Дар. Золото. Часть 4

Глава 26

1

На всей земле, от края до края, лежал снег. В лесу, на болоте, на озерных берегах, на полянах и прогалинах – белый, пушистый, искрящийся.

Снег падал всю ночь, заваливал лесные тропы, загонял в глухие норы зверье, ложился огромными шапками на еловые лапы, на валежник, захламивший ручей, на кусты боярышника у избы.

Орудуя в снежных завалах деревянной лопатой, найденной под лестницей, я в очередной раз похвалил себя за то, что натаскал вчера в избу поленьев для просушки.

Легкий морозец выдохнул белесым паром, сцепил воду в крохотном озерце, посеребрил густым инеем притопленные мостки, но обвитое ржавыми лентами ведро без труда проломило хрусткий ледок. Булькнуло вниз, наполнилось прозрачной водой и, чуть плеснув мне на сапоги, само поднялось в руку. Получилось! Мой внутренний источник ощутимо стал больше, за прошедшие дни я наловчился уверенно пользоваться своими силами и почти перестал обращать внимание на дикие выверты магических потоков вокруг. Сейчас их бешенный танец как-то притих, не то от покоя, царившего кругом, не то от холода, колкими иглами забиравшегося под одежду.

В избе царил сон.

Полные ведра изящно спланировали на скамеечку. Коромысло, прихваченное на всякий случай, само нацепилось на гвоздь, а я пошел к очагу. Подкинутые дрова разогрелись, вода в чугунке должна была вот-вот закипеть. Да, теперь вся немудреная готовка лежала на мне, как и все хозяйские заботы: протопить печь, выгрести золу, принести воды, помыть полы, посуду, постирать грязное тряпье, вынести… кхм…отходы жизнедеятельности двух индивидов, (Гая и старой карги), снова протопить печь - одним словом, был я тут теперь за хозяина. Единственный, кто радовал, это Пончик, он в заботе не нуждался. Хромал, но вел себя примерно, разве что сегодня утром случился с ним казус. Так много снега он раньше не видел, спустился на трех лапах во двор и ухнул в холодный белый пух с головой. От остроты ощущений мелкий пострадавший не стал даже возмущаться и терпеливо ждал, пока я вытащу его дрожащее тельце, посажу на придверную ступень и расчищу небольшую полянку возле бревенчатых опор. Но стоило мне скрипнуть дверью, как он, поджимая больную лапу, кривыми скачками устремился под горячий драконий бок.

Мне же предстояло высыпать в кипящую воду вон из того мешочка три щепоти сухой травки, потом разбудить дракона, заставить выпить жутко воняющий взвар (хотя бы полкружки) и этой же дрянью промыть его раны. Что за травка не знаю, но Пончик своим экспертным носом утвердил ее безопасность. Я попробовал. На вкус пойло оказалось как… словом, не окочурился и ладно. Бабка же, прикованная к стене цепью, смачно похрапывала на старой шкуре, брошенной поверх охапки сена. Фросинья, так она сама себя называла. И обратись к ней как-то иначе, билась в припадке до пены изо рта. Зрелище далеко не для слабонервных, поэтому второй раз назвать ее Фроськой я не рискнул.

Теперь о драконе. О Гае. Дракончик помер еще четыре дня назад. Вернее, он помер бы окончательно, если бы не старуха. Да, вот как-то так. Ущербная бабка его чуть не угробила, она же его и спасла. Диалектика, мать иё крыса, отец крысюк!

Начну по порядку.

Помер он в тот самый день, когда сработал наш план, ну, в котором мы эту «даму» заворачиваем в сеть, бьем по башке до потери её сознания, заковываем вместо дракона и заматываем голову рубахой от греха подальше. Чтоб глаза закрыть. Чтоб она очередной погром не устроила. То, что это страшилище воздушный маг, я понял из памяти дракона: скачущую по всей избе рогатину он хорошо запомнил. Но насколько эта злыдня сильна, я увидел в процессе воплощения нашего плана в жизнь. Взлетевшие в воздух, как неотвратимые символы мщения, дрова, чугунки, ножи - короче, все что может летать если сильно постараться - не очень вежливо нам на это намекнули. Спасли нас те самые неуправляемые потоки, которые старуха использовала за неимением ничего другого. Они внезапно решили закрутиться в спираль, и в центре избы возник симпатичный смерчик из танцующих в воздухе плошек-лукошек. Понятно, что когда старая клюшка получила по голове, вся эта карусель с грохотом рухнула вниз. Угадайте с трех раз, кому потом пришлось убирать холмик из битой посуды.

