Каннут, отродье Севера.

Глава 11

Плехов отчетливо почувствовал, как внутри этого тела поднимается волна гнева. Он смотрел на этот высокий холм с огрызками каменной стены на нем, на арку ворот, что разверзнутым зевом смотрела сейчас на мир вокруг…

«Тихо, тихо, парень! Ничего уже не вернешь и не переделаешь. Все прошло давным-давно. Не изменить ничего!».

Но попытки успокоиться, хоть и привели к тому, что гнев схлынул… Схлынул, только оставил этот гнев после себя — заледенелое спокойствие внутри, спокойствие, которое заставило до боли и до судорог в скулах стиснуть зубы.

«С-с-с-уки! С-с-с-уки поганые! Найти и убить! Всех убить! Кишки выпустить, чтобы умирали долго, чтобы корчились в своем дерьме и просили смерти. Не жизни просили, а смерти! Но и смерть, чтобы не шла к ним долго-долго! Я знаю как! Знаю! И когда я найду тех, кто во всем этом участвовал, подыхать они будут очень мучительно!».

Знания реального Плехова накатили сейчас в звенящую пустотой голову и чередой покатились внутри черепной коробки картинки. Картинки страшные, по сути, но такие притягательные для Каннута Бьёргсона, что вдруг начали казаться сродни ласкам женщины.

Читал как-то в юности Плехов книгу, найденную у одной из знакомых. «Хроники Харона» она называлась. Сейчас вспомнилась одна из частей книги: виды и методы пыток и казней за всю историю человечества. Четвертование и посажение на кол, колесование и сдирание кожи. И прочие «милые прелести». Скандинавская «прогулка» и «красный орел» тоже там были.

«Пиздец какой-то! А пацан-то, похоже, головой болен. И болен очень даже нехорошо! Так смаковать подробности, как он будет… если найдет. Не-не-не… нам такого не надо. Месть — местью, но и границы знать необходимо! Надо как-то…».

Но вот как? Доводы разума, что, дескать, «Хочешь мести — готовь могилу и для себя!» — не подействовали. Плехов чувствовал, что парень к этому готов.

«Ладно! А если — «Месть — это блюдо, которое надо подавать холодным!». Во-о-о-т… вот так-то лучше!».

Каннут почувствовал прикосновение к руке. С трудом, будто со скрипом, повернул голову. Маг смотрел на него с тревогой и даже, казалось, с испугом.

— Кан! Возьми-ка флягу, выпей вина! — всучил Филип ему в руку фляжку, — Пей! Пей, я говорю! Да больше, больше пей! Сейчас… я сейчас… у меня где-то смесь была. Вот! Сейчас я трубку набью, и ты ее выкуришь. Понял?

— Я не курю! — проскрипел Каннут.

— Да знаю я! Но смесь эта, она успокаивает. Вот я дурень — на кой демон я тебя потащил сюда?! Но — кто же знал-то? Кто знал, что так вот обернется?

Выпитое вино и выкуренная трубка прояснили мозги, но внутри, внизу живота, продолжал оставаться ледяной холод.

— Ладно, поехали. Не поворачивать же нам назад! — маг тронул коня.

Деревня располагалась сразу за холмом. Большая и по виду богатая была когда-то деревня. Только вот проплешины на местах, где ранее стояли дома, и заросшие кустами огороды говорили о том, что это «когда» было уже давно.

— Стой, Каннут. Стой, парень! — маг вцепился в повод его лошади, — Принесли же их демоны именно в этот момент!

С непониманием Кан повернулся к Филипу.

— Баронские здесь! — сплюнув на траву на обочине, пояснил маг.

— С чего ты взял? — прищурился Кан.

— Вон у того двора… Люди там. А чего им среди дня толпой собираться? Но, похоже, мало их, этих собак. Несколько человек…

— Объясни!

— Если бы их было больше — суматоха бы по деревне была. Да и без криков бы не обошлось. А так… Люди стоят, но криков нет. Так что… Да, несколько человек.

— Что будем делать? — спокойствие Каннута очень беспокоило Плехова.

