Генералиссимус князь Суворов

30. Итальянская кампания. Треббиа. 1799.

В Турине Суворов, согласно венских предписаний, решил начать осаду цитадели, но помешали непрерывные проливные дожди и потребовалось подвезти из Милана осадные орудия. Была осадная артиллерия и в Турине, но мало. Суворов в Италии держался правила приступать к осаде с сильной артиллерией, подавляя крепости артиллерийским огнём. Были выдвинуты небольшие отряды для наблюдения за горными альпийскими проходами со стороны Савойи и Дофинэ, заняты Пиньероль и Суза, Вукасовичу приказано двинуться к Апеннинам. Швейковский, Секендорф и Алькаини направлены в горы долинами Бормиды, Орбы и Скривии. Эти последние распоряжения остались не исполненными, по изменившимся внезапно обстоятельствам.

Армия эрцгерцога Карла, почти ничего не сделавшая в апреле, немногим больше сделала и в мае. Назначенный при эрцгерцоге в качестве доверенного лица русского Императора, генерал–адъютант граф Толстой доносил, что австрийцы, за сырою погодою, расположены по кантонир–квартирам и эрцгерцог не имеет права ничего предпринять без предварительного согласия гофкригсрата. Уступая Толстому, в начале мая Карл начал наступление на Граубинден. Граф Бельгард двинулся в Граубинден из Энгадина, генерал Готце из Форарльберга, эрцгерцог ограничился на первое время демонстрациями. Когда, при огромном перевесе австрийских сил, Граубинден был занят, эрцгерцог вступил в Швейцарию, чрезвычайно медленно и нерешительно. Обе части его армии теперь соединились, но от этого энергии в её действиях не прибавилось. Произошло сражение; обе стороны понесли огромные потери, особенно австрийцы, при неопределённом результате. Спустя сутки французы отступили, и австрийцы заняли Цюрих. Несмотря на численное превосходство и выгодную стратегическую позицию, они расположились по квартирам.

Бельгард, войдя в Граубинден, стал ожидать приказаний от Суворова, под начальство которого он поступил по заранее утверждённому плану. Получив приказание, он должен был отделить часть сил для атаки Сен–Готарда и с остальными направился к озеру Комо. Нападение произведено успешно. Суворов благодарил командовавшего генерала Гадика за употребление холодного оружия и объявил по армии, чтобы войска поступали всегда таким образом: "Пехота, не занимаясь слишком много перестрелкою, должна бросаться на неприятеля в штыки, а конница с саблями врезываться в ряды пехоты и кавалерии". Суворов поторопился благодарить Гадика: с последовавшим наступлением французов с двух сторон, он потерял голову и только случайно вышел из опасного положения. Суворов ободрил его письмом и поощрял к дальнейшему наступлению, но Гадик не трогался с Сен–Готарда. Суворов рассердился и сделал ему саркастически–резкое замечание. Объясняя, что надлежало преследовать неприятеля и атаковать его с тыла, Суворов говорит: "Хотя неприятеля можно отрезывать лишь с превосходными силами, иначе будешь сам им отрезан, но другое дело атаковать с тыла. Тогда и с малым отрядом можно его отрезать и принудить к сдаче".

Несмотря на бездействие Гадика, французы сами отступили, и австрийцы заняли большую часть малых кантонов, но не воспользовались этим, и главная армия эрцгерцога Карла оставалась в бездействии. Причиной тому были политические соображения Венского кабинета, главное из которых — завладеть Баварией. Император Павел, раздражённый конфискацией в Баварии имений Мальтийского ордена, чуть было не попал на удочку австрийской политики, но поспешность, с которой Баварский курфюрст обещал исправить ошибку, остановила русского Императора от действий против Баварии. Венский кабинет дожидался, когда подойдёт русский корпус Римского–Корсакова, обезоружит баварские войска и передаст Баварию управлению австрийского комиссара, а для замаскирования этой причины приводилась вымышленная, будто русский корпус необходим для укрепления правого фланга австрийцев. Как на этот, так и на другой русский корпус, Ребиндера, Венский кабинет возлагал большие надежды, но беспрестанно изменял свои планы и обращался к Павлу I с противоречащими просьбами. Все лето прошло в дипломатической переписке и переговорах о плане действий, в ущерб действиям. Павел был наконец выведен из терпения и решил, что Корсаков пойдёт в Швейцарию, а Ребиндер в северную Италию.

Отношения между императорскими дворами сделались холоднее. Иначе и не могло быть при несогласимых целях: русский Государь поднял оружие ради идеи, австрийский — с эгоистическими намерениями. По мере успехов Суворова алчность Венского двора увеличивалась, и взоры обращались не только на соседние Пьемонт и Баварию, но и на южную Италию, и даже в Неаполе было различие между русской и австрийской политикой.

Там, в недавно родившейся Парфенопейской республике, кипела кровопролитная война. Как и всюду в Италии, население бывшего Неаполитанского королевства распалось на две партии, но контрибуции, несправедливые налоги, злоупотребления и насилия французов скоро уменьшили число их сторонников. Спокойствие поддерживалось присутствием французских войск, но возмущения скоро перешли в общее восстание. Загорелась народная междоусобная война, полная совершеннейшего варварства: под покровом патриотизма и политических принципов происходили ежечасно и повсеместно зверства, неистовства и ужасы, от которых стынет кровь. Уполномоченный Неаполитанского короля, кардинал Руффо, прибывший с острова Сицилии для руководства инсурекцией и восставшим народом, объединил усилия инсургентов и стал продвигаться вперёд, занимая одну область за другою, но беспощадный, дикий характер войны все таки не изменился.

