Москва <в Ленинград,> 5 января 1955 г.
Дорогая Вера Федоровна,
для меня было большой радостью получить от Вас письмо[943]. От всего сердца желаю Вам в этом году здоровья и поменьше тех временных, но отвратительных помех, которые мешают нам работать.
Будьте здоровы и счастливы.
Впервые. Копия — ФЭ, 841, 1.
В 1954 г. резким нападкам как в печати, так и на 2-м съезде писателей был подвергнут роман «Времена года» В.Ф.Пановой (1905–1973); выступая на съезде ИЭ защищал Панову, обвиненную в «объективизме».
<Из Москвы в Париж,> 16 января <1955>
Господин Арагон,
SOS!
Доминик Дезанти[944] только что опубликовала в «Юманите-Диманш» статью о съезде советских писателей. Она утверждает, будто я назвал «Оттепель» шагом назад. (Но это сказал Шолохов[945]!)
А так враждебная пресса может заявить, что я покаялся.
Политически — это глупость, особенно, когда «Оттепель» выходит по-французски. В личном же плане — это оскорбление, брошенное в мой адрес, и я не понимаю, чем я это заслужил от французских товарищей.
Прошу Вас принять необходимые меры, разъяснить, что от «Оттепели» я не отрекался и никогда не произносил слов, приписываемых мне Д.Дезанти.
Обнимаю вас обоих[946]
Впервые — Д, 672 (перевод Т.В.Балашовой). Копия — ФЭ, 443, 1.
<Из Москвы в Париж, февраль 1955>
Дорогой Вайян,
спасибо за хорошую книгу[947]. Мне она понравилась, особенно ее героиня, бал, любовь в лесу.
Теперь о деле. У нас начинает выходить журнал «Иностранная литература», который будет знакомить советских читателей с культурной жизнью других стран. Я вхожу в редакционную коллегию[948]. Редакция хочет напечатать Ваш роман в первом номере (в июле). В связи с этим у меня к Вам просьба:
1) разрешите сделать некоторые купюры, главным образом в той части, которая является перепиской двух представителей чересчур гнилого мира. Там есть места, которые будут непонятны нашим читателям. По моему скромному мнению, купюры не сильно повредят роману. Если Вы хотите, я лично присмотрю, чтобы ничего не было упущено или искажено.
2) В переводе героя придется назвать «Бомаск», а не переводить эти слова на русский. Прошу Вас дать для русского перевода другое название[949]. Может быть, по имени героини? Или иначе?
Мы вспоминаем с нежностью день в Мельонасе[950]. Я надеюсь, что несмотря на все трудности, мы все же увидимся[951].
Впервые — в комментариях к ЛГЖ (8; 599–600). Копия — ФЭ, 507, 1.
Французскому писателю Роже Вайяну (1907–1965) посвящена 7-я глава 7-й книги ЛГЖ; переписка с Вайяном началась в 1952 г. 5 сентября 1955 г. Вайян писал, что журнал «Иностранная литература» заказал ему статью о творчестве ИЭ, в ответ он предложил тему «Эренбург и Франция» (такая его статья в СССР не публиковалась).
Москва, 28 февраля 1955 г.
Уважаемый Вячеслав Михайлович,
12 марта в Вене собирается Бюро Всемирного Совета Мира. Работа Бюро будет прежде всего посвящена подготовке Всемирного Конгресса сторонников мира («Всемирной ассамблее»), который должен собраться 22 мая в Хельсинки. Бюро предстоит дать лозунги для пропаганды Конгресса, которые могут в настоящее время вызвать отклик в различных частях света. Мне кажется, что подготовка к Конгрессу может происходить под тремя лозунгами:
1) Уничтожение атомного оружия.
2) Борьба против милитаризации Западной Германии.
3) Обеспечение безопасности и суверенитета всех государств.
