Дар. Золото. Часть 4

Глава 23

1

Очнулся я на цепи. Сидя на полу. Железный обруч больно впился в шею, пришлось выныривать из блаженного небытия. Когда расплывающееся в глазах изображение, наконец, обрело четкость, первое на что наткнулся взгляд, была рогатина, торчащая из стены. Вернее из Гая, пришпиленного этой рогатиной к бревнам. Два острых кола прошли под его ключицами, вспороли кожу и мышцы, и почти подвесили дракончика на собственных костях. Тому, кто воткнул двузубое оружие в дракона, этого показалось недостаточно. Его запястья и щиколотки были скованы шипастыми кандалами и так хитро скреплены между собой, что пошевелиться и не покалечиться Гай не мог. А он, судя по всему, пытался. Кровь пятнами расплывалась на рубахе у ворота и манжет, и проступала сквозь парусину штанов. Сейчас веки дракона были сомкнуты. Казалось, он заснул стоя, но только казалось. Я чувствовал - он хочет сделать что-то такое, чего мне его племя не простит. Его отчаянье и какая-то лихорадочная решимость плескались в пространстве.

Но пространству было по фиг. Окружающее меня пространство живенько напомнило, как после потери сознания дракончика и его сползания с лавки, Зараза оказался у меня руке, я перепрыгнул злосчастную лавку и ринулся в бой. Нет, я прекрасно понимаю пернатого. Когда столетиями тебя окружают только здоровые… организмы, трудно спокойно воспринимать чужое уродство. Но меня-то чего переклинило?! Сдуру кинуться на человека с рогатиной в хорошую сажень и с клюкой в полсажени может только такой самоуверенный тип, как я! Только вот смеяться не надо! Эта клюка любому полену фору даст, она даже на вид тяжеленная. И меня этой клюкой так элегантно приложили в челюсть, что даже Ключ хекнул, признавая полное и безоговорочное поражение.

Летел я после такого удара недолго, но громко. Снося всё, что попадалось на пути. Приземлился, обиделся, вскочил, и не придумал ничего лучше, как долбануть старуху ментально (получилось почему-то). Только разозлил. Успел удивиться, что это чудовище вообще почувствовало воздействие, как снова прилетело клюкой. В другую челюсть. Уже в полете удивлялся скорости, с какой двигалось косматое нечто, но удивлялся недолго, ибо руки вытянулись сами собой, и с пальцев сорвалось белое пламя. Между прочим, хорошо сорвалось, правильно, как я и рассчитывал. И мне было по барабану, что вокруг всё деревянное.

Последнее чему успел удивиться, был щит. Да, нормальная такая переливающаяся сфера, образовавшаяся вокруг… а кто это, собственно?

Сейчас у меня не получалось ничего. Даже ментальная речь. Попытка заговорить с дракончиком провалилась. Голова болела, ноги болели, руки болели, ребра болели, челюсть болела… Меня пинали, что ли? Словом, наспех проведенная ревизия показала, что не болит только язык. Ну, это не самое сильное мое место.

Рядом запели.

Сначала я не понял, что именно запели. А не завыли. Раздавшиеся заунывные ритмичные всхлипы и взвизги сложно назвать пением.

Заторможено поворачиваю голову и вижу: старуха сидит на табурете, перебирает рассыпанную на столе крупу, смотрит на пленника и поет. По ее морщинистым щекам текут слезы, и она размазывает их крючковатой ладонью по лицу.

Зрелище, должен сказать, дикое. Особенно если чувствуешь, как этот оживший ночной кошмар жалеет дракона. Она видит его мучения, и ей жалко! Но она сидит и неторопливо перебирает пшено. Рядом с миской, на столе стоит ступка. Деревянная, крошечная, с металлическим пестиком. Золотым. Тут же, на столе, лежит нереальных размеров тесак. Она смотрит на острое лезвие, и вся ее сущность замирает в предвкушении. Она радостно взвывает и подхихикивает самой себе. Затем поднимает взгляд на дракона, и… слезы из её глаз начинают течь по-новой. Наверно, у меня бред.

