Дорога Токайдо

ГЛАВА 36 Милости тысячерукой Каннон

Крошечная ночлежка располагалась вдали от других домов возле леса на границе Мисимы. Решетчатым каркасом, который выглядывал из-под ее потрескавшейся штукатурки, и погнувшимися оконными рамами она напоминала клетку для сверчков. Кошечка и Касанэ стояли на земляном полу узкой прихожей.

— Пятнадцать медных монет с носа, — объявила хозяйка. Ее короткая одежда, открывавшая голые икры старухи, состояла в основном из заплат и была подпоясана соломенным шнуром. Седеющие волосы хозяйки выбивались клочьями из-под тряпки, собранной в узле над морщинистым лбом.

— За ванну, еду и топливо для готовки, разумеется, плата отдельная.

Она говорила громко, чтобы перекричать доносившиеся изнутри помещения рев младенца и визгливые крики его ссорящихся родителей.

Кошечка вглядывалась в единственную комнату ночлежки. Голый деревянный пол-помост был до отказа забит посетителями и вещами. Единственными источниками света там были фитиль из сердцевины травы-ситника, еле тлевший в стоявшей на полке глиняной миске, и огонь очага, находившегося в центре комнаты. Воздух помещения пропитывал мерзкий запах ворвани.

Кошечка откинулась назад, чтобы рассмотреть деревянную табличку, прибитую к косяку лачуги, и прочла: «Гостиница “Приют паломников”. Низкие цены».

— Не стойте на пороге: вы морозите дом! — прикрикнула на женщин хозяйка.

Кошечка так замерзла, что едва могла двигаться, и слышала, что Касанэ тоже стучит зубами от холода. Она повернулась и задвинула за собой деревянную дверь, но тут же пожалела об этом поступке: запах ворвани мгновенно перебила еще более сильная вонь, шедшая от пожилой монахини, чью безволосую голову покрывали гноившиеся язвы.

— Нас обокрали.

Кошечка слишком устала, чтобы сдвинуться с места, и мысль о том, что опять придется таскаться по всей Мисиме в поисках более дешевого ночлега, приводила ее в отчаяние. А мысль о том, что придется заставить Касанэ шагать дальше, была невыносима.

— У нас есть только двадцать мон, — Кошечка встряхнула в ладони мелочь, которую она и Касанэ отыскали в своих рукавах, — сдачу, оставшуюся от мелких покупок, до которой не добрался вор.

— А вещей на обмен нет?

— У нас с собой только самое необходимое.

Хозяйка гостиницы долго рассматривала нищенок, прищурив глаза. В конце концов она, видимо, решила, что двадцать медных монет лучше, чем ничего, и не стала прогонять безденежную пару.

— Ладно, оставайтесь.

И она показала на кучу валявшихся в углу грязных одеял, которые словно тряслись от скакавших по ним паразитов:

— За постель отдельная плата.

— Мы обойдемся без постели.

Кошечка положила на пол узел, потом присела сама — на край деревянного помоста, — развязала сандалии и сняла грязные таби. Ее мокрые ступни посинели и онемели от холода.

Хозяйка принесла миску холодной мутной воды. Касанэ выбросила из нее таракана. Потом она и Кошечка намочили в миске свои полотенца и стерли грязь со ступней. После такого омовения госпожа и служанка встали и стали пробираться между спящими паломниками и нагромождениями вещей. Младенец в глубине комнаты все еще орал, а его родители по-прежнему ссорились.

Кошечке хотелось убраться как можно дальше от покрытой язвами монахини. Она обошла голосящего младенца и его скандальных родителей, потом переступила через старика и молодую женщину, видимо его дочь, у которой спина была скрючена, как побег папоротника. Похоже, несчастная страдала той таинственной болезнью, от которой искривляется позвоночник, и теперь они с отцом шли в Исэ молить богиню Солнца об исцелении.

Хозяин дома сидел возле очага и, казалось, не обращал внимания на шум и вонь. Он мастерил себе сандалию, — надев две петли из бечевок на длинные мозолистые пальцы правой ноги, мужчина оплетал их такими же бечевками из рисовой соломы. Кошечка перешагнула через выставленную вперед ногу и даже не извинилась за свою грубость.

Она злилась не потому, что не смогла найти лучшего места для ночлега, — она была в ярости от того, что позволила обокрасть себя. Только темнота останавливала ее от того, чтобы не кинуться в погоню за подлой тварью. Наверно, женщина на дороге, притворявшаяся пострадавшей, сумела стащить кошелек, когда ухватилась за Кошечку.

