Косарев

ГАРМОНИКУ — НА СЛУЖБУ КОМСОМОЛУ!

Может быть, в тот осенний вечер 1927 года, когда в МК комсомола зашла речь о гармонике, Косарев вспомнил Пензу, городищенскую конференцию девушек? Или Сашина любовь к песне под аккомпанемент доступного музыкального инструмента сыграла тогда решающую роль? Доподлинно никто не дал из его современников ответа на вопрос, почему Косарев сразу же встал в ряды активных и последовательных сторонников русской гармони.

Сидели у Косарева в сумерках, не зажигая свет. Уборщица тетя Даша впервые после лета затопила печку-голландку, облицованную глянцевыми белыми изразцами. Язычки пламени весело заплясали на сухих сосновых поленьях. От сильной тяги загудела печная труба, а в стылый кабинет полились теплые волны, наполняя его домашним уютом.

Косарев придвинул стул поближе к печи. Его примеру последовали и остальные участники разговора. Несколько минут завороженно и в молчании смотрели на огонь, прислушиваясь к треску поленьев.

— В деревне, — промолвил Саша тихо, как бы боясь нарушить редкую минуту покоя, — гармонь до сих пор остается почти единственным развлечением. Владеют ею в основном кулацкие сынки, примагничивают они гармошкой молодежь на свои «посиделки». Девчат потом портят. В городе — не лучше. Гармонь — в руках пьяных гуляк…

Собравшиеся насторожились: «Куда он клонит?» А Саша продолжал рассудительно:

— Так и живет по сей день гармонь со славой орудия выпивох и хулиганов. Гармошка — извечная спутница пьяного застолья. Даже Максим Горький об этом пишет. — Косарев снял с этажерки книгу. — Это — «Мать». — И начал читать вслух:

— «Павел сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстух, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет. Ходил на вечеринки, выучился танцевать кадриль и польку, по праздникам возвращался домой выпивши и всегда сильно страдал от водки. Наутро болела голова, мучила изжога, лицо было бледное, скучное». — Саша закрыл книгу и, возвращая ее на место, продолжал:

— Любила и любит молодежь гармонь. Только нам не спутница пьяного разгула нужна. Комсомольская задача: завоевать гармонь, сделать ее рычагом нашей культуры.

Такой поворот гармошкиной судьбы собравшиеся дружно приветствовали. Наметили даже план пропаганды этого музыкального инструмента, а вскоре «Комсомольская правда» начала кампанию «За гармонь!». И сразу же вокруг нее возникли противоречивые мнения. Чего греха таить: многие, и не без оснований, считали гармонь синонимом бескультурья в музыке и быту. Именно таких маловеров пытались переубедить сторонники движения под лозунгом: «Гармонь — на службу комсомолу!» Но ошеломлены они были, когда в рядах противников гармошки оказался Демьян Бедный — один из зачинателей поэзии социалистического реализма. Заявив, что гармоника «играла не для мужика Епишки», поэт ударил по лагерю ее сторонников своим главным стихотворным оружием:

Эх, и досталось же бедному Демьяну от комсомольцев за это выступление. «Разделали» они его в своей печати, как говорится, «под орех». Дотошные до всего, в поисках аргументов и истины, они докопались до Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона и нашли достойный ответ: гармонь вытеснила на Руси все другие народные инструменты! В том числе и гусли, за которые ратовал Д. Бедный.

«Мы за гармонь, — писала молодежь из села Крюково Московской губернии в «Комсомольскую правду», — как за широко распространенный универсальный инструмент, который мы должны использовать в нашей работе. Мы вложим в гармонь не пьяную песню, какую приводит Демьян Бедный в своем стихотворении, а нашу бодрую советскую».

От многих и других авторитетных людей выслушивали комсомольцы всевозможные упреки. Были и среди них «Фомы неверующие» со своим извечным принципом: «ничего-то у вас не выйдет…». И такие, что подводили под свои аргументы даже «теоретическую» основу: «Не дело комсомолу — политической организации — заниматься какой-то гармоникой…» Но комсомольцы не сдавались, во всю ширь развернули свою кампанию.

— Читал?! — В кабинет Косарева смерчем ворвался Яша Ильин. — Читал, как твою инициативу с гармоникой белогвардейская печать в Берлине подает? Такую философскую антимонию развела: хоть стой, хоть падай… Комсомол, по-ихнему, совершенно потерял свою привлекательность, и приходится ему теперь тащить молодежь в свои ряды чуть ли не на аркане, используя гармонь и другие фокусы…

Друзья рассмеялись.

— Ты, Яков, эту статью орловским губкомовцам и Жарову покажи.

