Дорога Токайдо

ГЛАВА 76 Потревоженная вода быстро замерзает

Когда Кошечка и Хансиро добрались до правительственной заставы в Синагаве, Гадюка и Холодный Рис бежали на месте перед ее воротами. Гадюка держал на голове дверь паланкина. Оба носильщика кричали: «Вперед! Вперед!», словно несли весь паланкин целиком.

Солнце уже давно село, слуги зажгли фонари и уже почти закрыли большими ставнями-щитами фасад помещения заставы. Они оставили между ними лишь узкую щель для пассажиров задержавшегося паланкина. Внутри дома станционные письмоводители, окутанные светом фонаря, как коконом, и защищенные званием слуг правительства, заканчивали дневную работу. Сидя на татами, они сгибались над своими низкими столиками, и их кисти летали по бумаге. Вокруг чиновников лежали штабелями свернутые бумажные листы.

Кошечка ясно видела, что спокойствие на лицах чиновников напускное и лишь маскирует их раздражение и усталость, тем не менее эти люди пропустили маленькую процессию без особых придирок. Подорожные, которые заготовил для Кошечки и ее сопровождающих князь Хино, были в полном порядке. Самой Кошечке документ Хино выписал на имя ее матери — Судзуки. Кроме того, при въезде в Эдо знатных женщин не осматривали так старательно, как при выезде.

Хансиро понял, что стражники заставы, письмоводители и сами чиновники приняли Кошечку за провинциальную наложницу князя Хино. Это невольное и невысказанное оскорбление привело воина из Тосы в такую ярость, что он сам удивился. Но Хансиро сумел ответить на вежливые поклоны и тихие приветствия с такой же вежливостью.

Пройдя через заставу, Хансиро отпустил обоих глашатаев, носильщиков своего паланкина и носильщика сундуков. Он договорился с чиновниками, чтобы они вернули золоченые носилки князю Хино. Гадюка и Холодный Рис настояли на том, чтобы нести паланкин Кошечки только вдвоем, поэтому вторая пара ее носильщиков тоже получила расчет.

Теперь Хансиро бежал за паланкином княжны Асано и нес на плече сундук, исполняя обязанности слуги. Воин казался со стороны таким же неутомимым и сильным, как всегда, но чувствовал себя скверно после долгой трудной поездки. У него болели мышцы и ныли все суставы. Поэтому Хансиро решил, что движение и холодный воздух пойдут ему на пользу.

Кошечка приказала Гадюке и Холодному Рису завернуть в храм Сэнгакудзи. Что бы ни случилось потом, она не может проехать мимо могилы отца, не почтив его, особенно сегодня, когда исполняется очередной месяц со дня его смерти. Носильщики прошли через большие, богато украшенные храмовые ворота, повернули налево и опустили паланкин под деревьями среди могильных плит.

Хансиро помог Кошечке выйти в снег, доходивший ей до лодыжек. В лунном свете ее белая одежда казалась частью мягкого белого покрова, окутывающего окружающий мир. Хансиро его любимая казалась теперь сказочной Снежной девой, которая превращается в туман в объятиях мужчины.

Кошечка повернулась к Гадюке и Холодному Рису, которые стояли на коленях в снегу, согнувшись в глубоком поклоне. Она видела сейчас только их сгорбленные спины под заплатанными куртками и задорно торчащие концы синих головных повязок.

— Благодарю вас обоих за большие труды ради меня. А вы, старшина Гадюка, пожалуйста, передайте привет вашей достойной жене. — Княжна Асано вздрогнула от холода и плотнее закуталась в плащ. — Дальше мы пойдем пешком, поэтому вы можете оставить паланкин здесь. Хансиро-сан договорится со священниками, чтобы паланкин вернули Хино-сама.

— Ваша светлость, — поднял на нее взгляд Гадюка, — мы готовы нести вас до конца. А после этого мы еще сможем принести вам хотя бы небольшую, но пользу.

— Это было бы неразумно. И встаньте, пожалуйста, пока вы не отморозили себе ладони.

— По крайней мере, позвольте донести вас до моста Нихон, — упрямо настаивал Гадюка. — Так вы быстрее доберетесь до места.

— Паланкин князя Хино привлечет к нам внимание. — Кошечка привыкла к манере Гадюки дерзко спорить с теми, кто выше него, но Хансиро был потрясен тем, как терпеливо княжна говорит с наглым носильщиком. Воин из Тосы решил, что когда-нибудь попросит Кошечку разъяснить ему эту загадку, если, конечно, они переживут эту ночь.

— Возможно, вас устроит то, что я сейчас вам предложу, госпожа? — заговорил Гадюка своим любимым тоном — наполовину лукавым, наполовину насмешливым. — Если мы с Холодным Рисом будем ждать вас с простым и неприметным дешевым каго, не окажете ли вы нам честь, поехав в нем, когда закончите свои дела здесь?