— Поедем, посмотрим. Вмешаемся, попробуем договориться. Может, и уедут по-хорошему?

И они, не торопясь, стали спускаться в деревню. Стук копыт по пыли, лежавшей толстым слоем на деревенской улице, заглушался почти полностью. Когда они выехали из-за крайнего в улице длинного бревенчатого сарая, Плехов в душе ахнул:

«Похоже, миром разойтись уже не получится!».

Поодаль стояли кучкой человек двадцать крестьян разного пола. У изгороди сарая стоял сгорбленный старик и что-то негромко говорил приземистому воину.

Почему воину? Ну а кем может быть человек в кожаной кирасе и в кожаном же потертом шлеме? Да и меч на боку этого человека говорил о том же. Воин стоял спиной к подъехавшим и слушал старика. Рядом с ними на земле лежал босой мужчина в светлой рубахе навыпуск и серых штанах.

«М-да… и голова его в крови! Не было убийств, говоришь, Филип? Аппетит приходит во время еды!».

Второй дружинник, молодой парень, прижав к изгороди совсем юного паренька, ухмыляясь, поигрывал ножом у шеи удерживаемого.

— Доброго всем дня, уважаемые! — внешне спокойно произнес маг.

Воин, слушавший старика, обернулся:

— Господин маг! Доброго вам здоровья. Не ожидали вас здесь сегодня увидеть!

«Мля… матерый, похоже! Лет ему уже изрядно, снаряжение и доспехи, пусть и кожаные, потерты, но ухожены. И предплечья, выглядывающие из засученных рукавов рубахи, жилистые. Мечник, наверное!».

— А не подскажешь ли, доблестный воин, что делают дружинники барона Брегетса на землях, принадлежащих магистрату города Лука? — с улыбкой спросил маг.

Воин поморщился, но вполне спокойно ответил:

— Проезжали мимо, решили заглянуть — все ли спокойно у крестьян этой деревни. Магистрат далеко, а случается разное…

— Да-да, случается разное. А вот этот человек, лежащий у твоих ног, он, наверное, ударился головой об изгородь? — Филип, казалось, был само добродушие.

— Именно так, господин маг! Именно так! — усмехнулся воин.

— Ты лжешь, пес! — прошипел Каннут.

Воин поморщился, цыкнул, сплевывая, и перевел взгляд с мага на парня.

— Интересная у вас компания, господин маг. Нордлингов здесь уже порядком не видели. Вот с тех пор, как спалили весь выводок вон в том замке! — и он мотнул головой в сторону холма.

— Т-с-с-с…, - зашипел Кан, схватившись за рукоять кинжала.

— Каннут! Стой на месте! — прикрикнул Филип.

Но воин уже тянул меч из ножен.

— Значит, правильно говорили, что щенок остался живым? Ничего, мы сейчас это исправим! — растянул губы в ухмылке дружинник.

Он явно ошибся, когда переключил внимание на Каннута. Последний и не заметил, когда Филип прикрыл свернутым плащом арбалет, лежащий на луке седла.

— Щ-щ-е-лк! — звук оружия показался громким и очень неожиданным, и посредине кирасы воина появилось дополнительное украшение в виде деревянных перьев болта.

Арбалет все же оказался достаточно мощным, чтобы дружинника откинуло на жерди изгороди. Второй, который, отняв нож от шеи мальчишки, с улыбкой наблюдал за разворачивающимися переговорами, приоткрыл рот от удивления.

— Ф-ф-ы-р-х! — махнул рукой маг, и у удивленного в глазу появилась рукоять швыркового ножа.

— Дремлин! Сколько их еще! — резко спросил маг у сгорбленного старика.

Тот, с гримасой досады на лице, негромко ответил:

— Один! — и махнул в сторону сарая.

Плехов с оторопью смотрел за развивающимися событиями, а тело Каннута уже соскользнуло с лошади и, чуть приседая в коленях, метнулось к проему двустворчатых ворот.