Король Фердинанд, оставленный союзным и родственным Венским двором, возлагал надежду на русского Императора. Павел I повелел Суворову войти в сношения с Неаполитанским двором и способствовать восстановлению королевской власти. Такие же инструкции были даны адмиралу Ушакову, командовавшему русско–турецким флотом в Средиземном море. Ушаков, занятый на Ионических островах запасом продовольствия и починкою кораблей, только в середине апреля отрядил небольшую эскадру под началом Сорокина. Появление эскадры у неаполитанских берегов произвело смятение, но решающим оказалось русское военное вмешательство, когда Сорокин в начале мая послал отряд из 400 солдат и матросов с 4 пушками, под началом капитан–лейтенанта Бёлле, впоследствии усиленный ещё сотней людей и 6 орудиями. Бёлле соединился с Руффо, по его просьбе стал обучать толпы народной рати и в конце мая двинулся вместе с Руффо к Неаполю, для нанесения окончательного удара Парфенопейской республике.

Командовавший французскими войсками в южной Италии генерал Макдональд должен был двинуться к северу на выручку своих, но запоздал, потому что требовалось время на сосредоточение войск, заготовление продовольствия, обеспечение укреплённых пунктов. Как только началось сосредоточение войск и французы покидали какую–нибудь часть края, там тотчас вспыхивала инсурекция. С неимоверными усилиями Макдональд выступил из Казерты 26 апреля и с величайшими затруднениями шёл к северу, присоединяя к себе по пути все французские войска. Окружённые инсургентами колонны Макдональда следовали по опустошённой стране, терпели крайний недостаток в продовольствии, ежедневно отражали дерзкие нападения банд и только к 14 мая прибыли во Флоренцию, а затем 18 числа в Лукку, где оставались до 29 мая.

Таким образом две французские армии, силою до 55,000 человек, кроме гарнизонов, собрались на южном склоне Апеннинов. Союзная армия превосходила обе французские почти вдвое, но в действующем корпусе не насчитывалось и трети вследствие раздробления союзных сил для прикрытия завоёванного края, осады крепостей и охраны северной Италии, окружённой с трёх сторон неприятелем. Раздробление сил, безопасное против остатков армии Моро, могло обойтись союзникам дорого, если бы Макдональд не задержался в Тоскане, а продолжал наступать к По — тогда передовые австрийские корпуса были бы раздавлены, и Макдональд дошёл бы до Тортоны прежде встречи с главными силами.

Суворов это понимал и принимал меры к обеспечению своего тыла, обратив особое внимание на пиаченцкую цитадель, что потом и оправдалось, как мера проницательная и благоразумная. Сам же он решил преследовать французов в Генуэзскую Ривьеру и отдал уже приказания, как вновь полученные известия заставили его опять изменить план. По слухам, показаниям, даже перехваченным письмам выходило, что Макдональд морем переезжает в Ривьеру и что Моро получил значительные подкрепления, ожидая новых через Бриансон. Присутствие многочисленного французского флота в генуэзской гавани усиливало достоверность известий. Суворов решил, что следует ожидать наступления неприятеля к Турину, и расположил армию так, чтобы можно было в два–три дня сосредоточить к угрожаемому пункту до 30.000 человек. Несколько дней он выжидал в Турине, но получаемые сведения не подкрепляли его предположения. Он решил, что французы будут наступать к Александрии и Тортоне, и надо сосредоточиться к Александрии.

Суворов отправился из Турина 20 мая. К Александрии потянулось все, что можно было тронуть с места, и даже Краю приказано идти туда с частью войск, преимущественно с кавалерией.

В виду важности приближающегося момента Суворов озаботился и по частностям. Генералу Кейму он дал наставление, как продолжать осаду туринской цитадели и вместе с тем оберечь себя от неприятеля со стороны Савойи и Дофинэ; указал, где строить и возобновить укрепления, сколько заготовить запасов для войск и для жителей и проч. Бельгарду, который шёл к Александрии, приказано устроить мосты на реках Бормиде и Танаро, чтобы армия могла свободно маневрировать. Валенцу выбрал главным опорным и складочным пунктом, велел укрепить её. Приказал проводить работы по прикрытию переправы у Мецано–Корти и предместий крепостей, готовить к обороне Павию, Пиаченцу и другие пункты; ускорить развозку из туринского арсенала орудий, снарядов, пороха.

