Каннут, отродье Севера.

Глава 28

В общем-то, было понятно, зачем его пригласили — явно не для знакомства. Представитель стороны Вольных баронов был вправе опросить участников инцидента, что сейчас и проделывал. Но тут парню не нужно было ничего придумывать — все уже обсудили заранее.

Только вот Кан заметил, как чуть приподнялась бровь барона, и слегка искривились в мимолетной улыбке губы, когда он представился как Кнут Берг, внучатый племянник Седрика. А эта холодная красивая сука, стоявшая у окна, даже бровью не повела.

Перед Зальмом Каннут заметил стопку исписанных листов бумаги. Такая же стопка лежала и перед «ярыжкой».

«Значит, этот клерк недаром брал деньги, не просто так ел и пил здесь. Он, похоже, успел сделать копии документов по опросам крестьян, подсчету убытков деревни и прочему. Ну что скажешь — молодец!».

Вопросы, заданные Каннуту Зальмом, больше касались первой стычки с дружинниками Брегетса — когда был избит Клеменса и изнасилована Лия.

«Ну так… Сопровождал милсдаря мага в его поездках по селам. Приехали в Речную…».

И по порядку — что видели, кто чем занимался.

— Так, значит, дружинник первым обнажил меч? — спросил Зальм.

— Именно так, господин барон! — кивнул Каннут.

Вопросы были довольно стандартны, ответы Каннута — так же.

Плехов почувствовал, что у Каннута больший интерес вызывала Гудрун, чем весь этот опрос. И если Евгению была интересна супруга барона именно как женщина…

«А что тут такого — вот вообще никаких чувств к ней как к родственнице не испытываю! Впервые вижу, и вообще… Но вот у его тушки, похоже, интерес присутствует! А почему? Родственные чувства пробудились? Не похоже!».

Покопавшись в своих мыслях, Плехов понял, что интерес тут несколько иного плана. Каннуту было вообще интересно все, что касалось его семьи — деда, отца, матери, братьев. Тут у благородных принято знать своих родных, их историю, историю семьи. И слишком уж отрывисты и поверхностны были знания и мнения окружающих его людей о семье Бьергсонов. А здесь все-таки человек именно из этой семьи! Поэтому и косился Кан периодически на женщину.

Она же, увидев его интерес, приподняла бровь и презрительно изогнула губки.

«Сука! Значит, правы те, кто ее так характеризуют. Но — красива! Довольно широкие бедра, обтянутые то ли замшевыми, то ли бархатными штанами, затянутая в кожаное подобие жилетки талия, длинные ноги. Поговорить бы с ней, удовлетворить интерес парня по поводу его семьи. Но… Получится ли?».

Когда его опрос закончился, Каннут вышел из комнаты Бруно, чуть подумал и отбросил в сторону мысли о возможном разговоре со своей якобы сестрой:

«Да ну ее! Со стороны этой красотки точно никаких родственных чувств ждать не приходится. Так стоит ли в таком случае пытаться поговорить? Нарвешься на издевки и насмешки. Ну ее на хрен!».

И Каннут занялся привычными для него делами.

— Благородное сословие в королевстве имеет несколько статусов, в зависимости от знатности рода! — очередная лекция мага была посвящена этому вопросу.

— Первым из аристократов, соответственно, является король! Далее идут герцоги. Все они занимают посты руководителей провинций. Как мы уже говорили, провинций в нашем королевстве Террания четыре. Это центральная, где и расположена столица Сентран — Лютеция, населена народом галлов, а также — франками, они же — франкоты, и на севере провинции — валлонами. Маркграфства — Галлия, Франкотия, Брабант. Посты маркграфов занимают следующие по ступеням аристократы — графы. Маркграфства же разделяются на баронства…

«Все это так, или иначе Филип мне уже рассказывал! Все-таки нужно ему учебные планы сделать. А то — повторов много!».

— На самом низу пирамиды аристократов находятся безземельные рыцари. В разных провинциях их и называют по-разному: рыцарь, риттер, рейтар — это характерно для Алемании и Севера Лютеции. На Юге Лютеции и у нас здесь, в Апии, более употребим термин — кавалер. В Иберии же — идальго, или — идальхо.