— Бака! (Балда!)

Это было грубое слово, и сама Кошечка никогда не произнесла бы его, но брат Касанэ мог себе это позволить. И, пробираясь в полной тишине мимо запертых лачуг по грязным улицам Мисимы, она снова и снова бормотала это слово, чувствуя удовольствие от толчка, с которым оно срывалось с губ. «Бака!» — пробормотала она и сейчас. Единственный свободный клочок пола обнаружился в заднем углу помещения, возле старухи, которая спала на обрывке циновки, свернувшись в клубок. Этот угол был хорош еще и тем, что находился рядом с задней дверью. Кошечка и Касанэ пробрались туда и прислонили свои вещи к стене. Тут же раскормленные блохи облепили лодыжки женщин, и Кошечка пожалела, что потеряла пудру против них у парома в Кавасаки.

— Ну и здоровенные здесь тараканы — хоть в телегу запрягай! — Касанэ прихлопнула одного из них запасной сандалией.

Тараканы кишели на связках сушеной рыбы, нанизанной на веревки и подвешенной к бревенчатым стропилам лачуги. Они ползали по растрескавшимся стенам ночлежки. Корзина с просом, стоявшая невдалеке от странниц, была усыпана пометом этих насекомых.

Касанэ несколько раз топнула, чтобы разогнать тараканов, и расстелила циновки.

— Зря мы не взяли постель у этой скупердяйки, — тихо сказала она, растирая своим полотенцем ступни Кошечки, чтобы согреть их.

Та удивленно уставилась на свою служанку: уж не сошла ли Касанэ с ума?

— Тогда тысячерукая Каннон благословила бы нас своей божественной милостью, — продолжала та торжественно, но с едва заметным насмешливым огоньком в глазах.

Кошечка чуть не задохнулась от изумления и с сомнением взглянула на служанку.

— Я хочу сказать: нам понадобится тысяча рук, чтобы чесаться!

Когда малыш прекратил рев, набирая воздуха для новых воплей, Кошечка услышала громкий шум, доносившийся со двора — там кто-то сильный выдергивал пучки соломы из нижнего края крыши.

— Ах ты, наглец! — крикнула в ночную темноту хозяйка ночлежки, распахнув дверь. — Убери отсюда свою мерзкую скотину, или я вышибу из нее дух.

И, схватив увесистый булыжник с земли, она запустила им в голодную лошадь и ее хозяина — почтового слугу, который пытался украдкой позволить своему животному подкормиться.

— Блохи, вши, у подушки фыркает лошадь, — тихо прочла Кошечка для удовольствия Касанэ.

— Ты сам сочинил эти стихи, младший брат?

— Нет, их написал мастер Басё.

Это стихотворение из знаменитого путевого дневника Басё утешило Кошечку: сам великий мастер останавливался в такой же скверной гостинице, как эта.

— Мне нужно кое-куда выйти, — сказала она Касанэ. — Последи за вещами.

Кошечка знала, что у нее не будет спокойно на душе, пока она не проверит, куда ведет задний выход. Она зажгла свой фонарь, и хозяйка гостиницы с жадностью посмотрела на него. Кошечка поняла, что та непременно потребует у нее этот светильник утром, как часть платы за ночлег.

Стоя на гнилой доске, Кошечка потушила фонарь, выждала, пока ее глаза привыкнут к темноте, и внимательно осмотрела крошечный заваленный хламом дворик.

После недавних дождей он превратился в топкое болото и под уклоном спускался к чернеющему вдали оврагу. Кошечка нашла короткую крепкую палку и поставила ее возле тяжелых деревянных ставней, применявшихся во время грозы. Потом надела изношенные гэта, предназначавшиеся для путешествий в отхожее место. Его легко было отыскать даже с закрытыми глазами.

Вернувшись в гостиницу, Кошечка увидела, что супруги с крикливым ребенком раздули очаг, и на нем уже весело булькает рисовая каша. Та как раз поспела, и мать принялась кормить ужином своего крикуна. За едой мальчуган успокоился — к величайшей радости окружающих.

Касанэ, подвесив котелок над огнем, тоже варила в нем ту горсть риса, которую получила утром как подаяние. На маленьких вертелах из бамбука она также жарила нарезанные тонкими ломтиками грибы, которые, словно по волшебству, высыпали вдоль Токайдо после теплых дождей. Касанэ собрала эти дары природы в горах, промыла в хрустальном ручье и уложила в сундучок, завернув в оболочку, снятую со стеблей бамбука. Теперь она поливала грибы соевым соусом, купленным в Одаваре. Запах еды заглушил вонь ночлежки, и у Кошечки заурчало в животе.