Багратиону он пишет, что войска Бельгарда придут под Александрию из Тироля "не обученные, чуждые действия штыка и сабли". "Ваше сиятельство, как прибудете к Асти, повидайтесь со мною и отправьтесь немедля к Александрии, где вы таинство побиения неприятеля холодным ружьём Бельгардовым войскам откроете и их к сей победительной атаке прилежно направите. Для обучения всех частей довольно двух и трёх раз, а коли время будет, могут больше сами учиться. А от ретирад отучите. Наблюдите сие крепко и над российскими". Бельгарду, человеку новому, Суворов начинает предписание словами, что "деятельность есть важнейшее из всех достоинств воинских", почему надлежит, как только возможно, спешить походом к Александрии. Зная нераспорядительность австрийского интендантства, Суворов пишет: "Чтобы подкреплять войска, можете вы безденежно брать у обывателей вино и мясо. Идти им тем порядком, какой у меня давно заведён, а именно: кашевары с мясом и котлами во вьюках выступают в 12 часов ночи вперёд, на 2 мили (у меня весь суточный переход от 4 до 5 миль); кашевары располагаются и варят. Войска поднимаются в 3 часа ночи, идут милю, отдыхают один час, потом опять подымаются и идут милю, с час отдыхают, идут опять одну милю и приходят к своим котлам; кушанье готово, вино там, ни одного усталого! Поев, отдыхают до 4 часов по пополудни, потом опять поднимаются и идут одну милю, так что в 9 часов вечера приходят в лагерь. Все вьючные лошади с палатками были уже отправлены наперёд в полдень; палатки поставлены, солдат подоспел и ложится отдыхать до 3 часов следующего утра, а там снова поход". "Спешите, ваше сиятельство, деньги дороги, жизнь человеческая ещё дороже, а время дороже всего".

30 мая войска двинулись с разных сторон к Александрии, и 1 июня там сосредоточилось до 34,000 человек. Русские войска, выступившие из Турина, сделали в сутки 50 вёрст по дорогам, совершенно испорченным от проливных дождей; колонну сопровождал лишь самый необходимый, лёгкий обоз. Суворов объявил им благодарность в приказе по армии. Ожидалось ещё 15000 человек, но австрийское провиантское управление, привыкшее распоряжаться заблаговременно и не допускавшее внезапности, объявило невозможным продовольствовать такую массу войск. Пришлось 2 июня вечером отсылать русские войска назад к Асти. Но 3 июня, собираясь выступить с ночлега на полпути, Розенберг получил от Суворова приказ, — идти на соединение с ним, потому что "Французы, как пчелы, почти из всех мест роятся к Мантуе".

Вечером 2‑го оказалось, что все донесения о французах ложны. Макдональд не плыл морем к Генуе, Моро не получал подкреплений, кроме одного батальона, наступление его к Александрии и Тортоне было пустым слухом. Заметив внимание Суворова к вестям, Моро воспользовался этим и сам распустил слухи, подкрепив их движениями войск, нападениями на аванпосты союзников и т. п. Суворов попал в ловушку, и сначала не поверил смутным вестям о движении Макдональда вперёд, к Модене и Реджио. Но 2‑го вечером получил донесение, что граф Гогенцолерн с передовым отрядом 1 числа атакован большими силами при Модене и отброшен к Мантуе.

Суворов пишет, что новости сменяются ежеминутно, шпионы двойные, и служат обеим сторонам, и не станут рисковать из–за получения верных сведений. "Надо действовать по указаниям своего собственного разума, если не хочешь впасть в сомнамбулизм".

Макдональд мог напасть на Края, освободить Мантую, разбить несколько разбросанных корпусов и наделать больших бед, будучи подпущен слишком близко.

Суворов не потерял ни часа, хотя под Александрией сосредоточились не все войска и ему пришлось выставить меньшие силы. Из–за отсутствия переправ приходилось изменять маршруты: войска, несмотря на палящий зной, сделали переход в 45 вёрст, потеряв сутки из–за неготового моста.

К вечеру 31 мая Макдональд спустился с Апеннин на позицию от Болоньи до Веццано. На следующий день он атаковал передовой отряд Гогенцолерна и нанёс поражение, взяв свыше 1,500 пленных, 3 знамени и 8 орудий. Макдональд был ранен. Он продолжал наступление, и 5 июня дивизия Отта имела с ним жаркое дело у Пиаченцы. Отт отступил к С. — Джиовани.

Суворов приказал Меласу с частью войск идти на помощь Отту, следом выступила вся армия. У Страделлы войска в 10 утра стали на отдых, но от Отта пришли вести: неприятель решил уничтожить австрийцев прежде, чем подойдёт подмога. Суворов поскакал туда, захватив казачьи полки из авангарда и Багратиона, который сдал начальство над авангардом великому князю.

Неприятель успел перейти р. Тидону. Войска Отта в расстройстве отступали к С. — Джиовани, когда подошёл Мелас. Отт остановился и, пользуясь пересечённой местностью, успешно отбивал атаки. Но в 3 часа дня французы повели атаку с фронта и послали в обход правого фланга Домбровского с поляками. Австрийская батарея из 8 орудий была захвачена.

В этот момент показалось облако пыли, и на поле явился Суворов с 4 казачьими полками. Он поспел вовремя: несколько дней спустя Мелас со слезами говорил Милорадовичу, что обязан спасением быстрому прибытию русских. Собственно, не русских, а Суворова: русских было так мало, что на стороне французов оставался большой численный перевес.

Вскакав на возвышение, Суворов окинул долгим взглядом поле боя. Два казачьи полка, не переведя дух, полетели вправо, во фланг Домбровскому, а против его фронта посланы драгуны; другие два казачьи полка понеслись под началом Горчакова к правому флангу французов. Войска Макдональда увидели казаков впервые. Наступление французов задержалось, а поляки приведены в замешательство. Успех был минутный, но в таких случаях дорога каждая минута: на дороге показалась голова русского авангарда. Великий князь не медлил: под палящим зноем пехота не шла, а бежала; колонна сильно растянулась, люди выбились из сил, падали рядами и многие из упавших уже не вставали. Но остальные продолжали идти на выстрелы, и скоро голова колонны подошла к полю сражения. То были храбрые из храбрых, люди, крепкие не столько телом, сколько духом, на них всегда и рассчитывал Суворов, поставляя правилом, что "голова хвоста не ждёт".

