Дорога Токайдо

ГЛАВА 16 Промерзший до костей

Хансиро сидел, скрестив ноги, под сенью шатра, который соорудил из соломенной циновки, накинув ее на бамбуковый столб и подперев палкой с развилкой на конце. Заросли ивы, где он коротал время по соседству с большим бронзовым колоколом, висевшим под деревянным навесом с загнутыми вверх краями, окружали брод Ягути, находившийся выше Кавасаки по течению реки. Заросли не защищали Хансиро от холода, ибо ветер дул с противоположной от них стороны.

Здесь время от времени останавливались запыленные путники. Они зачерпывали воду из маленького, выложенного камнем водоема перед колоколом и ополаскивали руки и рот, очищая себя для священного обряда, потом исполняли сам обряд — то есть ударяли в колокол, потянув за веревку, привязанную к языку. Низкие гудящие звуки отдавались у Хансиро в груди.

Ронин из Тосы мог бы остановиться в игравшей роль гостиницы лачуге у брода, но знал, что она полна блох. К тому же сыщик предпочитал сам подстерегать того, кого ищет, а не нанимать для этого других людей. Поэтому временное убежище под голыми, стучащими друг о друга ветвями заменяло ему дом уже три дня. И, правду сказать, у него теперь, как говорится в старой поговорке, «чесались зубы» — так он был раздражен.

Хансиро осуждал свое нетерпение. «Время — иллюзия ума», — напоминал он себе.

Прошлое уже не существует, будущее еще не существует. Единственная реальность — настоящий момент. Но настоящий момент оказался чересчур холодным.

Хансиро, сидевший у самого ограждения, укреплявшего берег реки, наклонился и опустил в быструю воду трубку из зеленого бамбукового междоузлия, подбросил ивовых веток в маленький костер, который он развел между тремя плоскими камнями, потом поставил обрезок бамбука на эти камни и придвинулся ближе к огню, чтобы согреться. Пока вода закипала, Хансиро занялся починкой расползшегося по шву носка. Иглу он проталкивал через плотную ткань ногтем большого пальца, потом завязал узел, перекусил хлопчатобумажную нитку, обмотал ее остаток вокруг иглы и уложил инструмент в инро — имевшую много отделений лакированную коробочку для мелочей, которая висела у него на поясе. Наконец он натянул носок на ступню и обулся.

Через некоторое время Хансиро насыпал немного заварки на дно маленькой узкой чашки цилиндрической формы. Затем, чтобы не обжечься, обернул головной повязкой бамбуковую трубку, снял ее с огня, залил заварку кипятком и подержал чашку в своих заскорузлых ладонях, давая чаю настояться и наслаждаясь шедшим от него теплом.

На середине глубоководья четыре носильщика требовали дополнительной платы за перевоз с огромного борца. Хансиро слышал, как они жаловались, что он слишком тяжел, и грозили перевернуть носилки и вывалить клиента в ледяную воду.

Эта уловка существовала уже много лет, а поскольку у всех пятерых, вместе взятых, мозгов было меньше, чем может уместиться в чашечке для сакэ, ссора выглядела очень смешно. Но Хансиро она не развеселила.

Ивовым прутом сыщик начертил на песке круг. Рисунок получился перекошенным. Тест на ясность ума. Хансиро не справился с ним. Он вздохнул.

Женщина, которую он искал, мешала ему сосредоточиться, нарушала ритм его мыслей. Куда она могла деться? Как она могла исчезнуть на малом отрезке дороги длиной в несколько ри? Потерять ее — все равно что потерять муравья на веревке колокола.

О том, что беглянка могла свернуть на запад и двинуться через горы, нечего было и думать: горы слишком круты, путеводителей по ним никто не составлял, их ущелья кишели разбойниками. Может, она отправилась дальше по морю или наняла лодку, чтобы переправиться через реку в каком-нибудь другом месте? Правда, Хансиро знал, что люди Киры опросили всех рыбаков между Эдо и Ягуто, и ни один из владельцев лодок не сказал, что видел ее. Слуги Киры плохо владели мечами, зато очень хорошо умели нагонять страх на простой люд.

Одно из доказательств их умения устрашать было налицо: они, похоже, снова побывали у Ситисабуро и, похоже, основательно освежили его память — посланцы Киры теперь расспрашивали о комусо, «священнике пустоты».

Хансиро знал также, что люди Киры еще не схватили Кошечку: трое из этих болванов дежурили в Кавасаки, а двое скучали без дела здесь, у брода, в тени навеса, растянутого над колодцем. Они играли в кости, сидя на корточках, и при этом отчаянно чесались: сказывался ночлег в гостинице.

Хансиро продолжал спокойно и по порядку анализировать обстановку. Он пытался мысленно проникнуть в душу и тело маленькой беглянки и разместить там свой разум так же удобно, как ногу в носке, но обнаружил, что это ему не удается.

Хансиро оставил у парома мальчика следить за происходящим, но до сих пор не получил сообщения о странствующем монахе, подходившем под описание Кошечки. Может, она сменила костюм? Может, какой-нибудь сводник похитил ее или уговорил вернуться к прежнему занятию? Возможно, ее продали, и теперь она снова сидит, словно в клетке, в одном из публичных домов Эдо, но Хансиро сомневался в этом.

Он привык отыскивать за внешней стороной событий их суть и успел пересмотреть свое первоначальное мнение о беглянке. Эту женщину окружали таинственные происшествия, и у нее была нагината. Хансиро знал — княжна не даст схватить себя без боя. А любой случай такого рода тут же стал бы главной темой пересудов на дороге Токайдо.