Как только бабка была обезврежена, Гай упал. Держался он тогда на одном упрямстве, а когда упрямство помахало ручкой, сознание, не долго думая, помахало за компанию. Чего мне стоило дотащить бесчувственного дракона до лежанки и поднять - разговор отдельный, когда-нибудь расскажу. Чего мне стоило после этого не пойти на поводу у Заразы, и не прирезать старуху - рассказывать не стану, истерика мужчину не красит. Короче, два дня парень находился у линии горизонта, всеми силами стремясь за него шагнуть.

Как старуха спасла дракона?

Тут надо продолжить с того момента, когда я прекратил метаться с Ключом по избе, орать на весь лес аларским ишаком и пинать всё, что попадало под ноги. Взял себя в руки, освободил ханура из клетки и вымыл дракона. Ну, как вымыл, поставил рядом ведро с водой, оттер кровь его же рубашкой, порванной на клапти… Хотя, нет, сначала я попытался привести его в чувство похлопыванием по щекам. Ага, лекарь из меня еще тот. Данное действие ни к чему не привело, я занялся ранами, и весь драконий бальзам ушел на них. Что делать дальше я не знал, присел рядом с драконом - ждать, когда он очнется - и уснул сам.

Разбудил меня Пончик, вернувшийся из разведывательного рейда по дому и ткнувшийся холодным носом в ладонь. Как только я разлепил веки и глянул на дракона, внутри что называется, ёкнуло. Гай посинел, не дышал, лежал с открытыми глазами, его зрачки ни на что не реагировали. Совсем. Я присмотрелся внимательней, может показалось, но нет - грудная клетка не поднимается. Подскочил с места, прислушался – ни фига. Пощупал запястье, как показывал Саня - тишина. Приложился ухом к груди. Мертвая. В смысле, тишина мертвая. На панический вопрос «что делать?» высветился немудрящий ответ «трясти!», и я как идиот, схватил парня за плечи и затряс. Со всей дури. Чуть не свалил с лежанки, его голова мотнулась из стороны в сторону, но дышать он не начал и его сердце не застучало. Накрыло меня после этого конкретно: коленки подогнулись, руки опустились, слезы потекли. Внезапно захотелось сдохнуть. Насовсем.

— Выпрями руки, сцепи ладони и резко надави на грудину сверху. Много раз.

Я чуть не подпрыгнул. Старуха каким-то образом стянула с головы рубаху и смотрела на меня чистыми, ясными глазами. Растерялся, не зная, что делать: не то бежать за клюкой и долбить каргу по голове, не то… выполнить, что велела. Да-да, она прямо-таки приказала!

И бес с ней, не время показывать характер, Гай важнее. Бабку потом... э... уконтропуплю. Но, делаю то, что велели. Встаю с пола. Давлю на грудину (надеюсь, правильно). Несколько раз. Ничего.

— Быстрее, сильнее и дольше, — последовал приказ.

Хорошо, будем быстрее и дольше. И сильнее. Начал считать, сбился со счета. Плюнул. Начал считать заново, и через каждые двести раз проверял биение сердца. Вскоре я уже стоял мокрый от усилий, страха и надежды. А надежда таяла. Как горящая свечка на столе. А может бабка издевается? Да даже если и так! Могу я что-то другое придумать? Нет. И если я правильно понимаю, такой дикий способ может заставить сердце дракона работать, а значит нажимаем дальше. Но Небо свидетель – не получается!

Не знаю, сколько ещё продолжались бы издевательства над парнем, если бы снова не прозвучал приказ:

— Поверни набок и ударь по ребрам со спины.

Я уже дышал как загнанный конь, ничего не соображал, ни на что не надеялся и повернул дракона на бок просто потому, что «попросили». И врезал в спину. Гай судорожно выдохнул.

— Еще!

Да я сейчас его изобью, если это помогает! Только бы дышал!

После четвертого удара снова приказ:

— На спину. Повтори.

И все повторилось заново. Но на это раз, Гай через пару ударов вдохнул. Я тут же приложил ухо к его груди - сердце тоже что-то там попыталось отстучать.

Вдруг я почувствовал, как меня чем-то толкнули в спину. Слабенько так, но настойчиво. Резко поворачиваюсь, и чуть не сбиваю висящий в воздухе флакончик. Настоящий стеклянный флакончик с мизинец величиной, с чем-то жидким и прозрачным внутри.

