<Из Москвы в Молотов,> 30 января <1943>
Дорогая Лиза, пишу наспех — Никитина[767] уезжает. Завтра еду на фронт. Работаю как битюг — две-три статьи в день. Чудом написал десятка два стихотворений.
Когда книга выйдет, пришлю[768]. Новости последние недели хорошие. Может быть, немцы надорвались. Хотя они двужильные. Мне очень грустно, что тебе как-то особенно нехорошо, даже учитывая общую картину. Надеюсь, теперь хоть с комнатой у тебя наладилось[769]. Напиши мне о себе, пришли стихи. Я тебе сейчас выписываю заключительное стихотворение книжки.
Был мир и был Париж. Сверкали розы
Под газом в затуманенном окне,
Как рана, Нимфа каменная мерзла.
Я шел и смутно думал о войне.
Мой век был шумным. Люди быстро гасли.
А выпадала тихая весна,
Она пугала видимостью счастья,
Как на войне пугает тишина.
И снова бой. И снова пулеметчик
Лежит у погоревшего жилья.
Быть может, это все хлопочет
Ограбленная молодость моя?
Я верен темной и сухой обиде.
Ее я не забуду никогда.
Но я хочу, чтоб юноша увидел
Простые и счастливые года.
В грязи, в крови озябшая сестра,
Она придет и сядет незаметно
У бедного погасшего костра[770].
Я хотел бы с тобой скорей встретиться у этой теплой золы. Сил меньше и дней меньше. Вуаля[771]. А когда на ревейон[772] французские летчики[773] пели: «Ма гранд мэр м’а доннэ сан су пур бретель э муа же сюи алле а бордель»[774], подавальщицы в Иванове меня благоговейно спрашивали: «Это у них церковное?».
Целую тебя крепко.
Впервые — ВЛ, 2000, № 2. C.279–280. Подлинник — ОР РНБ.
<Из Москвы в Молотов,> 30 января 1943 г.
Председателю Горсовета г. Молотова товарищу Упоровой
Уважаемая Анна Григорьевна,
прошу Вас, если это возможно, облегчить жилищное положение эвакуированной из Ленинграда писательницы Елизаветы Григорьевны Полонской. Ее литературная работа заслуживает со стороны советских органов самого заботливого отношения к ней самой.
Простите за беспокойство, с приветом
Москва. Редакция газеты «Красная Звезда».
Впервые — ВЛ, 2000, № 2. С.279.
<Из Москвы в действующую армию, начало 1943>
Дорогой Иван Васильевич!
Рад узнать, что Вы здоровы.
Надеюсь, что Вы получили письмо из дома и что все ваши тоже здоровы. Зима не сулит фрицам ничего хорошего. Из Белоруссии идут хорошие вести. А в Берлине, должно быть, не весело. Бомбят их тоже не скверно. Мой горячий привет Костенко[775] и Вашему экипажу. Крепко жму Вашу руку, дорогой Иван Васильевич, и желаю удачи.
Впервые — Писатели в Отечественной войне. М.: Гослитмузей. 1946. С.76. Подлинник — в собрании наследников И.В.Чмиля. С танкистом старшиной И.В.Чмилем (1919–1976) ИЭ переписывался и после войны, об этой военной дружбе он написал в ЛГЖ (8; 9-10). 21 августа 1942 г. по просьбе бойцов танковой бригады ИЭ был зачислен «красноармейцем-гвардейцем» в 1-й танковый батальон 4-й гвардейской танковой бригады — в ее лучший экипаж А.Соколова (его механиком-водителем был И.Чмиль). На редкость скромный Соколов писем ИЭ не писал, эту задачу решал Чмиль. ИЭ не только переписывался с танкистами и присылал им книги, трубки, табак, но и встречался с ними на фронте, а после войны — у себя дома.
<Из Москвы в действующую армию, начало 1943>
Дорогой товарищ Баренбойм, спасибо за хорошее письмо. В ближайшие дни вышлю Вам фотографию. Высылаю сейчас роман «Падение Парижа», книжицу стихов, одну из поэм. Скоро вышлю новый сборник статей.