Кошечка не удержалась от улыбки: Гадюка и Касанэ слеплены из одного и того же крутого теста.

— Мы еще точно не знаем, куда направимся отсюда, но, возможно, нам понадобятся ваши услуги, если вы найдете каго в такой короткий срок.

Кошечка действительно не представляла, где искать Оёси и самураев из Ако. Она хотела начать с гостиницы у моста Нихон, где советник и его сын обычно останавливались прежде. Там всегда жили «рыжие варвары» во время своих «набегов» на столицу. Если Оёси там не окажется, Кошечка отправится в квартал торговцев тканями и станет искать лавку Отаки Гэнго, воина из Ако, который брал уроки у мастера чайной церемонии. Потом попытается найти лавку Кандзаки Ёгоро, который под видом богатого киотского торговца рисом проник в дом Киры. Успеха добиться будет очень трудно: в Эдо тысячи рисовых лавок, и они разбросаны по всему городу. Кошечка пришла в отчаяние: она представила себе, в какое количество запертых дверей ей придется стучать. А если ей не повезет?

Когда Гадюка и Холодный Рис убежали в холодную ночь, Кошечка прислонилась к Хансиро, успокаивая себя прикосновением к его крепкому горячему телу. Воин обнял женщину за плечи и теснее прижал к себе, защищая от холода. Потом они вместе помолились у статуи Каннон-сама, богини милосердия с сияющей улыбкой.

Храмовый двор покрывал толстый слой снега, который непрерывно падал на Эдо три последние дня. Взошла полная луна. Снежные шапки на могильных плитах, статуях и фонарях весело засверкали. От строений, памятников и деревьев протянулись длинные черные тени.

Лунный диск в небе походил на круглый торец толстой кисти из барсучьих волос, которую окунули в сияние, как в краску. От усталости Кошечка ослабела и чувствовала головокружение. Поэтому она поддалась чарам луны: сияющий небесный круг, на который она смотрела, постепенно стал мерцать и пульсировать, то расширяясь, то сжимаясь до прежнего размера. Неудивительно, что крестьяне верят, будто луна, если глядеть на нее в одиночестве, может околдовать человека. Кошечка встряхнула головой, рассеивая чары.

— Все выглядит совсем не так, как в последний раз, когда я приходила сюда, — сказала она, мысленно возвращаясь в то утро, когда проснулась в часовне Каннон-сама. Это было так давно. Она вспомнила, как глупо рассуждала тогда, ничего не знала о мире. — Здесь такие покой и тишина, словно на свете нет печали.

— Потревоженная вода быстро замерзает под ясным небом, — начал Хансиро стихотворение госпожи Мурасаки.

— Игра теней и лунных бликов — как прилив и отлив, — закончила Кошечка.

Княжна и воин подошли к могиле князя Асано. Разворачивая еду и благовонные палочки, которые она купила для жертвоприношения, Кошечка увидела, что у надгробия ее отца все еще курятся благовония. Она зажгла свои палочки от углей, тлевших рядом в специальной жаровне. Хансиро достал шарф, в котором лежали волосы Кошечки, и положил его на могилу, как свой дар. Потом мужчина и женщина склонили головы и помолились.

Чья-то неяркая ночная тень упала на могилу. Хансиро качнулся назад и взялся за рукоять меча.

— Моя госпожа, — произнес человек, подошедший к надгробию с другой стороны. Лицо у него было круглое и доброе, глаза немного навыкате. За его спиной стояла группа седых мужчин, все в церемониальных черных одеждах. Казалось, они пришли с собрания мудрецов.

— Добрый вечер, сэнсэй, — низко поклонилась Кошечка. — Здоровы ли вы?

— Да, моя химэ. А как ваше здоровье? — ответил мужчина с круглым лицом, называя дочь князя Асано старинным титулом знатных девиц, который мог означать и «принцесса».

— Все хорошо.

Кошечка повернулась к Хансиро:

— Представляю вам советника моего отца, Оёси Кураносукэ.

Хансиро молча сидел рядом с Кошечкой в углу внутренней приемной того храмового строения, где жили монахи. Настоятель завершал очистительный обряд. Здесь собрались мудрые старцы, вожди, мозговой аппарат союза мстителей. Хансиро никогда не случалось находиться в обществе людей, столь исполненных воинского духа. Их отвага и благородство насыщали энергией воздух этого помещения.

Старшему воину уже сравнялось семьдесят семь лет. Возраст остальных мужчин колебался от пятидесяти до семидесяти. Если не считать сына Оёси Тикары, совсем еще подростка, сам советник в свои сорок пять являлся здесь самым молодым мстителем за князя Асано.

