Дорога Токайдо

ГЛАВА 78 Вершина искусства боя

Как и во всем Эдо, в округе Хондзё большинство узких боковых улочек перегораживали ворота. Сейчас почти все эти ворота были закрыты, и привратники спали в своих крошечных сторожках рядом с ними. Но ворота главной улицы округа — проезда, который пересекал Хондзё севернее моста Рёгоку, всегда оставались распахнутыми, чтобы пожарные команды и жители округа могли свободно передвигаться, если где-либо вспыхнет пламя. Хансиро и Кошечка шагали рука об руку прямо посередине этого проезда.

Снег, выпавший вечером, тонким слоем покрывал грязную, истоптанную за день мостовую. Он заглушал шлепки двух пар сандалий мнимых пожарных, хотя ни Кошечка, ни Хансиро не старались идти бесшумно.

Хотя нагината, пара мечей, лук в семь сяку и полный колчан стрел были довольно странным снаряжением для борьбы с огнем, Тюбэй пообещал Хансиро, что никто этой ночью не помешает княжне Асано, и потому таиться не имело смысла.

Мнимые пожарные вошли в торговую часть округа. Здесь улицы были проложены между рядами тесно примыкающих друг к другу закрытых лавок и многоквартирных домов. У стены одного из больших зданий громоздились пожарные ведра. Дом этот, как и все соседние строения, выходил фасадом прямо на проезжую часть, не имея ни двора, ни садика. К карнизу первого этажа здания была приставлена лестница, которая позволяла подняться на небольшую каланчу.

Кошечка первой взобралась на крышу дома. Она миновала карнизы первого и второго этажей и поднялась на маленькую крытую площадку, надстроенную над острым гребнем крыши. Домом этим владел Тюбэй. Возле помещавшейся во дворе открытой мастерской, где плотник беседовал с Хансиро и Гадюкой, был разбит маленький садик, красота которого казалась неземной в лунном свете, а в планировке чувствовался утонченный вкус. Кошечка удивилась: оказывается, чувство изящного присуще не только людям высших сословий.

Эдо был построен на низкой и почти плоской равнине. Поэтому Кошечка видела с каланчи только запутанный лабиринт похожих на волны заснеженных крыш, ни одна из которых не поднималась над землей выше, чем на два этажа. Если не считать далекой пятиэтажной пагоды, ввысь над этим застывшим морем устремлялись только сушильные стойки на крышах и длинные тонкие пожарные вышки.

Кошечка повернулась и задела нагинатой бронзовый колокол, висевший над центром площадки. В тишине гулкий удар металла о металл показался молодой женщине оглушительным. Она испугалась, что этот звон взбудоражит округу или по меньшей мере разбудит обитателей дома.

— Прости, — шепнула она Хансиро, когда его голова поднялась над краем площадки. Изо рта Кошечки вылетал пар, молодая женщина дрожала от холода.

— Не волнуйся, внизу вряд ли что-нибудь слышно, — успокоил Хансиро.

Полная луна казалась необыкновенно большой и висела так низко, что ее хотелось потрогать рукой. Она уже клонилась к югу, но по-прежнему заливала Эдо прозрачным серебряным светом. Снег отражал и усиливал это сияние. Со своей площадки княжна и воин видели на западе реку Сумиду и мост Рёгоку.

К северу и востоку от наблюдателей находились усадьбы князей, разбросанные среди высоких сосен, окруженные стенами, садами, служебными постройками, семейными алтарями и беспорядочно расставленными домишками. В центре Эдо возле замка сёгуна, к которому жались «верхние» дома князей, было тесно, поэтому многие высокородные строили свои «средние» дома на городской окраине.

В этих усадьбах жили княжеские семьи. Там же князья размещали и своих воинов — в казармах, устраиваемых обычно вдоль внутренней стороны стены, выходившей на улицу. Казарма князя Киры состояла всего из двух маленьких комнат. Его охранники ютились в невероятной тесноте.

— Которая усадьба Киры? — спросила Кошечка.

— Та, где ветки сосны перевешиваются через стену, — показал веером Хансиро.

Кошечка внимательно оглядела усадьбу, отыскала глазами ворота, крышу казармы и рассмотрела внутренний двор, предназначенный для паланкинов и карет. В дальнем конце двора, за стенкой, в саду находился и особняк князя.

