Дорога Токайдо

ГЛАВА 37 Потерял я пятнистую кошку

В начале второй половины дня Хансиро увидел поднимавшегося по склону горы бродячего актера. Ну, вот, наконец, и долгожданная княжна Асано! Новый наряд был выбран с большим умом: огромная красная маска демона, сделанная из папье-маше, закрывала беглянку от головы почти до пояса. Длинный нос маски выглядел очень уродливо, и представить, что под ним скрывается красивое личико, было почти невозможно. Такие маски были хорошо знакомы Хансиро: их носили на религиозных празднествах в его родной Тосе.

Хансиро покинул «Ласковый приют», перешел через пропасть по красному лакированному мостику и притаился на обочине дороги, спрятавшись за высокими кустами. Когда княжна Асано прошла мимо его укрытия, ронин вышел на дорогу и последовал за ней. Глядя на беглянку сзади, Хансиро удивлялся тому, каким широким был ее шаг. Женщина шла легко и бодро, невзирая на крутой подъем.

Одеваться и вести себя по-мужски было модно в среде куртизанок и знатных женщин Восточной столицы. Такая манера держаться всегда возбуждала Хансиро, и он был в восторге от того, что княжна Асано искусно владела этим стилем.

Форма ног княжны тоже восхитила его, хотя они и были упрятаны в грязные гетры и таби. Взгляд Хансиро поднялся от узких пяток беглянки к лодыжкам, прошелся вдоль икр, отметил впадины под коленями. То, что располагалось выше колен Кошечки, закрывал от нескромных глаз потрепанный подол длинной мешковатой хлопчатобумажной куртки на ватной подкладке. Но прежде чем Хансиро успел сдержать свои мысли, они проникли туда, куда не мог проникнуть его взгляд.

Хансиро невольно представил себе то божественное место, где ноги красавицы соединялись с туловищем, и «тайную расщелину», скрытую в мягкой густой черной растительности дикой страны любви. Он почти ощутил, как нежно расходится под пальцами этот волосяной покров, как легко расступаются створки пышных розовых складок. В общем, он вообразил себе больше, чем следовало. Сдержанный и волевой мужчина жадно глядел на едва заметные подрагивания двух похожих на тугие щеки младенца округлостей под заплатанным подолом пыльной куртки, и неуместное влечение отдавалось болью в его паху.

Хансиро моргнул, отгоняя расслабляющее видение, и перевел взгляд выше, на сямисэн, висевший у княжны Асано на спине. Но инструмент подпрыгивал и покачивался в такт ее мальчишеской походке, и от этих движений сердце Хансиро забилось быстрее, несмотря на твердое намерение не терять головы, ронин почувствовал стеснение в груди, от которого ему стало еще труднее дышать в разреженном горном воздухе. «Дурак!» — выругал себя Хансиро.

Он стал думать, что ему сказать, когда он подойдет к княжне Асано.

«Не бойтесь меня, ваша светлость!»

Нет, не пойдет. Прежде всего, Хансиро и не предполагает, что Кошечка испугается: взгляд, который она подарила ему в храме святого Дайси, не выражал страха.

«Я здесь для того, чтобы защитить вас от головорезов князя Киры».

Это ее оскорбит: она уже доказала, что может защитить себя сама.

«Я должен предложить вам пройти со мной».

Слишком резко.

«Я не желаю вам вреда, княжна Асано».

Уже лучше. Но умнее будет не произносить ее имени вслух.

Воин из Тосы быстро обогнал путника в маске и встал перед ним. Тот мгновенно замер на месте.

— Я не желаю вам вреда. — Хансиро поднял перед собой сложенный зонт и, держа его горизонтально, загородил дорогу. — Сопротивляться бессмысленно.

— Грабить меня тоже нет смысла. — Мальчик снял маску и усмехнулся Хансиро в лицо. — Я потратил последние деньги на проститутку в саду у моста Санмай. — И он насмешливо помахал длинным носом маски.

В первое мгновение Хансиро совершенно растерялся: лицо под маской не было ни красивым, ни даже женским, и уж во всяком случае не являлось лицом княжны Асано.

— Я принял тебя за другого, — буркнул ошеломленный ронин.

— Может, заплатите мне несколько медяков за испуг, генерал? — Мальчишка попался нахальный. — Вы меня так напугали, что я испачкал набедренную повязку и теперь придется покупать новую.

Хансиро не позволил себе улыбнуться этой наглой выходке, но все-таки дал актеру монету в пять мон. Мальчик поклонился с преувеличенным почтением. Когда он осыпал благословениями детей Хансиро и детей его детей, воин уже шел по красному мосту.

Ронин из Тосы вернулся на высокий балкон «Ласкового приюта», чтобы осмыслить этот неожиданный поворот колеса судьбы. В гостинице его дожидался сын хозяйки.