Несколько послушников внесли чай и табак. Потом настоятель со своей свитой удалился, чтобы собравшиеся могли обсудить план без посторонних. Когда он ушел, Оёси повернулся к дочери своего князя. Она по-прежнему оставалась в одежде монахини. Белый шарф подчеркивал изящный овал лица молодой женщины. Княжна Асано стала еще прекраснее с того дня, когда они виделись в последний раз.

В больших печальных глазах советника заблестели слезы. Оёси слышал, что княжна Асано убита наемниками Киры где-то на дороге Токайдо, и это известие добавляло тяжести к тому непомерному душевному грузу, который он нес последние два года.

— Химэ, мы так тревожились о вас, — советник снова именовал Кошечку старинным титулом, как в детские годы. — У всех нас словно камень с души свалился, когда мы увидели вас невредимой в тени такого мощного дерева, как Хансиро из Тосы.

Оёси бросил на Хансиро быстрый взгляд. Это была просьба и дальше оберегать госпожу Асано-но Кинумэ. Хансиро едва заметно склонил голову, принимая поручение.

Увидев вновь самых старых и верных приближенных отца, Кошечка почти забыла о трагедии, которая собрала их здесь. Ей на миг показалось, что здесь происходит встреча любящих друг друга людей после долгой разлуки.

И тут же она осознала, что все эти люди скоро умрут. Умрет Тикара, с которым она ловила светляков, лазала по скалам и бегала по морскому берегу в Ако. Умрет Оёси. Как одно человеческое сердце может вместить столько горя?

— Сколько людей в союзе?

— Сорок семь.

— Сорок семь, — тихо повторила Кошечка. Князь Хино сказал, что их шестьдесят. Сможет ли такой маленький отряд справиться с воинами, живущими в казармах во дворе усадьбы Киры, ведь их там чуть ли не целая армия?

— Несколько человек отступило, — заговорил Дзунай, начальник второго штаба при Оёси. Ему шел шестьдесят первый год. — Нынешние люди не так стойки, как их предки.

— Честь нельзя взвесить на весах торговца, поэтому люди решили, что она ничего не стоит, — добавил Ёсида Тюдзаэмон.

— Как же вы собираетесь выполнить задуманное с такими малыми силами?

— Лучше будет, госпожа, чтобы вы знали как можно меньше о наших планах, — сказал Оёси.

— Я имею право знать обо всем!

Оёси улыбнулся. Княжна Асано была дочерью своего отца не только по красоте, но и по духу. Советник слышал о неприятностях, с которыми люди Киры столкнулись на Токайдо. Но и ему никак не удавалось поверить, что Кошечка и ее спутник из Тосы вдвоем нанесли такой урон врагам.

Кроме того, Оёси увидел на лице своей воспитанницы знакомое выражение: «ласточкины» глаза ее сузились, ноздри вздрагивают, подбородок выставлен вперед. Такой она бывала в минуты упрямства с тех пор, как научилась произносить слово «нет». Советник вежливым поклоном признал свое поражение.

— Те из нас, кто молод, переодевшись торговцами, простыми работниками или священниками, обследовали окрестности усадьбы Киры на улице Мацудзака в округе Хондзё и нарисовали их план. Сегодня ночью, в час Быка, мы встретимся в рисовой лавке Ёгоро к северу от моста Рёгоку. Это неподалеку от дома Киры.

Оёси зажег трубку и сделал несколько затяжек. Он страшно устал, но совсем скоро все закончится.

— Я приведу половину отряда к передним воротам усадьбы. Тикара поведет остальных к заднему входу, с ним пойдут Дзунай и Тюдза. Пока люди Киры будут останавливать тигра, волк ворвется в овчарню.

Тикара вежливо кивнул. Кошечке он казался не намного старше, чем в тот день, когда она видела его в последний раз. Тогда он был голым девятилетним мальчиком и, смеясь, бегал в волнах прибоя в Ако.

— Наши молодые воины войдут во двор усадьбы и вступят в бой, — продолжал Оёси. — Несколько человек из них ворвутся в оружейный склад, перережут тетивы у луков и переломают древки копий. Хара, Масё и я уже стары, так что мы станем охранять ворота, чтобы не дать никому из врагов отступить или вызвать подкрепление.

— Подкрепление — это лучники князя Уэсудзи?

— Да. Он на время отдал часть из них в распоряжение отца. Остальные, как мы думаем, расквартированы в его усадьбе в Адзабу, на другом конце города. Если мы не сможем быстро найти Киру, они поспешат ему на помощь, как только услышат о нападении.

— Если же мы не найдем его, госпожа, то подожжем дом и совершим сэппуку, — сказал Дзунай.