Пытаюсь отгородиться ментальным блоком, иначе вскоре начну петь вместе с ней. Свихнусь. Попытка удалась с четвертого раза, но хоть за это спасибо. Ищу Пончика. Жадно шарю глазами по скудно освещенной избе, натыкаюсь на шкурку у печи и березовую кадку с водой, где явно что-то полоскали. Смывали кровь. Падаю в безысходность как в пропасть. Но внезапное бешенство выдергивает обратно, и пение обрывается. Заметила? Плевать! Поднимаюсь на непослушных ногах, хватаюсь за ошейник, а страшилище уже стоит возле меня. Плевать!! Ощущаю железо у виска. Сталь. Древняя. Мой Ключ у нее в руке. Зову клинок, но он молчит. Плевать!!! Собираю в кулаки весь жар, какой еще есть внутри, и взгляд упирается в клетку. В дальнем темном углу горницы, в маленькой клетке, сплетенной, как корзина, из узких стальных полосок, спит ханур. И во сне дергает лапами.

Снова хочется жить.

И кого-нибудь убить. Вот прямо сейчас. Даже знаю кого.

Ощутить опасность успеваю, уклоняюсь, но все равно получаю в ухо. Опять клюкой.

И приходит спасительная темнота.

2

Через сколько я очнулся, не знаю, но за оконцами солнышко уже скрылось в лесной чаще, и тяжелые стволы отбрасывали на землю длинные тени. Старухи не было ни за столом, ни на лежанке, печь ровно гудела, будто в нее недавно подкинули дров, и ноздри нещадно дразнил запах жареного мяса.

Моя многострадальная черепушка трещала по швам, отзываясь на каждое движение скрежещущей болью. Правая ладонь ныла. Осмотрел пальцы: указательный и безымянный были вывихнуты. Как я умудрился их вывихнуть? И когда? Не помню.

Гай, стоял там же. Рогатины не было, но рубаха на груди обильно пропиталась кровью, лицо посерело, губы спеклись, взгляд блуждал в запредельных далях. Со странной легкостью я скользнул в его сознание, наткнулся на свежее воспоминание как он дрался со старухой, мне резко поплохело - от того, чем эта драка могла закончиться - и задумался. Над тем, что увидел. Оказалось, без сознания Гай пробыл недолго. Он очнулся, когда с моих пальцев сорвался огонь, увидел, как бабка оскалила единственный зуб, прыгнула на меня с рогатиной, и решил использовать единственное оружие, что было под рукой. Под рукой дракончика была лавка. Ага, та самая. Вот она и полетела в старухину спину. И лавка, и спина выдержали соприкосновение друг с другом, но отлетели в разные стороны, давая возможность дракону вскочить и схватить рогатину. Да, длинное, почерневшее от времени и отполированное до сального блеска двузубое оружие охотников на медведей, тоже отлетело. Прямо ему под ноги. Но обрадовался он зря. Рогатина в его руках ожила, задергалась, попыталась перекрутиться, Гай от неожиданности растерялся и ослабил хватку. И это стало той ошибкой, за которую ему теперь приходиться расплачиваться. Вырвавшаяся на свободу палка развернулась в воздухе остриями к нему... И напала! Да так ловко, словно ею правили очень умелые руки. Гай увернулся. Второй раз, третий, четвертый. Взбесившиеся двузубые вилы гоняли дракона по избе, как кролика. Он уворачивался, кувыркался, пытался их поймать, но до него никак не доходило, что деревяшка не скачет сама по себе, а управляется сидевшей на полу старухой. А она уже поднялась, ловко поймала подлетевшую рогатину и с силой запустила ее в дракона. Как медвежье оружие не воткнулось чуть ниже, всего лишь на пол ладони, непонятно, но Гая бабочкой пригвоздило к стене. Старуха тут же подскочила и коротко тюкнула его клюкой. В висок. И правильно, зачем придумывать что-то новое, если проверенный способ вырубания непрошенных гостей по голове неплохо действует.

Я с трудом повернул голову - проверить, как там Пончик? - увидел, что мой ханур спит в железной клетке, немного успокоился. Позвал осторожно:

— «Гай».

Да ладно! Прямая речь получилась! Но ощущение пустоты в сознании дракона испугало. Он что меня не слышит?

— «Гай! Крысюк хвостатый! Отвечай!»

Решил, что хуже ему от моей ругани не будет, и не ошибся: дракончик положения не изменил, лишь глаза в панике метнулись к двери. Но он сразу сообразил, что это я его зову и промолчал.

— «Ты как?» — да, понимаю, вопрос тупой. Но откуда я знаю, о чем спрашивают в таких случаях. А дракончик смотрел мимо меня и, кажется, снова начал «уходить». Далеко и надолго. — «Не смей меня игнорить!»

Дебильное слово, но ничего другого в голову не пришло. Надеюсь, дракона хоть на любопытство пробьет. А то у меня сейчас вместо мыслей только скрип. Тележных колес.

