После тренировки, когда мы все направились в раздевалку, Хантер остался с Ники. Я, не торопясь, принял душ и вышел самым последним, а затем ещё минут тридцать стоял возле выхода и ждал Хантера.
Когда он, наконец, вышел, я окликнул его.
— Только не говори, что разлука со мной для тебя сродни пытке, — улыбнулся он, как всегда легко.
Я усмехнулся.
— Почти. Но я хотел поговорить о другом.
Мимика не дрогнула, но я видел, что расслабленность ушла. Он уже знал, о чём речь.
— Ники?
Я кивнул и прямо спросил:
— Что у тебя с ней?
Он, не отводя взгляда, ответил:
— Мне она нравится. Хочу с ней попробовать отношения.
— Такие, как всегда? — уточнил я. Мы оба знали, что у Хантера это обычно заканчивается до того, как начинается.
— Нет, бро, — покачал головой, потом снова посмотрел на меня. — Не так, как обычно. Она мне нравится. И очень.
Я сунул руки в карманы джинсов и посмотрел в сторону. Чёрт. Это уже хреново. Было бы плевать, если бы не одно «но»… Хантер. Я ему, чёрт возьми, должен.
— Я смотрю, тебя она тоже зацепила? — спокойно, но с оттенком в голосе спросил он.
Я не ответил. Просто посмотрел на него.
Он продолжил:
— Сорян, но я её первый заметил, — пожал плечами и натянул улыбку, но я знал, что за ней уже скрывается злость. Мы её проходили, видели. Это уже его попытка сыграть на моих нервах.
— Насколько нравится? — спросил я, даже не скрывая, что продумываю запасной план. Подступиться позже, когда он перегорит.
— О-о, чувак, — он хлопнул меня по плечу, как будто между нами ничего не изменилось, и добавил: — Нравится настолько, как в своё время нравилась Мег.
Блять. Блять. Блять.
Сука. Знал, на что нажимать, и напомнил то, что, как я думал, мы похоронили два с половиной года назад. И я уже считал, что это не стоит между нами.
— Я надеюсь, ты понял, Паркер? Потому что если нет, то я могу сказать это ещё более прямо: она мне нравится настолько, что если ты к ней подступишься, то знай, то, что мы закрыли с тобой два с половиной года назад, снова вырвется наружу. И в этот раз Миллер тебя не отмажет. Можешь попрощаться со своим контрактом и мечтами о большой игре.
Блядский Хантер. Я думал, что за эти годы мы, если не друзья, то, по крайней мере, хорошие приятели. Но сейчас всё снова вернулось туда, откуда мы вылазили с трудом. Его, похоже, эта ситуация не отпустила.
— Поосторожней с угрозами, Уильямс. Андерсона тут нет, чтобы прикрыть тебя.
Ответил я спокойно. Выдохнул. Нужно было взять себя в руки. У Хантера с этим всегда было проще, в отличие от меня. А потом добавил:
— Но я тебя услышал. Ок. Девушка твоя.
— Надеюсь, ты сдержишь слово, — сказал он.
Я кивнул.
— Думаю, разговор можно считать закрытым?
— Абсолютно.
Я встал с кровати и пересел на стул. Постучал пальцами по столу, думая об этом разговоре. И обо всём, что было вначале.
Когда я поступил три года назад в университет, я был, мягко говоря, неуправляемым. И это сказывалось на всём.
Моя мама родила меня тогда, когда они с отцом уже никого не планировали. Оно и понятно — в семье уже было три дочери. Младшей, Мэри, было восемнадцать, а старшей, Одриан, двадцать пять, и она уже сама была мамой на тот момент как четыре года. Поэтому моё появление было… триумфальным.
Отец не мог поверить, что у него наконец-то есть сын. Мама не могла поверить, что её сын будет младше её внука. А сёстры приняли меня скорее не как брата, а как ребёнка. Я купался в безлимитной любви. Подрастал вместе со своими племянниками. До сих пор, когда мы собираемся на семейные праздники, они подкалывают меня и ржут, называя дядей.
