Дорога Токайдо

ГЛАВА 72 Чихают ли от дыма вороны?

Кошечка сидела, закрыв глаза, в своем большом, похожем на бочку круглом гробу из ароматного кипарисового дерева. Гроб стоял на полупомосте в дальнем конце Большого зала князя Хино. С шеи княжны Асано свисал парчовый мешочек с родословной буддийской веры — хронологическим списком тех, кто создал ее и принес в Японию. Вокруг Кошечки клубились облака благовонного дыма. В воздухе плыл звон колоколов и витало монотонное пение молящихся священников.

Молодая женщина сидела так уже много часов, погрузившись в транс с помощью медитации. Она пребывала в нужном ей полубессознательном состоянии: на лице застыло то же выражение отчужденности от окружавшего мира, что и у мертвецов, а дыхание было таким слабым, почти незаметным.

Касанэ обрила своей госпоже голову, как это делали с телами покойников: у горящих волос неприятный запах, поэтому их удаляли с трупов, предназначенных для сожжения. Провинциальная супруга князя Хино умело натерла подглазья Кошечки древесным углем и нарисовала губной помадой большое красное пятно на ее щеке. Под саваном и слоем белой пудры в тусклом огне свечей эти пятна должны были выглядеть как ушибы на лице человека, упавшего с большой высоты. Потом дочь рыбака помогла Кошечке облачиться в белые погребальные одежды.

Саван скрывал ноги и руки Кошечки, чтобы ничей любопытный взгляд не мог установить, что они не переломаны, как у всех найденных во дворе замка трупов. В час Тигра, рано утром, пока еще было темно, работники князя Хино погрузили тела убийц-неудачников в тачки и в сопровождении слуги, освещавшего путь фонарем, отвезли к реке, на место казней, где выставлялись останки преступников. В груде этих тел валялся и труп вражеского лазутчика, которого поймали с поличным люди Хино. Этот человек успел перерезать себе горло раньше, чем им удалось выбить из него подробности заговора.

Не стали хоронить с почестями и начальника охраны — на рассвете в саду расстелили для него циновки, и вскоре после восхода солнца он совершил сэппуку. Официально это самоубийство было извинением за то, что он позволил врагам атаковать замок и дал погибнуть гостье своего князя. Неофициально же он смертью смыл с себя клеймо позора, ибо позволил вражескому лазутчику проникнуть в лучший отряд князя Хино и этим унизить своего господина.

Этот лазутчик подал сигнал ниндзя, те связали охранника, который ждал Кошечку в боковом коридоре, чтобы занять ее место, и заткнули ему рот кляпом. Потом они дали Кошечке пройти, дождались в засаде начальника охраны и двух его подчиненных, оглушили их, связали и продолжили погоню. Князь Хино еще не выяснил, кто подослал убийц, но долго рассыпался в извинениях перед Кошечкой.

Дикий горный край, расположенный к северу от этих мест, издревле славился своими ниндзя — «воинами-чародеями». Их боевое мастерство было скорее легендой, чем истиной, но сами ниндзя повсюду восхваляли свою независимость, молву о которой искусно раздували. Князь Хино, покачав головой, подумал, что плохи дела у страны, в которой даже легендарным воинам-чародеям не находится дела лучше, чем гоняться впятером за одной женщиной.

Его обычно добродушное лицо сделалось мрачным, сердитым и покраснело от ярости: князь был вне себя — враги беспрепятственно проникли в его крепость. Он, насупившись, сидел во главе своих самураев, родственников и домашних слуг. Все надели скромные, без гербов, шелковые траурные одежды.

Людей собралось так много, что на пятидесяти шести татами Большого зала не осталось свободного места. Участники похоронного собрания явились не только затем, чтобы оплакать княжну Асано, но и для того, чтобы засвидетельствовать ее смерть.

В задней части зала Касанэ билась в истерике, обливая слезами свои рукава. Главной обязанностью Синтаро было подавать предмету своей страсти бумажные платки, и дочь рыбака расходовала их с удивительной быстротой. Когда князь Хино низко склонился перед гробом и положил в него шесть медных монет — плату за переправу покойницы через реку Трех путей, Касанэ запрокинула голову и взвыла, как раненое животное.

