И снова они ехали с Филипом по лесной дороге. Правда, не по той, по которой они приехали в Подорожку, а по другой, которая петляла вдоль реки. Примерно на север, как весьма приблизительно определил Каннут. Дорога то приближалась к реке почти вплотную, то отдалялась от нее на некоторое расстояние. Но близость к реке чувствовалась постоянно.
Лес здесь немного изменился — дубов стало поменьше, появились какие-то другие, чуть меньшие по высоте деревья, побольше стало кустов.
— Здесь местность повыше, чем та, что идет от постоялого двора к Подорожке, вот и лес другой! — не очень понятно объяснил маг.
— Нам далеко ехать? — поинтересовался Кан.
— К обеду будем. Там, в той деревне, полей поменьше. Люди больше выращиванием скота занимаются. Так что, полагаю, к вечеру я все закончу, а завтра с утра поедем дальше.
— А как деревня называется? И что за скотину разводят в ней? — «Свой домен нужно знать, да, Каннут?».
— Желуди. Так называется та деревня. А разводят в ней свиней все больше, теми же желудями их и кормят.
— Слушай, Филип. А почему мы в эти… как их там? В Выселки не поехали? Там же тоже поля, и люди, и скотина?
— А я переговорил с Жанно. Там все нормально, ехать никакой надобности не было, — потом маг усмехнулся, — А может, старик побоялся, что я опять подол его внучке задеру?
Каннут хмыкнул:
— Ты, похоже, по деревням уже изрядно наследил?
— Не без этого, Кан, не без этого! — засмеялся Филип, — Я люблю женщин. Ну, посуди сам… Ты ведь теперь понимаешь, что такое женщина для мужчины? Ну вот! Я их люблю, а они… они мне редко отказывают. Да, пусть не потому, что я весь такой красавчик и неотразимый мужчина! А потому, что я — маг! Поправить здоровье, исправить что-то во внешности. Пусть и не кардинально, совсем уж урода я не исправлю — тут с природой мне тягаться пока рано! Но… Вот скажи, тебе же Лорка рассказывала, что я ей помог? Груди чуть поправил, омолодил, и вообще за здоровьем слежу — как за ее здоровьем, так и за здоровьем всей семьи Жанно. Так вот… За присмотр за полями и скотом — мне платят общины деревень и сел. А за личным здоровьем ко мне обращаются крестьяне уже платно. По «серебряку», Кан. Я дорого не беру! В некоторых случаях — и того меньше. К примеру, за лечение ребятни. Или если кто-то пострадал серьезно. Тут уж — сколько сами заплатят, я размер платы не устанавливаю!
Маг снова достал трубку и раскурил ее.
— А что такое серебряк для крестьянина? Немало. Но и немного! В год… точно не знаю, но Жанно говорил, что крестьянин со своих полей, скота и прочего хозяйства имеет около полутора золотых. Чуть меньше, возможно. Да, Каннут! Тут крестьяне не бедствуют, живут крепко. Всяческие природные невзгоды редки, климат хороший, и земля дает немалые урожаи. Да еще и я слежу за посевами. Поэтому — полтора золотых в год они с хозяйства имеют. То есть — примерно тридцать, тридцать пять серебряков. Можно выделить один серебряк на поправку здоровья? Можно. И нужно — если сам не дурак! Ведь здоровье — что крестьянина, что его жены, что детей — это вовремя засеянное поле, обработанный огород, ухоженный скот. Так что… Мне не стыдно брать за свою работу эту монету. Но ведь это крестьяне! Они скуповаты от природы. И если молодке вдруг вздумалось поправить не только здоровье, но и чуть улучшить внешность — кто против? Ведь и мужу приятнее мять по ночам красивое тело жены. И тут что происходит? Каждая вторая, обращаясь ко мне с этим вопросом, норовит рассчитаться не серебром, а чем? Правильно, телом! Ведь не отданный мне серебряк — это лишний серебряк в доме! И что? Да если бы я… к-х-м-м… имел каждую, то кошель бы мой был вдвое тоньше! Так что… не такой уж я кобель, как видится со стороны! Ну да, бывает такая мордашка и задница, что сложно удержаться. Бывает, что и мне шлея под хвост попадет — вроде и ничего особенного в той бабе нет, но… Вот — захотелось мне! Так что… не думаю, что кто-то обиду на меня затаил. Все делают вид, что никто и ничего не знает, что каждая рассчиталась со мной не монетой. И заметь — их мужья тоже делают этот же вид!