— Открой рот, капни три-четыре капли. Больше нельзя. Яд.

Хочу вызвериться на эту лекаршу, но понимаю, что в любой момент её просветление может закончиться. И что тогда прикажете делать? Носиться по избе, удирая от летающих поварешек? Короче, капаю яд, еще раз вспотев и похолодев одновременно. А попробуйте капнуть ровно четыре капли, если горлышко у флакона довольно широкое. Поворачиваюсь к бабке и замученно спрашиваю:

— Что эти капли делают?

— Заставляют сердце биться быстрее.

— А нельзя было сразу зелье дать?!! — выходит, я столько времени упирался ей на потеху.

— Так оно ж не билось, — удивляется старуха, — надо чтоб забилось.

— А как вы узнали, что не билось, — это не я, это мой язык на «вы» к ней.

Беззубый бабкин рот кривится, лицо меняется, она выставляется на меня мутным взором и вдруг начинает канючить детским голоском:

— Ку-ушать Фросинья хо-очет, ку-ушать.

«Пипец», — подал голос Зараза.

2

Как же я костерил этого умника! Я ему всё вспомнил. И как он на поясе у бабки висел, и как он мне не отвечал, и в какое место ниже спины улетучилась его обязанность передавать мне супер-пупер фехтовальное мастерство! Где он был, когда я с Фроськой дрался? А в руке он был! В моей, между прочим! И что? И за каким надом? А не по его ли тупизму Гай сейчас поленом валяется? И что же «прозвучало» в оправдание? Черный умник высказался приблизительно так: что меня он предупреждал, что против Дара он как верблюжья колючка против боевого слона, и что если у него хозяин дебил, то это современной медициной не лечится. Это очень приблизительный перевод того, что он сказал. И самое поразительное, что при этом он еще и обиделся. Ну, и флаг в руки.

До того знаменательного момента, когда к Гаю вернулось сознание, я, как истая сестра милосердия, вливал ему в рот бульон, переваренную пшенную кашу (будь она неладна!) по нескольку раз в день. Хорошо он сам глотал. Рефлекторно, как сказал бы Саня. И позавчера он очнулся. Поводил глазами туда-сюда и попросил попить. Я, разливая на радостях еще теплый взвар, подскочил к нему с кружкой, приподнял голову и помог напиться. Совсем забыл, какой этот, с позволения сказать, напиток на вкус, и Гай поперхнулся. Посмотрел на меня с укором, но видя непреклонность в моих глазах, выпил все. И заснул. Просто заснул. А я присел рядом, не замечая, как губы сами собой растягиваются в улыбке.

— Фросинья тоже хочет пить, — заявила бабка. Я со вздохом поднялся и поплелся к ведрам с водой. — И кушать.

Врагу не пожелаю кормить и поить сошедшего с ума взрослого человека. Да еще и мага. Но куда деваться, отпускать ее страшно, а не кормить нельзя. Я ж не зверь все-таки. Но «сокровище» на воде не остановилось и заканючило:

— Петелечки бы проверить. По тропкам походить, зайчишек половить. Мяско пожевать. Све-еженького.

Тут она права. От разваренных пластинок сушеного мяса, что я откопал в больших березовых туесах наверху, навара было до обидного мало. Постоянно хотелось есть, и единственный кто ничего, кроме воды, не просил, был Пончик - мышей в избе ему хватало. Я бы тоже поохотился, да из меня охотник, как из бабки гном. Разве что порыбачить могу. Но пока Гай был в отключке, уходить из дома надолго я боялся. Какую шутку выкинет Хозяин Леса поди знай, вдруг заплутаю, а Гай мог опять на радугу намылится. Одним словом, не вариант. А вот сейчас можно и погулять немного.

— А где мясо взять? — спрашиваю наугад, заранее готовясь к очередной старухиной истерике. Но нет, ответила:

— Прямо по тропке иди, по сторонам смотри, зайчика из петли забери.

— Ага, — ничего не понял. Куда идти, куда смотреть, какого зайца, из какой петли… — А если из лука? Перепелку там, глухаря?

Вот чего угодно ждал, но не того, что Фроська затрясется и начнет тыкать в меня пальцем.

— Х... хи-и-и!.. — вдруг заголосила она на высокой ноте. Это типа, она насмешничает надо мной? Дожил. — Перепела-то в поле! А к глухарю нонче и лиса не подойдет, не токует нонче глухарь. Силок на болоте ставь.

