Косарева вызвали из Ленинграда с предписанием: приступить 2 апреля 1926 года к должности заведующего орграспредотделом (так назывался нынешний отдел комсомольских органов) Центрального Комитета ВЛКСМ. В столице Косарев узнал: ЦК ВКП(б) принял предложение Цекамола о введении его в состав бюро и секретариата ЦК ВЛКСМ. Саша отлично понимал, что ему оказывается высочайшее доверие партии.
Началась кипучая и стремительная жизнь. За ворохом дел Косарев не замечал, как летели не то что дни — недели и месяцы — все время на собраниях, в командировках… Не случайно про эту его должность в комсомоле даже байку сложили: «Заворга ноги кормят…» Вся страна перед тобой, и всюду комсомольцы. Неугомонные, они и задачи-то ставили перед Центральным Комитетом ВЛКСМ с каждым годом все сложнее и многообразнее.
Партия призывала комсомол добиться существенного перелома в своей работе, оживить ее, усилить идейное и организационное влияние на разные категории молодежи, привлечь все подрастающее поколение к строительству социализма. Саша видел, что надо как можно быстрее и безболезненнее выходить из круга «узкомолодежных» вопросов, затянувшихся дискуссий о месте комсомола в политической системе общества, и повернуть широкие массы юношей и девушек лицом к производству, к решению хозяйственно-экономических и культурных задач.
25 марта 1927 года пленум ЦК ВЛКСМ провожал Александра Мильчакова на Украину в качестве генерального секретаря ЦК ЛКСМУ (была и такая тогда должность). Вместо него секретарем ЦК члены пленума избрали Сашу.
— Кандидатура Косарева, — сказал Николай Чаплин, — является бесспорной.
Его слова потонули в громе аплодисментов. Александр Косарев становился любимцем комсомольских кадров страны.
В конце апреля Чаплин как-то бросил Косареву реплику:
— Ты совсем от Москвы отошел, Саша. А в МК между Ивановым и Скотниковым идет открытая борьба за лидерство, и никакого мира уже не установить…
Действительно, взаимоотношения первого и второго секретарей МК ВЛКСМ накалились до предела. 27 апреля Чаплин вернулся с заседания бюро Московского комитета ВКП(б) озадаченный. В партийных органах решил: соперничавших между собой секретарей «развести» — отправить неуживчивых вожаков на учебу. В постановлении МК партии говорилось: «Исходя из политической сложности и вообще из общей трудности в работе Московской организации комсомола и необходимости дальнейшего укрепления налаживающихся взаимоотношений с ЦК комсомола, считать необходимым поставить задачу дальнейшего укрепления руководящего центра МК ВЛКСМ».
Не сохранилось и следа о содержании разговора Чаплина с Косаревым. Удалось разыскать только протокол заседания бюро МК ВКП(б) от 10 мая 1927 года:
«3. Слушали: О положении в МК ВЛКСМ.
Постановили:
1. Ввиду создавшихся трудностей во взаимоотношениях внутри МК ВЛКСМ удовлетворить просьбу тов. Иванова об освобождении его от обязанностей секретаря МК ВЛКСМ.
2. Утвердить секретарем МК ВЛКСМ вместо тов. Иванова тов. Косарева, кандидатуру которого выдвигает ЦК ВЛКСМ.
3. Просить ЦК ВЛКСМ откомандировать тов. Косарева в распоряжение МК партии».
12 мая 1927 года Александра Косарева избрали секретарем МК.
Здесь новыми гранями заиграл его талант комсомольского организатора, вожака молодежи.
Стиль работы Косарева в МК ВЛКСМ рождался в обыденных ситуациях.
Однажды на встрече с комсомольцами завода «Геофизика» Саше рассказали о Семене Бочарове — грамотном механике, в комсомоле с 1921 года. Всем был парень хорош, а вот членские взносы упорно не платил несколько месяцев. Ячейка решила: злостного неплательщика из комсомола исключить — баста! Косарев мимо этого факта не прошел: «Какие ты, Семен, в комсомоле поручения выполнял?» Тут поведал парень секретарю МК невеселую историю:
— Выделили меня на борьбу с детской беспризорностью. На Сухаревку, значит, ездить — «вид, дескать, у тебя солидный, представительный…» Ездил, ездил… Вместо назначенной бригады на рейд являлось два, от силы — три человека. Бестолковыми были эти рейды. К тому же, спрашиваю я инструктора райкома: «Что мне делать, если я увижу беспризорника-поводыря, он слепого нищего ведет?» — «Забирай», — говорит… «Но ведь человека-то живого — инвалида — ведет, собаку бездомную и ту бросать жалко!» Не понравилось мне это.