Наблюдательница водила взглядом по ломаным линиям извилистого лабиринта крыш, запоминая расположение флигелей и пристроек, террас и крытых переходов, соединявших основную часть дома с задней, где находились комнаты княжеской семьи. Под какой-то из этих крыш спал сейчас Кира. И сон его вряд ли был спокоен.

— Наш отряд пройдет мимо нас: рисовая лавка Ёгоро находится неподалеку отсюда на другой стороне улицы, возле пивоварни, — сказал Хансиро.

Пивоварню легко было отличить от других мастерских и лавок: с фронтона ее второго этажа свисала приметная вывеска — большой коричневый шар из сушеных игл кипариса. Улица оставалась пустынной, если не считать крысы, деловито прошмыгнувшей вдоль белых оштукатуренных стен какого-то склада. Но Кошечка теперь не отрывала глаз от рисовой лавки. Она пыталась представить себе, что сейчас делают собравшиеся там люди, о чем говорят, что чувствуют.

Кошечка и Хансиро стояли неподвижно, положив руки на перила, и оглядывали с высоты освещенные луной и окутанные снегом стены Эдо, дома и деревья. Рукава влюбленных соприкасались.

Кошечка обошла площадку по кругу, пытаясь разглядеть внизу признаки присутствия Гадюки и его друзей. Она была уверена, что «храбрецы» прячутся где-нибудь на крышах за большими бочками с водой, под заборами или в боковых улочках, но не заметила ничего подозрительного.

— Они очень хорошо замаскировались, — шепнула княжна Асано. Может, некоторые рассказы о смелости и смекалке мати якко, которые она всегда считала приукрашенными, правдивы?

— Посмотри туда, — Хансиро показал железным веером на крышу, находившуюся от них в нескольких десятках сяку.

Тени позволили воину разглядеть на ее скате едва заметные следы ног, которые вели вверх к большой деревянной бочке с водой, установленной там на случай пожара. И те немногие следы мати якко, которые Кошечка потом смогла обнаружить, концентрировались у дома Киры.

— Тюбэй поклялся, что его люди не вмешаются в бой, — ответил Хансиро на ее невысказанный вопрос. Он считал, что старшина «храбрецов» сдержит свое слово, но не удивился тому, что мати якко следят за местом предстоящей схватки. Они не могли пропустить случай понаблюдать за сражением.

Кошечка и Хансиро взглянули вниз, на улицу, которая вела к мосту через канал, служивший южной границей Хондзё и отделявший этот округ от соседнего округа Фукагава. Если князь Уэсудзи пришлет подкрепление, его воины, вероятнее всего, подойдут с этой стороны.

— Если мы увидим, что враги подходят, то должны будем один раз ударить в колокол, — сказал Хансиро.

Из храма донесся звон. Семь ударов — час Тигра. И каждый звук замирал так медленно, словно старался как можно дольше провисеть в воздухе. Словно тоже хотел дождаться появления героев-мстителей.

Кошечка ухватилась за плечо Хансиро, пытаясь унять дрожь в руках. Волосы зашевелились у нее на затылке, сердце бешено застучало. Она воспринимала то, что нельзя ощутить пятью обычными чувствами: дочери князя Асано казалось, что она слышит через стены рисовой лавки Ёгоро дыхание сорока семи воинов из Ако и чувствует запах благовоний, которыми они окурили свои шлемы.

Едва затих последний удар колокола, Кошечка уловила еле слышный скрип открываемой двери. Ронины из Ако выходили из лавки на улицу и строились по двое. Кошечка напрягла зрение, пытаясь узнать кого-нибудь из мстителей в этих одинаковых фигурах. Когда ощетинившаяся оружием шеренга выступила из-под карниза, на снег легла длинная зубчатая тень, похожая на дракона.

Чтобы не стеснять движений, воины из Ако убрали под обмотки концы широких штанин своих хакама. На них были тяжелые холщовые плащи пожарников с капюшонами, скрывающими лица: мстители шли к дому Киры под видом самурайской пожарной команды. Их рукава были завязаны сзади, что позволяло рассмотреть боевые перчатки. На обшлага и подолы одинаковых черных курток самураи нашили большие белые треугольники из шелкового сукна. Они будут хорошо видны в темных коридорах особняка Киры и позволят отличать своих от врагов.