Сапоги его были сделаны на славу: сапожник, выделав головку сапог, пришил к ним мягкие коричневые замшевые голенища, шнурующиеся спереди от середины к верху. Толстая кожаная подошва была обильно пропитана какой-то темной смолой, которая, застыв, образовала покрытие, похожее на резину. Ступать в них было мягко и практически бесшумно.

«Идиот! Солнце в спину — тень будет видна!».

Каннут скользнул вбок, присел и из-за раскрытой створки вгляделся в полумрак сарая. Сначала не было видно ничего. Но, прищурившись, парень стал различать что-то, а потом расслышал и звуки, идущие от дощатой перегородки в глубине.

«Ну, с-с-у-ка! Хотя этого и следовало ожидать!».

В глубине пустого сарая, оказавшегося то ли коровником, то ли конюшней, на ворохе соломы третий нападавший «пользовал» крестьянку. Каннут, присмотревшись и прислушавшись, решил, что дружиннику сейчас не до бдительности, а произошедшее на улице он не услышал. Парень скользнул внутрь, вдоль перегородки, прокрался дальше и осторожно, чтобы не зашелестела сталь, достал кинжал.

Лица женщины видно не было, его сейчас закрывала патлатая голова «ухажера» с жирными, спутанными волосами. Только две светлых ноги, раскинутые в стороны, чуть подергивались, а руки женщины были спутаны веревкой и привязаны к деревянному бруску над головой.

«Опытный, значит, коз-з-ел! Не впервые практикует такой метод. Ну… ладно!».

Еще несколько шагов вдоль перегородки. Дружинник по-прежнему ничего не замечал и не слышал, активно работая бедрами — только мелькала смуглая задница, обильно покрытая густым черным волосом.

Кан осмотрелся — перевязь с мечом лежала чуть в стороне, но в пределах досягаемости рук насильника. Он отогнал назойливую мысль — подойти ближе, наклониться и вогнать тридцать сантиметров стали в промежность урода. Но так можно было, промахнувшись, убить женщину, которая в своей беде была невиновна.

«Шея! Кирасы на нем нет, шея открыта. Только не пилить, а «на прокол»!».

Откуда взялась эта мысль, он и не понял. Но почти сразу вспомнилось: был у Плехова одноклассник Саня Семенов, которого родители за какие-то провинности, которых сейчас и не вспомнить, сослали после девятого класса на лето в деревню к деду. Уже в сентябре на переменах Семенов рассказывал, насколько несладко ему пришлось в эти два месяца: покос, огородные работы, помощь деду по хозяйству. И особенно противно, со слов Сани, было осваивать работу «забойщика» скота. Дед был в этом деле мастер, вот и решил передать опыт внуку, мотивируя это тем, что настоящий мужик должен уметь все.

— Понимаешь, Жека… Противно! Вот до чего же противно! И даже разделывать забитый скот — полбеды. А вот резать… Там, оказывается, тонкость есть. Шкуру так просто не перережешь, плотная она, а еще и шерсть или сало, если это поросенок. Так что сначала нужно ударом острия ножа проколоть шкуру, и уже потом резать артерию. А в рукоять ножа так отдается… Противно и страшно. Сколько я «ебуков» от деда наслушался, потому что у меня руки тряслись?! Поначалу, веришь-нет, уснуть не мог. По ночам просыпался от того, что сам кричал дурниной! Ох, потом мамка на деда орала, как она орала!

Пригодились ли Сане потом эти умения, Плехов не знал, потому как уехал из своего города и больше одноклассника не видел.

«Значит, на прокол?».

Сделав три глубоких вздоха, Плехов с силой зажмурил глаза, потом открыл их широко и — как в омут с головой: сделал правой ногой шаг вперед, прижал ступней ножны с мечом, а левой с силой придавил поясницу урода, вдавливая его вниз, ниже, чтобы и дернуться не смог!

«Вот так! А ты, милая, потерпи еще немного. Сейчас он за все заплатит!».

Схватил накрепко сальную шевелюру дружинника левой рукой, рывком задрал голову вверх…

«Блядь! Да он же кончает! Ну, с-с-с-у-ка, н-н-н-а-а!».

