Клич

25

Утро застало его в роскошном фамильном особняке на скомканных простынях.

Морщась от тяжести в затылке и не без некоторого труда Всеволод Ильич восстановил события минувшего дня: свидание с Игорем Ксенофонтовичем на Мойке, ужин в ресторане Бореля на Большой Морской, прогулка по Петербургу в лакированном экипаже и, конечно же, очаровательная княжна Бек-Назарова.

Короче, все образовалось как нельзя лучше, хотя и с некоторыми недоразумениями: в самый неподходящий для этого момент Бек-Назаровой вдруг вздумалось перед ним исповедаться — оказывается, она собиралась замуж, и тот пожилой господин, которого он видел с нею в ресторане, был графом Скопиным — ее женихом.

"Ну что ж, — сказал Всеволод Ильич, стараясь изобразить на своем лице безразличие, — граф Скопин произвел на меня весьма приятное впечатление. Он разумен и неревнив".

"Это только так кажется, — возразила Мария. — На самом деле граф страшный ревнивец и дуэлянт".

"Тем лучше, — зевнул Всеволод Ильич, — это придает некоторую пикантность нашей сегодняшней встрече. Я хоть сейчас готов принять секундантов графа, но скажи, Мари, сможет ли твой женишок в нынешнем его состоянии удержать в руке пистолет?"

"Не смей смеяться над ним! — вспылила княжна. — У графа благородное сердце".

"Даже так?.. — сказал Всеволод Ильич. — Это уже кое-что… Но, Мари, не оставим ли мы этот разговор до следующего раза? Должен признаться, присутствие твоего жениха, пусть даже мысленное, в нашем обществе не доставляет мне особого удовольствия".

Потом Зарубин отвез ее домой, побродил по пустой набережной и вернулся в особняк, где тотчас же завалился спать, предварительно распорядившись, чтобы его не будили ни под каким предлогом.

И вот настало тяжелое пробуждение, похожее на пытку, и в голове зароились разные скверные мысли — не то угрызения совести, не то запоздалое раскаяние, хотя ничего предосудительного накануне вроде бы не произошло. Подобное состояние он постоянно испытывал после очередного кутежа. Зная это, он, естественно, знал и средство от дурного настроения. Поэтому он не стал себя мучить дальше, набросил на плечи зеленый шлафрок и позвонил в колокольчик. Тотчас же явился слуга с тазиком для бритья и туалетными принадлежностями. Он ловко намылил ему щеки, побрил, окропил французским одеколоном и подал из шкафа свежее белье и новый костюм.

— А это зачем? — удивился Всеволод Ильич. — Костюм приготовь к вечеру, а сейчас мне не к спеху.

— Уже пятнадцать минут как внизу вас ожидает господин Гарусов. Вот его визитная карточка, — сказал слуга, забрал тазик с туалетными принадлежностями и быстро удалился, так что Всеволоду Ильичу ничего другого не оставалось, как только углубиться в чтение.

"Штабс-капитан Леонид Зухрабович Гарусов, г. Санкт-Петербург, Екатерингофский проспект, д. 2, кв. 5", — прочитал он начертанное на плотном куске белого картона каллиграфическими буквами с затейливыми завитушками и виньетками.

"Странно", — подумал Всеволод Ильич, потому что среди его знакомых никого с такой фамилией не было. Впрочем, он мог и ошибаться: во время случайных кутежей у него то и дело появлялись порою очень странные и неподходящие приятели. Но внутреннее чутье подсказывало ему, что этот Гарусов явился вовсе не для того, чтобы напомнить о себе, а уж тем более не с целью продолжить приятное знакомство.

Не торопясь разглядывая себя в зеркале, он надел белую рубашку, костюмную тройку, причесался гребешком, подправил молодецкие усы и, насвистывая модную мелодию из какой-то штраусовской оперетки, сбежал по лестнице в приемную, где и в самом деле сидел на низенькой кушетке совершенно не знакомый ему господин в новехонькой гвардейской форме, с лицом строгим и не располагающим к долгой беседе.