Некоторые воины надели шлемы, головы остальных облегали широкие повязки, за поясом каждого ронина торчали парные мечи. Кроме них, воины из Ако вооружились копьями, нагинатами, луками со стрелами и посохами. Все клинки были вычищены до блеска: ржавчина на оружии означает порчу в душе владельца.

Многие мстители укрепили за спинами тонкие древки. Прикрепленные к ним флажки развевались над их головами. На этих маленьких знаменах уходившие в последний бой воины начертали свои посмертные имена.

Воины Оёси несли еще осадные бамбуковые лестницы и тяжелые деревянные молотки на длинных ручках. К подобным ручкам были прикреплены обрезки больших трубок в форме усеченного конуса — боевые фонари, скрученные из окрашенной в черный цвет кипарисовой фанеры. Свечи внутри них вращались на шарнирах. Воин мог лучом такого фонаря осветить противника, а сам остаться невидимым.

Во главе отряда шагал Кандзаки Ёгоро, за ним один из бойцов отряда нес на шесте маленькую шкатулку. Кошечка поняла, что в шкатулке лежит свиток с клятвой мстителей.

За человеком со шкатулкой двигался Оёси. Он нес на веревочной петле боевой барабан, кожу которого украшала эмблема школы стратегии Ямага — символы инь и ян. Лицо советника было спокойно.

Глядя на него, Кошечка прошептала старинное стихотворение:

Оёси огляделся вокруг. Кошечка вздрогнула от неожиданности, хотя и знала, что у произнесенных слов есть душа и они могут исполнить желание говорящего. Возможно, душа ее слов долетела до Оёси.

Луна светила так ярко, что воинам из Ако не нужны были фонари. Отряд шел молча. Слышался только скрип свежего снега под сандалиями бойцов, приглушенный звон металла и тихий стук дерева. Отзвуки старины, эхо прошедших веков, когда страна закалялась в битвах.

Хансиро был воспитан как воин, но до сегодняшней ночи ни разу не видел марша отряда, уходящего в бой. До этого мгновения он полагал, что деньги и тяга к роскоши и наслаждениям погасили в его выродившихся современниках воинский дух. А еще воин из Тосы знал, что в Эдо никто никогда не видел ничего равного этому шествию и вряд ли когда-нибудь увидит.

Кошечка и Хансиро провожали взглядами шеренгу мстителей, пока она двигалась по пустынной улице. Потом отряд повернул за угол и скрылся с глаз.

Кошечка не сводила восторженного взгляда с домов, загораживающих от нее воинов ее отца, до тех пор, пока снова не увидела колонну мстителей уже в начале улицы Мацудзака. Дойдя до угла ограды усадьбы Киры, отряд разделился надвое, как струя воды, обтекающая валун: Тикара и его люди направились к задней стене, а другая половина отряда во главе с Оёси двинулась к парадным воротам. Те, кто нес лестницы, прислонили их к карнизам широкой крыши ворот. Остальные ждали, сидя на корточках в снегу. Несколько человек взобрались на лестницы, поднялись по скату крыши и заглянули во двор усадьбы. Все это происходило в такой тишине, что наблюдавшей за действиями боевого отряда Кошечке казалось, будто она видит сон.

Воины из группы Оёси перелезли через гребень крыши ворот и спрыгнули во двор. Кошечка не могла видеть, что происходило там, но, видимо, они быстро справились с караульными, которые, наверное, грелись возле жаровни в привратной сторожке, потому что вскоре тяжелые створки ворот медленно разошлись. Боевые фонари мстителей вспыхнули. Оёси поднял барабан, занес над ним палочку и словно окаменел. Когда Кошечка уже готова была подпрыгнуть от нетерпения, советник резко опустил руку. Через мгновение до Кошечки долетел гулкий удар. Потом послышался едва различимый стук деревянных молотков — это Тикара взламывал задние ворота. Воины Оёси втекли во двор. Сам советник и два самых старых его помощника, Хара Сохмон и Масё Кюдаю, остались у главных ворот, чтобы помешать подкреплению противника проникнуть в усадьбу, а тем, кто находится внутри, выбраться из нее.

Кошечка перегнулась через перила вышки, словно хотела полететь на помощь к воинам своего отца. Она слышала яростные крики, она видела, как телохранители Киры выбегают из своих крошечных комнатенок. Охранники выскакивали наружу босые и полуголые, их нечесаные волосы били по плечам, но большинство успело выхватить из ножен мечи. Зазвенела сталь, и этот звук заглушил крики.

