Дорога Токайдо

ГЛАВА 15 Рыбы на веревке

Селение Кавасаки находилось в таком месте, где путники редко задерживались на ночь. Обычно они оставляли здесь только пыль, принесенную из дальних провинций, и экскременты в отхожих местах, которые крестьяне специально оставляли вдоль дороги.

Одноногий нищий сидел на потертой квадратной циновке недалеко от парома. Через дорогу от него располагалась чайная лавка открытого типа. Нищий бил деревянным молотком по заменявшей колокол металлической пластине, извлекая из нее равномерный оглушительный грохот. С тех пор как Гадюка и Холодный Рис пришли сюда, этот человек, не переставая, читал нараспев сутры.

— Мне так стыдно подавать вам этот плохой чай, — извинилась хозяйка лавки, подходя к приятелям с подносом, который она несла высоко над головой, чтобы не осквернить напиток своим дыханием. Она поставила свою ношу рядом с носильщиками и пояснила: — Урожай в этом году пострадал от тайфуна.

— Что вы, вашему чаю небо радуется, — вежливо похвалил напиток Гадюка, поднимая чашку.

Мужчины восседали, болтая ногами, на широкой скамье. Их каго стоял возле навеса, под которым укрывались люди, ожидавшие парома. На опорный шест носилок были наброшены две пыльные циновки.

— Не надо ли вам еще чего-нибудь, старшина? — Гадюка был оябуном, то есть старшиной братства носильщиков каго на этом участке дороги Токайдо.

— Не могли бы вы изложить нам последние новости, госпожа Кику?

— Конечно, могу!

Госпожа Кику — это имя означало «хризантема» — уродилась такого маленького роста, что вынуждена была дважды подворачивать подол своего платья из полосатой хлопчатобумажной ткани — иначе оно волочилось бы по земле. Хозяйка лавки была очень застенчива, но вспыхнула от радости при возможности побеседовать с важными людьми.

— Здесь прошла шайка каких-то мерзавцев, — тихо заговорила она. — Эти люди ждали чего-то целый день в гостинице «Полная луна», потом оставили там трех человек, а остальные двинулись дальше. Эти трое сидят в «Полной луне» как жабы, они выпили там все сакэ и без конца жалуются то на одно, то на другое.

— Кого же они ждут?

Лицо Кику просияло: начиналась самая интересная часть рассказа. Она огляделась, наклонилась над подносом и заговорила еще тише:

— Разбойника! Это страшный человек! — Женщина была в восторге от того, что к Кавасаки приближается такая знаменитость. — Прохожие из Эдо говорят, что Восточная столица полна слухами о нем. Он одной левой рукой победил множество врагов и сжег половину веселого квартала. Говорят, он очень красив и может даже переодеться женщиной.

— А кто же его враги?

— Я не знаю, но слышала, что это дурные люди. И еще я слышала, что этот одинокий воин хочет уничтожить их и раздать все их золото беднякам.

— Это правда?

— Это то, что я слышала.

— Спасибо. — Гадюка с улыбкой поклонился. — Сейчас мы допьем чай и больше не будем беспокоить вас.

— Вы здесь никого не беспокоите, старшина Гадюка, — и Кику, стуча высокими гэта, с поклоном удалилась, вернувшись к сводчатой печи, на которой посвистывал закипающий чайник.

Гадюка вспомнил, как выглядел оставленный в роще таинственный молодой князь. Стройный, строгий юноша в одежде священника молился у подножия сосны в облаке дыма от благовоний.

— Все это для нас как пожар за рекой, — пробормотал Холодный Рис, нагнувшись над своей чашкой. — Я хочу сказать, что это нас не касается.

— А по-моему, дружок, это интересно.

— Молодой князь приказал нам оставить каго возле парома и исчезнуть, — упрямо скривился Холодный Рис. Он пытался удержать Гадюку от безрассудных поступков, хотя и знал, что это бесполезно.

Гадюка только улыбнулся товарищу, тоже пряча лицо над чашкой чая. У него были друзья в отокадатэ — городском ополчении Эдо, отрядах простых людей, сражавшихся против разорявших их дома самураев и знаменосцев. Он побывал в стольких уличных стычках, что его друг не смог бы их сосчитать.

— Спорить с тобой все равно что тыкать пальцем в кучу отрубей, — недовольно проворчал Холодный Рис.

— Кто из них осведомители, как ты считаешь? — спросил, не обращая внимания на его слова, Гадюка, рассматривая людей, сидевших на скамьях под соломенной крышей.

— Откуда мне знать?

— Смотри, — вдруг произнес Гадюка. — Наш молодой князь идет сюда.