Вместе с тем Бюро предстоит направить кампанию сбора подписей под Обращением об уничтожении атомного оружия. Начало этой кампании в большинстве стран протекает недостаточно энергично, и мне кажется, что частично это происходит от неясного понимания многими зарубежными товарищами того, как вести теперь пропаганду против атомной войны. Если до Венского заседания Бюро в январе западные товарищи часто впадали в фаталистический тон, прочили гибель цивилизации, то после Венской сессии они сплошь да рядом впадают в другую крайность, доказывая французам, англичанам, итальянцам, что атомная бомба не так страшна, как это кажется. Читая или слушая подобные рассуждения, рядовые люди спрашивают, почему же в Обращении речь идет именно об уничтожении атомного оружия и зачем нужно подписывать это Обращение. Бесспорно, на Бюро встанет вопрос о том, как нужно вести кампанию по сбору подписей. Я считаю, что работники движения за мир в странах капиталистического лагеря должны обязательно говорить о том, что атомное оружие направлено против мирного населения, что оно грозит гибелью многих миллионов людей, особенно густонаселенных стран, разрушением многих духовных и материальных ценностей. Только говоря так, можно на Западе добиться результатов, равных кампании вокруг Стокгольмского воззвания[952] или превосходящих ее. Между тем некоторые коммунисты Запада поняли наши предостережения воздержаться от известной истеричности как совет впредь не преувеличивать, а скорее преуменьшать опасность, связанную с атомной войной. Это и заставляет меня обратиться к Вам с вопросом: правильно ли я считаю, что тон кампании в капиталистических странах вокруг Обращения должен отличаться от тона наших советских выступлений и что, не впадая в крайность, не допуская никаких фаталистических обобщений, сторонники мира должны в каждой стране Запада подчеркивать отвратительный и опасный для населения этих стран характер атомного оружия.
Впервые. Авторская копия — собрание составителя.
Москва <в Дели,> 31 мая 1955 г.
Дорогая Рамешвари Неру,
я был глубоко тронут Вашим дружеским письмом.
Вы не можете себе представить, насколько мне было неприятно, что болезнь помешала мне приехать к Вам и принять участие в Конференции[953]. Я внимательно следил за ее работой и знаю от вернувшихся советских друзей, а также от Капитана[954], с каким успехом она прошла. Все мне подчеркивали крупную роль, которую Вы сыграли лично.
Я не отказываюсь от мечты увидеть Вашу прекрасную страну, и надеюсь, что если это окажется удобным для индийских друзей, смогу осуществить поездку ближайшей зимой[955].
В последние недели я посвятил себя подготовке Всемирной Ассамблеи в Хельсинки. Только что узнал, что Вы туда собираетесь приехать, и счастлив, что вскоре увижу Вас. Примите мои дружеские приветствия.
Впервые. Копия — ФЭ, 807, 1.
Р.Неру (1886–1966) — одна из организаторов женского движения в Индии.
Москва, 31 мая 1955 г.
Уважаемый Николай Александрович,
во время моего пребывания в Париже в мае с.г. ко мне обратилась вдова Ромена Роллана — Мария Роллан[956]. Мария Роллан неоднократно писала в различные организации Советского Союза, просила выслать ей новые переводы его книг, выходящие у нас, фотокопии хранящихся в нашей стране писем Р.Роллана и другие материалы, связанные с творчеством Р.Роллана. Однако на свои запросы она ни разу не получила ответа.
Считаю необходимым переслать Вам письмо Марии Роллан, полученное мною в Париже, а также копии писем, направленных ею директору Гослитиздата и директору Центрального архива, и списки советских изданий Роллана, имеющихся в роллановском фонде.
Я прошу лично Вас рассмотреть вопрос, затронутый вдовой Р.Роллана, и поручить уведомить меня о том, что можно сделать в связи с ее просьбой.
Впервые. Копия — ФЭ, 1170, 2.
Н.А.Михайлов (1906–1982) — в 1955–1960 гг. министр культуры СССР. В тот же день ИЭ сообщал М.П.Роллан-Кудашевой: «Дорогая Майя, вернувшись в Москву, я тотчас сделал все возможное для разрешения вопросов, о которых Вы мне писали» (Д, 659).
<Москва, до октября 1955>
Я знал В.Э.Мейерхольда с 1920 года по 1938. В 1920 г. он был заведующим ТЕО Наркомпроса, в котором я работал. Он группировал вокруг себя в те годы все круги художественной интеллигенции, активно вставшие на сторону Октябрьской революции. Его постановки «Зорь» Верхарна и «Мистерии Буфф» Маяковского были первыми крупными явлениями революционного советского театра. Впоследствии он работал с Маяковским, их связывала большая дружба, и Маяковский всегда очень высоко ставил Мейерходьда. Во время заграничных гастролей театра Мейерхольда в Париже спектакли этого театра сыграли огромную роль в повороте больших кругов французской интеллигенции к Советскому Союзу. Во всех своих выступлениях и в частных беседах, как в Советском Союзе, так и за рубежом, Мейерхольд всегда был принципиальным и страстным сторонником нашего строя и нашей идеологии.
Реабилитация В.Э.Мейерхольда не только позволит обогатить историю советского театра, но и сыграет положительную роль в поведении художественных кругов Запада.
Впервые — ВЛ, 1987, № 12. С.180–181. Копия — РГАЛИ. Ф.2437. Оп.1. Ед.хр.180. Л.67.