Эх, если бы я еще и умел эти силки ставить. Перепелов для баронского стола наш лесник добывал, мы с близняшками больше по рыбалке. В общем, порылся я в Гаевском бауле, нашел нитку - кто бы сомневался, что она там есть - среди бабкиных шоболов почувствовал пару иголок, согнул, привязал и спровадился на озеро.

— Острогу возьми, — прилетело вслед.

Ну-ну, острогу ей. Можно подумать большая рыба только и ждет, когда я приду. К берегу сама подплывет, хвостом завертит, на ручки попросится.

— Озеро-то обойди. На закатной стороне прикормлено.

Так с этого и надо было начинать!

3

В тот день, на озеро я не успел. Стемнело. А лазить ночью по незнакомому лесу, да еще и у болота, да еще и северного болота, увольте. Но зато я отыскал на полатях, под крышей, возле висевших разнообразных шкурок и мехов, две приличные остроги. И вчера с утреца, по заиндевевшей жухлой травке, берегом-берегом, отправился на «закатную» сторону рыбу добывать.

Пока шел, размышлял. Ну, а что еще делать? В доме некогда, там куча всяких дел: за драконом присмотреть-обиходить, за бабкой той же убрать. Да уж, не послушал Заразу, не отправил «даму» к праотцам и схлопотал себе головную боль на всю... голову. А «дама» ведет себя чисто по женски - чуть что, слезу пускает или истерит со страшной силой. Но оказалось, и на нее есть управа: Фроське почему-то понравилась баланда, которую я готовлю. Смешно, да. В первый раз каша у меня подгорела так, что я, матерясь, еле отшкрёб почерневший чугунок. Но потихоньку процесс готовки пошел на лад, и стоило мне начать разливать варево по плошкам (тем, что еще остались от разгрома), как старуха принималась возбужденно пыхтеть и пускать слюни. Странно, но мне это почему-то льстило - наверно, она своей клюкой в моей голове что-то сдвинула. Разумеется, я не мог упустить возможность хоть как-то ее урезонивать, и каждый раз, когда она пыталась изобразить недовольство, я грозился отнять обед. Ну, или ужин, что там булькало в чугунке на данный момент. Кстати, не надо думать, что меня не волновал вопрос, а откуда у старухи крупа. И соль. И мука. Откуда у нее посуда и холсты, часть которых я пустил на простыни себе и Гаю? Значит, недалеко отсюда есть какие-то поселения. Одно из двух – либо она сама туда выбирается, либо ей приносят, а значит, расстояние до ближайшего человеческого жилья равно дневному пешему переходу, что обнадеживает. Но если припасы приносят… Вот тут могут возникнуть сложности, и надо в самое ближайшее время прояснить этот вопрос.

Пончика я оставил в избе, хотя он и рвался со мной. Мелкий уже пытался наступать на лапу, гонял мышей, деловито шурша в сене, сваленном на полатях под крышей, поэтому после завтрака прохвосту была поручена важная миссия: охрана дракона, именуемого Гаем, и караул психически нестабильного объекта, именуемого Фроськой. Ханур отнесся к делу скептически, и я даже знаю, почему. При виде хвостатого, бабка впадала в детство. Она всячески пыталась его приманить, умильно сюсюкала, чмокала губами, Пончик демонстративно отворачивался, бабка огорченно вздыхала. Но. Это была вторая возможность более-менее нормально с ней общаться, и я иногда просил ханура посидеть с ней рядом. Ну, как рядом - на расстоянии вытянутой руки. Хоть и был мой зверь быстрым, но со сломанной лапой - тьфу-тьфу от греха… от старухи подальше. Я и кормил-то старушенцию с опаской – ставил полную плошку на пол и пододвигал ближе какой-нибудь хворостиной.

«Хозяин, а хозяин. А ты вообще, менталист или так, приблудился?»

О, какой-то черный умник, болтающийся на поясе, соизволил пообщаться?

«Мгу. В последний раз. Ты чё, ничё не слышишь?»

Кто бы после этого не прислушался? И я услышал. Легонький шорох сзади.

Оборачиваюсь. От страха сердце замирает, ноги примерзают к земле, руки непроизвольно сжимают дрын. В смысле острогу.

По моим следам идет рысь. Не скрываясь! И смотрит так, будто я задолжал ей, самое малое, полпуда красной икры.

«Всё, хозяин. Допрыгались. Против ее когтей поможет только стрела. Откуда-нибудь с двадцати шагов, сидя на ковре-летуне, чтобы быстренько смыться, если вдруг стрела в цель не попадет».

