Жребий изгоев

Глава 2. Шепель. 1. Червонная Русь. Волынь. Река Турья. Осень 1065 года, руян

Ветер смешно ерошил речную гладь, ломая солнечные блики на острых гребешках волн. Деснив задумчиво сплюнул за борт, проводил взглядом расплывающийся плевок.

– Нельзя так, – осуждающе бросил мальчишка-зуёк, проходя мимо.

– Как – так? – не понял вой.

– За борт плевать нельзя, – пояснил мальчишка, остановясь. – Водяной рассердится.

Деснив чуть смутился, но тут постарался спрятать смущение за шуткой.

– Ты поучи меня ещё, щеня глупое, – и сделал движение, словно хотел дотянуться до зуйка рукой. Мальчишка с хохотом отскочил.

– Велко! – резко окликнул его кормчий с кормовой палубы, и зуёк тут же резво порысил к нему.

Деснив проводил его взглядом и поворотился к неспешно текущему мимо берегу.

Дёрнула ж его нелёгкая пойти в охрану к купцам! Ведь звал его к себе воевода гридень Тука, так нет – за пенязями погнался. Ещё страны дальние повидать хотелось. Кто ж знал, что тут такая скука? Стран дальних тут не увидишь (хозяин, Ждан Хотенович только по Днепру, Припяти да Десне и ходит), а вот от дома отобьёшься как раз. Вестимо, иные и этого-то не видят, всю жизнь одним своим двором сыты.

Где-то в глубине леса над верхушками деревьев вставали столбами дымы. И пахло гарью – нехорошо пахло. Дым от костров так не пахнет, и пожар лесной – тоже. Деревня горела, не иначе.

Кто-то неслышно подошёл сзади. Деснив покосился назад – за плечом стоял кормчий.

– Чего там горит – не ведаешь? – лениво спросил вой, кивая в сторону дымов.

– Хрен его знает, – кормчий пожал плечами и точно так же, как и Деснив, сплюнув за борт, проследил за плевком. – Может, деревня. А может и лес.

– А водяной как же? – не замедлил съехидничать Деснив.

– Чего – водяной? – не понял кормчий.

– Зуёк твой сказал – плевать за борт нельзя, водяной рассердится.

– А как же, – хладнокровно согласился кормчий, зевая. – Вестимо, рассердится.

– Ты ж плюёшь?

– Я?! – удивился кормчий. – Где ты это видел?

– А, – махнул рукой вой, снова отворачиваясь. А кормчий вдруг громогласно зыкнул прямо у него над ухом так, что Деснив аж присел:

– К берегу держи!

– Тьфу на тебя, оглушил, – засмеялся Деснив. – Зачем к берегу-то?

– Солнце скоро сядет, – спокойно ответил кормчий. – А тут место для ночёвки удобное.

Костёр уютно потрескивал, стрелял искрами а то и целыми лоскутами пламени, разрывая ночь. Спину сильно грело – Деснив сидел к костру спиной – а вот лицо, наоборот, щипал ночной холодок. С реки тянуло сыростью, и вой с невольной завистью подумал об остальных воях, которые мирно спали сейчас в лодье.

Короткий шорох был слышен даже сквозь треск костра. Деснив настороженно поднял голову, нашарил под рядном лук. Завязать тетиву, коль что, дело пары мгновений.

Шорох, меж тем стал непрерывным, приближался. Деснив прислушался – кто-то шел. Неверными шагами шуршал по траве, трещал сухими ветками, шуршал прошлогодней листвой.

Пьяный? Или больной? Раненый?

Деснив здраво рассудил, что лук не то что завязывать – даже доставать не стоит. Дождался, пока шаги не стали отчётливо слышны и окликнул:

– Кто идёт?

– Я иду, – хрипло отозвались из темноты, она расступилась, и Деснив увидел идущего.

Не очень высокий и не сказать, чтоб плотный парень, почти мальчишка. Но уже – опоясанный вой! Голова обрита наголо, чупрун висит на правом ухе, меч на поясе. Стегач разорван, рубаха – тоже, побурела от крови и грязи на правом плече. Едино только и есть целого – штаны. Но и те изгвазданы грязью до изумления.

