Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Павел Френкель. Энде (глава из книги)

Впервые я услышал говорящее имя Энде (по-немецки — «конец») аккурат в конце семидесятых. Решил — псевдоним. Потом выяснилось: фамилия настоящая, унаследованная от отца-художника.

В «Детгизе» попросили написать внутреннюю рецензию на его новую повесть «Бесконечная история». Созданная в жанре фэнтези, она мгновенно взлетела на первое место авторитетнейшего в Германии списка бестселлеров в журнале «Шпигель» и удерживалась на самом верху рекордное время. <… >

«Бесконечная история» мне очень понравилась, и я написал пространную, восторженную рецензию, которая, однако, чем-то (скорее всего, откровенным восторгом) смутила завотделом иностранной литературы. Что-то она там учуяла своим таможенным нутром, заподозревала. И заказала еще одну рецензию — доктору философии. Тот книгу с позиций «идейно-философских» приложил так, что путь к читателю ей был заказан более чем на десятилетие, до девяностых годов.

Вскоре «Бесконечная история» стала культовой в самой Германии: по статистике, она была на полке у каждой второй семьи. Ее перевели практически на все европейские языки, включая исландский. <… > Слава Энде приобрела уже вселенский масштаб, а в России его знали считанные единицы. <… >

Между мной и Энде протянулась тоненькая ниточка. Его друзья в Мюнхене были и моими друзьями. Одна из них, Би-нетте Шредер, яркое имя в мире книжной графике, проиллюстрировала и оформила книгу его стихов, которую подарила мне. В письмах к ней я, в частности, сообщал о ситуации вокруг «Бесконечной истории», о своих публикациях. А в те годы я опубликовал пару рецензий и эссе, где попытался сопоставить творчество Энде и Пройслера (уже 20 лет назад держал их в голове — вместе). В ответ получал от Энде приветы. И однажды ко мне в руки попал — от него — адрес с телефоном.

Надо знать Энде, чтобы этот факт оценить. По натуре он был человек совершенно не богемно-тусовочный. Со своей женой-японкой немало времени проводил на ее родине. В Мюнхене оба жили тихо, замкнуто и гостей принимали по великим праздникам.

Грянула перестройка. Жизнь начала стремительно меняться и приватизироваться. Иными словами: по всем швам трещать и нищать. <… >

К этому времени благодаря средствам массовой информации и фильму в России об Энде прознали уже многие.

Однажды мне позвонил Юрий Коваль, с которым нас связывали теплые товарищеские отношения. Хоть мы и жили через одну трамвайную остановку, и в гости друг к другу хаживали, и всяко-разно виделись (даже в бане, что для России — аргумент), назвать его своим Другом я все же постесняюсь. Слишком велика честь для меня. Тем более что сейчас, после смерти этого феноменального художника, самозванных друзей у него появилось с избытком.

Юра подробно расспросил об Энде и сказал, что собирается в Германию со своей молодой женой, знающей языки. «Очень хочу познакомиться с Энде! Помоги!»

Я заветный телефончик дал, но честно предупредил: шансов мало. И посоветовал действовать через МЮБ (Международная юношеская библиотека при ЮНЕСКО в Мюнхене.).

Приехал Юра из Мюнхена окрыленный. Поведал, что случилось чудо: после дипломатичных звонков и рекомендаций из МЮБ Энде все-таки Ковалей принял. Правда, не дома, а в уютном ресторане. К изумлению гостей, он оказался очень приветливым и щедрым. Во время застолья обнаружилось, что Юру и Михаэля многое роднит. Оба художники широчайшего диапазона: пишут прозу и стихи, причем и для детей, и для взрослых, много рисуют и живописуют, оба сочиняют песни на свои тексты и сами же их исполняют под гитару. <… >

После ресторана Энде неожиданно повел гостей к себе домой! Проговорив полночи напролет, спев по очереди немало песен под гитару, наши художники прониклись друг к другу такой симпатией, что Юра — по его уверению, «спонтанно» (думаю, это все же была его «домашняя заготовка») — предложил Энде написать вместе книгу.

— Как же мы ее будем писать? — спросил озадаченный Энде.

— Как в шахматах: мой ход, ваш ход.

— А как я прочитаю ваш?! — еще более изумился Энде.

— Это самая маленькая проблема! — «импровизировал» Юра. — Положим, я написал первый рассказ. Отдал его Павлу (мне). Мы с ним практически соседи. Он перевел его на немецкий. Переслал вам. Вы написали продолжение, переправили его Павлу в Москву. Он перевел его на русский. Передал мне. Вот так, троицей, с Божьей помощью, и доберемся до финала. А если мы еще сами книжку проиллюстрируем, то это будет лучшая небывалая история. И Энде дал согласие.