— «Это… от слова игнорировать?» — пробило. Еле-еле. Наверное, сработал синдром «лучшего» ученика.

— «От него», — негнущимися пальцами я попытался прощупать металл на своей шее и пришел к неутешительному выводу: с такими магическими потоками отклика мне ждать, как свистящих раков на горе.

— «Больно. Пить…хочется», — даже в мыслеречи Гай захрипел, — «И… сейчас штаны обмочу... не могу уже…»

— «Давай», — а я на полном серьезе! Чего терпеть?

Гай понял меня правильно, но тут же откинул голову, стукнувшись затылком. И простонал. Вслух.

— Идет.

Дверь в то же мгновение долбанулась о стену, впуская разъяренное чудище с коромыслом на плечах. От резкого движения вода из висевших на нем ведер щедро плеснула на половицы.

— Молча-ать!!! — дикий визг заложил уши, лавка подскочила на пару ладоней вверх, корзина с Пончиком отъехала в сторону, лязгнув засовами.

Не снимая долбленую палку с плеч, старуха через всю избу ринулась к дракону.

Какие извилины в ее голове переклинило не знаю, но водоносный инструмент врезался в стену рядом с расширившимися глазами парня, а бабка споткнулась. От удара вёдра слетели с крючьев, вода из первого окатила дракона, второе хряснулось об пол, устраивая в избе локальный потоп. Коромысло перышком подлетело вверх, крутанулось, и смачная оплеуха жахнула по старухиной морде. Она как-то замедленно, руки по швам, с грохотом опрокинулась в лужу.

Дверь в наступившей тишине скрипнула закрываясь.

Все произошедшее было настолько нелепо, что ни я, ни Гай, ни даже проснувшийся от такого бедлама Пончик, не сразу пришли в себя. Мы таращились на распластавшееся перед нами тело, и ни одной связной мысли в наших головах не оказалось. Это я как эмпат говорю.

Да что я сегодня туплю-то так?! Не иначе два удара по самому ценному органу даром не прошли. Если нет внешних потоков, есть внутренние! Мой собственный источник. И если я его сейчас не использую, нас сожрут. Сначала одного, потом второго. Кстати, интересно, а почему она Пончика в клетку посадила, а не выпотрошила? Не, я реально стукнутый. Нашел время и место думать!

С таким конструктивным настроем я потянулся к «источнику», собрал все, что смог, сделал металл пластичной глиной и потихонечку разлепил ошейник надвое. И только когда вся измятая побрякушка оказалась в руке, увидел защелку миниатюрного замка. Это я, как последний баран, упирался, «плавил» железо, потратил столько сил, а надо было всего лишь повернуть язычок?! Н-да. Клиника.

Не фиг думать! Бабка того и гляди очухается. Кончать ее надо. Правда, потряхивало от одного вида лежащей «дамы» и колбасило от осознания, как я это самое «кончать» буду воплощать в жизнь, но надо, Тишан, надо.

Подняться сумел только на карачки. И то хлеб. Доползу, дотянусь до Ключа, а там… Бабка открыла глаза…

Ну, всё. Котелок, тарелка, уборная - мой оставшийся земной путь.

Она повернула ко мне голову, вперилась прямо в зрачки.

— Последний, — и тишина. Только филин ухает в чаще. Смеркалось, значит.

Я стою на четырех костях, бабка лежит в луже, язык на плече – отдыхает. А время идет. Осторожно пододвигаю левое колено вперед. Вдруг получиться вскочить и прыгнуть. Не знаю, зачем, но вдруг.

— Город у моря, — как у нее получается говорить внятно при таком состоянии…м… речевого аппарата, неясно. Магия, не иначе. — Главный город.

Пытаюсь опереться левой ступней о половицу. Медленно. Надо как-то ее отвлечь. Спрашиваю шепотом, ибо страшно:

— …ш-што?

— Ответ на твой вопрос, — глаза у нее ясные, красивые, орехового цвета. Прямо как у меня. Ешкины коты-ы…

Замираю.

— …к-какой в-вопрос?

— Камень. Черный. На закате горит.

От подобного откровения ноги-руки подкашиваются, неожиданно валюсь на бок, со страху размахиваю конечностями, как жук, упавший на спину. Но вроде никто на меня нападать не собирается. Успокаиваюсь, встречаюсь с удивленным взглядом ореховых глаз, и говорю первое, что вертится на языке.

— Ты бы дракона перевязала, а то кровью изойдет.