— Все эти рыцари-кавалеры — суть дети баронов, которые не наследуют отчий манор…

— Послушай, Филип! А мне вот интересно — после захвата королевства нордлингами, они правили здесь пятьдесят лет. Откуда же взялись все эти аристо? Как я понял, нордлинги при захвате особо не церемонились с представителями прежних правящих фамилий.

— Х-м-м… вопрос, конечно, интересный! — усмехнулся Филип, — Только не стоит его задавать посторонним людям. Это, получается, ты сомневаешься в правомерности нынешней власти. Что касается короля и его рода, он действительно является то ли внучатым племянником погибшего при нашествии короля, то ли внуком. Там все очень запутано, в этих генеалогических вопросах. Но вроде бы право на престол у него и впрямь есть. А вот про владетелей провинций — тут все гораздо сложнее. Ты прав, когда сказал, что северяне не церемонились с прежней властью. Это — то, что касается Лютеции и ее провинций. Примерно так же дела обстоят и в Иберии, и частично в Апии. Но вот в Алемании аристократы сохранились в уже куда как большем количестве. Просто они сумели вовремя договориться с нордлингами. Но и в остальных провинциях погибли далеко не все аристократические фамилии. Кто-то успел сбежать в Шаррах и там отсиделся до поры. Кто-то — подался на территорию Вольных баронств, имея там знакомства или родственные связи. Так что, когда произошло восстание, то аристократы нашлись быстро. Сейчас у власти в королевстве стоят две прежних ветви — это Марки, родиной которых когда-то была именно Апия, и Вольфы — боковая ветвь Марков, которая, в общем-то, почти полностью сохранилась на территории Алемании. Только вот особой любви между ними нет…

— А чего так? — засмеялся Кан.

— Ну-у-у… Марки ставят в вину Вольфам их соглашательство с нордлингами, и что тех, в силу этого соглашательства сохранилось куда больше, чем Марков. Но в чем-то они и правы, эти Марки. Кроме того, Вольфов отличает от нынешней королевской ветви гораздо более скептическое отношение к эльфам. Это — мягко говоря…

За ужином Каннут с удивлением узнал, что баронесса Зальм, в отличии от своего супруга, который уехал все по тому же вопросу вместе с Бруно и чиновником магистрата в Луку, осталась на постоялом дворе.

— Она хочет, чтобы милсдарь маг провел несколько сеансов по ее оздоровлению и омоложению! — негромко рассказывала Каннуту Лия, когда парень увлек ее к себе в комнату с целью получения информации, — Барон оставил ей двух воинов в охранение. А меня Гудрун затребовала к себе в услужение, пока она здесь. Все же она меня давно знает, еще с замка вашего деда, господин.

— И как долго она намерена здесь оставаться?

— Пока барон не вернется! Он будет возвращаться назад через нашу таверну.

— М-да… И чем она занята? — «х-м-м… а зачем это мне?».

— На вечер она заказала мыльню, чтобы я наполнила ей большую бочку. А сейчас отдыхает в большом номере!

«Х-м-м… в большом номере? Денежки у барона явно имеются, потому как номер-то — самый дорогой. А зачем я все это спрашиваю? Все же мысль попробовать переговорить с этой сукой не ушла полностью? Каннут хочет что-то узнать о своих родных? И что я за балбес, если не додумался поговорить с Лией на эту тему раньше? Ведь она была служанкой в замке деда! Идиот? Ну дык… Есть такое дело! Или только увидев сестру Каннут воспылал жаждой знаний? Хрень какая-то! Все-таки это порой здорово напоминает шизофрению — я вроде бы полностью владею телом и головой, но иногда в ней возникают непонятные для меня желания и мысли!».

— И еще… господин… — Лия замялась, — Она, эта Гудрун, о вас спрашивала.

— М-да? А что она спрашивала? — «О как! Интерес что — взаимный?».

— Да так… Вроде делает вид, что ей неинтересно, а сама… Спрашивала, когда вы в чувство пришли, какой вы, чем занимаетесь?