Он пошарил руками возле своих голых ног, проверяя, близко ли стоит его дубовая подпорка для каго.

Через квадратную смотровую решетку своей шляпы Кошечка увидела Гадюку почти в тот же миг, когда он увидел ее. «Болван!» — пробормотала она.

Кошечка на секунду пришла в бешенство: этот человек опять посмел ослушаться ее! Что ж, будь что будет. Если упрямый носильщик так хочет соединиться с Буддой, она не станет ему мешать.

Крепко сжимая в руке посох, Кошечка медленно шла вдоль пыльных и сухих коричневых рисовых полей, простиравшихся к западу от Кавасаки. Готовясь действовать, женщина связала рукава за спиной. Из-под своей шляпы она внимательно рассматривала будущее поле боя — несколько жалких лачуг, выходивших фасадами прямо на дорогу и видневшуюся за ними пристань. Деревня казалась пустой, если не считать суеты у парома.

Путешественники, переправившиеся в Кавасаки с другого берега реки, разбредались в разные стороны. Некоторые из них усаживались отдохнуть в тени высоких деревьев, другие находили приют в дешевых чайных домах, третьи продолжали свой путь. Кошечка вздрогнула, когда какой-то торговец подошел к Гадюке и попытался нанять его каго.

— Ты больно жирный. Ходи пешком — тебе полезно, — насмешливо ответил клиенту носильщик.

Кошечка предоставила Гадюке продолжать перебранку и перевела взгляд на пару вьючных лошадей, мешавших новым пассажирам грузиться на плоскодонное судно. Лошадей можно было переправить только поодиночке, но ни одна из них не хотела ступить на палубу лодки первой, и животные не слушались погонщика. Дожидаясь, пока ситуация разрешится, путники болтали или рылись в своих тряпичных узлах, отыскивая надежно укрытые в них туески с редькой или рисовыми пельменями. Дети, торговавшие сладкими бобовыми пирожками, соломенными сандалиями и зубочистками, толпились вокруг них.

Мальчик Дзосу продавал чай со своего переносного лотка. Увидев комусо, он заволновался. Несколько грубых людей из Эдо и странный ронин из Тосы расспрашивали его о молодом красивом «священнике пустоты». Они могли появиться в любой момент. Дзосу, конечно, ничего им не сказал: он чувствовал себя в большом долгу перед молодым монахом, памятуя о прекрасном будущем, которое тот предсказал ему всего за шесть медных монет.

Нищий на дороге перестал петь и бить по листу металла. Он накинул на шею ремни, на которых носил свой «барабан», пересыпал горстки медяков из чаши для подаяния в рукав, оплел четками запястье, потом свернул циновку и сунул ее под мышку. Опираясь на посох, бродяга поддернул свою накидку, заправил ее подол за пояс и запрыгал прочь на своей единственной ноге.

«Вот кто следит за мной!» — подумала Кошечка. Теперь ей надо было только дождаться, пока нищий предупредит своих нанимателей.

Толпа, скопившаяся у парома, состояла из людей, которых обычно полным-полно на Токайдо. Переправы через речку ожидали погонщик с двумя лошадьми, пара приказчиков в одеждах паломников, сводник, находящий проституткам клиентов за проценты с их заработка, ростовщик, принимающий вещи в заклад, чистильщик канав с метлой и совком и два преуспевающих посредника при торговле рисом в окружении сопровождающих лиц. Эти дельцы прибыли из Китахамы, торгового квартала города Осаки, где, как утверждают, деньги текут вдоль пристаней и катаются по улицам.

Посадки ожидали также три женщины, которые направлялись в большой храмовый комплекс, построенный в честь святого Кобо Дайси на другом берегу реки, и молодой художник с запада, рисовавший на бумажных фонарях монаха Бэнкэя, бредущего по мосту Годзо. Готовые работы он расставлял для просушки на днище перевернутой кадки.

Художнику было семнадцать или восемнадцать лет — примерно на год меньше, чем Кошечке. На голове юноши красовалась повязка, собранная в складки на щеках и завязанная под нижней губой. Так покрывали голову крестьяне, но то же делали люди, желавшие скрыть свое лицо.

Дзосу, как будто случайно, подошел к Кошечке:

— Не хотите ли чаю, ваша светлость?

— Спасибо, да, — ответила она.

— Берегитесь! — чтобы заглушить свой голос, Дзосу колотил деревянным лотком по ведру. — Несколько человек ищут священника, похожего на вас, и желают ему зла.

— Спасибо тебе за доброту к постороннему человеку! — с поклоном поблагодарила Кошечка, приняла из рук мальчика маленькую чашку и выпила чай с таким видом, словно все идет как положено.

