Дорога Токайдо

ГЛАВА 45 Переход через брод

— Ах, вы, две грязные доски из канавы!

Носильщики, не оглядываясь, бежали через быстрый поток.

— Две подставки от нужника! — Кошечка гневно честила голые спины в язвах от прижиганий и задницы, едва прикрытые поношенными набедренными повязками.

Она побежала было за наглецами, но Касанэ удержала ее за рукав. Кошечка рванулась и высвободилась из рук спутницы.

— Пусть лучше меня рубят мечами, чем дурачат! — Кошечка воинственно подтянула штаны, словно все-таки собиралась броситься на обидчиков. «В каждом краю грабители, в каждом доме крысы», — пробормотала она про себя.

— Такой умелый воин, как ты, Хатибэй, не должен давить вшей копьем, — тактично, но на удивление твердо заявила Касанэ. Она боялась, что самурайская вспыльчивость госпожи привлечет к ней внимание.

Носильщики запросили за переправу семьдесят яков с пассажира — на тридцать мон выше обычной цены. Они сказали, что река сейчас глубока и коварна. Река действительно была глубока. Касанэ очень испугалась, когда тот, кто нес ее на спине, зашатался, сбиваемый с ног бурным течением. Холодная мутная вода дошла ей до пояса.

Солнце, окутанное серыми облаками, только вставало. В этот ранний час носильщики не нашли клиентов, желающих переправиться в обратном направлении, и побрели вверх по течению. Огибая узкую излучину реки, Кошечка заподозрила обман и пошла следом за ними. Когда она подошла к берегу, носильщики уже пересекали реку в мелком месте, где вода едва ли доходила им до колен. Недавний сдвиг русла переместил песчаную отмель в сторону от дороги. Кошечку одурачили.

— Тараканы! — выкрикнула беглянка, отвязывая сандалии от пояса. Потом поправила ворот куртки, накрыв его левой половиной правую, туже затянула пояс и пробормотала: «Бака!»

— Мы возвращаемся домой, ваша честь! — вдруг окликнул ее кто-то сверху. — Можем дешево довезти вас до Марико.

Это были те почтовые слуги, которые продали путникам шляпы у начала подъема на перевал Сатта. Теперь они сидели на скамье перед накрытым столиком, заваленным рисовыми лепешками, съедобными ракушками, ломтиками сушеной скумбрии и хрустящими лентами тонких, как бумага, водорослей. Чайный столик и скамья стояли под навесом на вершине холма, с которого открывался вид на оба брода — настоящий и сохраняемый для вымогательства. Кобыла погонщиков была привязана к одному из передних угловых столбов открытой лавки.

Кошечка знала, что слуги Киры опрашивают всех погонщиков сдаваемых внаем лошадей и носильщиков каго: эти люди постоянно двигаются по дороге то в одну, то в другую сторону и поэтому лучше других подходят на роли соглядатаев и осведомителей. Эти двое улыбались во весь рот, что еще больше усилило недоверие Кошечки. Оёси всегда говорил: когда человек смеется, трудно понять, что он представляет собой.

— Вы очень добры, — вежливо поклонилась Кошечка, — но мы предпочитаем своих лошадей с гнедыми гривами на коленях.

— Значит, поедете на своих двоих? Что ж, господа, идите пешком, если это вам больше подходит.

Эти двое так походили друг на друга, что скорее всего, были братьями. Лица обоих украшали густые усы и длинные клиновидные бородки. Нечесаная короткая бахрома пыльных волос окружала бритые макушки братьев. Остальные волосы они собрали в маленькие пучки, как полагается трудовым людям. Воротники их заплатанных и поношенных синих курток лоснились от грязи, а обшлага рукавов были потерты. В косых разрезах воротников курчавились черные волосы.

— Ходить пешком полезно для кровообращения, — подхватил второй носильщик и стал с почти молитвенной сосредоточенностью чистить левое ухо палочкой-копоушкой в форме ковша с длинной ручкой. Лицо его скривилось от напряжения.

Кошечка взглянула на Касанэ. Та хорошо управлялась с костылем, и опухоль на ее лодыжке немного спала. Тем не менее Кошечка приходила в ужас от мысли, что Касанэ пойдет пешком в таком состоянии.

— Ты ведь понимаешь, почему мы не можем взять лошадь? — тихо спросила она.

— Да. Не беспокойтесь обо мне, госпожа, — ответила Касанэ.

— Старшина Гадюка шлет вам привет! — крикнул вслед Кошечке и Касанэ один из почтовых служащих, когда беглянки зашагали обратно к большой дороге.

— Носильщик каго?

— Он самый.

Кошечка крепко сжала в руке посох и огляделась вокруг, проверяя, нет ли какой-либо угрозы, потом снова поднялась по крутой тропинке к чайному столику. Подойдя поближе, она увидела, что братья, начертив на песке решетку и сделав фишки из речных камешков, играют в «Шесть Мусаси». Один передвигал «родителей» длинным бамбуковым стеблем, а другой, скинув сандалию, пальцами босой ноги переставлял «детей».

— Я Босю, — с поклоном представился плотно сбитый мужчина, который сидел на скамье, скрестив ноги и спрятав ступни под бедра. Кошечка понимала, что Босю, конечно, не его собственное имя, а название родовой провинции, ставшее прозвищем. — Этот лохматый незаконный сын кривоногого барсука — мой брат, Волосатый Хрен, — продолжал Босю.

Кошечка не рассердилась на грубую шутку: у простых людей это считалось остроумием.

— Откуда вы знаете Гадюку? — спросила она.