— А ты что?

— А что я могу сказать-то? Я же здесь без году неделю живу!

— Лия! А что ты вообще можешь о ней сказать? — «Стоит с ней пытаться разговаривать или — ну ее?!».

— Господин! Я же просто служанка. Да и была молодая совсем! — попыталась ускользнуть от вопроса женщина.

— Ну-ну-ну… Слуги подчас лучше знают своих господ, чем они сами! — Кан приобнял женщину и потискал ее за попу.

— Ну… она плохая! — задумалась Лия.

— Х-м-м… и в чем это выражалось?

— Во всем! В отношении к слугам, в отношении к вашим родным. Она злая была всегда. Говорили, что она в этом похожа на свою мать! — попыталась сформулировать женщина, — Когда Гудрун замуж за Зальма выдали, о ее отъезде никто не сожалел. Ни слуги, ни господа.

«Интересно! Какие-то скелеты в шкафу? А мне это интересно? Вот как Плехову — так ничуть, дела давно минувших дней. А как Каннуту? Да, интересно! Значит, что? Надо попробовать поговорить? А как — если возле нее всегда эти двое воинов будут тереться? Залезть к ней в комнату?».

— Слушай! А где ее охранников поселились?

— Напротив ее комнат. Там номер попроще. Простой номер, на двух постояльцев. Дверь в дверь, получается!

«Х-м-м… еще услышат — кипишь наведут! Да и Зальм будет очень недоволен, если узнает. Ну да — мужик в номер к его жене залез! Шкандаль, аднака!».

— Лия… а ты можешь мне сказать, когда она в мыльню пойдет? Мне поговорить с ней нужно…

— Вы пойдете в мыльню к госпоже? — женщина очень удивилась.

— Ну-у-у… я тишком, через прачечную! — подмигнул он ей.

— Не знаю, господин, стоит ли? А ну как она крик поднимет? — Лия сомневалась, — Может, лучше… Может быть, лучше я к вам после приду?

«Как она засмущалась! И вообще — к чему она это сказала? Она что — думает, что туда полезу ради блуда? Х-х-а! Совсем уже? Это же… типа — сестра Каннута! Но… А вот я воспринимаю Гудрун как сестру? Да ни хрена. Я, Евгений Плехов, воспринимаю эту стерву, как красивую бабу, и только!».

— Лия! Я вовсе не против того, чтобы ты ко мне пришла! — поглаживания по ягодицам стало более интенсивным, — Только я и правда туда хочу пройти, чтобы поговорить с Гудрун. Есть у меня вопросы по поводу моих родных. Кстати! Тебе тоже стоит подумать, ибо я и тебя потом поспрашиваю. Ты ведь сколько лет в замке жила! А я ничего не помню, слишком мал был…

На улице уже изрядно стемнело, когда Лия, мельком заглянув в комнату Кана, шепнула:

— Госпожа баронесса меня к себе зовет! Большую бочку я уже горячей водой наполнила.

— А где эти — ее сопровождающие? Не видела?

— Один, который постарше, в зале сидит, пиво пьет с Габором, а второй на этаже, возле двери в мыльню слоняется!

«Молодец Лия! Разведчица настоящая!».

Каннут прошмыгнул по лестнице и, чуть высунув нос, глянул по коридору.

«Ага… скучает служивый! Ему-то наверняка хочется тоже пивка хлебнуть, а тут — стой возле закрытой двери непонятно зачем!».

Потом нырнул на кухню, прошел по коридору мимо людской к двери в прачечную, негромко постучал. Лия открыла мгновенно, впустила его и снова закрыла дверь на щеколду.

— Ох, господин! Не ходили бы вы к этой стерве! Ну какой разговор с этой змеей? Да и неприлично же — к женщине вот так, в мыльню. Не дай боги, кто узнает!

— Х-м-м… а к тебе в мыльню я могу зайти! — игриво подмигнул ей парень.

— Ко мне? Все, что захотите, господин. И — когда хотите! Но ведь — то я, а то — баронесса!

— Не бойся! Я только поговорить, а не получится — так уйду сразу!