Войска строились против флангов неприятеля, но полки и батальоны были очень слабы. Горчакову приказано ударить в правое крыло, Отту атаковать центр, Багратиону левый фланг — всем одновременно, не теряя времени на перестрелку. Багратион подошёл к Суворову и вполголоса просил повременить, пока прибудет хоть часть отставших, потому что в ротах нет и по 40 человек. Суворов отвечал ему на ухо: "А у Макдональда нет и по 20; атакуй с Богом". Линия ударила дружно, с музыкой и барабанным боем, русские с песнями. Местность была чрезвычайно пересечённая, что усиливало губительность огня французов, которые не ограничивались пальбой, а переходили к штыковым атакам. Они держались упорно, но Суворов разъезжал по фронту и повторял: "Вперёд, вперёд, коли!" Союзники двигались неравномерно, впереди был Багратион. Он валил Домбровского с фронта, казаки налетали с фланга и тыла, врывались в каре, кололи, рубили. Несколько польских батальонов были рассеяны, подошедшая на помощь французская полубригада сбита, левое крыло опрокинуто за р. Тидону. Правое крыло из войск Виктора и Сальма держалось, но отступление Домбровского заставило и его ретироваться, чтобы не быть отрезанным. В это время кавалерия Багратиона, прогнав поляков, повернула вдоль позиции во фланг отступавшему Виктору. Французы построили каре, но каре были разорваны, рассеяны, и французы с большим трудом и потерями собрались по ту сторону Тидоны.

К 9 вечера дело было кончено, преследование не велось: можно понять, до какой степени были утомлены союзники. К тому же, искрещенная канавами и заборами местность ещё более увеличивала их усталость: целые эскадроны спешивались и вели лошадей в поводу или вытаскивали их из канав. К концу боя начали подходить войска главной колонны, но они были измучены переходом. Со всеми подкреплениями победители имели 14–15,000 человек, т. е. на 3–4,000 меньше французов.

Макдональд рассчитывал раздавить Отта, а наткнулся на Суворова, которого полагал в нескольких днях перехода. Французы отступили к р. Треббии, вёрст за 7 от Тидоны. Макдональд не имел ещё всех своих войск: Оливье и Монришар были в переходе. С их прибытием французы усиливались в полтора раза; сверх того Макдональд надеялся на содействие Моро. Поэтому он решил следующий день выждать и атаковать 8‑го. Но Суворов решил наступать с утра, хотя подошли не все войска. Ночью сделаны все распоряжения; послан приказ отдельному отряду Чубарова спешить на соединение с армией, разосланы офицеры собирать на дороге отставших, велено в тылу у Парпанезе строить мост через По, чтобы войска Края могли пройти к армии. Мост этот нужен был и потому, что в случае неуспеха отступить назад к Александрии было нельзя, ибо союзников встретил бы Моро, который, по слухам, двигался туда.

Суворов дал диспозицию с маршрутами до Нуры, на 30 вёрст вперёд; разослал наставление войскам, в котором об отступлении не было помина. Чтобы одушевить австрийцев, отданы пароль и лозунг Терезия и Колин, в воспоминание победы при Колине, одержанной австрийцами в Семилетнюю войну. План заключался в ударе по левому флангу: так перерезалось сообщение Макдональда с Моро и пути отступления, а при наибольшем успехе французы могли быть припёрты к р. По. Суворов предписал строиться войскам в две линии, на 300 шагов дистанции, и правый фланг выдвинул уступом вперёд, по образцу боевого порядка Фридриха Великого.

Начало действий было назначено в 7 утра, но по крайнему утомлению войск отложено до 10. К утру 7 июня под ружьём состояло до 22,000 человек, войска продолжали подходить и их вводили в дело по мере прибытия. Войска двинулись 3 колоннами: правая из авангарда Багратиона, дивизии Швейковского и двух австрийских драгунских полков, при ней Суворов и великий князь. Среднюю колонну составляли русская дивизия Ферстера, казачий и австрийский драгунский полки, левую — австрийская дивизия Отта, резерв — австрийская дивизия Фрелиха. Двумя первыми колоннами командовал Розенбергу, а третьей и резервом — Мелас, хотя резерв должен был быть за средней колонной. Из–за этого потом вышла путаница.

Реки Тидона, Треббия и Нура текут почти параллельно и впадают в По. Из них одна Треббия широка (до 1000 шагов), но небольшой глубины и, подобно двум другим, переходима вброд. Местность сильно пересечённая: канавы, реки, плотины, изгороди, виноградники. Войска двигались очень тихо; только во втором часу Багратион был вблизи неприятеля. Суворов велел авангарду передохнуть, так как солнце жгло беспощадно, затем разослал в колонны приказание — начать атаку одновременно, и повёл войска Багратиона вперёд. Дивизия Домбровского была атакована так же, как накануне, но оборонялась упорнее. Это были горячие патриоты, эмигрировавшие из своего отечества и ненавидевшие Суворова и русских вдвойне. Они дрались отчаянно, в рукопашных схватках действовали не только штыками, но и прикладами, и отстаивали каждый шаг с замечательной храбростью. Русские всё–таки одолели. Домбровский отступил с большой потерей. Один польский батальон, вздумавший атаковать русских с тыла, был отрезан и вынужден сложить оружие. Французы прислали сильную подмогу, которая могла отрезать войска Багратиона и уничтожить их, но она была отбита Швейковским и Розенбергом.

