Море катило к берегу тёмные валы. За такую суровость во время бури кто-то из древних мореходов Эллады прозвал его Понтос Аксинос[1], Негостеприимное море. Иной мореход в иное время прошёл Боспором Фракийским в ясную погоду. И поразился лазурным и изумрудным волнам, играющим под тёплым и ласковым солнцем. Какое же это Негостеприимное море?! – воскликнул поражённый кормчий. – Это Понтос Евксинос, Гостеприимное море! Так и повелось с той поры – то Гостеприимным кликали море, то Негостеприимным, как поведётся, да как погода себя покажет.
На берегу ветер валил с ног. А на крепостном дворе Херсонеса – тихо. Высокие каменные стены, за века выщербленные ветром, несокрушимо высятся над городом, укрывая сундуки купцов, мастерские ремесленников, дворцы вельмож и рабские эргастерии.
Котопан Констант Склир, презрительно щурясь, разглядывал неровный строй солдат на крепостном дворе. Он впервой устроил смотр городских солдат – содержались частью за счёт казны базилевса, частью за счёт димов – городских общин. Что-то шептало новоиспечённому стратегосу фемы – в скором времени эта стража может понадобиться.
Стражников оказалось три сотни – остальные стояли на постах и в дозорах. Сияли начищенные шлемы и чешуя катафрактов. Стратегос прошёлся вдоль строя, потом обернулся к старшему сотнику из здешних динатов, недоумённо поднял бровь:
– И это – всё?
– Этого хватает, превосходительнейший, – чуть наклонив голову, ответил тот спокойно. – В городе спокойно, разбои редки. А если ты думаешь о внешнем враге…
Стратегос именно о нём и думал. Но смолчал – пусть динат закончит.
– Зимой никто не воюет. А летом, если понадобится, можно созвать ополчение димов, динатов с дружинами – у каждого с десяток вооружённых слуг наберётся.
Склир задумчиво покивал головой, не спуская глаз с замерших в строю солдат, покусал губу, потом велел:
– Кому больше сорока зим – три шага вперёд!
Вышло чуть менее трети строя. Стратегос покачался с пятки на носок, задумчиво оглядел их, выпятив нижнюю губу, потом глянул искоса на дината:
– Это что?
– Что? – не понял тот.
Глаза Склира опасно сузились:
– Шесть десятков – старше сорока зим! Из них не меньше половины – старше пятидесяти! Молодёжь где?!
Сотник молчал. А Склир распалялся всё больше.
– Они, что ли тебе, за скамарами в горах гоняться будут?! Вон брюхо какое торчит. Где только панцирь такой взяли, чтоб на такое брюхо налез? А борода-то, борода! И как только его женщины в городе не боятся? Или боятся уже? А? Отвечай!
– Не боятся, – прогудел обиженно здоровила, и впрямь по самые глаза заросший чёрной бородищей. – А вот кони…
– Цыц! – оборвал его котопан. – Я тебя о чём-то другом спросил?
– Нет… – озадаченно ответил гигант – хоть сейчас ваяй с него Геракла.
– Вот и молчи тогда.
В строю раздались смешки. Склир, услыхав их, рассвирепел и, оскалившись, пропел-провизжал:
– К стрельбе-е-е… товсь!
С шелестом вылетели из налучьев луки. Стрелы, сверкая наконечниками, легли в длинный ровный ряд.
– Добро, хоть оружие в порядке, – несколько отмякая душой, проговорил стратегос, набрал в грудь воздуха и протяжно пропел. – В ворота-а-а…
И, резко взмахнув рукой, рявкнул:
– Бей!
Певучий многоголосый звук сотен спущенных тетив шарахнулся по двору, заметался от стены к стене. Три сотни стрел, свистя, прорезали воздух и с глухим стуком утыкали воротное полотно.
– Хорошо, – уронил Склир, совсем подобрев. – Теперь так.
Он стащил с пальца дорогой серебряный перстень с изумрудом, подошёл к воротам и надел на расщеп торчащей из ворот стрелы. Отошёл.
– Кто в перстень попадёт, тому его подарю. Н-ну…
В ответ – молчание. Позориться перед котопаном никому не хотелось. Потом всё тот же бородач глухо сказал:
– Дозволь, превосходительнейший, попробовать.
– Давай, давай…
Бородач наложил стрелу, долго выцеливал, прикидывая, видно, ветер, хотя никакого ветра на дворе крепости не было. Из строя послышались крики:
– Не срамись, Мальга!
Мальга? Русское имя? Неужели стрелок – скиф?! Русин?
– Оставь!
– Плюнь, Левша!
Тут только Склир заметил, что бородач держит лук правой рукой, а тетиву тянет – левой. И целится левым глазом.