Несмотря на готовящийся ужин, Кошечка смотрела на окружавшую ее нищету с мрачным видом, стараясь не замечать голодных глаз других паломников. Вскоре она поняла, отчего этот угол оставался пустым.

Между искривившимися досками двери образовались широкие щели, в которые задувал ледяной ветер, приносивший с собой запахи уборной. Кроме того, мимо беглянок постоянно сновали люди. Каждый раз, когда дверь распахивалась, легкий сквознячок превращался в мощный порыв холодного ветра.

Сплетенный из бамбука потолок служил одновременно полом для верхних помещений ночлежки и то и дело скрипел под невидимыми ногами гостиничных слуг. При этом с лежавших на чердачном полу соломенных циновок на Кошечку сыпался песок. Беглянка дрожала от холода и куталась в свой дорожный плащ.

— Как ты добыла у скупердяйки уголь для готовки? — тихо спросила она у Касанэ, когда та поставила перед ней две маленькие чашки риса с темными ломтиками жареных грибов наверху.

— Отдала ей свою книгу, — ответила Касанэ, откидываясь на пятки в ожидании, пока госпожа поужинает. Только после этого она сможет поесть сама.

Кошечка долго держала чашку в руке, наслаждаясь теплотой и округлостью ее стенок и ароматом еды.

— Ты отдала свои «Весенние картинки»? — спросила она, жадно глотая ужин. Грибы и горячий рис были восхитительны.

— Они мне не понадобятся, — сказала Касанэ, опустив голову, словно обращалась к полу, — никто никогда не возьмет теперь вашу несчастную и жалкую служанку в жены.

— Не будь в этом так уверена. — Палочками для еды Кошечка указала Касанэ на ее чашку, делая знак, чтобы та начинала есть: она понимала, что Касанэ тоже голодна как волк. — Между прочим, я сочинила стихотворение, которое мы пошлем тому парню.

— Вы слишком добры ко мне! — Касанэ покраснела от смущения и низко поклонилась, нагнувшись над своей чашкой.

— После ужина я запишу его.

Вдруг лежавшая рядом с ними старая женщина приподнялась на одном костлявом локте. Темные тени лежали во впадинах ее щек, беззубый открытый рот казался черной дырой. Касанэ подскочила на месте, словно увидела встающего из могилы мертвеца. Старуха действительно выглядела так, будто давно покончила счеты с жизнью.

— Вы умеете писать, — произнесла она, и эта фраза звучала как утверждение, а не вопрос. — Напишите мне письмо.

Она села и отыскала трубочку и табак.

— Вот что в нем должно быть сказано. — Не ожидая согласия Кошечки, старуха принялась диктовать: — Дорогой племянник! Немедленно вышли мне деньги, или я навеки прокляну тебя и твое потомство. Хвала Будде! И подпишите: «Странница по святым местам, Весна».

Возможно, старуха прибавила бы и еще что-нибудь к своему ультиматуму, но ей помешал стук в дверь. Хозяйка ночлежки еще только двинулась к парадному входу, ворча что-то себе под нос, а Кошечка уже поняла, что невидимые пришельцы ищут ее: по комнате разносился звон металла — стучали рукоятью меча.

Кошечка приготовилась к бою. Однако для настоящей схватки ночлежка была маловата и переполнена посторонними людьми. Значит, нужно попытаться ускользнуть от врагов через заднюю дверь.

— Возможно, нам придется бежать. — Кошечка проглотила остаток риса и засунула чашку с палочками для еды в фуросики, потом спокойно придвинула к себе посох, чтобы он был под рукой. — Вынеси свой сундучок за дверь и жди меня там. Будь осторожна: сразу за порогом начинается крутой спуск, а земля скользкая.

Касанэ скрылась за дверью как раз в тот момент, когда хозяйка гостиницы отодвигала засов. На пороге ночлежки возникли двое мужчин — слуги князя Киры. Они закрыли за собой дверь и сморщили носы от стоявшего в комнате зловония. Выражение скуки на их лицах сменилось отвращением.

Они никак не рассчитывали обнаружить княжну Асано в этой грязной дыре, но их начальник настоял на том, чтобы обыскать все постоялые дворы Мисимы. Кроме того, последние гонцы привезли из усадьбы князя Киры письма с обещанием большой награды тем, кто найдет дочь его врага.