Саша слушал внимательно. А стоявшие кругом райкомовцы ухмылялись иронически.
— Ну а дальше?
— Что дальше? Поручили мне борьбу с проституцией. Тут корешки посмеиваться стали, дескать, комсомол Сеньку «шефом» к «девицам» приставил. Я и это поручение завалил. Переключили на поимку наркоманов и торговцев кокаином, анашой да планом… Только какой из меня в этом деле толк, если я этих наркотиков и в руках не держал, не курил и не нюхал? Секретарь, дай мне поручение на заводе. Я же механик, у меня руки, говорят, золотые. Дашь, буду работать! И из комсомола меня не гони…
Присмотрелся к работе этой ячейки Косарев внимательнее. Ячейка большая — 110 человек, а среди них в стороне от дел комсомольских не один Семен Бочаров оказался.
Жизнь этой и других комсомольских ячеек и подсказала ему вывод, обусловивший рождение косаревского лозунга: «Дать каждому комсомольцу поручение по желанию, а спрашивать с него по умению!»
Став первым секретарем столичного горкома комсомола, Косарев глубже проникал в содержание и комсомольских собраний. Не «примагничивали» они молодежь, шли на них девчата и парни как на комповинность: «Разве такой должна быть школа коммунизма?»
Однажды Косарев шел по длинному коридору редакции «Комсомольской правды», которая размещалась тогда в Малом Черкасском переулке. Вдруг навстречу парень веселой приплясывающей походкой мчится, к груди связку книг прижимает, в руках ворох гранок. Налетел на Косарева, книги — на пол. гранки рассыпались. Косарев бросился помогать. Взял в руки одну гранку, прочитал заголовок: «Война безразличию!»
— Хорошо назвал статью — «Война безразличию!» Я его вот как ненавижу. — Косарев сделал выразительный жест ладонью по горлу: сыт, дескать. — А ты кто? Что-то я тебя раньше в редакции не встречал!
— Ильин, редактор отдела внутренней жизни. Я недавно в «Комсомолке» работаю.
— «Внутренней»! Это хорошо. Терпеть не могу международников — пижоны… А я — Косарев, секретарь МК…
— Я тебя знаю…
Так встретились Александр Косарев и Яков Ильин и подружились надолго и крепко, как раньше в Пензе с Бубекиным. «Они оба были под стать друг другу, — писал Борис Галин, — оба живые, задиристые, ненавидящие мертвечину, гораздые на выдумку».
Своими размышлениями Саша и поделился с Яковом, ставшим вскоре заместителем главного редактора «Комсомольской правды». Оба сошлись на едином выводе:
— На комсомольских собраниях мы все больше о международной революции толкуем. Слов нет, международное и внутреннее положение молодежь должна знать хорошо. Послушаешь ее, она лорда Керзона и Чан Кайши к позорному столбу не хуже любого лектора-краснобая «пригвоздит». А если взять обыденную жизнь? Здесь, пожалуй, комса за деревьями леса не видит. Далеки еще комсомольские собрания от насущных вопросов жизни молодежи.
— Надо изучить, о чем спорят между собой комсомольцы, что волнует их, что интересует не на заорганизованных собраниях, а в домашней обстановке. О чем они говорят между собой по дороге с работы, в общежитиях? Важно знать, что из таких разговоров — от жизни то есть — можно вынести на обсуждение собрания.
— А почему бы и не помечтать на комсомольском собрании? — загорелся Ильин. — Разве нельзя на собрании поговорить с комсомольцами о том, каким будет их завод через десять лет?!
Вот тогда-то и договорились друзья провести свой первый эксперимент. Послали работников МК и корреспондентов «Комсомольской правды» на фабрики, в учреждения и учебные заведения послушать: о чем же толкует молодежь в обыденной обстановке? Как и предполагали, самые злободневные вопросы молодежь обсуждает в комнатах общежитий. У станков на обеденных перерывах. а самые скучные, трафаретные — на собраниях ячеек. К тому же выяснилось, что докладчики часто приходят на них неподготовленными, оповещение о дне и времени созыва собрания, о его повестке дня поставлено — хуже некуда! Все это еще больше снимало воспитательное значение комсомольских сборов.