Все это мне рассказал вдохновенно Юра Коваль, заключив сакраментальным вопросом: «Третьим будешь?» Вестимо, я согласился не раздумывая.

История мировой литературы знает немало случаев, когда у одного произведения было двое соавторов, порой блистательных Но они подписывались под единым общим текстом. Известны редкие попытки создать «соавторскую» книгу «по переписке». Но в этом случае речь шла либо о публицистических размышлениях, либо о рассказах разных писателей на общую тему, произвольно собранных под одной обложкой.

Тут же за дело брались писатели несомненно самого высокого европейского чина (имею в виду Энде и Коваля), намеревавшиеся создать общее произведение по принципу эстафеты: рассказ каждого сюжетно должен продолжать текст соавтора.

Книга обещала стать сенсацией.

Договорились, что первый ход сделает автор идеи. И вскоре Коваль попросил меня для начала («Е2 — Е4», шутили мы) перевести один свой рассказ. Про рыжего пиратствующего кота, любящего нежиться в солнечном луче. Я, как мог, постарался. Ни потом, ни прежде не было в моей жизни более трудной переводческой задачи.

Готовый перевод вместе с Юриным рисунком кота на цветном слайде я переправил Энде. Вскоре мне от него пришло письмо, самое одобрительное. Рассказ понравился, перевод тоже. Некоторые нюансы Энде хотел бы уточнить с нами после возвращении из Японии, куда как раз собирался с женой — на неопределенное время.

Мы с Юрой напряженно ждали. Потом я стал аккуратно забрасывать удочки: как, дескать, дело движется? В ответ доносились извинения и ссылки на загруженность. А вскоре и они прекратились. Энде исчез, канул, запропал. Ни слуху ни духу. Никакие мои мюнхенские связи не срабатывали: он сделался недостижимым и ирреальным, как его проза. В итоге история и впрямь стала небывалой.

Встречаясь, мы с Ковалем всякий раз пытались найти хоть какое-то объяснение случившемуся. Искренне расстроенный Юра терялся в догадках У меня имелась своя версия, но я помалкивал: думал поехать в Германию, выяснить все у самого Энде. Да видно не судьба — сорвалось. Что ж, хоть дело и не выгорело, зато идея дорогого стоила, утешались мы.

Теперь скажу, к какому выводу я тогда пришел. На мой взгляд, изначально была допущена стратегическая ошибка. Замечательный рассказ Коваля, один из моих любимых, сам по себе — абсолютно завершенная новелла, не содержащая фермента интриги и развития. К тому же, несмотря на малый формат и внешне бесхитростную фабулу, рассказ отличается изощренностью, стилистической изысканностью, что создавало дополнительные трудности для соавтора.

Сейчас (как обычно, задним умом) думаю: эх, не стоило Юре брать готовое! Лучше б он написал что-то новое, интригующее, легкостопное. С точным читательским адресом. Юра это, вне всякого сомнения, мог сделать блестяще. Но ему, скорее всего, ужасно хотелось показать Энде, не знакомому с его творчеством, что он — мастер! И Энде наверняка Юру оценил. Однако делу это не поспособствовало, даже наоборот. Помимо того, Энде кмоменту встречи с Ковалем (я потом вычислил) «болел» другим сюжетом. Не знаю, чем он руководствовался, когда соглашался. Скорее всего, поддался порыву. Но, прочитав Юрину новеллу, сильно задумался и в какой-то момент решил «уйти по-английски».

Мы с Ковалем не остыли к Энде. Я читал все, что выходило из-под его пера, в том числе пьесы, стихи и оперные либретто. А Коваль однажды зазвал меня к себе, чтобы показать перевод одной из книжек-картинок Энде, сделанный вместе с женой. «Театр теней Офелии» в переводе Н. Дегтярь и Ю. Коваля был опубликован в конце 1990 года в журнале «Мурзилка».

В 1995 году, с небольшой разницей во времени, Коваль и Энде скоропостижно скончались.

Кроме года смерти их невольно объединило и то, что они так и не получили главной премии мировой детской литературы — золотой медали X. К. Андерсена, которую, несомненно, заслуживали. Юрий Коваль выдвигался от России дважды, причем именно в те годы, когда я был членом Международного жюри по премиям Андерсена. Как я ни сражался, в одиночку не удалось обратить в свою веру остальных членов жюри, плохо знакомых с его творчеством (переводов на иностранные языки у Коваля — по сравнению с другими соискателями — мало) и преследовавших прежде всего собственные интересы.

И все же, все же: Энде и Коваль встретились, познакомились, ощутили душевное родство, спели друг другу под гитару. И даже надумали сочинить историю. Разве этого мало?..