— Мы разыскиваем вора, — сказал тот из двоих, кто был повыше. — Он украл деньги у своего господина и сбежал с места службы. Любой, кто укрывает этого преступника, будет наказан. Тот, кто выдаст его, получит награду.

Второй слуга Киры, который был ниже ростом, обводил грозным взглядом дымную, слабо освещенную комнату, где в первый раз за весь вечер установилась полная тишина, если не считать потрескивания огня в очаге.

— Стой! — вдруг воскликнул высокий самурай, заметив спину убегавшей Кошечки. Молодая мать пронзительно закричала, и временные постояльцы ночлежки откатились к стенам помещения, увертываясь от ног воинов, которые выхватили мечи из ножен и прыгнули с каменного порога на пол-помост. Преследователи подбежали к задней двери ночлежки как раз вовремя, чтобы услышать грохот закрываемого снаружи тяжелого ставня.

— Хватай ее! — крикнул высокий кому-то через циновку, наброшенную снаружи на маленькое окошко.

— Беги! — Кошечка просовывала между дверной рамой и краем ставня ту палку, которую недавно и оставила здесь: это даст им с Касанэ несколько драгоценных секунд для бегства.

Касанэ глухо вскрикнула, Кошечка обернулась на ее голос и увидела, что какой-то человек борется с ее верной служанкой, сцепившись с ней в темноте. Еще одна фигура возникла из ночной тьмы, наткнулась на штабель пустых бочек и шлепнулась в грязь. Значит, один или двое, а может, и трое слуг Киры обошли ночлежку с тыла, а те двое, которых она видела только что внутри лачуги, сейчас спешат к ним на помощь.

Дворик за гостиницей был весь покрыт вязкой грязью и заставлен различной хозяйственной утварью, поленницами дров, сломанными корзинами и мельничными жерновами. Пытаясь помочь Касанэ, Кошечка оступилась, заскользила назад и оказалась в опасной близости от края оврага. Грязь, облепив ее босые ноги, сделала их тяжелее. Только что взошедшая луна выглянула из-за туч и осветила двор.

Кошечка прижалась к какой-то бочке и, прищурившись, стала вглядываться из-за этого прикрытия в тень, которую отбрасывало отхожее место. Она сумела понять, кто из двух сцепившихся силуэтов враг, и сильно ударила его посохом по спине. Самурай стал падать. Касанэ толкнула противника, тот, шатаясь, шагнул назад, наткнулся на сундучок крестьянки и вместе с ним свалился в овраг.

Но другой преследователь уже выкручивал Кошечке руку, пытаясь вырвать посох, а второй рукой обхватил ее за шею. Кошечка была хорошо тренирована и отреагировала мгновенно, подсознательно выбрав нужный прием: она вцепилась в душившую ее кисть обеими руками, упала на одно колено и рванула руку врага вбок и вверх, используя ее как рычаг, чтобы свалить противника. И повалила его — сперва на колени, а потом вниз лицом в грязь. Затем, надавив коленом на позвоночник врага, Кошечка всем своим весом навалилась на руку, которую оторвала от своего горла. Послышался треск ломающейся кости, враг завопил от боли. Слуга Киры попытался встать на ноги, но Кошечка, вырвав у него свой посох, ударила врага по лицу.

В это время третий нападавший схватил Касанэ и потащил ее в темноту. «Помогите мне!» — тихо простонала крестьянка. Несмотря на свое отчаянное положение, Касанэ не закричала, чтобы не привлекать внимания остальных врагов.

Кошечка, спотыкаясь, пошла на голос, но тут две темные тени с двух сторон накинулись на нее. Княжна Асано попыталась увернуться, но почувствовала, что враги все-таки схватили ее. Первого Кошечка отбросила ударом локтя в живот. Это ей удалось — она услышала глухой вскрик противника. Но второй здоровяк, набросившийся сзади, прижал ее руки к бокам, а третий, возникший невесть откуда, занес над ее головой пустой мешок.

Того, что с мешком, Кошечка ударила ногой в пах и одновременно с раздавшимся воплем услышала еще один звук — громкий стук дерева о кость. Должно быть, кто-то из нападавших по ошибке ударил того самурая, который ее держал. Пальцы оглушенного врага разжались, и он тяжело соскользнул на землю, цепляясь за бедра Кошечки.

От рывка Кошечка поскользнулась и вновь столкнулась с врагом, державшим мешок. К этому времени ее глаза привыкли к темноте настолько, что она смутно разглядела самурая, который поднял руки, занося для удара свой посох. Княжну было велено захватить живой.