Средняя и левая колонны также имели успех, особенно последняя, так как Мелас вопреки диспозиции удержал у себя резерв Фрелиха, хотя имел против себя слабую французскую бригаду. Из–за этого правое крыло было лишено поддержки и с 11 батальонами вынесло на себе всю тяжесть боя. Французы, отброшенные за Треббию, удержались на её берегу и благодаря Монришару и Оливье вновь получили перевес в силах.

Спускалась темнота; перестрелка, исподволь стихая, прекратилась. Запылали костры по обоим берегам Треббии, которая разделяла неприятелей, измождённые усталостью войска готовились отдохнуть и подкрепиться. Вдруг на левом фланге союзников, со стороны р. По, послышались выстрелы и перешли в гул горячей пальбы. Три французских батальона без приказания пересекали реку. Австрийцы их встретили, подоспела с обеих сторон конница, и в широком, но мелком русле реки завязался бой, а с берегов грохотала артиллерия. Картина этого боя в воде, при лунном свете, была живописна, но кровопролитие произошло большое и совершенно бесполезное: атаковали и стреляли не различая своих от чужих, артиллерия била по ком попало, и только к 11 часам ночи удалось прекратить эту кровавую сумятицу. Да ещё Розенберг, увлёкшись, перешёл Треббию с несколькими батальонами и заплутал в темноте. Опасаясь наткнуться на французов, он остановился в тылу неприятеля, за левым флангом, построил общее каре и дал людям несколько часов отдыха, соблюдая тишину. Розенберг находился в положении очень опасном, но вместе с тем и выгодном, если бы сумел воспользоваться. Не зная местности, перед рассветом он возвратился на левый берег Треббии, и даже не был замечен неприятелем.

Суворов перемен в диспозиции на завтра не сделал, войска должны были наступать по прежним направлениям. Меласу подтверждено отправить к средней колонне дивизию Фрелиха и прибавить к этому резерву 10 эскадронов кавалерии. Удивительно, с какой снисходительностью отнёсся Суворов к ослушанию Меласа, между тем как, может быть именно из–за него, предстоял на утро новый бой.

Макдональд, будучи сильнее союзников, ещё надеялся, что Моро пособит ему, зайдя им в тыл, а Лапойп с лигурийским легионом, выйдя из Апеннин в Боббио, ударит им во фланг. Он рассчитывал, что это произойдёт не позже 9‑го. Поэтому он назначил по диспозиции общее наступление, с обходом обоих флангов союзной армии. Правое крыло его армии составляли войска Ватрена и Сальма, в центре находились Оливье и Монришар, на левом крыле Виктор, Руска и Домбровский; резерва не было.

Около 10 часов войска стали строиться. Французы тронулись раньше и стали переходить реку колоннами на больших интервалах, которые заполнялись конницей и развёрнутыми батальонами, оставшимися на своём берегу для содействия наступающим ружейным огнём. Левый фланг завладел на Треббии Ривальтой, и Домбровский двинулся по высотам в обход.

Суворов приказал Багратиону идти против поляков, принимая вправо, и послал сказать Розенбергу, чтобы он все внимание обратил на правый фланг. Багратион смело ударил в штыки, охватив поляков справа и слева конницей. После упорного боя поляки были опрокинуты и едва спаслись за Треббию. Но вследствие движения Багратиона вправо, на встречу Домбровскому, образовался на позиции пустой промежуток, примерно в версту. Виктор и Руска, пользуясь этим и своим перевесом, повели атаку на дивизию Швейковского. Русские стали сдавать назад. Французы напирали и не давали опомниться, сменяя одну атаку другою. Происходило настоящее Суворовское отступление: русские войска, не знакомые с ретирадами, отстаивали каждую пядь земли, переходили в наступление, бросались в штыки, встречали неприятеля огнём чуть не в упор. Один гренадерский полк был охвачен неприятелем со всех сторон; повернув заднюю шеренгу лицом к нападающим, он отстреливался и с фронта, и с тыла одновременно. Французы не могли ничего с ним сделать; он спас себя сам, благодаря своей неустрашимости и Суворовской закалке.

Бой пяти батальонов против пятнадцати был слишком неровен, и истомлённые войска едва держались. Розенберг поскакал к Суворову; изнеможённый от зноя, лежал он на земле, в одной рубашке, прислонившись к огромному камню. Вслед за Розенбергом приехал и Багратион. Розенберг доложил, что его войска не в состоянии больше держаться, и надо перейти в полное отступление. "Попробуйте сдвинуть этот камень", сказал ему Суворов: "Не можете? Ну, так в той же мере и отступление невозможно. Извольте держаться крепко, и ни шагу назад". Розенберг поехал к своим, а Суворов приказал Меласу усилить настойчивость (вероятно, чтобы оттянуть силы французов) и потом обратился к Багратиону. Багратион объяснил, что поляки отброшены, но у русских убыль дошла до половины, ружья плохо стреляют от пороховой грязи и люди измучены до неспособности к дальнейшему бою. — "Не хорошо, князь Пётр", сказал Суворов и крикнул: "Лошадь!" Ему подали коня, он как был, в рубашке, держа за рукав перекинутый через плечо полотняный китель, поскакал вправо.