Я получил месяц назад письмо от Чмиля, от которого узнал о славном пути моей машины[776]. Когда я впервые узнал о захвате Тацинской[777], сердце мне как-то подсказало, что, должно быть, это мои товарищи, отважные бадановцы[778], захватили немецкое гнездо со всеми пернатыми… Очень мне обидно, что Чмиль не получил 4 трубок, которые я послал на Новый год экипажу.
Прошу Вас передать мое глубокое уважение генерал-лейтенанту Баданову, братский привет всем танкистам части.
Если можно, пришлите мне Ваш журнал. Крепко жму Вашу руку и желаю Вам сил и удачи.
Впервые — А.Боренбойм. Почетный танкист // Знамя, 1984, № 2. С.206. Подлинник — в собрании наследников А.М.Баренбойма (Одесса).
Лейтенант Александр Менделевич Баренбойм (1916–1993) — политкомиссар 2-й роты 1-го танкового батальона. ИЭ писал в ЛГЖ о Чмиле и Баренбойме: «Мне трудно объяснить, почему меня так радуют письма Ивана Васильевича и Александра Менделевича; ведь встречался я с ними редко, но вот их судьба меня волнует больше, чем судьба многих людей, с которыми мне приходилось встречаться слишком часто» (8; 10).
<Москва,> 26 февраля <19>43
Дорогой Александр Сергеевич,
я получил прилагаемую к сему телеграмму от американского журнала[779]. Хочу ответить отказом, но ввиду распространенности журнала и сложности обстановки, решил спросить у Вас совета.
Одновременно хочу с Вами посоветоваться и о других вопросах.
Я возобновил в статьях для «Юнайтед Пресс» и для «Ныос Кроникл» вопрос о втором фронте. Подчеркиваю в последних корреспонденциях упорство немецкого сопротивления, переброску частей с Запада, из Германии на наш фронт. Правильно ли это?
Второй, частный вопрос: стоит ли писать сейчас снова для «Юнайтед» о захватнических планах финнов, их зависимости от Германии?
Теперь хочу поделиться с Вами следующим выводом, сделанным мною после двухнедельного пребывания в Курской области. Необходимо, во-первых, рассказывать нашей армии о демагогически-подлом характере немецкой оккупации[780]. Во-вторых, снабдить каждого командира и бойца материалом для агитации среди населения, так как каждый солдат Красной армии становится агитатором. Наверное, товарищи, приезжающие с фронта, Вам уже говорили о положении в освобожденных областях. Я хотел только отметить срочность освещения вопроса в центральной и армейской печати.
Очень прошу ответить мне, как быть с американским журналом. Я позволю себе позвонить Вам сегодня ночью. Простите, что беспокою.
Впервые. Подлинник — РГАСПИ. Ф.17. Оп.125. Ед.хр.198. Л.12.
<Москва, 2 марта 1943>
Дорогой Петр Иванович,
горячо рекомендую Вам книжку стихов молодого поэта-фронтовика Гудзенко[781]. На мой взгляд, это не только хорошие стихи, но это подлинные стихи о войне.
Впервые (неверно дотированное) — ВЛ, 1973, № 9. С.218. Подлинник — РГАЛИ. Ф.2207. Оп.1. Ед.хр.11. Л.65.
П.И.Чагин (1898–1967) — тогда директор Гослитиздата.
<Москва,> 9 июня <19>43
Дорогой Петр Николаевич,
посылаю статью об эльзасцах[782], о которой несколько недель тому назад говорил с товарищем Леонтьевым[783].
Теперь я закончил литературную работу, которая меня на некоторое время отрывала от газет, и рад буду теснее работать с Вами. Вот только не могу скрыть от Вас удивления и досады. Я понимаю, что статья об Англии, которую я написал по просьбе «Правды», не была напечатана по независящим от редакции обстоятельствам. Но мне кажется, что редакция могла бы мне об этом сказать. Иначе получается как-то странно: когда статья нужна, мне много раз звонят, когда произошла заминка — молчание. Прошу Вас рассудить самому, помогает ли это в работе.
Впервые. Подлинник — РГАСПИ. Ф. 629. Оп.1. Ед.хр. 110. Л.2.