— Но меж собой-то наверняка бабы шепчутся? — засмеялся Каннут.
— Да мне-то что с тех шепотков? Бабы — они на то и бабы, чтобы языками молоть! Волос длинный — ум короткий! — отмахнулся маг.
— А мужики разве не лечатся? — спросил парень.
— Мужики, Каннут, это дело такое… Довольно странное! Я уже давно заметил, что мужчины, пока совсем уж не прижмет, склонны терпеть боль, неудобство и прочее. А уж о внешности мужики вообще не заботятся. Здесь уж точно. В городах — там разные бывают.
— А на чем ты еще зарабатываешь? — спросил парень.
— Ты никак не уймешься по поводу выбора стези мага? Брось, парень! Я тебе уже все объяснил. Твоя дорога — дорога воина, и никак иначе. Даже если ты, закусив удила, решишь сделать все иначе… Боги не дадут тебе пойти иной дорогой!
— Все предопределено свыше?
— Х-м-м… хорошо сказано, парень! Да, хорошо сказано! Да, так и есть — все написано в книге каждого из нас. Или норны плетут свою нить? У нас, конечно же, есть и своя воля — поступать так или иначе. Но! Только в рамках позволенного. Попытаешься выскочить за эти рамки — получишь по голове. И получишь сильно!
— Так все же, кроме платы общин и платы крестьян… Что еще является твоим заработком?
— Да те же амулеты! От беременности, от дурных болезней. Вот наступит пора ярмарки, и в Подорожках если не каждая баба, то половина — точно, будет подрабатывать под купцами, приказчиками, охранниками. Это я к тому, парень, чтобы ты не привязывался к той же Лорке. Не сильно я удивлюсь, если узнаю, что она на той же лежанке, что с тобой кувыркалась, и других ублажать будет! М-да… Что еще? Эликсиры разные делаю. Это зимой, когда времени больше. А на весенней ярмарке они хорошо расходятся.
Сказанное магом по поводу Лорри неприятно царапнуло Каннута.
«Нет, так-то он прав! Кто даст гарантию, что и она тоже… И не жена она мне, и не подруга. Но вот неприятно же!».
— Ведь если прикинуть расходы и доходы…, - меж тем продолжал рассуждать маг, — Вот жил я в самом Сентране. Столица королевства — не какая-то деревня! И что? Получал я не в пример больше. Даже сравнивать не стоит. Но! Ведь и за съемное жилье — плати; за продукты — плати; за услуги горничной, прачки, кухарки — за все плати! Дамам, чтобы ножки раздвинула, — подарки делай! А цены там, Каннут — ужас ужасный! И получается — что оставалось у меня на руках? Нет… оставались, конечно, монеты. Но… Здесь я, не спеша, не торопясь и в абсолютном спокойствии на круг зарабатываю не меньше. И ни за что не плачу!
— Х-м-м… а я вот спросить хотел — а как часто ты можешь вот эти оздоровительные волны… или как их назвать? Посылать?
— Как часто? Да часто! В день могу… ну, наверное, семерых или восьмерых так подлечить. Это не так сложно! — пожал плечами Филип.
— А сколько раз в день одному человеку можно такое вот лечение проводить?
— Сколько раз в день одному человеку? — маг засмеялся, — Кан! Одному человеку можно провести оздоровление один раз. В неделю! Не чаще. Иначе — будет плохо. Организм сам себя съест. Это же не лечение, по большому счету. Это я так подпинываю организм, чтобы он правильно работал. Почищу этой волной сосуды, какие-то органы, энергетика организма приходит в норму. Работать он начинает лучше. И все!
— Ну а если чаще? — настаивал парень.
— Да что ты заладил — чаще, чаще… Обдрищешься тогда, облюешься весь! Ведь, будучи подстегнутым таким образом извне, организм начинает и пищу перерабатывать более полно, питье требует. Всякую гадость выводит — тоже очень энергично. Так вот!