Неожиданно для Плехова кинжал вошел в шею насильника легко, даже очень легко, и так же легко, в соответствии со своей длиной, вышел из шеи с другой стороны. Почувствовав рывок тела убитого, Плехов еще сильнее навалился коленом на поясницу и еще выше рванул волосы, другой рукой дернув кинжал в ране — вверх-вниз! Судороги, бьющие тело уже мертвого, отдавались в колено, потом в бедро Каннута и оттуда, казалось, по всему телу. Пришлось крепко зажмуриться и стиснуть зубы.

«Все. Все. Все уже!».

Каннут рывком выдернул кинжал. Плеснуло кровью по обе стороны, но он успел отскочить. Отскочил, чтобы тут же согнуться и выплеснуть все, что он съел, казалось бы — за всю жизнь!

— Кан! Ты цел? — заскочил сюда с арбалетом в руках Филип, — Ранен?

Каннут смог только покачать головой, ухватившись руками за перекладину стойла и отплевываясь. Маг хлопнул его по плечу и отошел к убитому. Хмыкнул и за воротник одежды стащил тело с женщины. Мельком глянув в ту сторону, парень успел заметить раздвинутые светлые ноги, треугольник волос лобка, потом развороченную шею насильника и снова согнулся в приступе рвоты.

— Ну все, дай-ка я на тебя посмотрю! — развернул его к себе Филип, — М-да… бледный как покойник, но зато живой. Постой прямо, давай я тебя освежу.

Теплая, колкая волна прошла по телу живительным душем.

— Вот так-то лучше! Нехорошо, если люди тебя таким вот увидят. Пошли отсюда!

— Как женщина? — прохрипел Кан.

Филип отмахнулся:

— Да что ей будет?! Тоже подлечил ее, вон уже поднялась.

Парень повернулся. Женщина, отвернувшись, поправляла одежду.

«Ничего так, вроде даже бодрая. Хотя… это же маг ее подлечил. Тело подлечил, а голову?».

Пострадавшая тем временем, подойдя к убитому, наклонилась, всмотрелась в его лицо и смачно плюнула. Потом с силой пнула между ног трупа.

— Подожди! — окликнул ее Каннут.

Женщина, откинув волосы с лица, остановилась и с удивлением посмотрела на него.

«Х-м-м… ну — синяк на щеке пройдет за несколько дней. Глаза сверкают, губы поджаты. А она симпатичная. Симпатичная и молодая еще. Смотри-ка ты! У нее же светлые волосы!».

Только тут до Каннута дошло что и у того мальчишки, которого держал «под ножом» молодой дружинник, тоже были светлые волосы.

«Сын ее, что ли?».

— Подожди, я сказал! — повторил Кан, обращаясь к ней.

Он подошел к трупу, окровавленным кинжалом срезал с пояса кошель и бросил его женщине. Приподняв бровь в удивлении, женщина подхватила трофей, чуть поклонилась и вышла из сарая.

— Мне умыться бы…

— Да, тебе это сейчас не помешает! — кивнул маг.

Через некоторое время Каннут сидел на скамье во дворе дома старосты — того самого сгорбленного старика, который уговаривал старшего дружинника.

— Староста! — громко позвал он хозяина, — Разбойников — раздеть, все с них, включая кошели, отдать женщине и ее мужу. Не вздумай шутить, я проверю!

Мужчина, который лежал возле изгороди, оказался мужем изнасилованной. Он был жив, его просто оглушили рукоятью меча. А мальчишка — все правильно, был ее сыном. Их обоих Филип тоже подлечил, сказав Каннуту, что оба — в полном порядке.

— Натворили вы дел с магом! И как нам теперь быть? — проворчал староста, — Баронские же приедут, своих искать будут. Порубят здесь всех, не разбираясь, кто виноват, а кто — нет!

Плехов взбеленился:

— Ты что же, пенек старый, совсем охренел?! Вас здесь грабят, баб ваших насилуют, а вы сидите и ждете, пока вас резать начнут?