Записка о реабилитации Мейерхольда была представлена Генеральной прокуратурой СССР в ЦК КПСС 18 октября 1955 г.; 15 ноября 1955 г. Президиум ЦК КПСС проголосовал за реабилитацию Мейерхольда, и 26 ноября 1955 г. он был реабилитирован Военной коллегией Верховного Суда СССР. О роли ИЭ в реабилитации Мейерхольда см.: М.А.Валентей. Об И.Г.Эренбурге — с признательностью и благодарностью // Театр, 2003, № 1–2. С.66–70.
<Москва, 17 октября 1955>
Товарищу Хрущеву Н.С.
2 октября с.г. мною была направлена записка в ЦК КПСС о намеченном в Лионе совещании общественных деятелей для поддержки «духа Женевы»[957]. 4 октября из Парижа были направлены приглашения тт.Корнейчуку, Ю.Жукову[958] и Эренбургу принять участие в указанном совещании. Это совещание происходит по приглашению Эррио[959]. Оно должно состояться в Лионской мэрии, и в нем согласились принять участие крупные общественные деятели Франции, Англии и некоторых других стран. Д’Астье в первых числах октября беседовал с Фором[960] и получил от последнего согласие на выдачу виз советским представителям. Фор при этом указал, что запрос о визах должен быть сделан не позднее, чем за неделю до совещания. 10 октября Д’Астье вторично беседовал с Фором, запросив его, выданы ли визы советским представителям, на что Фор ответил, что по наведенным справкам таковые визы не были запрошены в Москве. Приехав в Вену, Д’Астье немедленно обратился ко мне с вопросом, почему советские представители не запросили виз, указав, что совещание немыслимо без участия советских представителей и что это ставит в неловкое положение как Эррио, официального организатора встречи, так и его, Д’Астье, который вел переговоры с Фором. После того как я ответил, что произошло недоразумение административного порядка, французы решили перенести время с 22 на 25 октября. Последняя дата является крайней, так как 27 октября начинается совещание министров. Я немедленно сообщил об этом в Москву и получил ответ, что визы будут запрошены 13 октября.
Вернувшись в Москву, я сегодня, 17 октября, узнал, что никаких запросов о визах не было сделано. Даже если это будет сделано сегодня, вряд ли мы сможем получить визы вовремя.
Я считаю, что политически нецелесообразно восстанавливать против себя Эррио, ставить в тяжелое положение Д’Астье и тех общественных деятелей Франции и Англии, которые согласны принять участие в совещании.
Если наше участие в таковом совещании было с самого начала признано нежелательным, то необходимо было в той или иной форме своевременно об этом поставить в известность Эррио и Д’Астье. Теперь же они будут рассматривать наше поведение как недружеское.
Я считаю своим долгом обратить Ваше внимание на все вышеизложенное и просить Ваших указаний, чтобы в будущем подобное не повторялось, ибо это чрезвычайно затрудняет работу движения за мир.
Впервые. Авторская копия — собрание составителя.
Первое известное нам обращение ИЭ лично с первому секретарю ЦК КПСС (в 1953–1964 гг.) Никите Сергеевичу Хрущеву (1894–1971). Совещание в Лионе состоялось 25–26 октября 1955 г., ИЭ принял в нем участие (8 ноября 1955 г. он направил на имя Д.Т.Шепилова Записку о Лионском совещании и попросил личной встречи для обсуждения поставленных в ней вопросов).
Москва, 6 ноября 1955 г.
Секретарю ЦК КПСС тов. Шепилову Д.Т.
В Париже организована парламентская группа для развития франко-советских связей. Следует сказать, что во Франции уже имелись парламентские группы франко-американская, франко-польская и др. В парламентскую группу для развития франко-советских отношений уже вступили 35 депутатов и сенаторов. Число членов этой парламентской группы в ближайшее время значительно увеличится. В бюро группы входят: Эдуард Эррио, сенатор Дебю-Бридель[961], голлисты Ульвен, Торрес, Лебон, радикалы Форсеналь и Палэн, Амон (бывший МРП[962]), социалисты Лакост и Рубэр, прогрессист де Шамбрен[963], генерал Пети[964] и др.
Бюро группы, когда я был в Париже, обратилось ко мне с просьбой создать в Советском Союзе парламентскую группу, посвященную той же цели, т. е. развитию франко-советских отношений. Это позволило бы французской парламентской группе непосредственно сноситься с определенной советской организацией так же, как, например, парламентская группа франко-польских связей сносится с парламентской группой Сейма, организованной для развития польско-французских связей. Наш посол во Франции тов. Виноградов также считает необходимым организацию у нас соответствующей парламентской группы.