Подъехав к войскам Розенберга, Суворов направился к одному из отступавших батальонов и стал кричать: "Заманивайте, ребята, заманивайте, шибче, бегом!", сам же ехал впереди отступавших. Сделав шагов сто, он скомандовал: "Стой!", и поворотил батальон против неприятеля, а артиллерии приказал усилить огонь. Солдаты ободрились, Суворов поскакал дальше, к войскам Багратиона. Едва войска увидели его, как разом оживились. С барабанным боем бросились они влево, на помощь Швейковскому и Розенбергу, и явились в тылу Виктора и Руска. Французы сочли эти войска за свежие, вновь прибывшие, и поспешно отступили, причём две полубригады их сильно пострадали. Резерва не было, подкрепить отступавших было некому, кроме Домбровского, но поляки, расстроенные вконец и деморализованные трёхдневными поражениями, не в состоянии были снова вступить в бой и оставались на правом берегу Треббии в бездействии. Виктор и Руска были отброшены за реку.

Если, несмотря на геройство и необыкновенные усилия войск Багратиона и Швейковского, они не одержали в этот день решительного успеха над неприятелем и ограничились его отражением, то единственно потому, что лишены были резерва: Мелас опять задержал его у себя. Не смея ослушаться, он исполнил приказание отчасти, отправив вправо кавалерию Лихтенштейна, но удержав пехоту Фрелиха. Он собрал военный совет, который постановил, что левая колонна наступать не может и должна обороняться.

Когда Лихтенштейн двинулся к правому флангу, французы наступали по всей линии и одной колонной обходили левый фланг союзников. Особенно грозное положение было против центральной дивизии. Ферстер встретил неприятельскую колонну штыковой атакой; в этот же момент подошёл Лихтенштейн и лихо атаковал французов во фланг. Прискакал сюда и Суворов; летая по рядам войск Ферстера, он направлял бой и все командовал "Вперёд!" Атакованный с фронта и правого фланга пехотой, драгунами и казаками, Монришар перешёл в отступление, которое скоро превратилось в бегство, так что французы едва остановились за Треббией. Почти к такой же развязке привела встреча Меласа с Оливье, который повёл из центра атаку на австрийцев правого фланга. Сначала французы поставили противников в опасное положение, но Лихтенштейн, покончив с Монришаром, примчался к Меласу, ударил французам в левый фланг, опрокинул их конницу и врубился в пехоту. Войска Меласа перешли в наступление; гоня французов, они спустились в реку и дошли до её половины, но были остановлены сильным огнём с того берега. В свою очередь французы пустились в реку за австрийцами, но также были отбиты огнём. Отступление за Треббию войск Оливье заставило ретироваться и колонну Ватрена, посланную в обход Меласа, что она исполнила не без потери, так как зашла довольно далеко.

Таков был результат сражения 8 июня к 6 вечера. Суворов хотел продолжать наступление за Треббию, но войска дошли до изнеможения, и он отложил атаку назавтра.

Цепи аванпостов протянулись по обоим берегам По; грохот батарей продолжался некоторое время, но с темнотой все стихло. Войска расположились на покой. Суворов, три дня боя почти не слезавший с коня, отправился с великим князем на ночлег. Скоро собрались к нему главные генералы. Суворов встретил их весело, поздравил с "третьей победой" и поручил передать благодарность храбрым войскам. Но троекратно побитые французы не бежали, и Суворов приказал войскам готовиться к раннему утру для атаки.

Макдональд собрал в Пиаченце военный совет. Он получил неутешительные сведения: многие полки пришли в совершенное расстройство, убыль людей громадная, кавалерия истреблена почти наполовину. Поляков из 2,000 осталось всего 300. Некоторые полубригады потеряли по 40 офицеров, много ранено генералов. Артиллерийские заряды на исходе. Войска пали духом. Генералы заявили в один голос, что продолжать бой считают невозможным. Между тем об армии Моро не было никаких известий, также и о появлении Лапойпа на правом фланге Суворова. Зато, по распоряжению Суворова, австрийские отряды, усиленные частями Края, уже находились у французов в тылу и захватили Модену, Реджио, Парму. Макдональд приказал отступать тремя колоннами по разным направлениям, а на берегу Треббии оставить часть кавалерии, чтобы поддерживать бивачные огни и обмануть союзников.

Утром Суворов приказал преследовать неприятеля, направив Меласа на Понте–Нуру, а Розенберга с русскими войсками на С-Джорджио, послав в авангарде три батальона Чубарова, прибывшие вечером. Приказано: "Сильно бить, гнать и истреблять неприятеля холодным ружьём, но покоряющимся давать пардон". Даны распоряжения на случай появления французов на фланге или в тылу. Суворов полагал, что неприятель недалёко или что он прибегнет к каким–нибудь военным хитростям, но не знал о бедственном состоянии французов.

Союзники тронулись в 4 утра; часа через три Мелас занял Пиаченцу и нашёл там больше 7,500 больных и раненых, в том числе 4 генералов. Здесь он вновь ослушался Суворова, и по требованиям гофкригсрата и венских инструкций занялся распоряжениями по внутренней службе. Преследование было остановлено, а потом возобновилось одной дивизией Отта, который дал спокойно отступить неприятельскому арьергарду.