— А предел какой? Ну, чтобы не обдристаться? — настаивал парень.
— Пару раз в неделю. Не больше. Иначе — ни за что не поручусь! — махнул рукой маг, — А к чему ты это все спрашиваешь? Что за интерес такой?
Каннут задумался.
— Видишь ли, Филип. Как ты сам сказал, предстоит мне путь воина. И так как я нордлинг — никто мне ковровой дорожки по этому пути не постелет.
Филип расхохотался:
— Это ты правильно сказал, парень! Очень правильно! Чтобы нордлингу — да ковровую дорожку?! Даже тогда, когда королевством правил король-нордлинг выбиться простому парню, пусть даже внуку владетельного барона… Да сколько их было в королевстве, тех баронов? Много! Очень много. Ладно бы — внук герцога или, по-другому сказать, — дюка… А баронских отпрысков было много! У вас же, у северян, тоже особой любви меж собой не было. Это только глупцы считают, что северяне — все как один — друг за друга горой. Так же, как про орков считают. Северяне, они все же разные были. Кто был близок к Дьюре, а кто и не очень. Твой дед, к примеру, как я понимаю, выслужил свое баронство мечом. То есть не входил в элиту захватчиков. И баронство-то, если посудить, — на краю земель, дальше — только орки дикие.
Филип вытащил из седельной сумы фляжку, взболтнул ее и кивком предложил Каннуту. Тот согласился и сделал пару глотков.
«Вино. Такое же, как мы пили с Лорри. И-эх…».
— Так вот… Даже тогда путь твой был бы нелегок и не быстр. Вполне мог бы сложить голову под топором… к примеру — орка! А сейчас… М-да… В Сентране, в Лютеции тебе делать нечего — это ясно! Укоротят на голову сразу. И если даже не власти короля, то… найдутся желающие. Быстро найдутся. У алеманов если? Те к нордлингам всегда получше относились. Могу даже предположить, что вы какие-то дальние родичи с ними. Такие же высокие, белобрысые, диковатые и немногословные. И понятия о чести у вас тоже близки: дал гейс — хоть из кожи вон вывернись, но выполни! Ты это имей в виду, парень: прежде чем что-то кому-то обещать, чем-то и зачем-то клясться — сто раз подумай! Что еще? К бабам вы относитесь очень потребительски: сунул-вынул и пошел.
«Кто бы говорил про «сунул-вынул»! Сам такой же, по словам Лорри!».
— Но к высоким дамам — отношения предельно почтительные. Северянин или алеман — убить даму может, если того требуют обстоятельства, а вот порушить ее честь — никогда! Это, кстати, и у нас в Иберии так принято, — продолжал свои размышления маг, — А вот в Лютеции — там все проще. Там благородный аристо, захватывая замок врага, убив его, вполне может разложить его жену или дочку. А потом — отдать на потеху солдатне.
— Это у галлов такое, что ли? — поразился Каннут.
— И у галлов, и у франков! — кивнул маг, — Случаев таких было — сколько хочешь! И сейчас периодически случаются. Не так давно был нашумевший случай — схватились друг с другом два барона. На побережье Великого моря это было. Долго они друг другу пакости делали, а потом один из них хитростью захватил замок неприятеля. Как водится: сам барон пал в сече, его малолетнего наследника — порешили. А жену и двух дочерей пустили на потеху.
— Скотство какое! — стиснув зубы, пробормотал Каннут.
— А что именно ты посчитал скотством? — заинтересовался маг.
— Ну… что мальчишку — под топор, а женщин — по кругу.
— Х-м-м… тут ты немного не прав, друг мой. Хотя — прав, конечно, но только с точки зрения обычного человека. А тут речь об аристо, заметь! Причем — о галльских петушках. Так называют лютецких аристо в других провинциях — больно уж они гонористы и говнисты! — засмеялся Филип, — Так вот… ведь что значит казнь этого мальчишки? Ты сейчас должен забыть, что он мальчишка. Это — потомок убитого! Вырастет — непременно начнет мстить.