Одежда женщины была мокрой спереди и изрядно прилипала к телу, очень соблазнительно обрисовывая ее фигуру.

Каннут больше для того, чтобы успокоить Лию, провел рукой по ноге, по животу и чуть сжал руку на ее груди:

— А ты что такая мокрая? Тоже мылась?

— Скажете тоже, господин! — улыбнулась она, — Это я голову госпоже мыла, а потом и мочалкой ее терла, вот и облилась немного.

— Ну ладно, я пошел! — подмигнул он женщине и, скинув сапоги для «снижения шумности», направился к лестнице в мыльню.

Люк не скрипнул, но, наверное, по возникшему сквозняку Гудрун поняла, что Лия вернулась. В неярком свете развешанных по стенам масляных ламп, поверх края лохани, виднелась голова женщины с тюрбаном белой льняной ткани.

— Ну, где ты ходишь, мерзавка! — недовольно протянула баронесса, — Воды горячей нужно подлить!

Усмехнувшись про себя, пожав плечами и не выходя из-за ее спины, Каннут зачерпнул в большой ковш горячей воды из стоявшего рядом ведра, осторожно вылил ее в корыто.

— Больше лей! Заморозить меня хочешь? — капризничала женщина.

«Больше — так больше!».

— Хватит! Теперь разомни мне плечи! — и женщина пересела чуть повыше.

«Какая у нее молочно-белая кожа!».

Гудрун сидела, опираясь спиной на стенку бочки, положив руки на ее края. Каннут, подавляя ухмылку, из каких-то хулиганских соображений до сих пор никак не обозначил себя.

«Массаж, говоришь, тебе нужен? Ну, давай, попробуем! Юльке и Светке порой нравилось, как я его делаю!».

Чуть смочив руки в жидком ароматном мыле, Каннут провел ладонями по ее красивым плечам. Еще раз, и — снова, снова. Женщина расслабилась и опустила голову на край бочки, застеленный в несколько слоев тканью.

— У тебя умелые руки. Только вот ладони грубые. Тебя здесь как прачку используют, что ли? Или вообще на огород выгоняют? — негромко спросила Гудрун.

Чуть подавшись вперед, Каннут увидел, что она лежит с закрытыми глазами.

«Похоже, ей понравилось!».

А вот потом он увлекся — с плеч перешел на руки, для чего наклонился еще ниже и почувствовал, как она дернулась под его руками.

— Ты с ума сошел, мальчишка?! — раздалось злобное шипение.

«Ишь как — мальчиш-ш-ш-ка! Точно — как змея!».

— Привет, Гудрун! — улыбнулся, посмотрев вниз.

«Ну вот — изумление! Хоть одно нормальное выражение лица. А то — одно презрение и высокомерие!».

— Я хотел поговорить с тобой!

— Я тебя спросила — ты сошел с ума? — женщина скинула его руки со своих и чуть приподнялась, выпрямившись в бочке.

При этом ее молочно-белая грудь почти идеальной формы и немалого размера выглянула из воды.

«Х-м-м… а Филип и правда очень хороший маг, если вот так поправляет женщинам груди. У нее же трое детей, насколько помню?».

Непроизвольно Каннут уставился на такую красоту и облизнул губы, чем вызвал еще большее поднятие бровей женщины.

— Х-м-м… Ну, это вполне знакомо! Бьёргсоны всегда были извращенцами! Дикими, буйными, грязными животными! — с улыбкой превосходства и одновременно презрения выплюнула Гудрун.

— Что ты имеешь в виду? Почему — извращенцами? — опешил Кан.

— Твои братья… Слава богам — сейчас мертвые — тоже любили подглядывать за женщинами. И ладно бы — за служанками или другими девками! Но и за мной, и даже — за своей матерью!

— М-да… Наверное, они тогда были еще маленькими и только подглядывали? — «А что еще сказать? Начало разговора не радует!».

— Слава богам, потом они валяли только служанок или девок в деревнях! Пошел прочь отсюда, маленький извращенец!

— Гудрун! Я пришел только, чтобы поговорить! — примирительно выставив руки перед собой, Каннут вышел из-за бочки, обошел ее и уселся на скамью у стены.