– Знай наших!
– Мальга, не подкачай!
– Вечером вместе пропьём!
Бородач только досадливо повёл плечом, словно отгоняя муху. И спустил тетиву.
Стрела взвизгнула, визг сменился треском и коротким звонким бряком, – словно кузнечным молотом вгоняли в дубовую стену костыль. И тут же строй взорвался приветственными криками.
Бородач Мальга не промахнулся. Стрела с узким бронебойным наконечником сломала оперение, расщепила древко и пригвоздила перстень к воротам.
Стратегос пожал плечами:
– Я от своего слова не отступлюсь. Перстень твой.
Бородач молча забрал перстень и исчез в строю. Ишь ты, – усмехнулся Склир, – даже не поблагодарил.
А поговорить с ним надо будет обязательно. Стратегосу нужен человек, который хорошо разбирается в русских делах.
Констант Склир чуть склонился к уху сотника, довольного военным умением своих людей.
– Этого… скифа…
– Мальгу?
– Да. Вечером возьми его с собой ко мне на ужин.
– Да, превосходительнейший! – радостно откликнулся динат – приглашение стратегоса грело душу.
Ветер выл в полукружьях дворцовых окон. К вечеру буря несколько стихла, и теперь только ветер нёс по серому небу рваные сизые клочья облаков.
Цветное стекло в окнах давало мало света, а свечи коптили. В этой варварской земле зимой холодно, словно в горах. Впрочем, ходят слухи, что дальше к северу, в скифских землях, зимой холоднее, чем на вершине Олимпа. Говорили даже – впрочем, в это верилось с трудом – будто реки там замерзают от осени до весны, и так и стоят под прозрачной скорлупой льда, а снег лежит, не тая, по нескольку месяцев.
Котопану не верилось в такие сказки, но их рассказывали люди, достойные доверия.
Дверь отворилась, и стратегос тут же оборотился к столу, изображая радушного хозяина, хотя на самом деле его с души воротило от самодовольного вида этого провинциального дината. Склиру куда больше был любопытен бородатый скиф Мальга – но не пригласишь же на ужин простого солдата, обойдя приглашением его сотника.
Раззолоченный гиматий дината бил в глаза, давил показной роскошью. Многовато золота, – едва не поморщился Склир. – Не боится логофета динат. Впрочем, до метрополии отсюда далеко, а здешний логофет наверняка прикормлен динатами и предпочитает драть налоги не с них, а с городских димов.
Ничего, разберёмся и с этим, – пообещал себе стратегос.
Русин же снова удивил Склира. Он был одет скромно и в свою, русскую одежду. Простая вышивка на рубахе, синие штаны, красные сафьяновые сапоги. Кручёная серебряная гривна на шее. И подарок стратегоса – кольцо с изумрудом. Только и всего.
– Прошу к столу, господа, – котопан широко повёл рукой.
Стол, богатый по здешним меркам, был чрезвычайно скромен по понятиям Константинополя: несколько кувшинов с вином, жареные в сухарях куропатки, яблоки и виноград осеннего сбора, свежая кефаль.
За столом возлежали по старинному греческому обычаю. Русину, видно было, это не внове, хоть и не особо нравилось. Склир с удовольствием улыбнулся самыми уголками губ, глядя, как на бородатом лице отобразилось едва заметное неудовольствие. С простыми людьми всё просто – этот неуклюжий варвар даже не умеет скрывать свои чувства – наука, необходимая для ромея. Впрочем, Склир тут же вспомнил о том, как хорошо этот скиф говорит по-гречески и несколько помрачнел – не ошибиться бы в нём. Внешность обманчива.
– Я был удивлён, увидев среди здешних воинов русина, – сказал Склир, отпивая вино. Ужин давно уже перешёл в приятную мужскую беседу за кубком вина. Не хватало только рабынь-плясуний, но… церковь не одобряет подобные забавы. Хотя и обойти запреты тоже можно.
– Я родился здесь, – нехотя ответил Мальга, легко поворачивая в руках инкрустированный жемчугом кубок и разглядывая причудливый узор. Кубок достался Склиру по наследству – когда-то полководец Варда Склир добыл его у арабов, которым вера запрещает изображать окружающий мир. – Мой отец попал в полон к воинам автократора, но сумел избежать ослепления…
Констант Склир кивнул – конечно же, он знал о той войне более чем двадцатилетней давности, когда скифская рать и флот вторглись в пределы империи, но были разбиты. Видно, возмечталось киевскому князю Ярославу повторить подвиги своих дальних предков, про которых и по сей день рассказывают скифы. Но его рать постигла судьба архонта Игоря, а отнюдь не Ольга или Святослава. Немногочисленные пленники были ослеплены, многие из них осели в пределах империи. Да и без того руси в Восточном Риме хватало.