Я смотрю, ты разговорчивый стал. С чего бы?

«Эта киса даже росомаху оприходует при очень большом желании, а ты для нее просто двуногий, — высказался Зараза и тоскливо добавил, — а я опять на трупе ржаветь буду. Средь лесов и болот».

То есть, помогать ты мне не собираешься?

«Да, пойми! Твое тело не может двигаться с такой скоростью!»

Типа, ядрена вошь, ничего личного, да?! Опять колючкой прикинешься?! Верблюжьей! Кидала ты!

«Я с тобой, — тяжко “вздохнул” Ключ. — Просто, будь готов к последствиям».

Вот после этих слов я запаниковал по-настоящему. Но тихо. Паниковать громко даже мысли не возникло - вдруг эта кошечка от моего ора на меня же и наброситься.

А пятнистая особа остановилась в нескольких шагах, явно чего-то ожидая. Черные кисточки на острых ушках чутко вздрагивают, зверь смотрит мне в глаза не отрываясь, и приходит понимание, что как-то мы слишком долго стоим. Как-то мы слишком внимательно друг на друга смотрим.

— Тебе чего? — хриплю от избытка чувств, решаясь прояснить ситуацию. Быть такого не может, чтобы эта красавица оказалась, как и бабка, скорбной на голову. Делать ей больше нечего, как за мной ходить! Или местность тут совсем паршивая? Миазмы болотные, всё такое, потому разумных и глючит. А она разумная, на морде написано!

Рысь наклоняет голову и очень пристально смотрит на острогу. Потом на меня и снова на острогу.

— Да не собираюсь я на тебя кидаться! Я не сумасшедший. Пока. Этой палкой я рыбу добывать буду и вот сюда складывать, — показываю ей ведро. Для достоверности.

Рысь продолжает стоять, повторяет ритуал смотрения на меня и на острогу, а я начинаю чувствовать себя тем самым… вышеупомянутым. Да чего я трясусь, в самом деле?! Я ж менталист! Сосредотачиваемся и… и… что?... Рыба? Еще раз, рыба? Нет, надо чуть-чуть глубже копнуть… А, понятно. Бабка промышляла на озере и каждый раз подкармливала хищницу. То краснопёрочку ей оставит, то карпа, а то и щучкой угостит, а эта куцехвостая привыкла и обнаглела. Кстати, это не она, это он. Рыс.

Рыс трясет головой, он не понимает что сейчас было, а мне становиться неловко за свою бестолковость.

— Давай договоримся, — решил я поставить все точки над «ю», слегка офигевая от происходящего, — ты мне не мешаешь, не пугаешь, не идешь за мной. У меня там дракон голодный валяется, а он пострашнее тебя, когда в первом обличии. Честное слово. Так что, если улов будет скудный, не взыщи, ничего не получишь. Если подфартит, то и тебе чего-нибудь перепадет. Лады?

Очевидно, рыс меня понял, развернулся и побежал обратно по тропке еле заметной среди жухлой листвы.

«На-адо же! Как мы, однако, умеем. Талант прорезался?» — кто бы сомневался, что черная ехидна выскажется в подобном духе. Но, поджилки у меня все ещё трясутся, и очень хочется ругаться. В голос. Страх он, знаете ли, по башке хлеще алкоголя долбит. С не менее скверными последствиями. Но кое-о-чем я задумался. А что если попытаться залезть в голову к Фроське? Это я образно, не подумайте чего! С рысом ведь получилось, вдруг и с полоумной получится? Вдруг, ей как-то помочь можно?

4

Полдень порадовал меня рыбой в ведре и приподнятым настроением. Закидушки, которые я все-же поставил, не сильно надеясь на острогу, оправдали мое доверие, и на них попались два сомика с приличный локоть. Чуть поодаль, где к самой воде клонилась старая ветла, и ее ствол был основательно ошкурен для хождения, я сумел набить трех щук. На берегу улов почистил и выпотрошил, чтобы чешую в доме по углам не собирать. Да, пришлось чистить клинком. Зараза предсказуемо «плевался», возмущался, пенял мне, что я забыл взять из дома обычный тесак, грозился это непотребство мне припомнить, а я злорадствовал. Специально. Напоследок я отнес рыбьи потроха подальше, вывалил в воду прихваченные с собой остатки каши, и в полном удовлетворении потопал обратно.