Как и принято в подобных случаях, Зарубин представился, слегка склонив голову, штабс-капитан назвал себя и щелкнул каблуками.

— Чему обязан? — вежливо спросил Всеволод Ильич и элегантным движением левой руки предложил гостю подсесть к ломберному столику. Сесть гость отказался, и лицо его продолжало сохранять значительное выражение.

— Изволите ли вы знать графа Ивана Семеновича Скопина? — спросил после некоторой заминки Гарусов (видимо, богатое убранство особняка произвело на него соответствующее впечатление).

— Графа Скопина? — удивился Всеволод Ильич, хотя, как мы помним, он его знал по рассказам княжны Бек-Назаровой.

— Вы не ослышались, — сказал штабс-капитан и выпятил украшенную офицерским Георгием грудь.

— Но я не знаю никакого графа Скопина, — продолжал с улыбкой настаивать на своем Зарубин. Ему было забавно наблюдать растерянность секунданта (а в том, что это был секундант, он уже нисколько не сомневался).

Гарусов на некоторое время смешался, но тотчас же взял себя в руки.

— Впрочем, это не имеет значения, — сказал он даже с некоторым озлоблением. — Граф просил передать, что вы вели себя вчера у Бореля недостойно и он имеет честь быть к вашим услугам.

Всеволод Ильич покачал головой:

— Нынче и незнакомые вызывают на дуэль. Мне бы, конечно, следовало отказаться и послать вашего графа к черту, но боюсь, что он заподозрит меня в трусости. Так где и когда?

Штабс-капитан назвал место и время.

— Надеюсь, вас это устраивает?

— Вполне, — отвечал Зарубин. — Наконец-то я смогу по-настоящему выспаться. Терпеть не могу этих правил, чтобы драться непременно на зорьке: желудок пуст, прохладно — брр…

— Я бы не советовал вам плотно завтракать, — сказал штабс-капитан.

— Ну, знаете ли, посоветуйте это лучше вашему графу, — живо парировал Зарубин.

— Честь имею, — щелкнул каблуками штабс-капитан и вышел с достоинством.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — пробормотал Зарубин, провожая Гарусова задумчивым взглядом. Выходит, Мария была права: этот граф и в самом деле не только ревнивец, но и отчаянный дуэлянт.

Подобный поворот событий вовсе не входил в его планы. Однако дело сделано, ничего уже не изменить.

Поэтому, верный своему принципу, Всеволод Ильич вскоре забыл об утреннем инциденте, прошел в столовую комнату, где на хрустящей скатерти уже дымился завтрак и стояла предусмотрительно охлажденная бутылка шампанского. Он сел на свое обычное место, удовлетворенно потер руки и выпустил к потолку громко хлопнувшую пробку.

Пенящаяся жидкость разогнала остатки сна и окончательно привела его в состояние душевного равновесия. Съев два яйца всмятку с жареными хлебцами, Всеволод Ильич тщательно вытер салфеткой губы, перешел в кресло и закурил сигару.

Теперь можно было спокойно подумать о том, как провести день и, главное, вечер. Снова ехать к Борелю он не хотел: подряд дважды наведываться в одно и то же место не входило в его правила. Можно было, конечно, навестить своих старых друзей, но будет много шума и возлияний — вместе с тем следовало подумать и о секундантах, а где же их еще и искать, как не у знакомых? Задача вдруг представилась ему не такой легкой, как думалось вначале: он не хотел огласки своего приключения, а знакомые почти все были болтливы, да еще и любопытны к тому же. Раз дуэль, значит, дама, решат они, и тогда придется рассказывать о княжне и еще о многом другом, без чего не обходится в тесном мужском кругу. "Черт знает, что такое". Всеволод Ильич принялся мысленно перебирать всех, кого знал в Петербурге.

И тут он вспомнил о Сабурове.