Косарев

ТРОЦКИСТЫ ЗАШЕВЕЛИЛИСЬ

Осень 1923 года выдалась в Москве теплой, солнечной. Казалось, что бабье лето решило накрепко обосноваться в столице. Общественная же жизнь была раскаленной.

Партийные организации, а вслед за ними и комсомольские ячейки буквально кипели политическими страстями. В Болгарии, а вслед за ней в Германии разыгрались революционные события. Каждое утро Косарев буквально впивался в газеты. Они пестрели заголовками: «Эрнст Тельман поднял героическое восстание гамбургского пролетариата», «Баррикадные бои», «Беспримерное мужество восставших»… В московских партийных организациях собрания проходили под лозунгом — быть готовым в любую минуту дать отпор международной реакции и помочь германским товарищам. Отзывчивая молодежь Бауманского района тотчас же приступила к сбору и отправке продовольствия детям восставших гамбургских рабочих. В некоторых московских комсомольских комитетах без ведома партийных органов даже начали запись добровольцев. Куда? На это никто толкового ответа не давал.

В Цекамоле была уверенность, что восставшие немецкие пролетарии обратятся за помощью к рабочим Советской России. Во всех губкомах на всякий случай возникли мобилизационные комиссии.

Революция в Германии! Было трудно даже представить, сколько благотворных перемен она могла принести с собой.

Однако и другие события накаляли политическую атмосферу в партии.

— Слыхал?! — с этими словами поздно вечером, когда в здании наступала тишина, в комнату райкома комсомола стремительно вошел Николай Николаевич Мандельштам.

Саша встретил его недоуменным взглядом.

— Троцкий, а за ним еще сорок шесть партийцев, в том числе некоторые члены ЦК, подали в Центральный Комитет письма с критикой политики партии.

— Да как же так? — не удержался Косарев. — Война на носу, а в ЦК разногласия! И опять — Троцкий. Еще в сентябре слух прошел, что он в Совнарком не ходит, а на заседаниях Политбюро читает французские и английские романы… Что же эти «сорок шесть» критикуют?

— Внутрипартийный режим, весь партийный аппарат, ЦК…

— А за что?

— За бюрократизм будто бы. Пишут, что если так будет продолжаться, ЦК приведет страну к гибели. Требуют свободу группировок в партии. Внутрипартийный режим, установленный X съездом РКП(б) и запретивший в ней фракции, Троцкий объявил «режимом фракционной диктатуры большинства».

— Но ведь резолюцию «Об единстве» писал сам Ленин. Вы же нам на политзанятиях об этом рассказывали! — вырвалось у Косарева.

— Вот в этом-то и все дело! Так получается, что Троцкий пользуется болезнью Ленина. Пытается легализовать свою фракцию. Он и его сподвижники стремятся сыграть на недостатках партийного аппарата, оставшихся в наследство от времен «военного коммунизма».

— А ты, Косарев, — продолжал Николай Николаевич, — хотя и молод, но на ус себе наматывай: Троцкий с дружками своими подыгрывают меньшевичкам да эсерам, да новой буржуазии, которые прямо-таки жаждут выйти в условиях нэпа на открытую политическую арену. Так что, Сашок, готовься к боям.

Боевая обстановка действительно накалялась. Только фронт открылся с другой, чем ожидали, стороны. Думали: «Германия!», а получилось иначе.

Газеты сменили тон: «Защитники красной крепости — Гамбурга — окружены», «Кровью залиты улицы и площади города». В последних числах октября пало коалиционное правительство левых социал-демократов и коммунистов в Саксонии, а вслед за тем германскому рейхсверу и-фашистам удалось потопить восстание рабочих в Гамбурге. Коммунистическая партия и комсомол Германии были объявлены вне закона и ушли в подполье. В Болгарии реакция восторжествовала еще раньше.

Лихорадка ожидания близких перемен оборвалась. События развернулись не так, как хотелось бы.

Теперь все внимание переключилось на события внутри партии. Острота международного положения до этого момента как бы не позволяла партии заняться своими внутренними делами вплотную.