Во дворе заметались огни фонарей. Их длинные лучи выхватывали из темноты причудливо изогнутые фигуры самураев, их ноги, руки, искаженные яростью лица. Эти обрывки картины боя на мгновение застывали в ярком свете, словно зарисовки художника, изображающего войну.

Часть ронинов из Ако не давала сражавшимся во дворе охранникам приблизиться к дому, а остальные мстители взбежали по ступеням на террасу особняка и выбили дверь прихожей. В доме завизжали женщины.

— Они уходят! — Кошечка указала на две черные тени, скользящие по саду. Охранники прислонили к стене ограды садовую лестницу, вскарабкались по ней, спрыгнули на улицу и со всех ног помчались в сторону Сумиды. — Надо предупредить Оёси! — сказала Кошечка и сделала шаг к лестнице. Но Хансиро удержал ее за руку.

— Вспомни слова человека, который мудрее нас с тобой. Не стреляй в бою из чужого лука, не езди на чужом коне, не обсуждай чужие ошибки… — Он умолк, предлагая Кошечке закончить цитату.

— Не вмешивайся в чужую работу, — с горечью договорила она и подумала: «Но это ведь моя работа».

Кошечка напрягла зрение и слух, пытаясь разобраться в том, что происходит в усадьбе Киры. С ее наблюдательной вышки схватка во дворе выглядела беспорядочной суетой, игрой света и тени, в сопровождении какофонии разнообразных звуков. Из дома доносились пронзительные женские крики, грохот падающей мебели и треск рвущейся бумаги: воины Оёси искали Киру. Бой перекинулся со двора в сад.

В соседних усадьбах зажегся свет, вскоре на их крышах появились люди, большинство из которых испуганно приглядывалось к мечущимся огням: не начался ли пожар? Слуги, посланные хозяевами разузнать, в чем дело, бежали на шум схватки.

Оёси раскрыл складной стул и теперь замер на нем перед воротами усадьбы Киры, а его седые соратники, Хара и Масё, ходили из стороны в сторону, охраняя вход. Когда возле старцев собралась небольшая группа людей, Хара и Масё сказали им несколько слов, и толпа быстро рассеялась. Слуги вернулись в дома своих господ.

Потом Масё тоже раскрыл стул и сел рядом с Оёси, а Хара продолжал ходить перед воротами, как заведенный. Кошечка и Хансиро ожидали, что соседи Киры придут ему на помощь, но ворота всех окрестных усадеб оставались запертыми: соседи бывшего церемониймейстера благоразумно решили держаться в стороне от этого дела.

Примерно в середине часа Тигра шум боя утих. Кошечка со своей вышки видела неподвижные тела воинов. Они валялись везде, во всех углах двора и сада, на ступенях особняка, на террасе и на пороге казармы. Она слышала треск ломающихся вещей и женский плач. Разыскивая врага своего князя, воины из Ако разбивали сундуки, разламывали потолки и кромсали мечами постельное белье. Усадьба Киры была небольшой, но и в такой скромной по размеру постройке имелось много мест, где мог спрятаться человек.

Луна почти закатилась, на востоке у края неба появилась полоска бледного света, а свистка, означающего, что Кира найден, все не было. Кошечке казалось, что она сойдет с ума от ожидания. Чтобы успокоить любимую, Хансиро слегка коснулся своим рукавом ее рукава и придвинул свою руку к ее руке. Их ладони и раньше лежали рядом, теперь ладонь Хансиро накрыла ладонь Кошечки.

Хара и Масё после долгого совещания с Оёси повернулись и скрылись за воротами. Советник остался один. Он сидел на своем складном стуле среди утоптанного снега и выглядел спокойным, как воплощение Будды, но казался очень одиноким. Словно все его друзья разом отвернулись от него. Словно он, главный зачинщик этой схватки, был почему-то отстранен от участия в ней. Неужели Кира ускользнул? Неужели все труды и старания Оёси были напрасны?

— Они подходят, — вдруг произнес Хансиро.

Кошечка повернулась, посмотрела туда, куда глядел воин. Она увидела похожую на гребень дракона тень, двигающуюся через мост со стороны округа Фукагава. В квартал Хондзё входил отряд лучников. Их было около тридцати, но стрелки князя Уэсудзи считались лучшими в стране, а ронины из Ако теперь, верно, еле держались на ногах от усталости.