Когда Снежинка посылала сына в Одавару за скумбрией, Хансиро дал ему еще одно поручение: прочесть объявления, висящие на доске перед правительственной почтовой станцией, осторожно расспросить гонцов, почтовых слуг и носильщиков каго в дорожной управе, не случилось ли на дороге чего-нибудь особенного, и обо всех необычных происшествиях сообщить Хансиро.

— Ну как, есть интересные новости?

— Да, уважаемый дядюшка. — Сын Снежинки находился в том возрасте, когда его туловище отставало в росте от рук и ног, и они казались слишком длинными для такого маленького и худого тела. Его ладони и ступни были слишком велики и отстояли так далеко от плеч и бедер, что мальчик не мог хорошо управляться с ними, поэтому движения паренька были угловатыми.

— Власти поймали убийцу тех двух самураев из Хирацуки.

— Это правда?

Хансиро, слушая остальную часть рассказа, продолжал спокойно смотреть на долину, но ему казалось, будто он сидит внутри большого храмового колокола, по бронзовому боку которого только что ударили деревянной колотушкой.

— Этот преступник был переодет монахом. Его схватили в непотребном доме в Мияносите. Он убил еще одного человека в Одаваре. Он был очень пьян, когда его брали полицейские. Говорят, что это он устроил заварушку на переправе через Таму.

— Какой он с виду?

— Безголовый, я думаю. Полицейские сразу увели его в горы, еще в темноте. Я слышал, этого человека казнили у заставы сегодня на рассвете. Его голова выставлена у дороги.

— Ты слышал еще что-нибудь?

— Нет, ваша честь.

— Спасибо тебе.

— Я изучал те ходы, которые вы показали мне, ваша честь.

Мальчик не решался прямо попросить Хансиро сыграть с ним в го[25], но бросил жадный взгляд на игральную доску, разложенную на низком столике. Он мечтал поступить в школу го в Эдо.

— Дорога длинная, а время позднее, — ответил Хансиро.

Мальчик понял: друг их семьи не станет играть с ним сегодня. Он поклонился и ушел, оставив Хансиро одного.

У воина из Тосы не было семьи: мать его умерла при родах, а отец Хансиро, когда сыну исполнилось шесть лет, был убит в стычке с компанией госи. Так назывались деревенские новобранцы семьи Яманути, происходившей от союзников рода Токугавы, незаконно захватившего власть и правившего уже сто лет.

Мальчика-сироту взял на воспитание господин его отца, второразрядный князь с доходом всего в пятьдесят тысяч коку. Хансиро и единственный сын князя воспитывались вместе, как братья. Вполне естественно, что Хансиро, повзрослев, присягнул в верности своему молодому господину.

Князь уехал в Эдо и оставил сына управлять поместьем, но тот промотал наследство с красавицей-куртизанкой. Слуги князя лишились своих мест. Княжеская семья продала все, что у нее оставалось, но выручка досталась ростовщикам. Урожай риса был заложен в пользу заимодавцев. Токугава Цунаёси отдал поместье одному из Яманути.

Отец молодого князя публично отрекся от сына. Сын стал нищенствующим священником и в одних лохмотьях отправился к святыням замаливать свои грехи. Когда молодой человек прощался с Хансиро, тот думал, что его душа не сможет вместить такого огромного горя. Теперь, сидя на балконе «Ласкового приюта», ронин из Тосы чувствовал почти такую же сильную душевную боль, и она навалилась на него неожиданно, как враг из засады.

«Нет пестрой кошки. Теперь крысы лезут в дом, суют нос в горшки», — неожиданно вспомнил он строки Кандзано, сумасшедшего поэта с Холодной горы. Да, как только Хансиро услышал, что Кошечку обезглавили, горькие мысли стали хозяйничать в его душе слишком вольно. К тому времени, когда воин из Тосы собрал свои немногие вещи и попрощался со Снежинкой, он уже решил, что ему делать.

Прежде всего, он убедится, что голова, выставленная у заставы, действительно снята с плеч той, за кем он гнался, — красавицы с несчастливой судьбой. Он помолится о ее душе, а потом отправится дальше на запад.

Власти наверняка осмотрели тело убийцы, обнаружили, что казнили женщину, и выяснили, что это была незаконная дочь князя Асано, но не объявили об этом. Возможно, они даже решили держать позорное для них дело в тайне, чтобы избежать скандала.

Слуги князя Ако заслужили право узнать правду о судьбе дочери своего князя. Хансиро расскажет о борьбе и гибели советнику князя, Оёси, который, по слухам, кутит в Киото. Сделав это, он дойдет до берега моря и наймет лодку, которая переправит его на родной остров Сикоку. Он уединится там в гроте у моря и больше никогда не вспомнит о княжне Асано.