— Я не намерена с тобой разговаривать, щенок! — чуть повысила голос женщина.

— М-да? Успокойся… А тебе говорили, что ты очень красива? Ты же тоже — Бьергсон…

— Я кликну сейчас воинов! — прошипела Гудрун.

— Вот как? Х-м-м… и кому ты сделаешь хуже? Дверь на щеколде, пока твой страж будет ее выбивать, я успею убежать. А потом… Сама подумай — что ты скажешь мужу? Что я, такой-сякой, прокрался к тебе в мыльню? А зачем? Изнасиловать тебя? Ага… В таверне семь красивых девушек, которые не отказывают мне ни в чем. А я — собираюсь насиловать тебя? Да и посуди сама, твое слово — против моего. Я же скажу, что мирно спал в своей кровати. А Лия — подтвердит мои слова, сказав, что ни в прачечной, ни в мыльне кроме тебя и ее никого не было. Ты ведь не сомневаешься, что она именно так скажет?

— Эта подстилка всегда согревала постели мужчинам вашего рода! — искривила губки в злобной гримасе красавица.

— Ну вот видишь! Сама понимаешь. А почему — вашего рода? Разве этот род и не твой тоже? — удивился Каннут.

— Нет! Никогда у меня не было ничего общего с вами — тупыми, грязными дикарями!

— М-да… Чем же тебе так насолили наши родственники, что ты даже спустя столько лет не можешь спокойно говорить о них?

«А ведь кричать она не спешит. Видно, понимает, что это дело такое — палка о двух концах! И Зальм, наверное, ревнив, как сто мавров!».

В ответ на его вопрос Гудрун выругалась, скрипя зубами. Грубо, даже грязно выругалась на смеси общего и наречия северян. За прошедшее время память тела понемногу возвращалась к нему, в том числе и язык Севера.

— Ого! Такая красавица знает такие выражения? А говоришь, что ничего общего с нами у тебя нет! — усмехнулся парень.

— Что ты хочешь от меня? — приподняв верхнюю губу, за малым — не зарычав, прошипела Гудрун.

— Видишь ли, красавица… Я совершенно не помню родных. Я думал, что ты сможешь мне рассказать о них. Но вот теперь сомневаюсь в том, что ты скажешь мне что-то толковое.

— Про своих родных хочешь услышать? — выгнула брови дугой женщина, — А ты правда хочешь услышать о них из моих уст?

«М-да… все-таки она очень красивая баба! И даже эта ее злоба смотрится… притягательно, что ли? Эмоции-то какие сильные и честные?».

А вот то, что негромко говорила ему Гудрун, иногда переходя на шипение, а иногда — даже улыбаясь с удовольствием от высказываемых ею фраз, больше походило на ушат дерьма. Даже не так! Не ушат, а целую бочку дерьма, которую вылили на не ожидавшего такого напора и такой экспрессии Каннута. И парень с тревогой чувствовал сейчас, как по мере выливания на него этих нечистот, внутри него растет и ширится, захватывая все тело, темный, необузданный гнев.

— Заткнись! Заткнись, сука! — как будто со стороны он услышал свое собственное шипение, перерастающее в рычание.

— Нет! Ты хотел услышать, так вот и слушай! — Гудрун в азарте даже приподнялась выше, забыв, что сейчас она голая.

— Ар-р-р-х-х…

Плехов и сам не понял, как он смог так прыгнуть — со скамьи у стены прямо в лохань, откуда продолжала извергать площадную брань его вот эта самая якобы сестра. Оседлав ее сверху, не давая подняться, Каннут схватил ее за шею.

— И что? Убьешь меня? Да? А потом Зальм тебя распнет на воротах нашего замка! — улыбаясь, выплюнула она ему в лицо.

— Убить? Надо бы… Но я придумал кое-что получше, сука! Открой рот! Я сказал: открой рот! — взбешенный Каннут перехватил ее руки и прижал в краю бочки.

— Ты… скотина! Ты — настоящий Бьергсон! Сволочь! Дикарь! — билась женщина, пытаясь вырваться.