Четверо слуг внесли на помост шестистворчатую ширму и тихо установили ее перед гробом. Главный княжеский плотник и его ученик зашли за ширму с тяжелой круглой киркой в руках. Послышались тяжелые удары, заглушившие пение священнослужителей, плотники деревянными молотками туго вогнали крышку в предназначенные для нее пазы. Покончив с этим, они обвязали гроб соломенными веревками.

— А-ах! — стонала Касанэ. — Что человек получает от жизни? Одно горе и разочарование!

Она стала царапать себе лицо и рвать на себе волосы, и так преуспела в этом, что бедняга Синтаро всерьез задумался о ее здравомыслии.

Служанка взвыла так громко, что гости повернули к ней свои склоненные головы. Синтаро, густо покраснев, помог Касанэ встать и вывел ее из комнаты. Собравшиеся в Большом зале люди еще долго слышали ее постепенно затихающие вопли.

Верная служанка причитала так громко для того, чтобы заглушить своими стонами скрип открываемой за ширмой крышки люка. В этот люк опустили гроб с Кошечкой, а на его место поставили другой, точно такой же. В потайной комнате под полом Хансиро с тревогой наблюдал за слугами, которые продевали под веревку шест, готовясь унести гостью князя. Внутрь гроба не попадал воздух, и воин из Тосы боялся, что его возлюбленная задохнется, прежде чем он сможет подковырнуть плотно пригнанную к боковинам крышку.

Сильно пригнувшись, чтобы не стукаться головами о низкий деревянный потолок, служивший полом находившемуся над ними первому этажу здания, слуги потащили гроб по узким переходам. Когда они отошли от Большого зала достаточно далеко, Хансиро с помощью топора разобрал гроб и помог Кошечке выбраться из него.

Ноги молодой женщины так затекли, что она повалилась Хансиро на грудь. Воин подхватил княжну Асано на руки и быстро понес ее по задним коридорам в потайную комнату, скрытую в лабиринте внутренних помещений личных покоев князя Хино. Там Хансиро ласково попытался уложить Кошечку на стопу тюфяков, покрытых толстыми шелковыми одеялами.

— Нет! — Кошечка зашаталась и едва не упала. Чтобы сохранить равновесие, она ухватилась за толстую, подбитую ватой темно-красную куртку Хансиро, форменную одежду пехотинцев князя Хино. — У нас нет времени на отдых.

Княжна Асано вскинула глаза и улыбнулась воину так спокойно, словно, побывав на собственных похоронах, близко узнала смерть и подружилась с ней.

— Пожалуйста, помоги мне походить: так ноги быстрее начнут меня слушаться.

Кошечка положила Хансиро руку на плечи. Княжна и ронин стали прогуливаться по маленькому помещению.

Вскоре дверь открылась, и в комнату вошла Касанэ, а следом за ней — Синтаро, которого его невеста с разрешения господ посвятила в их тайну.

— Как вы себя чувствуете, госпожа? — спросила дочь рыбака. Во время похоронного плача она изрядно растрепала аккуратно уложенные петли своей симады, и теперь ее лицо окружала спутанная лохматая бахрома.

— Хорошо, — ответила Кошечка и сделала девушке знак подойти ближе. — Тебе не трудно было купить рыбу?

— Нет, госпожа. — На лице Касанэ мелькнула улыбка, совершенно не сочетавшаяся с ее растрепанной прической, заплаканными глазами и красным носом. — Второй гроб забит ею.

Идея заполнить объем второго гроба мелкой рыбешкой, название которой означает «вместо ребенка», принадлежала Касанэ. Эта рыба, сгорая в пламени костра, издает запах, похожий на запах паленого мяса.

Касанэ сняла с лакированной вешалки одежду Кошечки и вслед за своей госпожой прошла за ширму. Кошечка прижала к животу край повязки-харамаки, а Касанэ плотно обернула ткань вокруг груди и живота госпожи. Тугая повязка должна была предохранить внутренности Кошечки от невыносимых толчков, которые знакомы каждому страннику, путешествующему в каго. Потом Касанэ помогла Кошечке надеть белый дорожный наряд буддийской монахини.

— Я договорилась с князем Хино о подарке к твоей свадьбе, — тихо сказала Кошечка, одеваясь.

Касанэ протестующе вскрикнула, но Кошечка закрыла ей рот ладонью, приказывая замолчать.