Увидев, что комусо не дрогнул, Дзосу пошел за ним, держась на почтенном расстоянии. Он обшаривал взглядом широкое обмелевшее русло реки, ее берега, заросшие густым кустарником, и подскочил на месте от неожиданности, когда Кошечка, ударив посохом о землю, заставила зазвенеть железные кольца.

— Позвольте мне предсказать вам судьбу, благородные господа, — сказала она. — Ваше будущее написано на ваших лицах.

Торговцы рисом не обратили на попрошайку внимания. Они восседали на своих дорожных сундуках, попыхивая трубками, и беседовали о недавнем тайфуне, который принес им богатство, вызвав нехватку еды в окрестностях Эдо.

— Позвольте мне осмотреть ваше лицо. — Кошечка остановилась возле художника. Узор на хакама юноши был обычным для жителей окрестностей Ако, любивших расписывать ткани оранжевыми, синими и желтыми клетками, и молодая женщина хотела заставить художника заговорить, чтобы выяснить, подтвердит ли его выговор ее предположения.

— Ваши брови, господин, обещают вам долгую жизнь.

Художник недовольно замахал на прорицателя рукавом и попытался увернуться от его взгляда, но бродяжка не отставал:

— Обратите внимание, уважаемые господа: волоски на концах бровей этого человека растут гуще, чем в их начале.

Женщины, дожидавшиеся парома, и несколько детей, торгующих мелочами, подошли ближе, чтобы взглянуть на брови художника. Тот еще больше забеспокоился, но, ничего не произнося, вдруг встал, перевернув при этом банку с водой и уронив кисти на прибрежный песок, потом, связав рукава куртки за спиной длинным шнуром, опять опустился на колени.

— Пожалуйста, сэнсэй, окажите мне честь — прочтите мое будущее, — попросила одна из женщин. Она и обе ее подруги то и дело хихикали, прикрываясь рукавами. Им было весело: перемена обстановки и свобода от повседневной рутины опьяняли паломниц.

Кошечка сняла шляпу, поставила посох и сундучок на землю, прислонив их к одному из угловых столбов навеса. Потом внимательно рассмотрела лицо женщины.

— У вас длинный череп и широкий подбородок. Это значит, что ваша стихия — огонь.

— Это хорошо или плохо, монах?

— Это означает, что вы обходительны, но вспыльчивы.

— Все правильно, это про тебя! — засмеялись подруги.

Краем глаза Кошечка увидела, что трое слуг князя Киры торопливо бегут по истоптанной множеством ног тропе к причалу.

— Ваш звонкий голос и худоба показывают, что ваша вторая стихия — дерево, — продолжала она, не моргнув глазом. — Возможно, после тридцати лет к вам придут успех и слава.

Дзосу издал негромкое восклицание, но Кошечка словно не слышала его. Она низко поклонилась, принимая в дар десять медных монет, брошенных женщиной в чашу для подаяния. Пока две кумушки поздравляли свою подружку со счастливой судьбой, предсказательница повернулась лицом к людям Киры:

— Позвольте мне прочесть и ваше будущее на ваших лицах, благородные господа.

Посланцы Киры были поражены: они ожидали, что комусо убежит или, по меньшей мере, испугается. Но Кошечка следовала совету Мусаси — передавай свое состояние врагу, как зевающий человек передает окружающим свою сонливость.

— Вот вы, сударь… — она ткнула пальцем в вожака. — У вас маленькие серые уши. Это плохой признак.

— Идем с нами! — Наемники вытащили из ножен длинные мечи. Паромщик, путники и маленькие торговцы тут же бросились к чайной лавке. Только молодой художник остался на месте, сжимая в руках кисти.

Холодный Рис стоял у стены чайной, стиснутый обступившей его толпой. Гадюка по-прежнему сидел на скамье, болтая ногами. Он держал свою палку наготове, но начинал догадываться, что молодому князю вряд ли понадобится помощь.

— Серые уши означают, что вы не умеете хранить тайну, — с этими словами Кошечка откинула край циновки, лежавшей на опорном шесте каго, ослабила привязанные шнуры и сняла с шеста нагинату в шесть сяку. — А ваш нос… современные гадатели, по-моему, давно не обращают достаточного внимания на носы… — Сжимая древко нагинаты в руках, Кошечка двинулась по кругу влево.

Дочь князя Асано изучила многие составные части Пути воина, но из всех боевых искусств она серьезно занималась только одним. Княжна училась владеть нагинатой с малых лет — с тех пор, как смогла приподнять маленький детский вариант этого оружия.