Пленум ЦК и ЦКК РКП(б) призвал к укреплению начал рабочей демократии внутри партии. По предложению Дзержинского он осудил выступления Троцкого и «платформы 46-ти» как фракционные. Постановление пленума не публиковалось, но партийный актив о нем был осведомлен. Сторонники оппозиции (это слово стало уже пробиваться в разговорах) продолжали нагнетать обстановку, готовились к дискуссия.

В шестую годовщину Октября «Правда» открыла широкое обсуждение вопросов партийной жизни. В статьях, заметках и речах на партсобраниях обсуждалось положение дел в ячейках и во всей партии.

Многие из вступивших в РКП(б) после Октября не знати о дореволюционном прошлом Троцкого. Ходили слухи о расхождении его с Лениным по крестьянскому вопросу. В связи с этим «Правда» поместила статью Троцкого, в которой тот напоминал, что подобные слухи он еще в 1919 году опроверг печатно. Однако дыма по бы то без огня: кто знал историю партии, тот понимал, что опровержение 1919 года не затрагивало факта ранних расхождений Ленина с Троцким по поводу его теории «перманентной революции» и отрпцания революционной роли крестьянства.

5 декабря Политбюро ЦК и Президиум ЦКК РКП(б) приняли резолюцию «О партстроительстве». Приняли единогласно. В партийных ячейках вздохнули удовлетворенно: «Наконец-то удалось договориться!» Резолюция призывала изживать недостатки, обновляя «снизу» партийный аппарат путем его перевыборов. Но, говорилось в пей, рабочая демократия «вовсе не предполагает свободы фракционных группировок, которые для правящей партии крайне опасны, ибо всегда грозят раздвоением или расщеплением правительства и государственного аппарата в целом…».

Прошло всего два дня. Москвичи еще читали свежий номер «Правды» с этой резолюцией, а троцкисты уже расползлись по партийным ячейкам с очередным пасквилем своего лидера. Это был «Новый курс (Письмо к партийным совещаниям)» — фракционный манифест Троцкого против ЦК партии. Вскоре появился и сборник его статей «1905 год» с предисловием «Новый курс». В них Троцкий изображал всю предшествующую историю партии как «приготовительный класс» для нового курса. Он обвинял руководство РКП(б) и прочил старым большевистским кадрам перерождение, проводил связь между ними и скомпрометировавшими себя социал-демократическими лидерами II Интернационала: Виктором Адлером, Карлом Каутским…

Спасти большевистские кадры от перерождения, а партийный аппарат от бюрократических методов, «превращающих молодое поколение в пассивный материал для воспитания», утверждал Троцкий, должна учащаяся молодежь.

В тот же вечер Косарев сидел у Мандельштама со сборником Троцкого «1905 год».

— Ты посмотри, Николай Николаевич, чего он пишет. — Косарев ногтем отчеркнул на полях брошюры место, особенно заинтересовавшее его. — «Молодежь должна брать революционные формулы с боем, выработать собственное мнение, собственное лицо и быть способной бороться за это мнение с мужеством и независимостью характера…»

Эх, как закрутил! Что-то намеков много, а? «Бороться за собственное мнение», «за независимость характера» и т. д. и т. п.! Разъясни мне, пожалуйста, с кем мне бороться надо, против чьего мнения?

Мандельштам вертел в руках карандаш, будто скручивал самодельную цигарку, и, глядя на Косарева в упор, сказал хмуро:

— С кем-кем? Со мной — «аппаратчиком» — сегодняшняя молодежь должна бороться… И не советоваться, «с грибом старым», а «независимость характера» во всем проявлять. Так-то…

— Я не собираюсь с тобой бороться! Видишь, советоваться пришел…

— Ты-то не собираешься, это — факт. Троцкий в иные души метит. Нужно быть слепым, чтобы за его словами о «независимости характера», «твердых убеждениях» не разглядеть старых троцкистских идеек.

Николай Николаевич положил карандаш в деревянный стаканчик хохломской росписи. Откинулся на спинку кресла и, натужно упершись руками в край крышки стола, словно собирался его сдвинуть, продолжал:

— Вчера с нами Надежда Константиновна Крупская встречалась. Говорит, что Владимир Ильич себя еще неважно чувствует. Но вот напомнила она нам одно местечко из ленинской статьи, опубликованной в журнале «Просвещение». — Николай Николаевич вынул из нагрудного кармана пиджака лист бумаги, плотно исписанный: — «Надо, чтобы молодое рабочее поколение хорошо знало, с кем оно имеет дело».