Несколько дней тому назад поэт Александр Жаров — горячий сторонник лозунга «Гармонь — на службу комсомола!» — вернулся из командировки в Орел, где проходил конкурс гармонистов. По инициативе комсомола такие конкурсы широкой волной прокатились уже по всей стране. В них приняли участие тысячи гармонистов. «Комсомольская правда» писала: «Самых больших помещений не хватало, чтобы вместить желающих попасть на конкурсы. Старики и старухи, никогда не бывавшие в клубах и театрах, приезжали за 80–90 километров, чтобы послушать лучших в уезде гармонистов». В Орле Александра Жарова за активное участие в пропаганде этого движения произвели в почетные гармонисты и вручили грамоту такого содержания:

«Заповеди гармониста:

1. Гармонист — первый враг хулиганства, пьянства, дебоширства и т. д.

2. Гармонист никогда не играет на гармонике на таких вечеринках, где процветает хулиганство.

3. Гармонист всегда помогает комсомолу в его работе среди рабочей и крестьянской молодежи».

Что ни день, то поступали сообщения: об организации все новых и новых кружков гармонистов, о продвижении гармонистами со своей гармошкой простой и нужной агитации за субботники и воскресники, за выборы в Советы, за кооперацию и комсомол, о частушках, в которых «разделывали» кулаков и пьяниц, об объединении молодежи вокруг полезных дел. Голосисто вела за собой гармоника веселый и бодрый народ. Десятки тысяч гармонистов, объединившихся вокруг комсомола, стали активными помощниками союза в организации культурного досуга молодежи. «Это надо же, — размышлял Косарев, — гармонь — всего лишь музыкальный инструмент, а оказалось, что от того, в чьи руки она попадет, какие песни будет играть — от этого зависит, кто будет и влиять на молодежь. Мы ли, вооруженные новыми песнями, или кулацкий сынок разгульной «Цыганочкой»? Здорово все-таки! Новый репертуар гармоники вытеснял залихватскую «Эх, раз что ли!», пошлую «Стаканчики граненые…» и другие традиционные для нее, вульгарные песни».

И вот на главной сцене страны, в Большом театре, состоялся настоящий праздник советской гармоники, посвященный итогам московского конкурса гармонистов. Он показал бесплодность споров на тему: оправдан ли прием гармоники на службу комсомолу?

— Гармонике обеспечен успех, — говорил на одном из таких праздников А. В. Луначарский.

Косарев слушал его и улыбался довольный. Отныне в прошлое уходили дебаты вокруг этого непритязательного музыкального инструмента. А Луначарский продолжал:

— Взявшись за гармонику, комсомол учел, что популярная на селе балалайка не голосиста, ей не под силу организовать вокруг себя массы. Комсомол оказался большим реалистом, взявшись и удачно решив вопросы, как лучше организовать вокруг гармоники здоровое веселье.

И если присмотреться к цифрам, то они лучшие показатели этого дела.

Две с половиной тысячи конкурсов.

Тридцать тысяч выступивших гармонистов.

Три миллиона слушателей.

Вот итог, которым мы можем вместе с организатором этого дела — комсомолом — гордиться. — Луначарский подошел к стоявшей на столе гармонике и чуточку картинно, сжав мехи, надавил на клавиатуру. Раздался мощный аккорд. — И если, — продолжал Анатолий Васильевич, — комсомол нажал на кнопку, на которую откликнулись три миллиона, это значит, что он правильно нажал!

Последние слова Анатолия Васильевича потонули в буре оваций. Косарев с восторгом смотрел на ликующий зал. Повлажневшая от волнения челка все время непослушно сползала на лоб. Он откидывал ее резким движением руки и снова аплодировал с воодушевлением. Вместе с ним комсомолу и гармошке аплодировали члены жюри конкурса — ректор Московской консерватории композитор М. М. Ипполитов-Иванов, композитор и фольклорист профессор А. Д. Кастальский, известный скрипач Л. М. Цейтлин, другие яркие представители советской музыкальной культуры.

Это был подлинный праздник советской гармоники, на котором раскрылись богатые возможности совсем недавно еще непризнанного музыкального инструмента. На концерте под гармонь пели лучшие певцы страны А. В. Нежданова, И. С. Козловский и М. П. Максакова. Е. В. Гельцер исполнила танец Тао Хоа из балета «Красный мак» под аккомпанемент оркестра гармонистов, которым дирижировал Ю. Ф. Файер — дирижер Большого театра. Солисты-гармонисты исполняли русские песни и вальсы, вариации и классические вещи. «Обновляемый репертуар, — писала «Комсомольская правда» об этом концерте, — вытягивал ноту за нотой из гармонных мехов — Чайковский следовал за Шопеном, Бизе за Брамсом, Алябьев за Римским-Корсаковым».

Косарев покидал зал театра вместе с Луначарским.

— Я вот что хочу сказать, Анатолий Васильевич, — как бы размышляя вслух, промолвил Саша. — Многим нашим деятелям культуры все еще кажется: отшумят праздничные дни, охладится пыл комсомольцев, и гармонь заглохнет, сойдет на нет, как и многие другие хорошие дела, начатые, но, увы, уже забытые комсомолом. Чего таиться, водится за нами такой грех.