Нагината была тяжелым оружием, но Кошечке было приятно ощущать ее тяжесть в руках. Год праздной, изнеженной жизни в Ёсиваре вдруг показался ей одним мгновением. В ушах молодой женщины зазвучал спокойный голос наставника Оёси, обучавшего ее Небесному пути. Теперь она была рада, что советник отца заставлял ее упражняться со многими видами нагинат, не желая, чтобы она слишком привыкала к какому-нибудь из них в отдельности.

Княжна Асано высоко вздернула подбородок и взглянула прямо перед собой. Ее ноздри вздрагивали: она чувствовала, как поток энергии поднимается от ее ступней к голове. Она стояла в трех сяку от наемников князя Киры, и те немного встревожились. Но Кошечка видела, что они не считают ее опасной.

— У вас орлиный нос… — Она повернулась к вожаку тройки, отвлекая внимание остальных противников, продолжая при этом двигаться так, чтобы солнце оказалось у нее справа.

Мусаси писал: «Заставь врагов выстроиться на одной линии, словно нанизываешь рыб на веревку. А когда они встанут в ряд, рази, не давая им времени для маневра».

Неожиданно для врагов она издала боевой крик, повернувшись, со свистом выдохнула воздух и передвинула выше кисть ведущей руки. Поскольку удары нагинаты наносились не верхней, а нижней рукой, подготовка к ним была мало заметна. Поэтому второй воин Киры даже не успел отшатнуться, когда длинное изогнутое лезвие описало полукруг.

В следующий миг Кошечке показалось, что время остановилось: она увидела изумление на лице врага, когда лезвие глубоко вонзилось в его правое плечо. Слуга Киры выронил меч, из разреза фонтаном брызнула кровь. Кошечка рывком выдернула клинок из раны и почувствовала слабое содрогание древка, когда сталь «отлипала» от тела врага. Теперь ее существо отключилось от всего, кроме схватки: в нем не осталось ни одной сознательной мысли, ни страха, ни восторга.

Шаги Кошечки стали мелкими и быстрыми. Она наступала и поворачивалась с такой скоростью, что глаза наблюдателей не могли различить ее отдельных движений. Длинное лезвие нагинаты описывало сверкающие круги, когда дочь князя Асано нападала или отбивала атаки противника. Ее руки словно порхали по гладкому древку, перехватывая его то ниже, то выше.

Порой Кошечка наносила резкие горизонтальные удары, направленные на голени врагов, и воинам князя Киры приходилось подпрыгивать, чтобы не остаться без ног.

Краем глаз Кошечки заметила, что молодой художник бежит к ней с мечом, который он выхватил из-под спальной циновки. Когда юноша добежал до княжны, она перевернула нагинату и концом древка ткнула художника в нос быстрее, чем мог различить взгляд. Кошечка услышала треск дерева и хруст хрящей. Глаза художника широко раскрылись от удивления и обиды, он упал на песок и остался недвижен.

Третьему слуге Киры Кошечка отрубила ладонь вместе с мечом. Раненый, шатаясь, вошел в чайную лавку. Собравшиеся там люди испуганно расступились перед ним. Здоровой рукой он смахнул с жаровни чайник и сунул обрубок, из которого хлестала кровь, в щель между прутьями решетки. Угли зашипели, от них пошел пар, послышался запах горящего мяса. Хозяйка лавки пронзительно закричала.

— Ох ты! — Гадюка теперь подобрал ноги под себя и, не отрываясь, смотрел на бой, посасывая соломинку.

Вожак наемников попытался сделать большой прыжок в сторону Кошечки, надеясь приблизиться к ней настолько, чтобы пустить в ход меч. Она снова перевернула свое оружие — и кривой клинок срезал ухо врага у самого основания. Слуга Киры мгновенно растерял всю свою храбрость, повернулся спиной к противнику и бросился бежать. Дочь князя Асано нанесла ему второй, горизонтальный, удар по ногам, перерезав сухожилия на обеих лодыжках.

— Древние китайские гадатели писали, что человек с носом, похожим на клюв орла, выклевывает сердце другим людям! — крикнула она вслед уползавшему врагу.

Горсть монет, подаренных ей паломницей, Кошечка бросила на палубу парома. Она не знала, сколько стоит переправа — придется перевозчику удовлетвориться такой платой. Потом княжна повернулась к чайной лавке. Гадюка и Холодный Рис, не дожидаясь появления властей, благоразумно покинули Кавасаки, прихватив каго. Гадюка, должно быть, понял, что молодой князь не нуждается в помощи, а посему решил не нарываться на неприятности. Кошечка поставила нагинату вертикально и, тяжело дыша, оперлась на свое оружие.

— Паромщик! Перевези меня на тот берег! — крикнула она громко.