Косарев

СНОВА — СЕКРЕТАРЬ РАЙКОМА…

27 февраля актовый зал технологического института заполнили делегаты VII комсомольской конференции Московско-Нарвского района.

Сегодня Александр проснулся раньше обычного. Сосед уже плескался в ванной, заботливо положив на стул перед косаревской койкой свежий номер «Смены». Косарев пробежал ее бегло глазами, но задержался на строках признания лидерами комсомольской оппозиции своих ошибок: «Мы признаемся, что нас запутали, что мы сами безбожно запутались, что мы путали других».

Саша отложил газету в сторону. Вспомнились все собрания последних дней и комсомольская конференция Московско-Нарвского района.

Косарев, обладавший тонким и острым политическим чутьем, в сложной обстановке тех месяцев потянулся к комсомольцам-морякам Балтийского военно-морского флота.

В Пензе он продолжил начатую в Бауманском райкоме работу по укреплению шефства комсомола над флотом. Тогда бауманцы направили первую группу комсомольцев для службы на военно-морских судах и установили тесную связь с «плавучим сыном комсомола» — так они назвали учебное судно «Океан», вскоре переименованное в «Комсомолец». В Пензе не было поблизости кораблей и далекими были от нее морские просторы. Но и отсюда лучших своих комсомольцев-призывников организация направила в высшие военно-морские училища.

Теперь в Ленинграде Косарев глубоко осознал, что на Балтийский флот благодаря шефству комсомола влилась целая армия передовых комсомольцев. Вот почему он настойчиво добивался вовлечения флотского комсомола в активную жизнь комсомольской организации Ленинграда, и в первую очередь в дела молодежи Московско-Нарвского района.

С этого времени балтийский флотский комсомол стал составной и нераздельной частью Ленинградской организации РЛКСМ. Косарев выступал на кораблях и в Военно-морском училище имени Фрунзе. «Многие товарищи, — рассказывал М. Волков. — тепло вспоминают о собраниях с участием А. В. Косарева, которые помогли им глубже разобраться в той сложной обстановке и полнее уяснить поставленные партией задачи.

В свою очередь, А. В. Косарев привлек комсомольцев и комсомольский актив флота к подготовке комсомольской конференции Московско-Нарвского района. При открытии конференции представитель подшефного района военно-морского соединения отдал рапорт делегатам. Это был первый случай в истории комсомольских организаций города. Значительная часть бывшего районного актива находилась еще под влиянием оппозиции, но комсомольская конференция Московско-Нарвского района в целом прошла под знаменем единства комсомола с большевистской партией, поддержки решений XIV съезда партии».

На другой день — 27 февраля — Косарев писал в «Ленинградской правде»: «Партия и Северо-Западное бюро ЦК РЛКСМ вынуждены были через голову оппозиционного Московско-Нарвского райкома РЛКСМ пойти в массы, рассказать им правду о съезде… Старый актив не отражал мнения организации. В политическом отношении массы организации переросли своих руководителей. Организация решительно отмежевалась от оппозиционного актива и выдвинула на работу лучших представителей рабочей молодежи. Актив обновился на 90 процентов».

Была эта конференция для Косарева знаменательной еще и тем, что избрали его — первого секретаря Пензенского губкома комсомола — секретарем Московско-Нарвского райкома комсомола. Сашу смущало только одно обстоятельство: как к этому факту отнесутся в Пензенском губкоме партии: не сочтут ли беглецом? Там работа — тоже не сахар… Вспомнилось и предостережение Матвея Константиновича Муранова: «Солдата, осмелившегося уйти с поста раньше, чем придет смена, знаешь, как на языке военного устава называют? Дезертиром!»