— Сэнсэй, — заговорила Кошечка.

Оёси поднял несколько пальцев — этот жест означал просьбу сдерживаться, и Кошечка замолчала.

Советник понял, что его ученица собиралась просить разрешения пойти с ними. Тишина в комнате сделалась напряженной. Хансиро знал, в чем дело. Ему здесь не было места. Даже княжна Асано при всей своей решимости сражаться, боевом мастерстве и благородном происхождении не имела права участвовать в нападении на дом Киры.

Почти два года эти люди жили ради этой ночи. Они бросили семьи и покрыли позором свои головы. Они готовы умереть бесславной смертью преступников и, возможно, готовят такую же участь своим семьям. Они всем жертвуют, чтобы не уронить своей чести. Воины из Ако стали единым целым — один ум, один меч, одна цель. Они никого не могут принять в свое боевое содружество.

Оёси выставил вперед правую ногу, перенес на нее тяжесть тела и заскользил по полу к Кошечке, словно плывя над татами в своих просторных черных хакама. Оказавшись рядом с княжной Асано, он подобрал ноги под себя и откинулся на пятки.

— Найдем ли мы нашего врага сегодня ночью или нет, все, кто выйдет в этот поход, умрут, — мягко сказал Оёси.

— Я не боюсь умереть, сэнсэй.

— Я это знаю, моя госпожа. Но подлинное мужество в том, чтобы жить, когда время жить, и умирать, когда время умирать. Только в ваших жилах течет кровь вашего отца. Если вы умрете, не родив наследника, ваш отец действительно умрет. Пока вы живы, жива его душа. От вас зависит судьба будущих поколений рода Асано.

Оёси замолчал, давая Кошечке время обдумать его слова.

— В моей жизни никогда не будет такой великой минуты, как эта, сэнсэй, — Кошечка заговорила в высоком стиле из страха, что ее горе прорвется наружу. — Никто из нас не может жить вечно, но ваши имена и ваша верность навечно останутся в сердцах потомков. — Она низко поклонилась. — Благодарю вас от имени моей матери. Я буду молиться об успехе вашего дела.

— Мы благодарим Амиду, Владыку безграничного света, что он дал нам дожить до этой минуты и увидеть вас, моя госпожа, перед тем как мы уйдем по темной тропе исполнять свой долг, — сказал Оёси и тихо, словно говоря сам с собой, произнес слова Ли Бо[32]: — Небо и земля лишь придорожная гостиница для Времени-путника, идущего через годы, а наши хрупкие жизни — лишь сны Времени.

Оёси немного помолчал. Когда он заговорил опять, голос его впервые за весь вечер прозвучал устало:

— Пожалуйста, химэ, когда увидите свою мать, скажите ей, что я глубоко сожалею о горе, которое, должно быть, причинили ей мои поступки за последнее время. Скажите ей, что я никогда не переставал думать о ней.

— Я сделаю это, сэнсэй, — пообещала Кошечка. Она поняла, что ей пора уходить.

Хансиро шепотом обменялся несколькими словами с Оёси, потом вместе с Кошечкой покинул комнату. Они шли по темному коридору, и голоса воинов из Ако постепенно затихали.

«Тающие сны Времени», — подумала Кошечка.

Она и Хансиро подвязали сандалии на каменном крыльце террасы и вышли в ночь. Колокол храма ударил пять раз, отмечая час Собаки. У мстителей оставалось еще три долгих часа до нападения на дом Киры, назначенного на час Тигра.

— Что тебе сказал сэнсэй? — спросила Кошечка.

— Я предложил ему свои услуги для одного дела, — ответил Хансиро.

Кошечка собралась спросить, для какого, но тут увидела Гадюку и его напарника. Носильщики стояли возле потрепанного открытого плетеного каго. Вид у них был достаточно серьезный, но глаза сияли огнем торжества.

Вдруг Кошечка почувствовала, что у нее совершенно не осталось сил. Колокол уже молчал, но его звук продолжал отдаваться у нее в голове. Разговор с воинами князя Асано исчерпал всю энергию молодой женщины, ту энергию воли, которой хватило на долгий мучительный путь. Усаживая княжну в носилки, Хансиро встревожился, почувствовав, как холодны ее ладони. Молодая женщина откинулась на потертые подушки и закрыла глаза. Гадюка набросил поверх каго потрепанное одеяло, закрывая Кошечку от ветра.

— В гостиную «Круг», округ Хондзё, — приказал Хансиро. Кошечка услышала его голос словно издалека и тут же провалилась в сон.

Во сне ей представилось, что она снежинка. Кошечка все кружилась, кружилась высоко над землей, а потом постепенно растаяла в пустоте.