И Ситисабуро, и старая торговка жареными угрями утверждали, что молодая женщина была одна, но они могли ошибиться. Возможно, неизвестные сообщники спрятали ее. Хансиро решил, что это объяснение сложившейся ситуации является наиболее разумным.

Он вынул из складки куртки синий шелковый узел и развязал его. Черные волосы, лежавшие на ткани, по-прежнему тускло блестели. Хансиро поднес шарф к лицу и потянул носом воздух. Волосы больше ничем не пахли. За три дня, прошедшие с тех пор, как их хозяйка рассталась с ними, они потеряли ее аромат. Теперь они ни о чем не говорили Хансиро. Он снова обернул волосы шарфом и положил сверток в рукав.

Тем же ивовым прутом сыщик начал писать на песке старое стихотворение, которое пришло ему на ум. Там говорилось о трех невозможных вещах.

Начертание даже таких глупых строк успокоило Хансиро. Оно упорядочило то, что начинало превращаться в беспорядок. Сыщик снова начертил круг, и на этот раз рисунок получился симметричнее.

Ветер теребил рукава Хансиро, проникал за ворот его старого плаща. Он стер глупое стихотворение и написал другое, принадлежавшее знаменитому Басё:

Хансиро чувствовал себя этим лещом — замерзшим и ожидающим.

— Тоса! — Его маленький соглядатай пробирался между кучками путников, договаривавшихся с носильщиками о цене. Мальчик пересек полоску песка, вбежал в ивовый лесок и, осторожно обогнув стихи, опустился перед Хансиро на колени: — Тоса, священник пришел к парому. Четыре человека напали на него.

Хансиро поскреб пальцами щетину на подбородке и долго смотрел за реку. Он переоценил княжну Асано: она попала в ловушку, устроенную людьми Киры.

— Он победил их всех, хозяин.

— Один?

— Да.

Хансиро присвистнул не то от удивления, не то предупреждая мальчика, чтобы тот не лгал. Маленький помощник прежде никогда не обманывал его. Не делает ли он это теперь?

— Он сражается нагинатой. — Тут мальчик вскочил на ноги и стал размахивать руками так, что воздух засвистел вокруг него, изображая Кошечку в бою. — Его уже прозвали Молодой дьявол. Говорят, что это дух Ёсицуне и что он учился сражаться у горных демонов.

Мальчик был просто очарован молодым героем, который по возрасту не слишком отличался от него самого, сумел одолеть трех самураев и одного расписывателя фонарей, умеющего обращаться с мечом.

— Возможно, это был другой комусо?

— Я думаю, хозяин, это именно тот человек, которого вы ищете. Вся деревня всполошилась, словно толпа сумасшедших, искусанных шершнями. Судья выкрикивает людям последние новости, не успевая их написать.

Хансиро, пригнувшись, вылез из-под циновки и стал сворачивать ее вместе с той, на которой сидел.

— И что же там произошло?

— Он был велико… — Тут мальчик запнулся: он не хотел обидеть Хансиро, хваля другого воина. — Он защищался достаточно хорошо для своего возраста. Но, конечно, нагината — женское оружие. Она дает нечестное преимущество в бою против мечей.

Хансиро обвязал шнуром концы скатки, продел в образовавшуюся петлю голову и поправил лямку там, где она пересекла ключицу.

— Где они схватили его?

— Не схватили, — усмехнулся мальчик. — Они были очень заняты, подбирая с земли свои уши и руки, которые поотрубал Молодой дьявол. Он усыпал ими всю пристань.

— Это правда? — Хансиро сурово взглянул на мальчика: может, маленький хитрец смеется над ним.

— Самая сущая правда!

Хансиро протянул ему бумажный пакет с медными монетами:

— Куда он ушел потом?

— Не знаю, хозяин, — извиняющимся голосом ответил мальчик. — Кроме паромщика, никто не решился переправиться через реку с этим одержимым.

Через пару минут Хансиро, собрав свои небогатые пожитки, засыпал костер и повернулся, собираясь тронуться в путь.

— Хозяин, позвольте мне пойти с вами и быть вашим носильщиком сандалий. — Мальчик мечтал стать учеником Хансиро и встать под его руководством на Путь воина, но не смел просить о такой чести. — Я буду хорошо служить вам.

— Я не желаю никого таскать за собой.

— Пожалуйста, хозяин! Я ни о чем вас не прошу, даже о том, чтобы вы наставляли меня.

Хансиро знал, что именно этого и хотел мальчик, но у него не было никакой склонности к педагогике. Он не чувствовал необходимости передавать свои знания другим, во всяком случае за деньги. И кроме того, страна и так была битком набита безработными ронинами, которые объявляли себя мастерами той или иной школы боевых искусств и брались обучать новичков. Хансиро повидал многих раздутых от важности «сэнсэев» и решил, что из них такие же мастера боя, как из стрекозы — птицы.

— Я не могу взять тебя с собой. — Хансиро снова повернулся, чтобы уйти, затем смягчился. — Во время езды на быке мальчик ищет быка, — сказал он. — Когда сможешь объяснить это, найди меня.

— Да, учитель. — Мальчик так сосредоточился, что напрягся всем телом, но с трудом мог сдержать восторг. Он знал, что на решение загадки, которую загадал ему Хансиро, могут уйти годы, и горел от нетерпения сейчас же приступить к поискам ответа.

Хансиро долго смотрел на другой берег. Потом стер носком сандалии круги на песке и стихотворение Басё, засунул мечи за пояс, подтянул хаками и поправил на спине свернутые циновки. После этого он снял сандалии и таби, привязал их к поясу соломенным шнуром и шагнул в ледяную воду.