С сомнениями хотел поначалу обратиться к Кирову, да, поразмыслив, решил: «У него и без меня хлопот полон рот…», пошел к Соболеву. Сергей выслушал Косарева спокойно и ответил вопросом:

— А ты что молчал, когда тебя Центральный Комитет в Северо-Западное бюро ЦК РЛКСМ кооптировал? Не догадывался, зачем тебя на Чрезвычайной Московско-Нарвской партийной конференции членом райкома ВКП(б) избрали, а на губернской партийной конференции в состав губкома ввели? Эх, Сашок, за пензяков не беспокойся, им в ЦК партии разъяснят, что не покинул ты организацию, не дезертировал. Ты пока здесь вот как нужен. — И Соболев полоснул себя ребром ладони по горлу. — Позарез нужен! Надеюсь, понимаешь? Так что к Мироновичу не ходи, не вздумай обращаться. — Все это Соболев выпалил на одном дыхании. — Дай срок, укрепимся мы тут, окрепнет районная организация, спасибо тебе комсомольцы скажут, и катись в Москву снова. Тебе из Питера не впервой уезжать…

— Да ты что, Серега, никак обиделся? Я с тобой советуюсь, а ты — в пузырь!

От этих воспоминаний сейчас Косареву сделалось не по себе. «Разве не понятно, что он, Косарев, — человек выдержанный, дисциплинированный: где сочтут нужным, там и буду работать!»

Вечером 4 марта во Дворце имени Урицкого (бывшем Таврическом дворце) открылась губернская комсомольская конференция. Она подвела итог работы бригады ЦК РЛКСМ, направленной в помощь партийному и комсомольскому активу Ленинграда. Все разъехались по местам своей прежней работы. Все, кроме Соболева и Косарева.

В Ленинграде под руководством Сергея Мироновича Кирова — «человека, излучающего обаяние, как теплые лучи», безгранично преданного идеалам коммунизма, происходило дальнейшее формирование лучших качеств комсомольского вожака Косарева.

На VII съезде РЛКСМ он выступал от имени ленинградской организации. Об этом факте сохранились воспоминания одного из московских комсомольцев тех уже далеких лет: «Сама многоцветная весна заполнила Большой театр и растеклась буйными потоками и ручьями по партеру, ложам, галереям. Строгие пиджачные пары уже солидных «ветеранов» комсомола и традиционные защитные «безгалстучные» гимнастерки, перекрещенные портупеей, и пестрые, цветистые халаты представителей среднеазиатских республик.

В фойе, в коридорах встречались старые друзья, обменивались воспоминаниями, с жаром говорили о делах боевых, насущных. А время было горячее. Разбитые троцкисты и зиновьевцы пытались еще влиять на молодежь. Они повсеместно получали отпор.

Наиболее бурные бои происходили в Ленинграде. Поддержавшие оппозицию руководители были отстранены. На VII съезде выступали новые руководители ленинградского комсомола.

И вот на трибуне один из них, секретарь Московско-Нарвского райкома Александр Косарев.

Имя его мне было известно давно. Еще работая в Москве, он приходил к нам на Пресню. Но встречаться не приходилось.

«Старый активист» комсомольского движения показался мне совсем юным. Выступал он ершисто, темпераментно, с настоящим комсомольским задором. И в то же время очень задушевно и просто…

— Ленинградская делегация считает своим долгом сказать следующее: без кичливости, без чванства мы желаем заниматься практической работой… Ленинград хочет большевистского единства. Мы дадим решительный отпор всякому, кто попытается противопоставить ленинградскую делегацию нашему ЦК.

Зал ответил дружными аплодисментами. И запел «Молодую гвардию»…

Потом было много выступлений. Никогда не забыть замечательной речи «всесоюзного старосты», представителя ЦК партии Михаила Ивановича Калинина.

Окончив свою речь, Калипип сел за стол президиума рядом с Косаревым. И, казалось, это символ единства двух большевистских пролетарских поколений. Запомнилось: Косарев что-то шепнул Михаилу Ивановичу, и Калинин улыбнулся широкой, весенней, очень молодящей его улыбкой».