Рыс меня ждал. На том самом месте. Как вежливый бандюк, пришедший за мздой в придорожную харчевню.

Я не стал жлобиться, выбрал самую большую щуку, кинул ему в лапы, постоял, наблюдая, как грациозная кошка осторожно берет добычу и уматывает восвояси, и в голову, вдруг, пришло воспоминание. Занятие с ректором Балором, когда он объяснял «принцип проверки пространства, на предмет обнаружения живых существ». Я почти не слушал тогда, думал, мне все равно не понадобится. Ментальные способности у меня в Академии не обнаружили, что давало сомнительное право волынить на уроке. Сейчас вот вспомнил. И кое-что вознамерился попробовать. Не факт, что получится, злобные болота поблизости никуда не делись, но надежда, как известно, подыхает долго и мучительно. Надо ей помочь. Сдохнуть, да.

Методика поиска вроде бы простая. Отключаешь все свои чувства и магические потоки на передачу, и усиливаешь на восприятие. Тот самый блок от чужого воздействия, которому натаскивают в Академии с первых дней, является основой для поисковой магии, только наоборот. Вместо барьера, ты открываешься полностью и стараешься пропустить чужие потоки через себя, или "подтолкнуть" их к себе. При этом магический фон здорово напрягается. Опасно, не спорю. Поэтому, когда лишенные ментальных талантов студиусы учатся блокировать чужую магию, обратный процесс для них становится практически невозможным. И чужой «поиск» они не чувствуют. Почти. Все зависит от силы мага-менталиста. У меня, что называется, всё не как у людей - поиск я ощущал, но сам применить не мог. Балор от меня тогда отстал. Сейчас я сам к себе пристал и попробовал «выключить» все блоки. И природные и приобретенные.

Ну, что сказать? Выключил. Да. Сначала долбануло магическим хаосом так, что еле на ногах устоял, но пропустил его через свой источник и кое-как упорядочил. Вокруг себя, конечно. И...

«Вау!»

Интересно, где он это кошачье словечко подцепил. В архиве, не иначе, больше негде.

Но он прав, действительно… круто! А я еще завидовал Машке и Алабару, что они лучше слышат, видят, чуют. Я сейчас, неверно, лучше них «чую». Не очень далеко, правда, шагов за полста, но это было так… интересно, что я воткнул острогу в землю, и закрыл глаза. В голове сразу возникло множество образов, маленьких и больших, быстро передвигающихся и медленно ползущих, я чувствовал их тепло, любопытство и, кажется, страх. Опасение, скорее. Опасались меня – я большой и шумный, и почему-то злой. Н-да. О, вот мой знакомый рыс, где-то наверху, излучает удовольствие и сытость. А, он на дереве сидит, вылизывается. Чуть севернее маленькое пятнышко разума, какое-то… новенькое, слабенькое. Рядом с ним большое пятно, оно смотрит на маленькое. Да это же лиса! В норе с детенышем! Я что и сквозь землю могу?! Й-ешкины коты! Я гном!!! Так. На толстой ветке, над моей головой сидит сова, типа маскируется, не может понять, что ей делать: улететь или напугать. Ну, щас! Ха! Я тебя сам напугаю! Уху-у!!! ...улетела. Будет знать, как над путниками ухукать. Нет, кто бы что ни говорил, а магом быть здорово.

5

Белоснежный бумажный лист со взломанной печатью Королевской Канцелярии лег на стол.

— Услышали? — барон сцепил пальцы. — Что скажете?

Мастер Руш повернулся в сторону Грая.

— Не маячь. Зайди и сядь.

Наемник давно приметил, что некоторые вольности аларца барон не замечает. Причем, принципиально. Вот как сейчас. Он не одернул мастера, хотя приглашать сюда зайти может только хозяин кабинета. И в который раз поразился чутью слепого. Грай ведь как вошел сразу за Райеном, так и стоял у двери, изображая статую в полный рост. А аларец сидел в кресле у самого окна, да еще и спиной к выходу.

Но, раз пригласили... Можно и присесть.

— Я думаю, это чистая правда, — Руш снова повернулся к окну. — Правда, что бывший главный всей Тайной Стражи собрал отряд, и что одного воина из этого отряда захватили егери… егеря. Правда, что вессальский король сожалеет о нападении на нас. Правда, что он направил к нам подразделение Гвардии. Для сопровождения.

Лэр Райен сдержанно улыбнулся.

— Рад, что ты, наконец, признал этот дом своим. В другое время ты бы сказал «к вам».