Русская колонна с Суворовым настигла французов верстах в 20 за Треббией и отбросила их за Нуру. Тут, у С. — Джорджио, Виктор занял позицию. Суворов атаковал с фронта и флангов. Виктор стал отступать, но запоздал. Русские успели охватить его арьергард с флангов. Большая часть французских войск рассеялась, а славная 17 полубригада, известная всей французской армии, сложила оружие. Русская колонна шла ещё несколько вёрст, а передовые войска преследовали неприятеля почти всю ночь. Он отступал поспешно, почти бежал.

Суворов решил, что большего требовать нельзя и надо дать людям отдых. Перехваченное письмо Макдональда к Моро и отбитая переписка Виктора убедили его, что вред, нанесённый французам, слишком велик, чтобы мог быть скоро исправлен. "Макдональд более чем разбит", писал он Краю и приказал продолжать преследование дивизией Отта. Отта сначала задержала внезапная прибыль воды в р. Таро, потом он потерял почти целый батальон, взятый французами в плен, остановился у Рубиера и послал за неприятелем лишь партии лёгкой конницы. Такова была победа на Треббии, в тех местах, где за 218 лет до нашей эры Анибал разбил наголову Римлян. Суворов очень гордился этим совпадением, говорил о нем, и обратился к одному австрийскому генералу с вопросом, отчего Анибал не пошёл с Треббии прямо к Риму. Тот отвечал, что вероятно и в Карфагене был гофкригсрат.

Число союзников не доходила до 30,000 человек. Русские и австрийцы участвовали в сражении приблизительно в равном числе, и потери были одинаковы, в общем итоге до 5,500 – 6,000 человек убитыми, ранеными и пленными. В числе раненых и контуженных были Повало–Швейковский и Багратион; под Розенбергом ранено три лошади.

Армия Макдональда имела в своих рядах 33–35,000 человек, из них только в пиаченцком госпитале оказалось больше 7,500. Суворов определяет их число в 12,268 человек с 4 генералами и 8 полковниками. Убитых не могло быть меньше 2,500–3,000, следовательно минимум их общей потери 15,000. Трофеи: 6 пушек, 7 знамён и большой обоз. Попали в плен ранеными два дивизионных генерала, Оливье и Руска.

Суворов представил длинный список отличившихся, и Государь утвердил его целиком; получил награду даже русский посол в Вене. Всем полкам корпуса Розенберга пожалован гренадерский марш. Нижние чины получили по рублю на человека, сверх того Суворову выслано для раздачи по его усмотрению 1000 знаков отличия. Никто не был забыт, даже фельдъегеря, им дано по 100 рублей. Суворову пожалован портрет Государя, оправленный в бриллианты, при рескрипте: "Портрет мой на груди вашей да изъявит всем и каждому признательность Государя к великим делам своего подданного. Им же прославляется царствование наше". Павел почтил Суворова другим рескриптом: "Поздравляю вас вашими же словами — слава Богу, слава вам". Ростопчин писал ему: "Воин непобедимый, спешу уведомить вас, сколь Государь обрадован победами вашими и как мы все, честные люди, в углу церкви молим Господа о сохранении героя российского на славу отечества и жизнь бесконечную". Историк Суворова, Антинг, пожелал быть свидетелем продолжения подвигов своего героя и их летописцем, с разрешения Государя отправился в Италию и привёз от Хвостова письмо. Хвостов сообщал, что Государь "неописанно доволен", по случаю побед беспрестанные праздники, за молебнами всегда возглашается победительному вождю многолетие, что и он, Хвостов, не обойдён, а пожалован обер–прокурором синода. Государь ожидает с нетерпением подробной реляции, ибо "сие дело здесь много гремит; в подобных случаях не надо скупиться на курьеров".

В Австрии весть о победе на Треббии приняли с восторгом, но двор был сдержан, и император Франц не расщедрился. Известие о поражении французов должно было иметь здесь двойную цену, так как перед тем получено донесение о разбитии Гогенцолерна и с замиранием сердца ожидалась весть о последующих действиях

Во Франции давно были недовольны правительством, и 7 июня произошёл переворот, изменивший состав директории. Затем получено известие о погроме на Треббии, которое потрясло всю страну. Обвиняемые в поражении генералы потребованы к ответу в Париж, законодательные советы выступили с предложением чрезвычайных способов для спасения отечества от опасности.

Однако в военной литературе Суворовская победа на Треббии нашла мало справедливых ценителей. С видимой неохотой отдавали должное его необыкновенно быстрому маршу и замечательной точности комбинации в сосредоточении войск, но как бы в собственное утешение выдвигали соображения, уменьшающие и чуть не уничтожающие достоинство операции. Одни указывали, что соединению Макдональда с Моро препятствовала помощь эрцгерцога Карла, другие — что усилия Суворова разбились о мужество французских войск и искусное движение Моро из Апеннинов заставило его бросить неоконченное дело и довольствоваться полууспехом.

Самые странные обвинения исходили от австрийцев: выходит, что Суворов поставил армию на Треббии в опасное положение между Макдональдом и Моро, и его упорство в продолжение трёхдневного боя порождено необходимостью выйти из этого положения. Эти строгие судьи говорили, что решимость Суворова употребить последние, страшные усилия для боя на четвёртый день была прямым следствием отчаяния, так как для него иного выхода не было, и оставалось во что бы то ни стало опрокинуть одного противника, прежде чем другой атакует его с тыла. Короче говоря, Суворова и его армию спасло "добровольное" отступление Макдональда. Тут дело уже не в угле зрения, а в корне понятий.

