трех... — задумался я.

— До дюжины! — возмутилась мелкая, и примирительно покаялась, — До шеш…шешнадцати еще путаюсь.

И тут до меня дошло. Черный камень.

Я знаю где Астра…

Ох ты ж!.. Высокие Небеса!..

Да меня... четвертуют...

4

Два огненных шара врезались в защитную сферу дома, растеклись как вода и опали, поджигая сухую траву в палисаднике, цветущие кусты хризантем, покрывая черной копотью узенькую дорожку.

— Начали. Они все-таки начали, — прошептал Грай. Он повернулся к мастеру и сквозь зубы высказался. — Красиво влупили. Мощно. Я такого даже в Дарае не видал. Там маги куда как слабее были.

— Ты не хуже меня знаешь, что ни один правитель свою элитную гвардию в мясорубку не пошлет, — слепой, как всегда, был невозмутим, — иначе без охраны останется. А это… Это просто проверка щитов. Запрещенных, между прочим.

Грая спокойствие мастера выбешивало постоянно. Но не сейчас. Сейчас наемника душил гнев, немой и бессильный, и он был рад невозмутимости аларца, как привычному, хорошо заточенному клинку.

Еще два взрыва заставили дом содрогнуться, сразу за ними ледяные булыжники загрохотали по крыше. Впрочем, защитные сферы выдержали.

— Огневик и воздушник.

— Огневиков двое. Бьют с разных сторон. На счет воздушника не уверен. Они сейчас с королем стараются не связываться. Возможно артефакт.

— Все-таки, посмел этот говнюк средь бела дня, в центре губернии, заварушку устроить, — Грай сплюнул.

— Нда-а, — задумчиво протянул аларец, — вот и не верь после этого сказкам.

— Падаль, — сцепил зубы Грай. — Я задом чуял, не кончатся эти танцульки добром. Говорил барону, давайте егерят в лесу прикопаем по-тихому. Не захотел.

— Сашия и Ташия. Заложники...

Внезапно, его слова прервал оглушающий грохот. Небо над усадьбой раскололось на части, утонуло в слепящей малиновой вспышке и ломаные красные молнии плетьми прошлись по верхам строений, снося защиту, а следом и крыши, стропила, кирпичи.

Наблюдательная башенка устояла, но опасно накренилась, бревна жалобно затрещали. Грай матерясь вцепился в доски, но тут же прыгнул к краю, ловя сползающего Руша.

— Вы живые там?! — по двору, со скоростью хорошего рысака, несся Тамил. За ним еле поспевали двое ребят в доспехах. — Нас накрыло! Четвертая вышка в хлам! Еле успели сдернуть оттуда!

Башенка, в которой цеплялись за доски Грай и Руш, угрожающе осела, и с душераздирающим хрустом рухнула вниз. Кровля, счищая стружку с упавших бревен, съехала к ногам оравшего наемника, и, вспахав дворовые булыжники, остановилась. Тамил оглянулся на замерших парней, призывно махнул рукой и все трое запрыгали по раскуроченным доскам.

Не успели они сделать и пары скачков, как пространство зашипело и взорвалось тысячью ледяных осколков. Казалось, они летели отовсюду. Воздух был ими мгновенно переполнен и не давал дышать. Острые как иглы, холодные и смертоносные, они впивались в любую преграду, в любую поверхность, ломали, рвали на куски. Рядом с Тамилом раздался крик. Один из ребят падал, схватившись за шею.

Наемник пригнулся, пропуская над собой свистящий осколок. Впереди отлетела доска, из образовавшегося проема показался Грай, тащивший за собой мастера.

— Зря барон ихих благородий на постой не пустил! — прокричал Тамил, подскакивая к парню и взваливая его себе на плечи. — Оно как знатно обиделись!

— Ага, пусти лису в курятник, — хмуро поддел его Грай, выволакивая аларца из-под завала.

— Эт-да, теперь у лисички нервный срыв.

— Зато она не будет коту яйца щемить - ждать, пока у нас жратва закончится. А лекарство от нервных срывов у нас имеется.

— Так чего мы ждем-с?

— Глупости, — закашлялся аларец, отмахиваясь от цепких Граевских лап, — ждем глупости. А они ее обязательно сделают. Слишком уверенно себя ведут. Пока наблюдаем, изображаем панику, делаем вид, что ответить нам нечем.

В доме, мастера и Тамила с парнями уже встречали барон и остальные бойцы. Грай оглянулся, прищуренным взглядом обвел стену и тихо процедил:

— Ничего-ничего, мы еще повоюем. Мы еще устроим вам скандал с переплясами.