Кошечка протянула руку к железному пруту, висевшему рядом с большим колоколом, но Хансиро остановил ее руку.

— Если мы ударим в колокол, воины Оёси схватятся с отрядом Уэсудзи. Глава школы «Новая тень» писал, что когда воины достигают вершины в искусстве боя на мечах, меч становится им не нужен.

— Что же ты предлагаешь?

— Применить силу убеждения. Я спущусь и поговорю с ними, а тебе лучше остаться здесь.

Кошечка обошлась без слов: достаточно было одного взгляда, чтобы Хансиро понял ее ответ. Воин из Тосы улыбнулся, он и не рассчитывал всерьез, что она останется в стороне.

— Если они убьют нас, мы, по крайней мере, их задержим, — сказал он.

Вдруг на крышах домов, расположенных вдоль пути лучников, бесшумно возникли черные тени.

— Ты же сказал: Тюбэй дал слово, что его люди не вмешаются в бой.

— Они там не для того, чтобы сражаться, — ответил Хансиро, уже спускаясь по лестнице. — Мы используем их как шашки на доске для го — окружим противника и закончим игру вничью.

Таща Кошечку за собой, Хансиро побежал по задворкам, мерзко вонявшим мусором и нечистотами. Они выскочили на главную улицу Хондзё и замерли в ожидании. Тень капюшонов скрывала их лица.

Лук Хансиро висел у него за спиной, тетива была спущена, а мечи воина оставались в ножнах. Кошечка держала нагинату, лезвие которой оставалось вертикальным и покоилось в чехле, конец древка упирался в сугроб.

Когда отряд лучников приблизился к мнимым пожарным, Хансиро заговорил:

— Друзья, мы не враги ни вам, ни вашему господину.

— Мы выполняем приказ, — ответил начальник отряда. Это был воин средних лет, явно очень умелый боец. Уроженец северной Ёнэдзавы, он не слишком жаловал столичных самураев. В Хансиро он сразу распознал равного себе, а такие бойцы встречались в Эдо не часто.

Хансиро подошел к самураю совсем близко, чтобы иметь возможность говорить тихо, и кивком указал вверх. На светло-сером фоне небес были четко видны силуэты почти сотни бойцов-отокодатэ, стоявших на гребнях крыш. Люди Тюбэя специально встали так, чтобы лучники увидели их оружие — деревянные молотки, плотницкие топоры и крестьянские косы. В боковых улочках заскрипели, закрываясь, ворота.

Начальник отряда понял, что его воины могут оказаться в ловушке: здесь, между двумя сплошными рядами фасадов, им некуда будет двинуться, если противник нападет на них. Ему придется выбирать, биться с мужиками или отступить. Ни то, ни другое его не радовало.

— Вам приказано прийти на помощь некоему князю. Но я уверен, что ваш господин совсем не желает, чтобы вы пачкали свое оружие в крови этого мужичья.

— Это правда, — согласился начальник отряда. Он действительно получил указание не поднимать шума на улицах.

— Этот невежественный сброд из Хондзё — вспыльчивые и непредсказуемые люди. И они имели наглость заинтересоваться этим делом. Мне кажется, если вы сделаете хотя бы один шаг вперед, они нападут.

Хансиро видел, что начальник отряда не боится шайки безродных ремесленников и не считает своего собеседника трусом. Кроме того, они оба помнили, что правительство запрещает посторонним вмешиваться в сведение семейных счетов. К тому же существует указ, который гласит, что «возмездие врагу не должно сопровождаться бунтом»… А эти мати якко большие мастера бунтовать.

— Я… — заговорил было начальник лучников, но тут же умолк, тяжело вздохнул и поклонился.

Кошечка и Хансиро поклонились в ответ ниже, чем он, чтобы придать достоинство его отходу. Пока они кланялись, начальник отряда резко повернулся на одной ноге и зашагал туда, откуда пришел. Его подчиненные повторили тот же маневр и последовали за командиром.

Кошечка тут же развернулась в противоположную сторону и побежала на север — к дому Киры. Когда до него оставалось совсем немного, она услышала пронзительные свистки — один, затем второй. Потом раздался радостный крик. Воины Оёси нашли Киру.