Но эта давняя война тревожила стратегоса особенно.
Динат же, поняв, что стратегосу нужен только русин, по большей части молчал, потягивая вино и слушая. Буквально мотал на ус. Не так уж и глуп, – отметил про себя Склир, – раз не обиделся.
– Нам нужны в войске такие сильные и умелые люди как ты.
Мальга на лесть не поддался.
– А, – он беспечно махнул рукой. – Таких много. А в Климатах спокойно, как на морском дне.
– Что, совсем нет врагов? – удивился стратегос. – Так не бывает! У нашей империи кругом враги, а здесь – нет?
– А кто? – Мальга вопросительно поднял бровь. – Готы и козары слишком слабы, чтобы тягаться с войском базилевса. А куманы далеко на севере.
– А твои соплеменники? – Склир лукаво прищурился.
И вновь скиф не поддался на уловку ромея – не рассердился, а удивился.
– Но кто? – только рука чуть дрогнула, колыхнулось в кубке вино.
– Ростислав, – наудачу закинул наживку стратегос.
– Ростислав, – задумчиво потянул скиф. А ведь он очень умён, – внезапно обнаружил Склир. Он на миг сузил глаза, разглядывая Мальгу. С этим варваром надо быть осторожнее.
– Почему именно Ростислав? – недоумевающе спросил Мальга. – В Тьмуторокани и раньше сидели русские князья.
– У них было и есть будущее на Руси, – отверг стратегос. – А у Ростислава – нет.
– Он – изгой, – подтвердил Мальга. – Да… верно.
Вот именно, – подумал Склир, снова убеждаясь, что его страх перед русским князем имеет под собой твёрдую почву. Архонт Таматархи становится всё сильнее, он подчинил себе племена почти всей Гиркании[2], кроме хазар, но и за этим дело не станет. И русь на берегах Танаиса и Фасиса станут за него в случае войны… О-о-о, – понял вдруг Склир, – да этот русский архонт просто создаёт новую державу! Недолго осталось ждать, что и готы пойдут к нему на поклон. А тогда… Тогда он станет врагом Херсонеса, и война неминуема!
Готские Климаты – жемчужина в диадеме базилевса. Весь Константинополь, да что там Константинополь – вся Пропонтида и Восточная Фракия кормятся хлебом с Борисфена[3], Танаиса и Фасиса. Половина его идёт через Таматарху, обогащая архонта Ростислава. Вторая половина – через Олешье и Херсонес. Долго ли вытерпит Ростислав? Климаты постоянно тянут к себе русских князей, ещё с языческих времён.
– Русские князья теперь христиане, – заметил Мальга. – Они не враги базилевсу.
– И это мне говорит сын русина, взятого в плен при набеге на империю, – насмешливо бросил Констант Склир.
Мальга поперхнулся вином.
– Кстати, кто в ту войну был стратегом русского войска? – вкрадчиво спросил Склир.
– Владимир Ярославич, сын великого князя, – медленно выговорил Мальга.
– Отец князя Ростислава, не так ли?
– И ещё боярин Вышата… пестун Ростислава. Говорят, он и сейчас при Ростиславе в Тьмуторокани… – русин ошалело мигнул.
– Да? – тоже медленно сказал Склир. – Я не знал. А что значит – «пестун»?
– Воспитатель, – Мальга уже оправился от удивления и опять говорил нехотя, с лёгкой ленцой и словно бы с досадой на себя. За что? За то, что не догадался или за то, что проболтался?
Склир с трудом сдержал торжествующую улыбку – большинству людей свойственно не замечать очевидное. Этот скиф знал всё, что нужно для правильного вывода, но не смог сложить два и два.
Однако становилось не до смеха. Если Вышата и вправду воспитатель архонта Ростислава, да ещё и был при Владимире в войске… это может значить многое. Очень многое…
В том числе и для безопасности не только Херсонеса, но и для всей империи.
[1] Понтос Аксинос, Понтос Эвксинос – древнегреческое название Чёрного моря («Море Негостиприимное», «Море Гостеприимное», соответственно). Таврия, Таврида – Крым. Херсонес Киммерийский – древнегреческий, позже римский и византийский город в Крыму, близ современного Севастополя. Боспор Фракийский – современный пролив Босфор.
[2] Гиркания – Прикаспий (греч.). Танаис – Дон. Гипанис – Кубань.
[3] Борисфен – Днепр (греч.). Пропонтида – Мраморное море, также его побережья. Фракия – страна между Балканскими горами и Эгейским морем, в средние века – византийская, а позже болгарская провинция.