Она моргает. Глаза затягивает мутной пленкой, и в следующий миг от ее вопля подпрыгивает крыша.

— Дракон?!!

Во я дура-а-ак…

Но самоедством мне заняться не дали. Знакомая уже, до последнего сучка, клюка привычно оборвала все нелестные эпитеты на корню.

3

Похоже, очухиваться прикованным к стене начинает входить в привычку. Привязанным. На этот раз шею обвивала веревка, причем в несколько сложений. Она, судя по болезненным ощущениям, крепилась к моим запястьям, обмотанным за спиной все той же веревкой, причем с таким расчетом, что вытяни я руки посильнее - задохнусь.

В избе было чисто. Прямо-таки вылизанно. Вода на полу вытерта, половицы светились свежескобленным деревом, плошки на полках построились по ранжиру, кувшины стояли ручками строго вправо, коромысло не валялось возле входа, а висело на гвозде, два ведра расположились на маленькой лавке и воды в них было всклянь. Даже клетка с Пончиком поставлена на какой-то кусок меха, и в голову неожиданно закралось подозрение, что старуха таким способом хотела сделать хануру помягче. Но видимо мозгов не хватило сообразить, что надо не клетку ставить на мягкое, а мягкое стелить в клетку. Странно.

Гай, слава Хозяйке, никуда не делся, сидел на полу у стены, прямо передо мной, в тех же кандалах на руках и ногах, и… голый. Рваная, окровавленная одежда клочьями валялась у его ног, парня трясло в лихорадке, раны под ключицами набухли сине-красными ореолами. И появилось ещё кое-что. Кожа дракончика была испещрена длинными, кровоточащими порезами, и он… с ненавистью смотрел на меня.

— «Ты чего?» — от его взгляда захотелось куда-нибудь уползти.

— «Она. Искала. Крылья».

Это было сказано так, что желание поменяться местами с истерзанным драконом показалось осязаемым. Будь я некромантом, поменялся бы. Не раздумывая. Чтобы не ощущать, как чувство вины вгрызается в душу наглой крысой, и знает - жертва никуда не денется.

Я огляделся. Бабка похрапывала на лежанке под медвежьей шкурой, огонек в очаге еле тлел, за окнами царила ночь. В дальнем углу, поблескивал бусинами глаз Пончик - его тоже грызло чувство вины.

Похоже, надо этих душевных «грызунов» гнать в три шеи, и чем быстрее, тем лучше. И браться за наше освобождение основательно – долго дракон не протянет. И потеря крови не самое страшное, что его ожидает. Единственный вопрос, как это сделать? Учитывая, что применение ментальной магии старуха почувствует моментально. Нет, не единственный. Откуда она знает про Камень? Что, вообще, ей известно? Но, это потом. Если будет «потом».

Так. Веревки на руках поджигаем… Что-что? Будут ожоги? Да ну, неужели? Вот уж не подумал бы… Потом развязываем ошейник. Потом освобождаем Гая, потом ханура, потом режем старуху. Ничего не забыл? Стоп, какое "режем"? Вяжем! Вяжем и пытаем. Вяжем, пытаем, морим голодом, пусть сама сдохнет. Пачкаться об нее еще. Чем вяжем? Веревки она порвет, к гадалке не ходи. Силы у нее как у двух драконов. Так чем?

— «Сеть», — Гай меня «слышал», получается. Это хорошо. Не сломался и пока еще соображает. А ведь его колотит так, что слышно как позвонки о стенку стучатся. — «За печью. Накидываем сеть, глушим поленом, тащим сюда и приковываем».

Точно. Я тоже видел сеть у дымохода. Не скажу, насколько она надежна, но бабку хоть ненадолго, а запутает. И самое главное. Не орать! Когда огонь будет жечь запястья. Ох, как страшно-то. Сейчас сердце от страха выскочит и убежит куда-нибудь. Ищи его потом. Хозяюшка, лапушка, помоги, а? Ну, чего тебе стоит? Неужели тебе хочется смотреть, как нас свежевать будут? А я тебе свечку в храме поставлю. Две свечки.

Неожиданно показалось, что кто-то засмеялся. Легко так, как колокольчиками зазвенел. Так, крыша едет. Однозначно. Не-е, надо завязывать с этими ударами по башке, а то пузыри изо рта в доме для душевнобольных мне обеспечены. Хотя, надо еще попасть в этот дом. А до него далеко… А-а!... Опять я тяну время, как кота за…

Все. Начали.