— Правильно! Это по чести! — кивнул убежденно Каннут.
И было не совсем понятно — Каннут ли это согласился с тезисом об обязательности мести, или и сам Плехов — согласен с этим.
— Ну вот. А зачем победителю мститель, даже в будущем? А если он силы наберет? А ну как самого победителя потом под нож пустит? Так что, с точки зрения этого барона, — все правильно.
— Ну а женщины? — стиснул зубы Каннут.
— А женщины… Женщины — это был такой жест для окружающих. Дескать, вот как я вытер ноги об этого проигравшего. Мало того что сам покрыл их, так потом и своим воинам отдал! Вот я какой!
— Уроды, мать их! Убивать таких. Всех убивать! Из них не получится нормальных родов. И дети их будут воспитаны в том же духе! — ярость накатила на парня неожиданно.
Филип пристально посмотрел на него, хмыкнул и, пожевав губами, спросил:
— А вот сейчас — про убивать всех, это ты про что? Детей их тоже убивать?
Каннут задумался:
«Х-м-м… а чем тогда я лучше этого урода, про которого рассказ? Может, все-таки детей не убивать, а пытаться перевоспитать?».
— Самое смешное — то, что произошло потом! Слушай, Каннут, дальше. По какой-то причине в происходящее вмешался сам король. Вот уж не знаю — почему. Может, у проигравшего были высокие родственники или покровители — мне это неизвестно. Только вмешался король и заставил победителя… Ты слушаешь, да? Так вот, заставил король этого барончика, который, кстати, был вдовцом, взять в жены эту обесчещенную даму. И дочек взять на воспитание, представь? Как они тогда вообще в живых остались после толпы солдатни, мне не известно. Но — что есть, то есть! Так вот… Передавать оставшийся без барона-хозяина домен никому не стали. Король обязал победителя заделать ребенка, и обязательно — сына, этой даме, чтобы было кому наследовать осиротевшее баронство.
«М-да… какое решение?! Это… даже не знаю, как назвать! Нынешний король-то — гуманист и знает толк в извращениях!».
— И чем все закончилось? — обескураженный Каннут покачал головой.
— Чем закончилось? Даму, впрочем, как и дочек, подлечили лучшие королевские маги-лекари. И через год у нее родился сын. Хотя, как утверждали злые языки, не от барона, а от одного из этих лекарей. Барон этот, видно, совсем сбрендил, выполняя королевскую волю. Поговаривали, что этот моральный урод сожительствовал с этими дочками. Видно — понравилось насиловать девиц. А после рождения мальчика он как-то быстро помер. Отравили, не иначе. Вот такие милые нравы в Лютеции, в Сентране и в маркграфстве Галлия.
Филип снова закурил, а Плехов задумался:
«М-да… что-то пастораль, которая мне открылась с самого начала пребывания здесь, перестает быть таковой. Если уж такие уроды тут встречаются. «Прогнило что-то в королевстве Датском!». Но король-то каков? Какой-то Калигула, честное слово. Вот такое издевательство и над побежденными, и над победителем?».
— Ну и что ты думаешь по поводу услышанного? — спросил Филип.
— Что я думаю? Я думаю, что мои родичи были не так уж и не правы, когда захватили это королевство. И такой король, который правит сейчас…
— А вот здесь — лучше помолчи, Каннут. Ибо речи, которые ты сейчас ведешь… они точно приведут тебя на плаху. Эльфы, Кан. Это все эльфы! — кивнул маг.
— Ты считаешь, что такими уродами людей делают эльфы? Х-м-м… кстати! А какие они вообще — эти эльфы? Что они высокомерные ублюдки — я уже слышал. Но что они из себя представляют?
— Что представляют? — засмеялся Филип, — Ты же сам только что сказал — высокомерные ублюдки! А так… Я не так часто видел их в Сентране. Они, видишь ли ты, по улицам не разгуливают, им противно видеть вокруг себя людей. Хотя не только людей. Орки, гномы и прочие — им не менее противны! Но… Ладно! Они высокие, если ниже вас, нордлингов, то ненамного. Стройные, я бы даже сказал — гибкие. Толстый эльф — это что-то вроде анекдота.