— Он же старшина носильщиков, — удивленно ответил Босю.

— Старшину Гадюку знают все, — добавил Волосатый.

— Он поручил нам позаботиться о вас, — снова заговорил старший. — Гадюка ходит в лохмотьях, но сердце у него из парчи.

Кошечка показала концом посоха на заросли высокого бамбука, где ожидала ее Касанэ, и отошла от чайного столика. Братья Босю, смешав фишки, поднялись с мест и отвязали лошадку. Кобыла двинулась за своими хозяевами, и ее копыта гулко застучали по камням тропинки.

Кошечка огляделась, чтобы убедиться, что поблизости никого нет.

— Что Гадюка вам говорил обо мне?

— Мы знаем только то, что говорят другие, почтенный господин, — заговорил Босю. — Слух о дурном деле пролетает тысячу ри, пока хорошая новость выходит за ворота. Старшина Гадюка дал знать тем, кому он доверяет, что вы сын бедного, но достойного воина, прикованного к постели долгой болезнью, и хотите вернуть в дом ценную пару мечей, которые украл у вашего отца злой управляющий. Этот вор бежал в Западную столицу, и его наемники гонятся за вами, чтобы помешать вернуть то, что принадлежит вам по праву.

Касанэ внимательно выслушала эту последнюю версию похождений своей госпожи. Лицо Кошечки осталось бесстрастным, но способности Гадюки к сочинительству произвели на нее впечатление. Знают или нет братья Босю правду о ней, было пока что не ясно.

— Как вам понравился вид с перевала Сатта? — Босю отвязал от седла соломенные конские сандалии и стал обувать лошадку. Это оказалось нелегкой задачей. Кобыла взбрыкивала, беспокойно вертелась на месте, скалила желтые зубы, изгибала шею и хватала хозяина зубами, пока тот завязывал соломенные ремни на ее ногах.

— Значит, это вы бросили на дорогу заградительный камень? — спросила Кошечка. «И привязали к нему скрещенные перья — герб моего отца», — добавила она мысленно.

— Мы заметили, что акулы из Эдо идут вверх по течению, — Босю и Волосатый ухитрялись отвечать на вопросы уклончиво и при этом вели себя как заговорщики, имеющие с Кошечкой общую тайну.

— Сколько вы возьмете за то, чтобы доставить нас в Марико? — спросила Кошечка.

— Поскольку вы наши первые клиенты и нам все равно нужно в ту сторону, мы сделаем для вас скидку на счастье и возьмем только двести медных монет с человека.

— Двести! — Глаза Кошечки сузились, она грозно шевельнула посохом, на который опиралась. — Вы сказали, что уважаемый Гадюка велел вам заботиться обо мне.

— Он не говорил, что мы должны умирать с голоду, заботясь о вас. — Волосатый подвел кобылу к камням, которыми когда-то обложили склоны холма, чтобы оползни не засыпали дорогу. Весело звеня медными колокольчиками, лошадь повернулась к Кошечке и зло взглянула на нее из-под длиной растрепанной челки, белой, как кокон шелкопряда. Кошечка почувствовала, что кто-то дернул ее за рукав.

— Пожалуйста, Хатибэй, поезжай один. Я пойду пешком, — сказала Касанэ.

Кошечка передала свой узел Волосатому и влезла на камень.

— Мы должны использовать эту возможность. Знаешь пословицу: «Стирай одежду, пока водяной черт далеко»? — возразила она и подала Касанэ руку.

Седло оказалось шаткое: две дубовые луки — и между ними две большие, набитые соломой корзины; с каждого бока лошади уместится только один седок. Днища коробов, чтобы связывающие их веревки не резали тело, были покрыты тонкими дешевыми одеялами. Чепрак лошади украшала нанесенная большими черными иероглифами надпись: «Желаем удачи». Судя по виду седла, надпись была очень уместна.

Криками, щелчками и ударами бамбуковой палки Босю сумел удержать кобылу на месте достаточно долго, чтобы Кошечка смогла забраться в ближайшую к ней корзину. Потом он повернул лошадь другим боком, и Касанэ села во второй короб. После этого старший из братьев крепче затянул соломенную веревку, служившую подпругой, и уравновесил корзины, подцепив несколько камней к той, в которой сидела Кошечка. Все сооружение выглядело так, словно готовилось развалиться или соскользнуть под брюхо лошади.

Волосатый привязал узлы Кошечки и Касанэ к крупу кобылы, но свой посох княжна Асано уложила на край короба, чтобы иметь его под рукой. Она уперлась подошвами обутых в сандалии ног в углы корзины и осторожно поворочалась на одеяле, напрасно пытаясь устроить свои лопатки поудобнее.

Босю дернул кобылу за прикрепленную к морде веревку, и та рванулась вперед так резво, что ветер засвистел у беглянок в ушах. Братья, перебрасываясь беззлобными шутками, побежали рядом с лошадкой.

Корзина Кошечки качалась под ритмичное позвякивание медных колокольчиков лошади. Дочь князя Асано снова вспомнила о коварных носильщиках с реки. Мусаси в своей книге «Огонь» говорил о переходе через брод.

«Переход через брод часто случается в жизни, — писал он. — Перейти брод — значит поднять парус, когда твои друзья остаются в безопасной гавани. Это значит определить возможности врага и нанести удар в его слабое место. Если тебе удастся отыскать брод в наилучшем месте, ты можешь отдохнуть».

— Босю, — спросила Кошечка, — ты не знаешь какого-нибудь оружейника на пути отсюда до Марию?