— С кем? Ты-то, Косарев, знаешь, с кем имеешь дело? От кого Ленин вас остерегал? — И, заметив небольшое замешательство у Саши от таких вопросов, сказанных к тому же напористо и быстро, как пулеметная очередь, Мандельштам продолжил в спокойном тоне: — Эту статью Ленин в 1914 году написал против Троцкого. Вот вы и должны знать, с кем сейчас имеете дело!

— А эти ленинские слова я сам в «Сборнике социал-демократа» в 1916 году прочел. Они прямо как к сегодняшнему дню Владимиром Ильичем написаны: «За полную самостоятельность союзов молодежи, но и за полную свободу товарищеской критики их ошибок! Льстить молодежи мы не должны».

Николай Николаевич прошелся по комнате и остановился над сидевшим Косаревым. Он долго не мигая глядел Саше в глаза, словно силился прочитать в них что-то очень важное для этого разговора.

— Троцкий льстит молодым людям! Понимаешь? Льстит! Лестью он разлагает юных. И не первый раз пытается сделать это. Не первый! Ты его доклад на втором съезде комсомола «Текущий момент и задачи рабоче-крестьянской молодежи» читал?

— Нет. Я тогда в Питере к боям готовился…

— В этом докладе, Саша, он уже проповедовал идею «юношеского авангардизма», а простачки из Цекамола ее даже в резолюцию съезда «О Красной Армии» протащили… Вы все дунаевских да гарберов на своих пленумах тогда изобличали, а идейный-то растлитель молодежи выше сидел и сейчас сидит.

Косарев удивленно глядел на заворга райкома партии. Такого о Троцком он никогда еще не слышал. «Да правда ли все это? Не загибает ли Мандельштам? Что-то круто берет он». А тот продолжал:

— Партия в комсомоле своего помощника видит, на него свой курс держит. А Троцкий? На — учащуюся молодежь. Он ее даже барометром партии назвал. Она-де представляет все социальные прослойки, входящие в нашу партию, впитывает их настроения, а по молодости и отзывчивости будто бы склонна придавать этим настроениям активную форму. Это уже не просто лесть, Саша. Это — прямой призыв к учащейся молодежи: активно действовать! Троцкий требует влить эти прослойки как «революционные» в партию, в то время как, РКП(б) берет курс на расширение пролетарской, рабочей части своих рядов. Ты о социальном составе студентов в Москве знаешь?

— Знаю. На днях как раз в МК говорпли об этом. Рабочие среди студентов-комсомольцев составляют чуть более тридцати восьми процентов. Рабочих-некомсомольцев в вузах почти нет… Шестьдесят процентов вузовских комсомольцев вступили в РКСМ в двадцать первом — двадцать третьем годах — уже в годы нэпа.

— Вот-вот! — перебил его Мандельштам. — Значит, нет у них еще классовой закалки!

— Какая тут классовая закалка! — согласился Косарев. — В постановлении МК по этому поводу прямо записано: «Многие из них вступили в союз для получения командировки в вуз или для того, чтобы пролезть в партию».

— А остальные группы московских студентов из кого состоят, знаешь?

— И об этом в МК говорили. Половину студентов представляют интеллигенты. К тому же среди них много мелкобуржуазной молодежи, выходцев из той среды, которая идейно еще не «приняла» Советскую власть. Есть сведения, что среди них немало и таких, которые лелеют мысль о реставрации капитализма. Многие из них — «лебеди»…

— Кто-кто?!

— «Лебеди». Так Петр Смородин — новый первый секретарь Цекамола величает тех сынков интеллигенции, которые возникли и настойчиво стучались в двери комсомола в пору приемных экзаменов в вузы.

— Теперь прикинь-ка, Косарев, кого Троцкий считает «барометром» партии, на кого «новый курс» держит? Как же вы, комсомольцы, на это реагируете?

— В дискуссию пока Цекамол вмешиваться не рекомендует; дискуссия-то по внутрипартийным вопросам. Ну а комсомольские активисты-коммунисты? Эти в своих ячейках дискутируют…

— Косарев! — Николай Николаевич снова встал и отчеканил: — Помни, Троцкий выбрал очень удачный для себя момент. Ленин лежит больной и непосредственного участия в руководстве партией и государством не принимает. Троцкий объявил борьбу партии. И вам участия в этой борьбе не избежать.