— Я сказал тебе… открой свой поганый рот! — Каннут рывком стянул с себя штаны и приподнялся, приблизившись к лицу женщины.

— Я… Я откушу тебе его! Только попробуй! — Гудрун вновь попыталась вырваться из его рук, но парень перекинул одну ногу поверх края бочки и прижал ее руки ногой.

— А вот так? — он, чуть изогнувшись, нащупал на ремне ножны и потянул из них кинжал, упер его острие в шею женщины, — Дернешься, вздумаешь кусаться — и я убью тебя! Подумай о своих детях. Младшему сколько? Пять? Совсем кроха… Остаться сиротой в таком малом возрасте! Открывай рот — я тебе сказал!

— Ты не посмеешь…

— Да-а-а? А ты смеешь так поливать дерьмом моих родных? Смеешь? Ну так чего ты ждешь от меня? От дикого, сумасшедшего Бьергсона? Открывай рот, я сказал. Не оставляй детей сиротами! Вот так… молодец! Наклони голову. Наклони голову, я тебе сказал! Ближе ко мне… Вот так! Все верно! Молодец! У тебя красивые губы, это видно всем. Но не все знают, что они еще мягкие и нежные!

Дергая бедрами, Каннут прикрыл глаза:

— Вот так-то лучше! И твой рот не изрыгает сейчас дерьмо, а занят совсем другим делом. Можешь еще язычком поработать. Ты слышишь меня, сука?!

Парень нависал над женщиной всем телом, когда услышал снизу булькающие звуки.

— Что? Ты что-то хочешь сказать? Опять будешь изливаться бранью?

Гудрун пытаясь отдышаться, захлебываясь воздухом, прохрипела:

— Сволочь! Я же задохнусь так…

— Да? Ладно, согласен. Разворачивайся…

Перехватив ее руки, помогая себе ногой, он рывком развернул женщину и повалил ее на край бочки.

— Стой так!

— Больно! Мне больно, скотина!

— Ладно. Встань повыше, обопрись на руки. Вот так!

Гудрун приподнялась, и Каннут с удовлетворением осмотрел ее красивую задницу с белой кожей.

— Хороша! Ох, как ты… хороша! Вот так! Во-о-т…

Женщина стояла на четвереньках, опустив голову на руки, вцепившиеся в бортик бочки. Плескалась вода, чуть слышно порыкивал от удовольствия «скотина и сволочь». А потом Кан с удивлением почувствовал, как Гудрун начала чуть подаваться ему навстречу. Сначала почти незаметно, но потом — все сильнее и сильнее. И вот она уже застонала, а потом и прикусила себе запястье. Парень поднажал.

— А-а-х-х…, - Гудрун обмякла, но буквально через несколько секунд встрепенулась:

— Не в меня! Не в меня, сволочь! У меня нет… а-а-х… амулета…

— Ну что же… Значит, сделаем так! — Кан чуть поправился.

— Что… Что ты делаешь?! Ай! Ты что…

— Зато не понесешь! Потерпи, это быстро…

Выдохнув, Каннут чуть слышно зарычал от удовольствия и, обмякнув, повалился на женщину. А та, ловко развернувшись, вцепилась ему в волосы, впилась взглядом в его глаза и вновь змеей прошипела:

— Ты что сделал, тварь?

Каннут подтянулся чуть выше и, не обращая внимания на боль в выдираемых ею волосах, взасос поцеловал ее.

«Действия методически верные!» — отметил Кан, почувствовав, как слабеет ее хватка в его шевелюру. А потом… Потом они просто целовались. И ее поцелуи были горячи.

— Ты — Бьергсон. Дикая, сумасшедшая тварь! Таких, как ты нужно убивать без жалости! — судорожно шептала она ему в ухо, но вот ее действия говорили о совершенно другом: ухватив его за «животное начало», женщина очень активно, безжалостно… к-х-м-м… приводила его в боеготовность.

— Ты груба. Лучше поласкай его губками…

— Хрен тебе! У меня горло болит! — мотнула она головой, — Пошли на лавку, здесь очень неудобно!