Те выходы в молодежные коллективы по времени совпали со смотром ячейки «Краснохолмской мануфактуры». Тридцать пять дней «Комсомольская правда» изучала труд, быт и досуг молодежи этой фабрики, а свои наблюдения журналисты регулярно направляли в редакцию, рассказывали о них на полосах газеты. В «Комсомольской правде» даже появилась рубрика «Дела и дни одной комсомольской ячейки». Косарев не только внимательно читал их. Он изо дня в день анализировал все материалы «редакционного портфеля» об этой ячейке.
Как-то Ильин позвонил поздно вечером:
— Саша, готовь статью о Краснохолмской фабрике. Дня через три о ней «разворот» дадим. Твою статью — передовицей, жирным шрифтом, понял?!
Назавтра у Косарева дел было невпроворот. Но отказаться от статьи на эту тему он не мог.
В коридоре уборщица гремела ведрами, мыла полы и собирала в бумажные мешки накопившийся за день мусор. В приемной дежурный настраивал детекторный приемник — подарок москвичам от комсомольцев Нижегородского телефонного завода.
— Разошелся народ? — И, не дожидаясь ответа, Косарев бросил дежурному: — Я тут еще задержусь, поработаю малость…
Заголовок к статье пришел на ум сразу — «Модель комсомольской работы».
Слабый узел этой модели Саша усмотрел в пренебрежительном отношении комсомольцев к таким фактам и явлениям в жизни молодежи, которые незаслуженно относились ими к «мелочам жизни». Не такими уж невинными и несущественными оказались на самом деле такие мелочи, как личная гигиена рабочего, игра в карты в общежитиях, неразборчивые отношения в интимной жизни парней и девушек, чтобы комсомольская ячейка равнодушно взирала на них, проходила мимо.
«Мы очень часто все наше внимание к мелочам жизни подменяем рассуждениями о больших делах и формальным пережевыванием тезисов и циркуляров», — написал Косарев с ходу корявым и размашистым почерком. Ну что тут поделаешь? Вожак московской молодежи политически и культурно рос стремительно, а почерк, поставленный дьячком в короткие месяцы учебы в церковноприходской школе, остался одним и тем же на всю жизнь.
Первые и, как показалось, нужные слова пришли сами, а дальше, подумал Саша, надо, пожалуй, выйти на хорошее обобщение: «Отсутствие интереса к «мелочам жизни» неизбежно влечет за собой невнимательность к товарищу по борьбе, по учебе, по работе». И снова наступила пауза. Косарев мучительно искал продолжения. Чувствовал, что дальше надо написать что-то очень важное, очень существенное, без чего статья — не статья, а так — очередной треск комсомольский будет, и только! Шли минуты, а рука с пером все равно что застыла, повисла над бумагой. Взгляд упал на брошюру Ленина «Задачи союзов молодежи». Тут и вспомнил Саша, как глубокой осенью двадцатого года делегация питерского комсомола вернулась с III съезда РКСМ. на котором Ленин произнес эту речь, как хлопцы и девчата зачитывали октябрьские номера «Правды» с публикацией Ильича. а потом от руки переписывали ее. Сейчас же будто наяву прозвучали для Косарева ленинские слова о том, что идейность революционера, строителя нового общества проявляется во многих конкретных делах: в верности идеалам Коммунистической партии, готовности защищать власть Советов, социалистическую Отчизну, в повседневном будничном труде. «Ну да. — конечно же, — встрепенулся Саша, — идейность это — умение с коммунистических позиций оценить вчерашнее, сегодняшнее и будущее, увидеть в повседневных будничных делах ростки коммунизма, а главное — о них заботиться, взращивать, охранять от мещанского верхоглядства и пустопорожнего скепсиса. Как же я сразу-то не догадался с Лениным посоветоваться. Безусловно, комсомольцы должны уметь связывать высокие и прекрасные цели с повседневной практикой, трудными буднями борьбы за коммунизм и не рассматривать их как увлечение «малыми делами» или «отказ от великих революционных стремлений».
До рассвета просидел Косарев над брошюрой, размышляя над ленинским подходом к «великому» и «малому». Но выразил он ее в статье своим лексиконом, типичным Косареву в те годы:
— Мы боремся с таким «чистоплюйством», которое отрицает «малые дела», с такими комсомольскими работниками, которые за ежедневными буднями не видят пафоса созидания. Но, борясь с их «чистоплюйством», мы должны давать отпор и узколобому делячеству тех работников, которые не видят связи «малых дел» с нашими общими задачами, теряют революционную перспективу, или же, наоборот, «малые дела» из орудия строительства социализма превращают в самоцель.