– Мир на стану, – всё так же хрипло пробормотал он приветствие.

– И тебе поздорову, – усмехнулся Деснив, беззастенчиво его оглядывая. – Хорош. Присядь к огню, что ль.

– Попить бы мне, – выдавил заброда, не то что садясь – падая у костра. В прорехе разорванной рубахи мелькнула серебряная цепочка с громовым колесом. Язычник.

Пил жадно, проливая на рубаху поданный воем квас. Опружил туес, довольно крякнул:

– Хорош квасок. С хреном, а?

– Ага, – кивнул Деснив. – И с тёртыми орехами.

– Хороший, – повторил заброда, с трудом приподымаясь. – Пойду я…

– Куда это? – изумился вой. – Ночью-то? Да ты ж еле на ногах стоишь! Передохни хоть до утра.

– Нельзя, – покачал головой язычник. – Гонятся за мной.

– Кто это ещё?

– Какая тебе разница, – заброда дёрнул плечом и скривился от боли. – Вои княжьи гонятся. Изяславичи. Ещё до света тут будут.

Деснив молча покивал, напряжённо думая.

– С собаками гонят?

– Да нет, боги миловали. С собаками они бы меня уже давно догнали.

– Кровью на дороге не наследил?

– Нет, – отверг язычник.

– Тогда в лодью сигай, – предложил Деснив. – Авось да и пронесёт.

Заброда несколько мгновений глядел на него дикими глазами, потом, что-то про себя прошептав, очертил голову обережным кругом и рывком перевалился через борт в лодью.

Деснив же, несколько мгновений подумав, всё-таки вытащил из-под рядна лук – ближе будет.

Конские копыта затопотали, когда небо на восходе уже начало медленно бледнеть. Деснив быстро завязал тетиву, приготовил стрелы и снова накрыл лук рядном. Схватить, коль что, будет недолго.

Из предрассветного полумрака с дробным топотом вынеслись пятеро всадников, быстро охватили костёр полумесяцем. Эк как я сел-то, – подумал вой с досадой – костёр за спиной, видно меня, как таракашку на ладошке. А ладно, они тоже на виду.

– Кто таков? – бросил отрывисто средний – худой жилистый вой с хищными глазами.

– А ты? – Деснив хмыкнул, не спеша вставать на ноги.

– Не хами, смерд, – вой замахнулся плетью. Деснив вскочил на ноги, выхватывая из-под рядна лук и накладывая стрелу. Острожалый наконечник хищно уставился в лица воев. Тул со стрелами висел прямо под рукой.

– Но-но, – Деснив засмеялся. – Я у себя на стану, потому ты и говори первым, кто таков…

– Я вой великого князя, – худой недовольно и высокомерно вздёрнул подбородок. – Сметой кличут, я пасынок* самого гридня Туки.

– А меня Деснивом зовут, – вой чуть опустил лук, но именно, что чуть. – Я у купца в охране служу, у Ждана Хотеновича. И лодья эта – его.

– Ага, – задумчиво сказал Смета. – Был здесь кто-нибудь?

Что говорить, Деснив обдумал заранее – псов с ними не было, значит, ищут наугад. Перед рассветом роса выпала, следов заброды на траве видно не будет. Кровью он тоже не наследил.

– Не-а, не было, – беззаботно ответил вой. – Слышно было, в лесу сучья под ногами трещали…

– И?..

– Ну, я шумнул, погрозил…

– И?

– И всё. Побоялись, должно. Оттуда ведь не видно, сколь нас.

– Ага, – опять сказал Смета, поцарапал указательным пальцем гладко выбритый подбородок и велел. – Перекрестись.

Деснив быстро перекинул самострел в левую руку, размашисто перекрестился, вытащил из-под рубахи нательный крестик и поцеловал. Хоть и не христианскую душу спасаю, а всё одно, бог простит, – подумалось ему. Да и не был Деснив особо крепок в христианстве, каждый раз, по пути из церкви, на жальник заходил, чурам да богам молоко да мёд относил, а то и петушиные головы рубил.