У Косарева были все основания так говорить о работе ленинградской организации. «Плоды» деятельности оппозиции он собирал не только на комсомольских собраниях. За шумными собраниями наступили дни заметной апатии и не только среди вчерашних бузотеров. Чувствовались не то усталость, не то разочарование. Обиженные и недовольные, связанные личной дружбой с идейно разгромленными оппозиционерами, исподволь продолжали свою подрывную работу. Позднее стало известно, что в этих целях Файвилович и Москвин создавали даже «свой» подпольный Московско-Нарвский райком…

Саша понимал, что нельзя допускать даже намека на разрастание апатии. Но и как предотвратить этот процесс, особенно если учесть, что актив в районе сменился? Его надо было многому научить, а некоторых активистов учить заново всему и ежедневно! А в самом райкоме штатных работников четыре-пять человек… Попробовал расширить их возможности организацией групп внештатных инструкторов из наиболее подготовленных активистов. Это было его нововведением в комсомоле. Работать стало легче. Искал Косарев и пути укрепления связи райкома с ячейками. Как-то сам собой установился неписаный порядок: вечерами сходиться в райкоме — просто так, на товарищеский разговор. Делились новостями, коллективно продумывали планы на будущее. В ячейках ответственные организаторы завели дневники учета настроений молодежи, создавали так называемые «бытовые ядра».

Косарев настоял на организации встреч руководителей-хозяйственников с рабочей молодежью. В итоге родилось много полезных инициатив. На предприятиях района впервые прошли конкурсы на звание лучший молодой производственник. Решили и другую важную задачу. Дело в том, что на большинстве ленинградских предприятий молодежь трудилась, как правило, чернорабочими. Для нее организовали профессионально-технические кружки, а потом комсомольцы завода «Электросила» открыли новый почин — стали добиваться у администрации перевода подучившихся молодых рабочих на участки, где использовался квалифицированный труд. Их поддержали комсомольские организации и других предприятий. Через два месяца на заводе «Красный треугольник» на квалифицированную работу перевели 74 молодых производственника, на заводе «Красный пути-ловец» — 67.

Не забыл Косарев и о политическом просвещении, организации досуга. Были открыты политические школы и родился театр рабочей молодежи — ТРАМ.

ТРАМ много сделал для выхода комсомольцев из состояния апатии, равнодушия, наступивших после жарких боев с зиновьевцами. Он тот час же стал любимейшим театром молодежи — «художественным агитпропом комсомола». Его спектакли на актуальные темы сохраняли агитационность, присущую самодеятельным выступлениям первых революционных лет, рождали страстные споры о самых разных проблемах общественной морали молодежи — о любви и дружбе, о подлинном и ложном товариществе. Молодежь стремилась в театр, на сцене которого она узнавала себя. Каждая постановка ТРАМА горячо и страстно обсуждалась тут же, в зрительном зале, и на комсомольских собраниях, на молодежных вечерах и во время обеденных перерывов. Возвращались со спектаклей гурьбой, и Косарев запевал веселую песенку из первого трамовского спектакля «Сашка Чумовой»:

В один из вечеров Сергей Миронович рассказал комсомольцам о ближайших планах: завершить строительство Волховской ГЭС, заложить Свирскую электростанцию.

— Но и Свирь не обеспечит энергией Ленинград, — заключил Киров. — Поеду в Москву. Дам бой в ВСНХ сторонникам «теории затухания» Ленинграда. И кому только пришла в голову дикая мысль сделать Ленинград мертвым городом? Глупо… Нет, мы спасем и разовьем промышленность Ленинграда. И это обеспечит процветание города…

Косарев слушал Кирова, и уверенность, что это так и будет, укреплялась с каждым словом Сергея Мироновича. Воображение уже рисовало ему картину обновленного, развернувшегося во всю мощь промышленного красавца: «С Кировым, будьте уверены, и не такие планы реальны!..» А сам спустя годы скажет:

— Как зажигал он молодежь своими речами! Каждое слово его речи электризовало…

В апреле 1926 года ЦК ВЛКСМ отозвал Косарева в Москву.

Еще много раз приедет Косарев в Ленинград. И не один раз встретится с Кировым, услышит его пламенные речи.