Мои родители расписались сразу, как только маме исполнилось восемнадцать. И не теряя момента, как образцовая католическая семья, начали делать детей. Так что появление сестёр было делом времени. Родители мамы, да и она сама, были ярыми католиками. И даже переезд в США — а мама родом из Испании, и они всей семьёй уехали, когда ей было десять, — не поменял их взглядов.
Конечно, рождение ребёнка в том возрасте, когда они уже давно не считались молодыми, несло свои нюансы. Первое — меня воспитывали все. А вернее, не воспитывали, а просто баловали. Второе — отцу пришлось снова засучить рукава и продолжить работать с двойным усердием, потому что в семье помимо внуков теперь появился ещё и сын.
Моё взросление было прекрасным, если бы не один изъян. Из-за поздней беременности родители всё время опасались, что у меня будут отклонения или проблемы. Всё обошлось, кроме одного — импульсивности и бешеной энергии. Я не знал, куда её девать. Дом всегда стоял на ушах. Сёстрам приходилось приезжать к родителям по очереди и смотреть за мной, потому что больше месяца никто не выдерживал. Как они всегда мне говорили: «Джейкоб, мы тебя любим. Но когда вдали от тебя — обожаем».
Когда родители поняли, что с десятилетним мной им просто не справиться, они начали отдавать меня в спортивные секции. А в четырнадцать, когда я попал на футбол, я понял — вот оно. Моё. Я влюбился. Жил только этим. И спасибо моему старику — он делал всё, чтобы я продолжал ходить на тренировки и вместе со школьной командой ездил на соревнования. Поддерживал как мог.
В шестнадцать, когда появилась мускулатура, голос стал грубее, и в целом я вымахал, — я понял, что игра даёт мне ещё один бонус. Девушки. Все тащатся по футболистам, и я это сразу понял и не стеснялся этим пользоваться.
Меня никогда не ограничивали в свободе и в правилах. И это сыграло свою роль. С одной стороны, я мог усмирять свой характер, активно занимаясь и тусуясь. С другой — моя мама превратилась из знойной темноволосой испанки в седую женщину. Но я не мог с собой ничего поделать. А она понимала, что удержать меня не может. Потому что закрой меня в комнате на сутки — и произойдёт погром.
В восемнадцать я поступил в этот университет по стипендии. Мне ещё в школе пророчили хорошее будущее, и многие говорили в открытую, что хотели бы видеть меня в стенах своих учебных заведений.
Я выбрал университет Коннектикута, потому что, как верно подметила одна кареглазая девушка, здесь футбольная команда всегда была на высоте. В топе лучших. И, конечно, я слышал легенды про Миллера.
Когда поступил сюда, то крышу снесло. Я приехал из маленького городка, где всех знал, и где все знали меня. Да, я выезжал на соревнования. Но это не то. Тут — большой город, и здесь много тусовок и много девушек.
С первого дня я показал, что я лучший. А потом пошёл сложный месяц, где каждый из нас притирался друг к другу. Каждый хотел показать характер, что он что-то из себя представляет. Были ли стычки? Да, со всеми. Ну, кроме, может, Итана — тот всегда спокойный.
С Андерсоном было тяжелее всего. Он — лидер по натуре. А ещё богат, как чёрт, за счёт своего папочки. И это меня раздражало. Я не понимал, какого хрена он хочет играть в футбол, если по факту он может отсидеть четыре года и поехать тратить папины заработанные деньги. Ему это было не нужно. И да, он играл неплохо, но уж точно не планировал строить свою карьеру в футболе.
Но чего я не знал тогда — так это того, что Джейден тот ещё сверхупрямый и твердолобый. И неважно как, но он всегда идёт до конца. Я не знаю, какая у него была договорённость со своим стариком, но в футбол он играл. И роль капитана, к слову, выдерживал достойно.
У меня нет таких качеств, как у него. Я — отличный игрок, но никудышный организатор. Поэтому первое время я испытывал его на прочность. И, к слову, всё-таки пару раз вывел его из себя. Ничего не могу с собой поделать, но мне порой нужно довести оппонента. И только когда я вижу, что скрывается по ту сторону лица и взгляда, я оставляю его в покое.