— Раньше-то не резали. А сейчас точно начнут. Грабить… а что у нас грабить-то? Ценного ничего нет, а что из съестного… дак больше, чем брюхо примет, они не брали никогда. А бабы… чего там! С них не убудет!

Кан подскочил к старику, взял его за ворот и прошипел:

— А может, надо тебя, как бабу покрыть, а? Чего там — с тебя не убудет!

Потом устыдился:

«Нашел с кем разборки устраивать! То, что он хреновый староста — это понятно. Но все же старик, уважение… Хотя какое, на хрен, уважение?! У него уже полдеревни разбежалось, лучше него понимая, что дальше будет только хуже! А он сидит тут… Еще и недоволен, что мы баронских порешили!».

Отпустив старосту, сел снова на скамью. Филип стоял поодаль и в происходящее не вмешивался.

— Филип! А здесь есть вообще те из мужиков, кто яйца имеет, или все такие, как этот староста — слизни?

Маг задумался:

— Разве что тот, муж этой женщины. Он-то не побоялся хотя бы попытаться отбить жену у разбойников.

— Пошли какого-нибудь парнишку, чтобы позвали его сюда.

Через некоторое время молодой мужчина стоял перед Каннутом.

— Тебя как зовут? — спросил парень.

— Клеменса, господин…

— Послушай, Клеменса… Надо подобрать еще пару мужчин посмелее, сгрузить убитых разбойников в лодку, вывезти куда-нибудь на омут… Есть у вас омут поблизости? Ага. Только камней в мешок натолкайте, к ногам мешок привяжите. Чтобы не всплыли.

Потом вспомнил:

— А где их лошади? На чем они сюда приехали?

— Нет лошадей. Они на лодке приплыли.

«О как? Получается, здесь притоков этой реки много?».

— Это они всегда так — на лодке? — почесал затылок Кан.

— Да нет… обычно на лошадях приезжали! — пожал плечами Клеменса, — Только в седельные сумы разве ж много чего набьешь? Вот, я думаю, они и приплыли на лодке, чтобы побольше награбить.

— Староста! Чего они хотели? И не молчи — я же видел, как ты с ним разговаривал! — потребовал Кан.

Старик пожал плечами:

— Муку, говорит, давайте! Овса для лошадей две меры. Пару овец еще…

— А что это барон сам с ними не приехал? — вслух подумал Каннут.

— А это… господин, я так думаю…, - начал Клеменса, — Барон может и не знать, что эти трое сюда поехали. Это они сами так решили. Такое уже бывало.

«Ага! Этакая самовольная продразверстка?».

— Ну вот и сходили за хлебушком! — кивнул сам себе Кан.

Клеменса ушел.

— Вы почему еще не все отсюда уехали, староста? — поинтересовался Каннут.

— А куда мы поедем? — с вызовом ответил старик, — Здесь дома наши, поля засеянные…

— Куда? Туда же, куда уехали остальные ваши жители — в Лощину или в Подорожку. Чего здесь ждать?

Почему-то Каннут сейчас абсолютно спокойно воспринимал, что и староста ему особо не перечит, и Клеменса подчинился распоряжению.

«Кредит, выданный вследствие явного родства со старым бароном? Наверное, я и правда так похож на него и отца, что люди понимают это, бросив только мимолетный взгляд? И господином еще называют!».

— То есть ты так и будешь сидеть, а вас будут грабить, насиловать, убивать! — кивнув, негромко подвел итог парень.

Староста попытался возразить, но Кан прикрикнул на него:

— Заткнись! Я сейчас не спрашивал твоего мнения! Ответь мне — сколько дворов в деревне было до нападения на замок?

Староста покачал головой, что-то прикинул:

— Дворов двести.

— А после нападения?

— Сорок дворов, всего сорок дворов остались целыми. Почти целыми…

— А потом, сколько вы построили, пока снова обживались, когда нападавшие ушли?

— Еще столько же. Дворов девяносто получилось.

— А сейчас сколько осталось?

— Пять…, - староста опустил голову.