Немногим больше месяца спустя, 12 мая 1926 года, Киров выступал с докладом о хозяйственном строительстве, осуществлении генеральной линии партии — об индустриализации страны. Был одет он в неизменную гимнастерку защитного цвета. Крепкие кисти рук Сергей Миронович глубоко засунул за широкий ремень, оставив свободными большие пальцы. Косареву, сидевшему в президиуме, было видно, как он, словно в такт своим словам, ударял ими по краю ремня.

— Я не хочу говорить вам комплиментов. — Сейчас Киров вышел из-за трибуны и почти беседовал с залом. — Но должен сказать, что комсомол может сыграть тут гораздо большую роль, чем кто-либо другой, и вот почему: у вас есть большое желание, у вас есть большие возможности, у вас есть большая восприимчивость, большая чуткость, большая энергия, большой пыл; а здесь нужно все приложить: здесь нужен и холодный рассудок, здесь нужна и выдержка и темперамент, здесь нужен революционный дух, иначе эту задачу не выполнить, иначе вопрос, который стоит перед нами, не решить.

Эту длинную фразу Киров произнес на одном дыхании, усиливая голосом ее каждый новый элемент. Косарев не мог следить за аудиторией. Он весь был поглощен смыслом и темпераментом кировской речи, чувствовал, что она как бы заряжала, наэлектризовывала весь зал. В манере его речи не было и грана наигранности. Киров говорил самые что ни есть простые слова — так свободно и легко, пользуясь сильным голосом природного трибуна, что все простое и обыденное в этих словах обретало особый смысл, необыкновенное звучание.

В конце доклада Киров произнес:

— Для того чтобы успешно строить социализм, чтобы действительно осуществлять индустриализацию нашей страны со всеми вытекающими отсюда последствиями, нам в нашей коммунистической, комсомольской семье необходимо приложить все усилия, как мы это делали до сих пор и как завещал Ленин, приложить все силы к тому, чтобы ряды нашей партии были действительно железными, чтобы наше сознание было стальным в твердом проведении ленинских заветов. Если мы это выполним, мы индустрию построим, социализм организуем.

Девять лет спустя одно из центральных издательств попросило Косарева написать воспоминания о Сергее Мироновиче Кирове, павшем от пули, направленной злодейской рукой. (Саша входил в состав комиссии по расследованию убийства Кирова. Возглавлял ее нарком внутренних дел Ежов, и работу, как показалось Косареву, вел предвзято. Он вернулся из Ленинграда подавленный. На вопрос: «В чем дело?» — поделился сокровенными думами только с самыми близкими. Оказывается, его мнение по поводу гибели Сергея Мироновича с версией председателя комиссии Ежова расходилось. Он был убежден: там все далеко не так, как изложено в официальном сообщении.)

«Вот уже о Мироновиче воспоминания пишут, — размышлял тогда Косарев, — а он стоит перед глазами как живой: улыбающийся, лобастый, с крепко посаженной головой. Писать воспоминания, когда столько встреч, бесед, впечатлений…» Их было действительно множество. Но из всех он пока выбрал те, что отметили месяцы ленинградских баталий:

«Месяцы моей работы в Ленинграде, в Московско-Нарвском райкоме комсомола, — писал Саша, — это время незабываемых встреч с товарищем Кировым. Сколько глубоких и душевных бесед! Сергей Миронович любил молодежь большой, умной, большевистской любовью. Он умел ценить ее и отыскивать среди комсомола нужные партии силы…

Он был членом нашего Московско-Нарвского райкома комсомола. И несмотря на огромную партийно-государственную работу, всегда урывал время, чтобы заехать к нам в район на собрание актива комсомола. А часто все члены бюро нашего райкома вваливались неожиданно к нему в кабинет. Не раз бывало, что при встрече на каком-нибудь собрании Сергей Миронович и сам затащит к себе для простой, сердечной беседы. И как много приходилось извлекать из этой беседы!»

Бок о бок Косарев работал с Сергеем Мироновичем несколько месяцев, но были они для молодого вожака «годами великой школы». Все современники Косарева сходятся на том, что именно в Ленинграде впервые и в полной мере проявились его блестящие способности оратора и навыки организатора молодежи.