Лично я считаю, что активные руководители французской группы, с которыми я беседовал в Париже, а именно — Дебю-Бридель, Амон, Форсиналь, Ульвен и др., настроены весьма деятельно и могут провести чрезвычайно полезную работу. По моему мнению, нужно пойти навстречу их пожеланию и создать парламентскую группу из членов Совета Союза и Совета Национальностей численностью 40–50 человек для поддержания связей с французской парламентской группой.
При сем прилагаю письмо-справку от сенатора Дебю-Бриделя.
Впервые. Авторская копия на бланке депутата Верховного Совета СССР — собрание составителя.
С Дмитрием Трофимовичем Шепиловым (1905–1995) Эренбург был знаком с начала 1950-х гг., когда тот стал редактором «Правды»; именно Шепилову передал Эренбург письмо для Сталина 3 февраля 1953 г. Вместо парламентской группы в 1958 г. было создано общество дружбы «СССР-Франция».
Москва, 8 декабря 1955 г.
Уважаемый Михаил Андреевич!
Мне стало известно, что в ЦК КПСС поступили сообщения о встрече венгерских писателей с Н.С.Тихоновым и мной, на мой взгляд, неправильно интерпретирующие мои слова. Как мне передавали, я будто бы призывал взять в пример мою последнюю повесть и протестовал против «красного карандаша редактора».
Прежде всего следует сказать, что т.Тихонов и я, направляясь в Вену на заседания Бюро Всемирного Совета Мира, из-за нелетной погоды должны были переночевать в Будапеште. Нас попросили встретиться с писателями, сказав, что в писательской среде создалась нездоровая атмосфера[965].
Никто меня, однако, не предупредил, что перевод моей повести <«Оттепель»> был размножен в Венгрии «только для служебного пользования» и что, таким образом, мое произведение рассматривается как полузапретное. На встрече мне был поставлен ряд вопросов, главным образом связанных с критическими статьями об «Оттепели», на которые я ответил так же, как на Съезде и в «Литературной газете»[966]. О том, в каком виде была издана «Оттепель» в Венгрии, я узнал только на встрече. Вполне возможно, что некоторые вопросы могли носить провокационный характер, который для меня оставался непонятным, поскольку я не знал ни положения, ни присутствующих лиц. Говоря о работе писателя и о роли редактора, я сказал, как я это и неоднократно писал, что не люблю слишком легкого движения синего или красного карандаша редактора, который вычеркивает непривычно свежий образ или оборот. Разумеется, я не придавал слову «красный» применительно к карандашу того значения, которое, по-моему, могут ему придать разве что американские журналисты.
В заключение беседы я призвал всех писателей к борьбе за наше общее дело, и т.Бела Иллеш[967], который вел со мной переговоры до встречи, сказал, что это мое обращение поможет писателям-коммунистам. Мне думается, что если то или иное мое выражение показалось дающим повод для кривотолков, то венгерские писатели-коммунисты, присутствовавшие на встрече, могли бы мне задать вопросы и рассеять недоразумения, вместо того чтобы впоследствии выдвигать против меня обвинения, на мой взгляд, глубоко несправедливые и обидные.
Все это я счел необходимым довести до Вашего сведения.
Впервые — Минувшее № 8. Париж, 1990. C.405–406. Публикация Е.Берар. Повторно — «Культура и власть от Сталина до Горбачева. Аппарат ЦК КПСС и культура.1953–1957. Документы». М., 2001. С.452. Подлинник — РГАНИ. Ф.5. Оп.36. Д.З. Л.67.
Резолюция: «Тов. Поликарпову. М.Суслов». 4 января 1956 г. зав. Отделом культуры ЦК КПСС Д.Поликарпов, обобщив все имеющиеся в ЦК КПСС доносы о зарубежных встречах Эренбурга, с согласия секретарей ЦК представил Записку «О несовместимости взглядов И.Г.Эренбурга с идеологией и политикой КПСС в области литературы и искусства». В заключение Записки предлагалось «пригласить т.Эренбурга в ЦК КПСС и обратить его внимание на непозволительные высказывания им в беседах с зарубежными деятелями литературы и искусства взглядов, не совместимых с нашей идеологией и политикой партии в области литературы и искусства». Д.Т.Шепилов 23 января 1956 г. поручил Поликарпову такую встречу и провести. Поликарпов вызывал ИЭ 4 сентября 1956 г., т. е. за 20 дней до венгерского восстания. Встрече с венгерскими писателями за год до восстания в Венгрии посвящена 4-я глава 7-й книги ЛГЖ. Встреча состоялась по личной просьбе тогдашнего венгерского «вождя» М.Ракоши.