— «Нам», «вам»… вессальская грамматика, — буркнул слепой, скрывая смущение, — Я вопросы себе задаю. Мне не интересно, как беглый преступник узнал что мы собрались везти королю и когда мы это повезем. Важно, зачем это беглому преступнику? И почему Тишан, просил это спрятать?

— Грай, — барон требовательно уставился на наемника. — Ты видел сына, и посчитал, что он набрался ума. Что думаешь обо этом? Только тупого солдафона из себя не строй, тебе не идет.

— Э-м… ну, — барон приподнял бровь, и Грай усмехнулся, — я как бы… знаю только, что наследник ваш, дорогу серым перешел. В смысле, эльфам. Может, то серебро им тоже нужно. А у нас с ними, вроде как, война намечается, нет?

— Угу… — барон почесал затылок, и Грай фыркнул: очень уж похож был сейчас его благородие на Тишана. — Всем сразу эти монеты понадобились? И королю, и Лорану, и эльфам?

— Эльгар, а как они к вам попали? В ваш род?

— Ты думаешь, я знаю? Предок откуда-то натаскал. Не то после войны, не то спёр где-то, если уж называть вещи своими именами. А может наследство припрятал. Он у нас, как бы принц. Эльфийский. Изгнанный, насколько я осведомлен.

— Так вы эльфы у нас! — гыкнул Грай, но тут же виновато умолк.

— Принц? — аларец всем телом повернулся к Райену, и наемник, глядя в пустые глазницы, в очередной раз содрогнулся. От, же! Почему упрямый аларец не хочет носить повязку? Хотя… может, повязка и делает его слепым? — Эльгар, поправь меня, я наверно неправильно помню. Я где-то читал, что главного на Северных Островах называют Кальд...

— Кальд Третий.

— А по отцу? Ну, по роду. Фамилия?

— М-н… Кальд Третий Раэн. Да, а что?

— Раэн или… Райен?

Собеседники задумались. Граю, честно говоря, было глубоко до одного места, кто кому принц, и зачем беглому лэру Лорану какое-то левое серебро. Гораздо важнее, что этим серебром можно попытаться выкупить Ташку из дворца. И Сашку. Только очень неспокойно сиделось на том самом «одном месте».

— А этот Кальд, сродственничек ваш, чего с нашим Калином не поделил? Из-за чего сыр-бор?

— Быстро ты мне родню нашел, — недовольно проворчал барон, но решил объяснить. — Эльфы потребовали землю у Калина. Город на западе Вессалии. Название не помню, надо смотреть на карте.

Как и большинство дворян губернии, лэр Райен, выписывал газетенку местного пошиба под названием «Крыскинские Уши». Издавалась она на деньги местных барыг, которые имели странные представления о газете, но главные столичные новости на её первой полосе печатались слово в слово. Поэтому барон был в курсе всех светских сплетен.

— Что-то там эльфы предъявили. Какие-то печати. В количестве двух штук. Все газеты в крике надорвались, что островитяне в своем праве. Калину, естественно, это не понравилось, и он попросил эльфов из страны. А редакциям рты заткнули.

— Земля… — задумался Руш, — …печати… Есть у нас в Аларе сказка. Для детей. Хозяйка поделила Дар на тридцать шесть частей и превратила их в серебряные монеты. Каждому народу раздала по семь монет - по семь земель. Пришло время бедствий, и лучшие из народов собрали монеты и сложили одна на одну. Серебро соединилось как ртуть, и стало камнем. Лучший из лучших взял камень в руки и изменил Дар. Легенда гласит: тот, у кого окажутся все монеты, будет править Даром.

Он снова "смотрел" в окно.

— Странная сказка, — пробормотал барон.

— Лэр, а сколько серебрянников у вас? Ну, сколько Калин попросил?

— …попросил… Всё он «попросил», — Эльгар Райен сплетал и расплетал пальцы, словно они у него мерзли. — Семь штук. Сколько я отдал Тишану, не знаю. Но тоже, что-то около того.

Грай хохотнул:

— Если серые только за две город отжимали, то за четырнадцать они бы всю Вессалию стребовали!

— А ты уже решил, что у меня те самые монеты?

— Эльгар, дай письмо Тишана, пожалуйста, — вдруг попросил аларец.

— Тебе почитать? — лэр Райен полез в стол.

— Нет, в руки дай.