<Из Москвы в действующую армию,> 12 сентября <19>43
Mon cher ami,
очень обрадовался Вашей открытке. Знал от М<арии> А<лександровны> и Кривицкого[784], что Вас хорошо встретили[785]. Мне очень хочется еще верить, что добродетель восторжествует. В Москве особых новостей нет, кроме больших новостей, которые Вы переживаете еще острее. Бузу не понимает по вечерам происходящего[786] и воет. Вы, наверно, взволнованы итальянскими делами[787]. Очень увлекательно. По-моему, немцы нервничают и могут неожиданно лопнуть. Я, как и прежде, стучу на машинке денно и нощно. Роза передает привет и говорит, что еще не все для нее и для Вас потеряно в жизни. Сава консервируется. Присылайте Вашу газету в <Красную> Звезду. Посылаю Вам «Свободу»[788]. Часто почему-то в последнее время вижу прежний Париж и теперешний. Пишите. Вас помнят и любят
Впервые.
<Из Москвы в действующую армию — пп. 57827, 24 октября 1943>
Дорогой Александр Федорович,
вернувшись с фронта, нашел Ваше письмо[789] и обрадовался ему. Рад, что у Вас все благополучно.
Мне очень понятно и близко все, что Вы пишете об искусстве: это мои чувства и мысли. Минутами я начинаю надеяться, что такие, как Вы, вернувшись после войны, окажутся сильнее рутины и ограниченности. Минутами я сам впадаю в хандру.
Теперь приближается развязка. Я был у Киева. Немцы не те, и они быстро катятся под гору. Разорение ужасное: уходя жгут. Да и люди, бывшие под ними, как-то деформированы.
Шлю Вам «Войну»[790]. Она уже отстала от событий. Все это написано для одного дня[791]. Для детей будут писать потом: немного правдивей и немного обманчивей — психологический реализм плюс историческая легенда.
Крепко жму Вашу руку
Впервые (без комментариев) — Советские писатели на фронтах Великой Отечественной войны. Литнаследство, т.78, кн.1. М., 1966. С.616. Публикация В.А.Мильман и Л.И.Соловейчика.
Актер московского театра А.Ф.Морозов ушел на фронт в июле 1941 г.; стал артиллеристом, старшим лейтенантом. Его письма ИЭ (первое письмо он написал 3 июля 1942 г.) — искренни, подробны, серьезны, информативны, умны. Он не боясь писал не только о войне, но и об искусстве в 1930-е гг. — об «избиении» Шостаковича и о «зарезанном» Мейерхольде. ИЭ регулярно отвечал ему и посылал свои книги.
Москва <в Вашингтон>, 24 ноября 1943 г.
Дорогой вице-президент,
меня глубоко тронуло Ваше дружеское письмо[792]. Вы, наверное, знаете, с каким вниманием следит наша общественность за Вашей работой и какой отклик находят среди советских людей Ваши выступления. Поэтому Вы поймете, как я обрадовался Вашей книге[793].
Я недавно побывал на фронте, на Днепре и мне хочется Вам сказать, что каждый красноармеец воодушевлен теми идеями справедливости и свободы, о которых Вы говорите в Вашем письме.
Я посылаю Вам сборник моих статей[794] и от души желаю Вам сил в Вашей столь ответственной работе.
Искренно Вас уважающий
Впервые — в комментариях к ЛГЖ (т.2. М., 1990. С.322). Машинописная копия — ФЭ, 989, 1.
Генри Уоллес (1888–1965) — вице-президент США в годы 2-й мировой войны; находясь в 1946 г. в США ИЭ посетил Г.Уоллеса.
<Из Москвы в действующую армию,> 25 декабря <19>43
Дорогой Владимир Германович,
я Вам писал. Теперь, вернувшись из Харькова[795], застал Ваше письмо. Вы пишете, что не получили от меня ничего. А я Вам последний раз написал, получив газетку. Мы часто Вас вспоминаем. Все, что смогу, сделаю[796]. Настроение у меня весьма среднее: фрицы меня доконали. Похоронили Тынянова[797]. Было мало народу, и все происходило почему-то в Литфонде. На экзекуции не хожу, а им подверглись Зощенко и Асеев[798]. Вот и все литновости. Вчера ревейонировали[799] у французов. С Новым годом, mon cher Riurik, думаю, он все же принесет нам нечто приятное. Роза Вас обнимает и старый бебе Бузу целует Ваши пальцы. Сава стал ноющей колодой.
Впервые.