Она упала на землю и откатилась за поленницу дров. По глухому сильному удару и сдавленному вскрику она поняла, что тот, с посохом, ударил своего товарища в грудь.

«Бака!» — подумала Кошечка. Князь Кира нанял шайку болванов, которые немилосердно колошматят друг друга. Она, крадучись, вышла из-за поленницы, готовясь расправиться с этим олухом, но он исчез. «Трус!» — пробормотала Кошечка.

Хозяйка ночлежки, просунув палку сквозь брусья оконной решетки, пыталась приподнять циновку, которой Кошечка завесила окно снаружи. При этом старуха вопила во все горло.

— Сиди смирно! — рявкнула на нее Кошечка. Хозяйка мгновенно умолкла, циновка вновь упала и закрыла окно.

Кошечка посохом спихнула в овраг того из нападавших, который валялся на земле, задыхаясь от мощного удара в грудь, парализовавшего легкие. За ним последовали два его лежавших без сознания товарища. Кошечка кипела от ярости: слуги Киры выгнали ее из-под крыши в холодную ночь, да еще и вываляли в грязи. Она пожалела, что сразу сбросила этих негодяев в овраг: надо было ударить их еще несколько раз, чтобы отвести душу.

— Хатибэй! — это звала Касанэ. Она боролась с последним из нападавших, который прижимал девушку к стенке уборной. Кошечка вынула из складок пояса короткую палку-явару и свободно зажала ее в ладони. Потом она слегка надавила одним из шаровидных концов явары на сжимавшую запястье Касанэ руку врага — как раз за костяшками пальцев, там, где проходил нерв. Слуга Киры взвыл от боли, его пальцы разжались. Кошечка, прижав большой палец врага к выемкам боевой палки, давила на этот палец до тех пор, пока противник не прекратил сопротивление.

— Отпусти, мне больно! — захныкал он.

В этой точке его тела словно сосредоточилась вся боль, какая когда-либо существовала на свете. Она уничтожала гордость и самолюбие, стирала все мысли о прошлом и будущем, подавляла чувства и желания.

Кошечка подвела побежденного врага к краю оврага и скомандовала:

— Прыгай!

— Пожалуйста, не надо, — дрожащим голосом взмолился княжеский слуга. В ответ княжна только сильнее прижала его палец к выемкам явары.

Ни Кошечка, ни ее пленник не видели, какова глубина оврага: может, несколько сяку, а может, бездонная пропасть. Слуга Киры, отчаянно закричав, шагнул на край черной полосы и полетел вниз. Кошечка стала ждать, когда он ударится о дно. Шлепок донесся до нее скоро — овраг был не очень глубок.

Кошечка пошарила руками вокруг себя, пытаясь найти свой узел с вещами, и тут услышала приближавшиеся крики и топот шагов: шум схватки поднял на ноги соседей. Узел пришлось бросить. Беглянки в одних дорожных плащах, босые и покрытые грязью, бросились в темный лес, подступавший к самому дому.

Они бежали наугад через мокрые от дождя кусты, взбирались, цепляясь за корни и камни, на склоны предгорий, натыкались на валуны, влетали в ледяную воду разлившихся от дождя ручьев и ударялись о стволы деревьев, но, выдирая из одежды и тел колючки куманики, продолжали из последних сил стремиться вперед, пока не оказались на гребне какой-то горы. Тут им пришлось остановиться: подлесок стал слишком густым, они уже не могли пробиться через него.

Зажатые среди ветвей, задыхаясь от бега, Кошечка и Касанэ сидели на клочке мокрого мха в почти полной темноте. У них остались только их посох, подорожные, путеводитель, двадцать медных монет, которые должны были утром перекочевать в карман хозяйки ночлежки, и еще кое-какие мелочи, завалявшиеся в складках их курток. Двадцати мон не хватит даже на то, чтобы заплатить паромщику за переправу через ближайшую реку. Кошечка была готова рыдать от отчаяния. Глубокими частыми вдохами она загнала слезы внутрь себя.

Касанэ слегка прислонилась к своей госпоже, и та почувствовала, что деревенская девушка дрожит. Кошечка поняла, что это не просто нервная дрожь: Касанэ беззвучно плакала, она пребывала в полном отчаянии.

Кошечка обняла за плечи свою верную спутницу, прижала к себе и укрыла полой своего плаща.

— Маленькая Касанэ, послушай, что я сочинила для твоего молодого человека. Потом скажешь, что ты думаешь об этом стихотворении.