— Гармонику мы не забудем, ей успех обеспечен, — ответил Луначарский, удовлетворенно потирая руки. — С новым годом у нас на всех фронтах будут новые сдвиги и новые успехи. Мы гармонь не забудем. Она будет процветать, окруженная лучшими представителями музыкального мира.

По инициативе Косарева при МК комсомола была создана компетентная комиссия по работе с гармонистами. На бюро МК ставились практические вопросы ее деятельности. Не забыл своего обещания и А. В. Луначарский. При Московской консерватории и еще при двух музыкальных училищах открыли классы гармоники.

Летом 1928 года гармоника стала героиней Всесоюзной выставки, организованной Государственным институтом музыкальной науки. С какими только экземплярами не познакомились ее многочисленные посетители. Тут были и неказистые прародительницы гармоники и ее современные «фавориты», с нежным и ясным тембром оркестровых инструментов: стрелинговские, захаровские, васинские, разинские гармоники и баяны Синицкого. Но, увы, все они по-прежнему были дорогостоящими, малодоступными молодежи музыкальными инструментами. Комсомол и дал тогда новый клич:

«За гармонь фабричного советского производства, за доступную рабочей молодежи гармонь!»

Во время конкурсов гармонистов московские комсомольцы близко познакомились с крупным музыкантом, профессором консерватории Л. М. Цейтлиным. Он был одним из организаторов знаменитого в те годы Персимфанса Моссовета — первого симфонического оркестра без дирижера — такова была новая и своеобразная форма музыкального исполнения, когда толкователем, интерпретатором музыкального произведения становился весь коллектив. Это был великолепный по красоте и мощи исполнения симфонический ансамбль. В него входили лучшие музыканты Москвы, и концерты Персимфанса каждый раз являлись событием в культурной жизни столицы. Подкупало комсомольцев в этом оркестре не столько исполнительское мастерство музыкантов, сколько преувеличенное мнение, что такая форма могла родиться лишь в стране победившей пролетарской революции. Сама мысль об этом волновала, вызывала у молодежи бурю восторга.

Началось все с того, что Цейтлин предложил дать концерт классический музыки для молодежи. Косарев сразу подхватил эту идею:

— Я, правда, не знаю, как все у нас получится. Ведь не привык наш актив к серьезной музыке, не знает ее. Надо, наверное, хорошее вступительное слово. Да и программу надо суметь подобрать. Но давайте попробуем.

Собрались в клубе имени Кухмистерова (ныне Центральный дом культуры железнодорожников). «Вступительное слово к концерту, посвященному Бетховену, вдохновенно произнес Луначарский, — вспоминал Л. Гурвич. — Он раскрыл перед нами широкие просторы мировой культуры, показал тесную связь творчества Бетховена с французской революцией, учил слушать и понимать его гениальную музыку.

Успех, как говорится, превзошел все ожидания.

— Первый опыт удался, — сказал Косарев, — попробуем еще. Мы только начинаем понимать, какое могучее орудие культуры — музыка. Она может организовать сознание и чувства не хуже, чем слово. Надо нам эту силу и заполнить».

Вскоре Персимфанс стал выезжать с концертами в подмосковные города и в клубы рабочих окраин.

Но непросто и нелегко доставались комсомолу такие победы на пути культурной революции. «Находились тяжелодумы, — рассказывал Косарев об этом в январе 1928 года, — которые обвиняли нас в том, что мы скатились на рельсы культурки. Коммунистически воспитывать молодежь, — утверждал Саша, — мы сможем только при условии,' если во всей культурно-просветительной деятельности будет наше качество, наше содержание… МК сделал хорошее дело, которое возбудило всю общественность — это конкурсы гармонистов. Мы сделали громадный сдвиг в деревне, когда занялись гармоникой. Вот маленький, конкретный пример, давший блестящий эффект. Вот культурно-просветительные мероприятия, которые дали в итоге десятки, сотни новых художественных пропагандистов».

Первые удачи окрылили. Теперь Саша воевал за внесение в аудиторию рабочей молодежи высоких образцов музыкальной культуры.

«Почему труппа Большого театра не может играть на сцене какого-либо заводского клуба или на сцене заводской окраины? — размышлял Косарев. — До каких пор актеры большого таланта и высокой культуры будут выступать только в центральных театрах и не выезжать в клубы заводских окраин? Вы думаете, молодой рабочий лишен тяги к хорошей музыке? Пролетарий, строящий социализм, имеет право в первую голову пользоваться самыми лучшими культурными ценностями, и мы — Ленинский комсомол — должны помочь партии продвигать культурные ценности в рабочую среду, в среду рабочих окраин».

В 1931 году в докладе на пленуме ЦК ЛКСМ Украины Косарев раскрыл целую программу пропаганды музыкальной культуры среди молодежи.