— Красивые, говорят?
— Красивые? Ну, можно и так сказать. Мужчин, как ты сам понимаешь, я с точки зрения красоты оценивать не могу, но так считается. В Сентране, и вообще в Лютеции, высокие дамы прямо мечтают, как бы лечь под эльфа. Я пока там жил, не раз слышал всякие-разные песнопения и стишата про высокую любовь прекрасной дамы и эльфийского принца, к примеру. Только это вряд ли!
Маг засмеялся.
— Почему вряд ли? — не понял Каннут.
— Судя по их отношению к людям, для них это как… переспать с животным, к примеру. Хотя могу допустить, что в каких-либо своих целях… Да и злые языки поговаривают, что эльфы эти с мужиками предпочитают.
Каннут чуть задумался, а потом:
— Ф-у-у… бля! У тебя сегодня, Филип, настроение рассказывать всякие мерзости!
Маг засмеялся:
— Это я к тому, чтобы у тебя был трезвый взгляд на жизнь, парень. Вокруг нас хватает как хорошего, так и плохого. Одни говорят, что хорошего все же больше, другие — наоборот. Но если про эльфов и эти отношения между собой… Не знаю, полагаю, что все же этого нет. Просто они — долгоживущие. Думаю, что за свою жизнь они всего перепробовали, и им очень многое, что влечет нас, уже неинтересно.
— А насколько долго они живут?
— А вот этого, мой друг, никто не знает! Всяко больше нас, и даже больше гномов, которые — точно известно, что живут около трехсот лет. А сколько живут эльфы? Пятьсот лет? Тысячу? Две тысячи? Точно известно, что убить их можно.
— М-да… хоть это радует. Ну а их женщины — каковы они?
— Эльфийки? Тоже высокие, стройные, гибкие.
— Красивые?
— Х-м-м… можно сказать, что красивые, если тебе нравится красота холодной мраморной статуи. Они какие-то… замерзшие. Нет эмоций. А если и улыбаются, то улыбки явно неискренние и неживые. А так — да, красивы. Полюбоваться же на статую можно, да? Спать только с ней не будешь.
— Что еще по эльфам? Где они живут? Каковы они в бою?
— Х-м-м… тут знаешь, все больше по слухам. Их родина — Альбион. По древним книгам известно, что они несколько тысяч лет назад… То ли две тысячи, то ли три? Уплыли на кораблях за Великое море, всем народом. И не было их больше тысячи лет. А потом — вернулись. Куда уплывали, почему вернулись? Никому не известно. Но к тому времени на Альбионе уже жили другие народы. Альбион, Каннут, это вообще что-то вроде родины всех народов. Оттуда пошли орки, потом — вроде бы — гномы. Ну и люди периодически там появлялись, чтобы быть вытесненными другими племенами. Орки, гномы, кельты и саксы, даже вы, нордлинги, вроде бы родом из тех мест. И иберийцы, и франки, и галлы — все отметились на этом острове. Только вот сейчас, кроме эльфов, там никого нет.
Филип продолжал:
— Они живут в священных рощах меллорнов. Это и храмы их, и дом.
— Ну а на материке — где они живут?
— Если есть возможность — то они живут в лесах, в рощах. Возле Сентрана, кстати, им выделили несколько больших лесов. И теперь входа в эти леса людям нет. В городах им приходится жить по необходимости. Это всякие посольства и прочие анклавы. Но они точно не живут в хижинах бедняков! — засмеялся маг, — Дворцы самых богатых аристо, ансамбли королевских зданий — вот места их обитания в людских городах.
«М-ля… почему у меня в голове вертится мысль про «Ельцин-центр»?».
— А вот Бруно с Седриком рассказывали, что у сына Дьюры жена была эльфийка. Это правда?
— Правда. Там их в то время, как говорят, был целый прайд. И мужики, и бабы.
— Так как же она могла, если… Как с животными спать? — удивился Кан.
— Цели, мой друг! Ради цели — такое возможно. Самоотречение, слышал такой термин? — Кан кивнул, и маг продолжил, — Но это только мои предположения. А так-то… в официальных версиях — там такая любовь, такая любовь! Что ты!