Своими впечатлениями о комсомольской жизни на Краснохолмской фабрике Яков Ильин вскоре поделился в книге «Жители фабричного двора» с интригующим подзаголовком «Разве личная жизнь нас касается?».
Косарев воспользовался накопленным материалом по-своему.
Нет сомнения, что именно с этих пор стал отчетливо и ярко проявляться косаревский стиль в комсомольской работе.
Обсудив итоги смотра в МК на собрании комсомольского актива Замоскворецкого района, Саша помог комсомольским работникам по-иному взглянуть на привычное положение дел в ячейке: на заорганизованность, оторванность от жизни. Собрания молодежи стали интереснее, ближе к ее быту, производственным вопросам. На той же Краснохолмской фабрике комсомольцы вскоре провели интересное собрание об… овце и костюме! Докладчик на нем — прекрасный популяризатор и увлеченный своим делом человек — совершил с комсомольцами занимательную экскурсию по всему технологическому циклу, начиная от производства сырья, получаемого фабрикой из села, до выпуска на ней готовой продукции, показал роль и место комсомольцев в этом процессе. Много и «прорех» вскрылось в организации труда, технологии производства.
Именно тогда по инициативе МК ВЛКСМ и «Комсомольской правды» появились первые ростки движения молодых рабочих за высокую культуру труда. Вскоре оно стало главным в производственном воспитании молодежи: вечера рабочей смекалки, выставки предложений молодых рабочих, образцово исполненных чертежей, конкурсы по профессии, а в деревне — на лучшего комсомольца-крестьянина, который показательно ведет свое хозяйство. «Все это — следствие творчества рабочей и крестьянской молодежи», — говорил Косарев на пленуме МК ВЛКСМ в ноябре 1927 года. В то же время он подметил и весьма существенную деталь: «Конкурсы не могут быть «вечным двигателем» комсомольской работы».
«Большой болезнью в комсомоле» назвал Саша несоответствие форм и методов руководства с запросами молодежи.
— Наши способы и методы работы, — продолжал Саша, — должны возникать, видоизменяться в зависимости от изменений в условиях и обстановке нашей работы. Эта истина всем известна, но именно ею мы часто и пренебрегаем. — Здесь Саша рассказал о стиле работы одного секретаря райкома. Комсомольцы провели хронометраж его «кипучей» деятельности за месяц. Оказалось, что в райкоме он был всего 120 часов. Остальное время «горел» на заседаниях различных комиссий, подкомиссий, советов, комитетов… До того прозаседался, что на посещение комсомольских ячеек с трудом выкраивал меньше 20 часов. Выход из заседательской суеты, в которой «тонули» многие комсомольские вожаки, Косарев увидел в научной организации труда. Малограмотного, игнорирующего такую организацию своего рабочего дня активиста, со своим извечным утверждением: «Долго нам еще до НОТа, успеть бы ячейки проверить» — Косарев не мог принять.
— Встает вопрос о НОТ, — говорил Саша на одном из пленумов ЦК ВЛКСМ. — Мы должны стремиться к тому, чтобы опа стала стилем работы комсомольского аппарата. Уметь рационально использовать время, работать по плану, быть точным, умелым организатором, внимательно наблюдать жизненные процессы и делать своевременные выводы из них для повседневной практики — вот элементы, из которых должна состоять наша работа.
Весной 1927 года еще не остывший от полемики вокруг работы комсомольцев Краснохолмской фабрики Косарев с новыми впечатлениями вернулся из поездки по заданию ЦК ВЛКСМ в Сибирь. Здесь Саша столкнулся со схожими проблемами. Ими он и поделился на V Всесоюзной конференции ВЛКСМ.
«Воспитать активиста-общественника!» — такова главная идея этого выступления.
Неудовлетворенностью работой, деятельным желанием всемерно приспособлять усилия комсомола к возросшим требованиям масс, к запросам рабочей и крестьянской молодежи буквально дышала его речь. Она изобиловала примерами, фактами, именами. Косарев обратил внимание на ошибки в сложившейся системе выдвижения комсомольского актива:
— Вот, к примеру, комсомолец Клячин — рабочий, в союзе с 1923 года. Стал он агитатором ячейки. Работал неплохо. Избрали его членом райкома комсомола, затем членом бюро райкома, в губком комсомола… Мандатов у пария — масса! Во всех комитетах состоит. Все его приглашают, всюду присутствовать надо… Согнулся парень под тяжестью комсомольских постов и мандатов. Помощи ему никто не оказывает. Практическую работу запустил, работает над кипами протоколов. Итог печальный. Исключили парня из партии. А виноваты в этом мы. Непосильный груз на него взвалили.