Оба противника не имели друг к другу национальной ненависти, но оба они привыкли быть победителями многие годы. Встреча их в большой битве приобретала особый оттенок: поражение не оправдывалось случайностью, а было стыдом, ущербом военной чести. Оттого, может статься, русские и французы дрались на Треббии с таким напряжением.

Австрийцы держались совсем другой военной теории, а потому боевые особенности Суворова казались им ненормальными. А если прибавить зависть и национальное чувство, так как ничего подобного кампании 1799 года у них не было, ни до, ни после, то этим легко объяснить отзывы австрийцев о Суворове.

В Пиаченце несколько русских офицеров обобрали в госпитале раненого французского генерала Сальма. Получив жалобу, Суворов приказал разжаловать виновных в рядовые и потом некоторых из них наказать палками.

Суворов дошёл 10 июня до Фиоренцола на р. Арде и стал на днёвку. Здесь он получил донесение о покушении неприятеля на его фланг и тыл во время сражения на Треббии. Моро послал по долине Треббии генерала Лапойпа с 3,000‑ным лигурийским легионом. Тот дошёл 5 июня до Боббио и отсюда мог напасть во фланг и в тыл союзникам, но не решился, простояв три дня в бездействии. Потом он двинулся к Нуре, но узнав, что русские уже там, а французы отступили, вернулся к Боббио. Узнав об этом 10 числа, Суворов послал отряды для прикрытия обозов и взятия Боббио, так что Лапойп нашёл этот пункт в руках неприятеля. Он вздумал было атаковать слабый русский отряд, но был им разбит наголову, потерял больше 100 пленных и бежал тропинками в горы.

Моро начал наступление тоже 5 числа, но к Александрии. Двигался он медленно, чтобы задержать Суворова у Александрии и дать Макдональду время появиться в тылу союзников. Велико было его изумление, когда он узнал, что Суворова давно там нет. Он все таки решил наступать через Нови и Тортону, дабы атаковать Суворова в тыл. А так как слева, под Александрией, стоял Бельгард, то французский главнокомандующий решил устранить предварительно это препятствие. 9 июня произошло жаркое дело при Касино–Гроссо. Силы были неравные: у Моро около 14,000 человек, у Бельгарда вдвое меньше. Сначала австрийцы имели успех, но потом французы одолели, и Бельгард был сильно побит, потеряв убитыми, ранеными и пленными немногим меньше трети корпуса. Он отступил в порядке за Бормиду и укрепился на новой позиции. Моро, получив весть о сражении на Треббии, решил не идти навстречу Суворову или вторично атаковать успевшего укрепиться Бельгарда, а ограничился демонстрациями, чтобы отвлечь Суворова от преследования и истребления армии Макдональда. Союзная армия направилась против Моро не из боязни Суворова за тыл, а потому что разбитие Моро было бы гораздо лучшим довершением победы, чем преследование вконец расстроенной армии Макдональда. Суворов оповестил Бельгарда, что выступает обратно, дабы вместе с ним "угостить Моро", но тронулся в путь на другой день, 12‑го. Несмотря на жару, движение было исполнено как рассчитано, и утром 15‑го назначена совместная атака Суворова и Бельгарда на Моро. Но француз счёл благоразумным отступить в Апеннины.

Пока Суворов шёл навстречу новому противнику, Отт преследовал Макдональда или, вернее сказать, следил за его отступавшими войсками. Французы двигались быстро; отряды, посланные им в тыл Краем, были слабы и не представляли серьёзного препятствия ретираде. Войска Отта заняли Болонью, затем форт Урбано — последний укреплённый пункт Цисальпийской республики. Суворов, по предложению Отта, велел вывезти из форта все запасы, а укрепления срыть и подорвать, но австрийский император отменил распоряжение, имея на то "особые причины". В действительности никаких особых причин не было, а существовала одна общая, руководившая австрийскою политикой, которой непонятливый Суворов не хотел уразуметь. Этим и кончились действия Отта, так как значительная часть его войск понадобилась для осады Мантуи. Он стал в Парме, Модене и Реджио, а за неприятелем послал лёгкие конные партии. Макдональд для спасения остатков армии повёл её морским берегом к Генуе. С большим трудом и риском он исполнил это: пехота шла по горным тропам, артиллерию и тяжести перевезли морем. Английский флот был в то время далеко, а на сухом пути союзники прекратили преследование — вот причина тому, что французы выбрались из Тосканы беспрепятственно. В тылу их, прежде их отбытия, поднялись народные восстания и скоро обратились в общее движение всей страны, даже без помощи союзников. Сенат восстановил прежнее правительство и послал депутатов в Вену.

Суворов находился в Александрии. Он возвратился сюда через 10 дней по выступлении навстречу Макдональду. В эти десять дней форсированных маршей, чередовавшихся с упорными боями, его военное дарование проявилось во всем своём блеске. Как бы для полноты его торжества, союзники после короткого, но упорного сопротивления завладели туринской цитаделью. Комендант и все чины штаба сдались в плен; гарнизон в 3,000 человек отпущен на честное слово не служить против союзников впредь до размена. Взято 562 орудия, 40,000 ружей, столько же пудов пороха. Казалось, не далёк был и конец Итальянской кампании, но на деле вышло не так.