— Я попросила князя подарить тебе к свадьбе сундук с необходимыми вещами и перечислила ему, что в нем должно находиться. Ты получишь набор для письма, простую лакированную посуду и кухонную утварь. И еще в кедровом коробе будут лежать два платья из лучшего шелка, стеганое постельное белье с китайским рисунком в виде цветов, сетка от комаров, обшитая зеленой тканью, и много других мелких вещей. Кроме того, князь обещал дать за тобой богатое приданое и найти работу в Эдо тебе и Синтаро, если вы захотите.

Кошечка знала, что ее служанке и подруге будет нужна работа. Постановления правительства не позволяли крестьянам, побывавшим в одной из столиц, возвращаться в родные деревни. Власти боялись, что эти люди заразят своих земляков болезнью городской расточительности.

— Но, госпожа…

— Старшая сестра, я никогда не смогу достаточно отблагодарить тебя и отплатить за помощь и дружбу, — ласково ответила Кошечка. Касанэ уже завязывала ее пояс.

— Но нельзя ли… Не могли бы…

Касанэ поняла, что наступает момент расставания, и ее глаза наполнились слезами.

— Пожалуйста, госпожа, возьмите меня с собой, — еле слышно попросила она.

— Паланкины князя Хино ждут, у нас мало времени. — У Кошечки закружилась голова. — Я прошу тебя оплакивать нашу бочку с рыбой, пока воздушные змеи и вороны не начнут чихать.

Кошечка печально улыбнулась своей верной помощнице, и Касанэ попыталась улыбнуться в ответ. Она знала стихи, которые вспомнила госпожа. Это было одно из многих стихотворений, которым Кошечка научила ее, когда хотела, чтобы длинная дорога Токайдо двигалась быстрее под их усталыми ногами.

— Как долго мы с Синтаро должны оставаться здесь? — спросила Касанэ. — И должны ли мы жечь ладан и читать сутры за упокой этой почтенной рыбы?

— Если ты покинешь замок до того, как твоя хозяйка будет похоронена, то вызовешь подозрения. Так что ты окажешь мне большую услугу, если оплачешь этих рыб так, словно это твои ближайшие родичи. — Кошечка нежно погладила Касанэ по растрепанным волосам. — Но тебе придется задержаться только до завтра. Завтра вечером рыбу отнесут в гробу на место для сожжения трупов и превратят в дым.

— Чтобы чихали вороны!

— Вот именно.

— А после похорон можем мы отправиться в Эдо вслед за вами?

— Да, можете. Даже если завтра вечером мои враги узнают, что их обманули, они уже не успеют остановить нас. Но свадебный подарок, приданое и место в доме князя Хино будут ждать тебя. Ты сможешь получить их, когда захочешь. А я, если останусь жива, оставлю для тебя письмо в доме князя Хино в Эдо.

— Мы прошли вместе такой долгий путь, — заплакала Касанэ. Она не хотела вложить упрек ни в свои слова, ни в эти слезы, но Кошечка тоже расплакалась. Она обняла Касанэ, словно утешала ее, как ребенка, но на деле сама нуждалась в утешении.

— С вами может случиться несчастье, когда меня не будет рядом! — рыдала Касанэ, уткнувшись лицом в одежду госпожи. Голос девушки дрожал от слез: мысль, что Кошечка может умереть вдали от нее, жгла ее огнем.

— Милая, храбрая Касанэ, — прошептала Кошечка. — Любой след, который мы оставляем в этом мире, исчезает так же быстро, как след ржанки на песке.

Кошечка взяла лицо Касанэ в свои ладони, приподняла голову подруги и заглянула ей в глаза:

— Если судьба пожелает, мы снова увидимся с тобой.

— Как скажете, госпожа. — Касанэ вытерла слезы рукавом.

— Одна из них у князя Хино, а вторую я отдаю тебе, — Кошечка подала Касанэ маленький парчовый мешочек. Внутри него покоилась лакированная деревянная табличка с посмертным именем княжны Асано.

Касанэ поклонилась и положила мешочек в рукав.

— Ты получила деньги, которые я тебе дала?

— Да.

— Тогда можешь идти.

Кошечка поправила монашеское покрывало на своей бритой голове, потом сложила ладони. Касанэ надела на них крупные четки.

— У вас вид настоящей святой. — Касанэ попыталась улыбнуться, чтобы ободрить госпожу. Девушка понимала, что ее недавняя вспышка горя недостойна слуги воина.

— Моя госпожа! — тихо позвал Хансиро.