— То есть… То есть из девяноста дворов — семь… пусть будет шесть лет назад — осталось пять дворов. Ушли… Сами ушли, не ты их увел, староста! Ушли восемьдесят с лишком дворов, — продолжая размышлять, Каннут хмыкнул, — Ну и какой же ты к демону староста? Если люди лучше и быстрее тебя поняли, что здесь не будет жизни? Будь я старым бароном, я повесил бы тебя вот здесь — на этих воротах…

Кан показал рукой на перекладину поверх воротных столбов.

— Повесил бы за небрежение своими обязанностями старосты. За глупость твою и упрямство! Люди тебя выбрали, а ты… Сволочь старая, тупая! Собери людей. Собери всех людей возле дома. Быстро!

Староста выскочил за ограду, а Филип подал голос:

— Кан! Что ты собрался делать?

Но ответить ему парень не успел — во двор забежал все тот же парнишка, сын пострадавшей женщины:

— Господин! Там это… отец зовет! Там один их этих… живой еще!

«О как! Это кто же такой живучий?» — удивился Каннут и, поднявшись, пошел вслед за пацаном.

Живучим оказался старший дружинник. Клеменса объяснил:

— Мы, господин, как вы сказали, решили отнести их к причалу. Раздевать начали… ну… сапоги снять, еще что-то… А этот застонал и глаза открыл!

Подойдя поближе и остановившись в паре метров от лежавшего разбойника, Кан спросил у Филипа:

— Ты что-нибудь можешь сделать? — кивнул на раненого.

Маг посмотрел, впрочем, не приближаясь к дружиннику, и покачал головой:

— Сомневаюсь. У него легкое разворочено. Удивляюсь, почему он до сих пор не помер.

— Да мне не нужно его на ноги ставить. Поговорить бы с ним, вопросы у меня есть!

Маг пожал плечами:

— Могу немного подлечить. Только это ненадолго, все равно помрет. Дольше только мучиться будет.

— А мне долго и не надо. А на мучения его мне плевать с высокой елки! — зло ощерился Каннут.

Филип поводил руками над раненым и лицо того чуть порозовело, а на губах перестала пузыриться кровавая пена.

— Как тебя зовут, разбойник! — присев над раненым, спросил Кан.

Тот открыл глаза и, скривившись, прошептал:

— Пошел к демону, ублюдок! Отродье Севера!

Каннут усмехнулся:

— Слушай сюда, сволочь баронская! Ты все равно сдохнешь, но вот как ты сдохнешь — зависит от тебя. Или быстро и почти безболезненно, или долго и очень скверно.

— Что ты можешь мне сделать, нордлинг? Я уже одной ногой в могиле.

— Повторяю для тупых: либо быстро, либо долго и очень мучительно! Знаешь, что я придумал для тебя?

— «Орла» взрежешь? — усмехнулся дружинник, — Так не получится — я сдохну быстрее, чем вы кирасу с меня снимите! «Прогулку» — тоже не выйдет, сам я не поднимусь, а на тележное колесо ты мои кишки не намотаешь — кираса опять же мешает.

— Не, у меня другое для тебя припасено! Сейчас крестьяне кол в руку толщиной выстрогают, обтешут получше да маслицем смажут. Потом мы с тебя штаны спустим и аккуратно, со всей осторожностью, чтобы болт арбалетный не затронуть, поднимем да на кол этот и посадим. Жопой твоей, сто лет немытой. Помирать будешь небыстро и про пробитое легкое забудешь. Как тебе такое развлечение?

По мере рассказа и, может, от того, что, говоря все это, Каннут с удовольствием улыбался, воин снова побледнел и отвел глаза.

— А чтобы ты подольше на колышке посидел, маг тебя время от времени лечить будет! — продолжил парень.

Негромко что-то пробормотав— не иначе снова поминал принадлежность Кана к северянам, воин спросил:

— Чего ты хочешь?

— Ну вот, другой разговор! Кто ты, как звать, кем был в замке у Брегетса? — кивнул парень.

— Звать меня Викул. Старший дружинник и помощник кастеляна в замке…