Барон и наемник переглянулись. Барон достал сложенный пополам листик, передал наемнику, кивком показав на мастера. Когда бумага оказалась в руках аларца, он осторожно развернул письмо, и подушечки пальцев заскользили по тексту. Медленно, еле касаясь, сверху вниз...

— Здесь рисунок.

— Да, там есть рисунок, иначе как бы я знал, что прятать? — барон терпеливо наблюдал за мастером.

— Монета. Тишан положил ее под лист.

— Логично.

— Доносчик мог подумать так же, как я. Если слепой сумел понять, что это… оттиск, то зрячий увидел.

— Вот он и сообщил о том, что увидел. Дальше-то что?

— Получается, король Вессалии знает, что у Тишана есть монеты. Но тебе, Эльгар, он об этом не сказал, — аларец глянул на замерших мужчин страшными провалами глаз. — Это ложь первая.

В дверь кабинета постучали. Настойчиво и громко приложились кулаком несколько раз и, не спрашивая разрешения, распахнули дверь. В коридоре стояли трое бойцов баронского охранения - двое постарше и один совсем мальчишка, Юраш из сопровождения.

— Беда, лэр, — выпалил он, тяжело дыша. Одежда на юноше была мокрой, к штанинам прилипли обрывки коричневых водорослей, — я в лесу Митьку нашел. Землей его присыпали, ветками накрыли. Не сразу догадаешься, с виду просто куст.

Грай резко встал, шагнул к двери.

— Быстро всем на стенку! С оружием! — гаркнул он двоим, болванчиками маячившим за спиной Юраша. Обоих сдуло в мгновение, и Грай, подскакивая к двери, уже вдогонку заорал. — И чтобы тихо! Как учили!

— Я в озеро нырнул, — Юраш едва глянул товарищам вслед. — Посуху не пройти, цепь расставлена. Кто за деревом, кто на дереве посередь листьев. Все с луками. С лесными, для ближнего выстрела. Еле нашел лазейку, чтобы на этих засадников не напороться.

Грай втолкнул паренька в кабинет и захлопнул дверь.

— Давай сначала.

— Дак, сначала... Вы ж сами меня домой отпустили, мамке с дровами помочь. Тока… я серьгу, ну, медную, не стал сдавать, забыл. Прощения прошу, — Он покаянно глянул на командира.

— Юраш, никто тебя не ругает, — успокоил юношу Грай и поторопил, — ты был в селе, потом что?

— Я за дровами поехал. Спросил у старосты делянку, взял тележку, с Огоньком приехал, повалил пару осинок, три березки...

— Юра-аш-ш...

— Так я под одной березой чубук нашел. Вот, — он вытащил из-за пазухи мокрую тряпку. — Евсея это. Их троих староста припряг убитых-то похоронить по вашему наказу. Они на колымаге и поехали. Только староста велел в лесу всех закопать, на наш погост не везти: разбойные же, нечего им на нашем погосте лежать. Так Евсея с дружками до сих пор нет. С того дня и нет. Все думают, что они после скорбных дел в городской кабак завернули, да там остались. Староста же самых пропойных послал, чтобы нормальных мужиков в страду не отбирать. А тут вот. И главное, лежит-то чубук вроде как специально положен. Но Евсей свое барахло ни в жисть не бросил бы. Пропойный, но жадный, каких поискать!

— А Митька?

— Так я сразу к вам и пошел. Огоньку уздечку подвязал, чтоб не зацепился ни за что, по заду хлопнул, домой отправил, и к вам. Хоронился, пробирался звериными тропками. Слышу, возится кто-то. Думал, мишка в малине отъедается, но нет, барсуки шебуршили. Меня заметили и в россыпь. А я подкрался, глянул, поваренок наш лежит. Глаза уже съели, за лицо принялись.

— Ты когда его отпустил, Эльгар? — спросил Руш.

— Вчера. Они с младшей, Арянкой, в деревню просились. На свадьбу к сестре. Кухарка на меня два часа ворчала, что теперь на такую прорву народу ей одной готовить.

— Аряна в селе? — Грай повернулся к юноше. Тот расширил глаза и качнул головой.

— Не видал.

Мастер лодочкой сложил ладони, прошептал что-то в них, крепко обтер безглазое лицо. Замер на пару мгновений, словно молясь Небу.

— Это вторая ложь, — тихо сказал он. — Готовься Эльгар. Отправляй всю немощь домой, в деревню. Раздай медь и пусть идут. Вот этот лазутчик их через засады проведет. Он сумеет. Остальных в доспехи.