Обычно в эмоциях человек поступает необдуманно, и тогда можно понять — он мразь или нет. Одри говорила, что я энергетический вампир. Я же хочу думать, что я ахрененный психолог, который без вложений баснословных денег понимает, кто перед ним.
С Хантером было легко. Да, поначалу, как и со всеми, было соперничество. Но Хантер не дурак — быстро понял, что по очкам я его обхожу. Принял это хорошо и достойно. Закрепили мы это как-то раз бутылкой рома и безумной тусовкой. После этого он стал моим напарником по девушкам. Потому как Итан был занят Лилиан, и я этого поначалу не понимал. Но по истечении пары лет — принял и даже подружился с Лилиан. А Джейден был осмотрителен и привередлив. Девушки у него были, но пока он кого-то найдёт, мы с Хантером уже начинали встречаться с третьей, а то и четвёртой.
Всё шло отлично до одного момента. В погоне за удовольствием Хантер влюбился. И влюбился он в четвёрокурсницу Меган. Красивая девчонка. Высокая, с тёмными длинными волосами и немного раскосыми глазами. В её крови сто процентов было что-то от коренного населения и меньшинств, и этим она только ещё больше цепляла.
Хантер потерял голову. Встречался с ней больше двух месяцев. Я это видел, а ещё я видел, как она бросала аккуратные взгляды на меня. Сначала — ничего особенного, но потом это стало чаще и явно. Я прекрасно понимал, чего она хочет, и меня это завело. Я был горяч, неосмотрителен. Носился как бог по полю, у меня были новые друзья, а ещё девушки, которые тащились от меня… и Меган.
Спустя две недели этих гляделок я с ней переспал. Но странным было то, что — ничего особенного. Я ожидал чего-то фееричного, потому как только от прелюдии уже вставляло нехило. Поэтому я даже удивился, почему Хантер за ней продолжал бегать и подбирать слюни. Продолжения я не хотел, но я не учёл того, что это чёртово продолжение хотела она.
И ничего лучше не придумала, как бросить Хантера и, на одной из вечеринок, начать открыто лезть ко мне. А потом, когда злой Хантер потребовал объяснений, эта дура заявила, что мы с ней спали, и преподнесла это так, будто это я её уговаривал последние две недели, а не наоборот.
В тот вечер мы сцепились. Жёстко. Нас растаскивали ребята, а Миллер потом заставил отрабатывать повинную на поле. Но на этом не закончилось. Хантер не мог успокоиться, а я не тот тип, который будет терпеть больше десяти секунд. Наши стычки переросли в апокалипсис, в который подключился Андерсон. И когда он жёстко меня осадил и сказал, что если я не успокоюсь, то он вышвырнет меня из команды, я не сдержался и сцепился с ним.
В тот день Хантер уже оттаскивал меня от Андерсона. И слава богу, потому что если с Хантером я ещё мог бодаться, то Джейден бы не оставил от меня и мокрого места.
Тогда-то меня и переселили к Итану. И именно в тот момент я понял одно: с моей несдержанностью надо что-то делать. Иначе я просто вылечу, не доучившись эти четыре года, а моя мечта — играть за лигу — будет погребена под куском бетона. Как и то, чтобы обеспечить свою семью и своих стариков.
Эта ситуация помогла мне посмотреть на то, кто я и кем хочу быть. Я чётко видел цель. И понимал, что сделаю всё, чтобы её реализовать.
Исключил до минимума алкоголь. Перестал трахать всех, кто вешается. Теперь это было редко — и ближе к чему-то похожему на отношения. Плюс совместная жизнь с Итаном тоже помогла. Его спокойствие как будто передавалось мне, и я сам стал тише. Теперь я выплёскивал свою накопившуюся энергию только на поле.
Та ситуация помогла и Хантеру остыть, и через какое-то время мы пожали друг другу руки. Я понял, что поступил как мудак, и тогда ему это сказал. В ответ я получил, что буду должен.
И, по-моему, мой долг сейчас заключается в том, чтобы я перестал смотреть на чертовски привлекательную девушку, которая абсолютно ко мне равнодушна… но которая безумно меня притягивает к себе.