В сумерках Хансиро подошел к заставе Хаконэ. Он медленно прошел мимо четырех подставок с головами, поднятыми на уровень глаз для удобства зрителей, и прочел надписи на установленных рядом табличках. Дойдя до последней головы, он повернулся и пошел обратно.

Хансиро внимательно осмотрел остекленевшие глаза, открытые рты, посиневшую кожу, спутанные космы распущенных волос и оскаленные зубы страшных останков. Потом он долго стоял, глядя в небо поверх ограды заставы.

Губы воина из Тосы сложились в едва заметную улыбку: он снова недооценил княжну Асано! Ну конечно, она проскользнула сегодня у него под носом. На лице Хансиро не отражалось ничего, но его душа взлетела от радости под облака, как воздушный змей в виде дракона, подхваченный ветром второго месяца. «Ветер нельзя поймать сетью», — вспомнил он старую поговорку.

Хансиро подошел к заставе и предъявил подорожную. По другую сторону ограды он нашел чайный дом, куда часто заходили охранники и писцы. Глотая горячий чай и глядя на непрерывно падающие капли только что начавшегося мелкого дождя, он старательно прокручивал в уме образы путников, проходивших мимо «Ласкового приюта».

Это были простые люди, какие обычно встречаются на Токайдо, паломники, служащие, посредники больших торговых домов, монахи, странствующие ремесленники, носильщики, погонщики вьючных лошадей, крестьяне с грузами всех видов. И Мумэсай — воин с запада, который рисует Бэнкэя на мосту Годзо.

Мумэсай! Рука Хансиро, подносившая ко рту чашку, замерла на полдороге. Он не замечал, что пар от горячего чая щекочет ему нос. Хансиро почти не слышал шорох гладкого камня — звук шашки для игры в го, скользящей по тяжелой деревянной доске. Эти черные полированные диски делали из сланца. Их размер выбирался так, чтобы шашку было удобно держать между большим и указательным пальцами игрока. Потом воину из Тосы почудился хрустящий щелчок, словно он с силой опустил эту шашку на новое пересечение линий нанесенной на доску сетки. Черные шашки окружали шашку противника — тоже полированный диск, но из белого ракушечника. Шашка, которой играл Хансиро, называлась «Мумэсай».

Несмотря на сломанный нос, художник со времени схватки у парома мог пройти по Токайдо гораздо дальше. Вместо этого он до сих пор шел в одном ритме с княжной Асано. За кем он следовал сегодня?

Хансиро последовательно исключил всех путников, кроме одного — крестьянина, которого не смог разглядеть под грудой поклажи. Его разуму легче было уверовать в то, что Кошечка не проходила сегодня по дороге к Хаконэ, но интуиция подсказывала, что этим безликим крестьянином была именно она.

Хансиро редко позволял себе удивляться чему-либо, но сейчас он был более чем удивлен — он был поражен тем, что княжна Асано взялась таскать по Токайдо тяжести, как какая-нибудь «тетка с грузом на плечах». Он мог представить себе, что такая женщина, как Асано, избалованная дочь князя, рискнет отправиться в опасный путь одна. Он мог представить себе, что она не отступит в схватке с врагами и не дрогнет, нанося смертельный удар. Но он не мог и вообразить, что княжна унизится до роли вьючного животного.

Из всех свидетельств ее стойкости и решимости добраться до виновника смерти своего отца это больше всего тронуло душу Хансиро. Он продолжал сидеть без движения, а чайный дом постепенно наполнялся громким смехом свободных от дежурства охранников с заставы. Хансиро вспомнил слова своего наставника: «Идти по Пути не трудно, если сделан выбор». Воин из Тосы понял, что до сих пор его выбор не сделан. С той минуты, когда посланец Кувшинной Рожи появился в дверях его комнаты, Хансиро исполнял лишь то, чего от него ожидали. Но теперь он мысленно поклялся сделать больше. Он не только защитит княжну Асано в пути, он отдаст себя полностью — ум и сердце, руку и меч — служению этой героической женщине. Да будет так.

Теперь ему оставалось только найти княжну Асано. Хансиро взглянул в задний угол комнаты, где обычно сидели правительственные писцы. Двое из них как раз распивали там первый чайник сакэ. Они должны знать имена сотен путников, прошедших сегодня мимо их стола. И очень вероятно, что они могут связать каждое имя с лицом носящего его человека: это их работа.

В боевом искусстве много разнообразных и иногда необычных приемов: японские воины и их наставники всегда были изобретательны. Хансиро умел завязать веревку любым узлом, биться мечом, переходить реку вброд в доспехах и плавать со связанными руками и ногами. Он научился отбивать летящие стрелы железным веером и метать иглы в глаза противника. Но теперь воину из Тосы нужно было применить прием, которому не учили ни в одной школе. Он должен был напоить собутыльника настолько, чтобы тот вспомнил нужные Хансиро имена, но не смог вспомнить на следующее утро, о чем говорил вечером.