— Иду, иду.

В сопровождении шагавших сзади Хансиро, Касанэ, Синтаро и нескольких охранников Кошечка вышла в темный сад через потайную дверь в задней стене замка. Там к маленькой процессии присоединились носильщики, отобранные самим князем Хино. В крытом переходе их встретил важный толстяк с величавой осанкой — доверенное лицо князя. Этот человек должен был проводить отъезжающих до границы владений своего господина. Вместе с ним путников ожидали два самурая, которым полагалось расчищать Кошечке и Хансиро дорогу в качестве глашатаев. Они стояли возле носилок, приподнятых на подпорках для удобства садившихся.

Это были не те шаткие грубые каго, которыми пользовались на Токайдо путники простого звания, а роскошные паланкины для знати. К концам их опорных шестов прикреплялись веревками поперечные перекладины, за которые паланкин увлекали вперед две пары носильщиков. К шесту паланкина княжны была привязана скользящими узлами нагината, лезвие которой скрывалось в деревянных ножнах.

Черные лакированные стенки носилок сияли мягким блеском в лучах фонаря, и Кошечка смогла разглядеть на их дверцах повторяющийся рисунок, нанесенный золотым песком, — герб князя Хино, увитый лозой глицинии. Запертые сейчас окна закрывали желтые занавески. Дверцы паланкинов были открыты, и с верхних углов дверных проемов свисали красные кисти.

— Княжна… — Хино в сопровождении управляющего торопливо подошел к Кошечке.

— Я слушаю вас, князь, — низко поклонилась молодая женщина.

— Я не могу надолго уйти от вашего гроба. Иначе кто-нибудь заподозрит обман. — Хино с поклоном подал молодой женщине парчовый мешочек. — Это амулет из Исэ. Он защитит вас.

— Ваша доброта, князь, превосходит всякую меру.

— Я хотел бы послать с вами больше людей и вещей, чтобы облегчить ваше путешествие. — Хино сгорал со стыда от сознания, как бедно он снарядил в путь дочь погибшего друга.

— Большая свита только задержала бы нас, — глядя на князя снизу вверх, Кошечка улыбнулась ему и, забравшись в передний паланкин, устроилась на толстых темно-зеленых подушках.

Хансиро осторожно залез в другие носилки. Он терпеть не мог езды в каго, какого бы размера те ни были. В тесном плетеном кузове негде развернуться руке с мечом, и воин из Тосы чувствовал себя там, как сверчок в клетке.

— Я отправил вперед гонца. Он позаботится, чтобы сменные носильщики ждали вас в оговоренных местах, — сказал Хино. Ему пришлось повысить голос, потому что первые четверки носильщиков уже положили шесты на плечи и нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Управляющий приказал им делать вид, что они торопятся.

— Спасибо вам, князь, за все, что вы для меня сделали.

— Я-ен-са! — выдохнули носильщики и двинулись вперед, не сгибая ног, как это полагалось при их работе. Такая походка делала езду менее удобной для седоков, но позволяла носильщикам в короткие сроки пробегать большие расстояния.

Глядя на то, как они удаляются, дружно мыча себе под нос в такт шагам, чтобы не сбиться с ритма, и блестя в лунном свете задниками соломенных сандалий, Хино облегченно вздохнул. История с ниндзя, которые этой ночью дождем сыпались в его сад, выставляла князя в смешном свете и должна была вызвать много пересудов, поэтому он был рад, что княжна Асано покидает его замок. Еще больше радости ему принесет известие о том, что она пересекла границу его владений.

Князь Хино знал, что обманные похороны бочки с рыбой обойдутся ему дороже настоящего погребального обряда. Чтобы главный священник помалкивал, князю придется сделать огромные пожертвования храму. А время для такой разорительной щедрости было не очень-то подходящее: скоро наступит новогодний праздник, и, как обычно, все, кому князь задолжал, тучей налетят на его дом.

Хино стало неловко от того, что он тревожится из-за денег: воину не полагалось унижать себя беспокойством о монетах, которые переходят из рук в руки, не различая высших и низших. Кроме того, княжна Асано — дочь его старого друга, и еще глубже залезть в долги было наименьшим, что Хино мог сделать для нее.

Князь даже испытывал некоторые угрызения совести из-за того, что дочь князя Асано и ее грубый рыцарь не успеют попасть в Эдо вовремя. Так уж он устроил.