В ЦК РКСМ по вопросу об участии комсомольцев во внутрипартийной дискуссии не сложилось единого мнения. 6 декабря 1923 года бюро Центрального Комитета комсомола решило просить Политбюро ЦК РКП(б) выделить к следующему заседанию докладчика по вопросу об отношении комсомола к внутрипартийной дискуссии.

Через день секретарей ЦК РКСМ Петра Смородина и Василия Васютина и двух представителей Центрального Комитета партии в ЦК РКСМ Ф. Леонова и П. Петровского пригласили к И. В. Сталину.

Встреча была короткой.

— Я ознакомился с решением бюро Цекамола, — произнес Сталин медленно, с расстановкой между словами, тихо и с мягким восточным акцентом. — Думаю, что переносить партийную дискуссию в комсомол нецелесообразно… Не следует троцкистам с их разлагающей молодежь программой предоставлять трибуну на комсомольских собраниях. Подождем — увидим, как события будут развертываться дальше.

Сталин окинул взглядом лица присутствующих цекамольцев и, задержав его на мгновение на Смородине, продолжал, уже отвернувшись в сторону окна:

— Политбюро ЦК партии и Президиум Центральной Контрольной Комиссии приняли резолюцию «О партийном строительстве». За нее голосовал и Троцкий. Это… — Сталин сделал большую паузу, вытряхнул пепел из трубки. Задумался. И как бы доверяя свои сокровенные мысли комсомольским вожакам, заключил: — Это дает некоторую надежду на то, что дискуссию удастся направить на деловые рельсы.

— А нам, комсомолу, как вести себя, товарищ Сталин? — спросил Петр Смородин. — Комсомольцы гудят. Троцкисты уже кое-где вылезли на трибуны наших собраний…

— Я же сказал: нецелесообразно… — отреагировал Сталин с оттенком некоторого неудовольствия в голосе. — Вам рекомендуется подготовить специальные тезисы об очередных задачах комсомола. В них и покажите отношение Союза молодежи к оппозиции. Тезисы вынесите на широкое обсуждение, добейтесь их одобрения местными комсомольскими организациями.

Сталин снова замолчал.

Цекамольцы переглянулись: «Ну, конечно, — тезисы с осуждением оппозиции!.. Как же мы сами до этого не додумались…» А Петр Смородин тем временем продолжал:

— Товарищ Сталин! Тезисы — это здорово! Мы составим их незамедлительно и выразим в них свое неприятие раскольнической тактики троцкистов.

Все присутствующие поддержали Смородина и тут же высказали пожелание, чтобы Сталин изложил эту точку зрения на заседании бюро ЦК РКСМ.

— Хорошо… — ответил Сталин. И, когда все удовлетворенно заулыбались, заключил: — Я подумаю…

10 декабря Сталин позвонил Смородину и, уточнив, состоится ли объявленное на завтра заседание бюро ЦК РКСМ, сказал, что он на нем будет.

11 декабря на бюро обсуждался вопрос «О внутрипартийной дискуссии». Сталин выполнил свое обещание. Более того, на бюро он сделал целый доклад. В нем дал характеристику положения в партии, остановился и на позиции комсомола в сложившейся ситуации. Сталин вновь высказался против обсуждения в комсомольских организациях вопросов внутрипартийной дискуссии.

Во время доклада кто-то не выдержал и перебил докладчика вопросом:

— А проводить отдельные собрания большевиков, работающих в комсомоле, для обсуждения вопросов дискуссии можно?

— Я думаю, что созывать такие собрания тоже нецелесообразно… Союз молодежи — единая организация.

«Доводы Сталина, — вспоминал В. Васютин об этом заседании бюро, — были настолько логичны и убедительны, что ни у кого из присутствовавших не возникло возражений. Предложения Сталина были приняты единогласно. Постановление того бюро ЦК комсомола соответствовало генеральной линии партии».

А комсомольских активистов нельзя было уже призвать к умеренности. Партийная жизнь кругом бурлила вовсю.