– Ловок, – одобрил кто-то из княжьих кметей, – лук, невзирая на движения Деснива, не ослаб, а стрела всё одно смотрела в их сторону – Деснив зажал её пальцами левой руки, с натугой удерживая лук напряжённым.

Смета несколько мгновений смотрел на Деснива, потом махнул рукой своим:

– Ладно, поехали! Авось да и встретимся ещё когда…

Конский топот давно уже стих, а Деснив всё ещё стоял, вслушиваясь. Сзади что-то зашуршало и грузно свалилось.

Оборотился – заброда уже стоял на ногах у борта лодьи.

– Ну… – выдохнул он, и Деснив, наконец, ослабил лук и подхватил отпущенную стрелу. – Ну, спаси тебя боги, брате. Не забуду.

– Бирюк тебе брат, язычник, – усмехнулся Деснив, садясь. – На том свете сочтёмся.

– У нас тот свет разный будет, христианин, – весело бросил заброда. – Ну, я пошёл?

– Поснидаешь, может?

– А есть чего? – оживился язычник.

– Есть, – пробурчал вой, доставая холодную рыбу, хлеб и печёную репу.

Заброда увлечённо жевал, а Деснив разглядывал его с весёлым любопытством.

– Стрелой ранили? – спросил он неожиданно для себя.

– Ага, – кивнул тот, глотая. – Два раза. И мечом. Наконечники-то я вытащил и перевязал, а всё одно – праворучь меча не вздынуть. Левой я, вестимо, тож могу, только хуже.

– Звать-то тебя как?

– Шепелем зови, – хмыкнул мальчишка. – Тебя Деснивом зовут, я слышал.

– И чего вы не поделили-то с княжьими?

– А, – Шепель махнул рукой. – Долго рассказывать.

– Ну а всё ж таки?

– Они княгиню Ростиславлю захватили во Владимире, – ответил парень неохотно и замолк – видно, заново переживал то дело.

– Волынскую княгиню? – уточнил Деснив, удивлённо подняв брови. – Чего им с неё?

– Ну как чего? – пожал плечами вой. – Заложницей будет, и она, и княжичи. Чтоб не особо дерзил князь Ростислав.

– Так он же в Тьмуторокани!

– Он-то да. А вот жена – на Волыни. Была. Теперь в Киев небось увезут. Альбо в Чернигов… мы больше-то со Святославом черниговским воюем, да с сыном его, Глебом. Прямое дело им в залог княжью семью отдать.

– Мы, – не сдержал насмешки Деснив.

– Мы, – подтвердил, словно не замечая, Шепель. – Я у Ростислава Владимирича уже год в дружине служу.

– А здесь чего? Почему не у себя в Тьмуторокани?

– Весть от князя привёз семье, чтоб бежали в угры, да опоздал. Сам едва спасся.

Его перекосило, как от зубной боли.

Деснив смущённо крякнул, ёжась от холода – светало быстро и от реки всё сильнее тянуло холодом. Встал, влез на лодью, косясь на спящего хозяина, нашёл плотный суконный плащ и сапоги, спрыгнул обратно. Сунул в мешок каравай хлеба, вяленую рыбину, кусок сыра.

– Возьми. Всё не так холодно и голодно.

– Спаси боги, – Шепель уже поднялся на ноги. – Ну… встретимся, небось, коль боги доведут.

– Куда теперь думаешь податься?

– Не знаю, – обронил мальчишка. – Буду узнавать, куда семью княжью повезли. Может, смогу что сделать. Ну… прощай.

– Прощай, – кивнул Деснив, протягивая руку.

И долго потом смотрел вслед исчезающему в тумане заброде. Того по-прежнему шатало, и что-то говорило Десниву, что далеко тот уйти не сможет – даже если на погоню не нарвётся снова, то раны не дадут. Свалят невдалеке.

А может и свезёт. Парень жилистый, как ремень кожаный, такого враз не свалишь.

Помолиться бы за него, да только кому? Деснив – христианин, и достойно ли ему за язычника молиться? А языческим богам молиться он уже не умел. Забылось.