Косарев привел факт и другого порядка — в комсомоле зачастую не замечают общественного роста новых активистов: вот комсомолец Гаврилов, он вошел в состав строительного кооператива, стал старательно работать в качестве секретаря правления.
— Было у него три рубля собственных денег. G этого он и начал. А сейчас эта жилищно-строительная кооперация достигла миллионных оборотов. Я вас спрашиваю, — Косарев обратился к сидевшим на конференции сибирякам: — какое участие принимала в этом деле комсомольская ячейка, какую она оказала ему помощь? Никакой!
Живое общение с залом, подчас стихийно разгоревшийся диалог были чертой косаревской манеры публичных выступлений.
В той же речи Косарев раскритиковал комсомольских работников за плохую связь с массами: «Я знаю лично присутствующих здесь парней, которые подолгу не говорят с молодежью, кроме как на языке докладов. И Саша рассказал, что на заводе «Динамо» в Москве побывали все члены Политбюро ЦК партии, а представителям ЦК и МК комсомола съездить в ячейку «некогда». «Чаплин по случаю с докладом туда попал. (Голос с места: «Саша, а ты был?») Нет, не был. Неужели, товарищи, мы с вами более заняты, чем члены Политбюро? Ведь это же глупость и ерунда так утверждать!»
Косарев не постеснялся назвать отрыв комитетчиков от молодежи «аристократическим отношением к массам». «Он призывал объявить войну чванству, высокомерию и подхалимству. А делегаты одобряли оратора возгласами: «Правильно!»
— Сейчас в союзе актуальна во всю ширь борьба за воспитание новых людей, таких у них качеств, как сила воли, настойчивость, самодисциплина, умение подчинить свои личные интересы интересам общественным. Нам нужно проводить волевые соревнования, приучать комсомольцев к тому, чтобы были они хозяевами слова. Задумал паренек бросить курить или пить, или в карты играть: сказал — сделай! Бросил курить и пить — приучайся к организации режима труда и отдыха, занимайся спортом, — учись выполнять принятые на себя обязательства. Такими «мелочами» актив должен воспитывать в себе твердую большевистскую волю.
Саша, как тонкий психолог, понимал, что пи одна книжка, пусть самая популярная — о вреде курения или алкоголя — не в состоянии соперничать с извечным стремлением молодежи к состязаниям, желанием испытать себя, преодолеть свои слабости.
За время работы в МК особенно ярко проявилось неприятие Косаревым обывателей, обывательщины:
— Психология обывателя, мещанина, — говорил Саша на пленуме МК ВЛКСМ, — проявляется среди молодежи в эгоизме, в преобладании личных интересов над общественными. Иногда опа сродни драмам Растеряевской улицы… Читали Глеба Успенского об этом?
В другом случае Косарев задел одну из острых для того времени тем: о политических анекдотах. Поговаривали, что известны и авторы подобных сочинений. Пустит такой «мастер» как бы невзначай «остроумную» байку, и пойдет она гулять по белу свету, пока не вернется к самому автору в еще более гиперболизированном виде. Вспомнил Саша, как много их появилось в первые годы нэпа, как бездумно, вместе с нэпманами, смеялись над ними, распространяли их и иные комсомольцы, не понимали, что было это сродни сползанию с классовых позиций. Теперь снова покатилась волна не «соленых», а откровенно антисоветских баек, враждебной пропаганды и агитации.
— Среди комсомольского актива даже гуляют, — говорил Саша, — анекдоты. Верно это?
Зал дружно отозвался: «Точно: гуляют!»
— Вот и на сегодняшнем пленуме некоторые ораторы попытались свои выступления подкрепить фразами из подобных сочинений. Может быть, они показались выступающим очень остроумными?! Но ведь эти анекдоты — антисоветские. Почему же мы сами распространяем, сами пропагандируем заложенные в них не наши, враждебные нам идеи? Знаете, кем мы становимся, когда выступаем в роли разносчиков этой антисоветской чепухи?
— Кем?! — кричали из зала. — А ну-ка скажи, Саша, кем?
— Некоммунистами! Вот кем…