— А дети у них были?
— Нет! Я вообще сомневаюсь, что такое возможно. В книгах встречаются данные о разных смесках — орков и людей, даже людей и гномов. Но вот про полуэльфов ничего не известно. Мне кажется, что это вообще невозможно. Разные, наверное, у нас организмы! — маг попыхтел чуть погасшей трубкой, — Хотя я вот сомневаюсь, что и с другими расами у людей получатся отпрыски. В книгах о таких есть, а в жизни они мне не встречались.
— А что они представляют из себя в бою?
— Как ты сам понимаешь, мне с ними в бою встречаться не доводилось. Я человек мирной профессии. И слава богам, к слову. Ибо противники они… очень неудобные, по словам опытных людей. Непревзойденные лучники — это признано всеми. Даже вы, нордлинги, не любили сходиться с ними в бою. Но северяне нашли метод сражаться с ушастыми. Быстрое сближение, невзирая на потери, плотный строй, щиты. Эльфы не любят рукопашной схватки. Каждый из них — хороший мечник, даже можно сказать — отменный! Но в строю они не сражаются. Индивидуалисты, если ты слышал такое слово. Когда противник выходит на дистанцию клинка, эльфы стараются отойти.
Маг засмеялся:
— Очень уж они не любят умирать!
— Все умирать не любят, что с того? — пожал плечами Каннут.
— Э, нет! Орки — те сражаются самозабвенно. Умереть для орка в бою — честь. Примерно так же и у вас, у северян. То же и у алеманов. А вот эльфы… Шалишь! Поэтому и стараются выдвинуть вперед других, оболваненных якобы союзников. А сами — издалека разят врага стрелами.
— А почему не любят умирать? Жить любят?
— Возможно, потому, что рождаются эльфы нечасто. У их семейных пар бывают всего два, три… Редко — четыре ребенка. С одной стороны — вроде бы достаточно. Но если вспомнить их продолжительность жизни — крайне мало! И сражаются, и рожают детей у них все больше молодежь, лет этак до ста пятидесяти. А потом… неинтересно им это. Только имей в виду, Кан, все, что я тебе рассказываю об эльфах — крайне недостоверная информация. Они никогда не рассказывают о себе, своей жизни, своих обычаях. Так что все, что мы про них знаем — предположения, основанные на наблюдениях. Но! Очень длительных наблюдениях. Хотя ошибки и не исключены. Есть предположение, что вот наша лекарская магия — отголоски их магии жизни. Кто-то где-то, когда-то подсмотрел, был накоплен определенный опыт.
— А у других рас — как обстоят дела с магией? Ты немного рассказал про людей. Про эльфов — только догадки. А у гномов? У орков?
— У гномов тоже… все очень своеобразно. Как я понимаю, их магия нам, людям, — непонятна и непосильна. Они крайне сведущи во всем, что касается земли. Особенно — гор! Камни, руды, кузнечное дело. После развала империи, с тех пор как гномы ушли назад под горы, информации крайне мало. Их отдельные отщепенцы — редки и необщительны. Да и не встречаются среди них сильных магов. Ремесленники все больше! — маг ненадолго задумался, — Что известно про орков? Там тоже… все по-своему! Магия орков — это больше шаманизм и ритуалистика, чем магия. Она очень сильная, но… Крайне медленная и запутанная. Орочьи шаманы могут то, что не могут даже эльфы. Вызвать дождь, бурю, даже ураган. Но для этого потребуются многие дни подготовки, и одному шаману с этим не справится. Я встречал в книгах такое понятие — Круг шаманов. Это когда несколько сильных шаманов, увлеченных общей целью, — своей или целью нескольких племен, подготавливали какой-то ритуал, и их врагам становилось очень худо! Но разрушить весь ритуал можно на любой стадии подготовки. Поэтому нашими людскими магами этот путь был признан неприемлемым.
Филип засмеялся:
— Ты, парень, хочешь, чтобы я тебе за несколько дней рассказал то, что люди изучают годами и десятилетиями? Не получится, как ни старайся!
В следующую деревню они и правда приехали, лишь только подошел полдень.