На цоколе историй… Письма 1931 — 1967

1963

<Париж, конец января 1963>

Дорогой Луи!

Прошу Вас опубликовать это письмо в следующем номере «Летр Франсез». Я пишу на аэродроме, улетая в Москву. Мои лучшие пожелания.

Дорогой Луи Арагон!

В своем последнем номере «Фигаро Литерер» опубликовало мое интервью, данное Пьеру Фессену.

В последней части интервью помещены некоторые утверждения, которые я не могу не опровергнуть.

Пьер Фессен вновь напоминает инсинуации, распространяемые некоторыми западными газетами в течение нескольких лет, обвиняющие меня в том, что я участвовал в травле (преследовании), направленной против еврейских писателей в СССР[1248].

Когда я впервые прочел эту клевету, я ее категорически опроверг. Я считал бы недостойным для себя вновь опровергать эту клевету, но Пьер Фессен в своем интервью приписывает эти обвинения советской писательнице Галине Серебряковой[1249], что абсолютно лживо, наносит ущерб достоинству советских писателей и заставляет меня просить опубликовать настоящее письмо в «Летр Франсез».

Впервые (по-французски) — «Летр Франсез», 1963, 31.1. — 6.2. Копия — ФЭ, 443, 8.

Москва, 30 января 1963

Дорогой товарищ Кочар,

благодарю Вас за письмо — я вспомнил Вас на фоне «Клозери де лила»[1250] и рад, что черные дни для Вас позади. Мне хотелось бы помочь вам, но я не вхожу в комитет по Ленинским премиям и поэтому лишен этой возможности, хотя нахожу присланные Вами фотографии очень интересными. Кроме того, я не уверен, что моя поддержка помогла бы Вам.

От души желаю Вам успеха

Впервые. Копия — ФЭ, 690, 1.

Ерванд Кочар (1899–1979) — армянский скульптор; памятник Давиду Сасунскому его работы, установленный в Ереване, получил Ленинскую премию в 1967 г.

Москва, 1 февраля 1963

Уважаемый товарищ редактор!

В № 25 газеты «Известия» от 29 января 1963 года опубликована статья В.Ермилова[1251] «Необходимость спора», посвященная моей книге «Люди, годы, жизнь». Я считаю, что автор не должен вмешиваться в спор о достоинствах или недостатках своей работы: то, что он хотел сказать, он сказал в своей книге. Поэтому я не собираюсь возражать В.Ермилову в тех частях его статьи, где он выступает как литературный критик. Однако значительная часть статьи относится не к моему произведению: В.Ермилов инсинуациями пытается оскорбить меня как человека и советского гражданина. На это я вынужден ответить.

Неоднократно возвращаясь к моим словам о необходимости в годы культа личности[1252] жить, работать, сражаться, сжав зубы, В.Ермилов ни разу не упоминает, что в то время, по большей части, я находился среди врагов моей Родины или на фронте (в довоенные годы я был парижским корреспондентом и военным корреспондентом в Испании той самой газеты, которая опубликовала статью В.Ермилова). Я писал: «…я подумал, что молчать мне придется долго: в Испании люди борются, я не смогу ни с кем поделиться пережитым»[1253].

Теперь перейду к существу вопроса. В.Ермилов пишет о событиях 1937–1938 гг. «Видимо у И.Эренбурга были большие преимущества по сравнению с подавляющим большинством рядовых советских людей, у которых в те годы не было сомнений в правильности действий „людей, стоявших на командном посту“. У рядовых советских людей была тогда горечь, потрясение тем, что так много оказывается врагов народа. Но зато, если они сомневались в правильности того или другого действия, то многие отстаивали справедливость в отношении того или другого человека, в котором они были уверены, что он не враг, они боролись, и боролись не молчанием… Было немало и выступлений на собраниях, в печати, которые, хотя и были связаны с протестом против данного факта, данного явления, на самом деле относились к существу культа личности Сталина». В моей книге я рассказываю о том, как наши военные, сражавшиеся в Испании, наши писатели и журналисты в Москве мучительно воспринимали арест того или другого человека, в невиновности которого были убеждены. Часто между собой мы говорили об этом, но протестовать публично у нас не было возможности. Я не присутствовал ни на одном собрании, где выступили бы люди, протестуя против расправы с товарищами, в невинности которых они не сомневались, я ни разу не читал статей, протестовавших против «факта» или «явления», протестов, которые, по словам В.Ермилова, на самом деле относились к «существу культа личности Сталина». Никакой особой прозорливостью я, к сожалению, не обладал и писал в книге «Люди, годы, жизнь»: «Мы думали (вероятно, потому, что нам хотелось так думать), что Сталин не знает о бессмысленной расправе с коммунистами, с советской интеллигенцией». «Да не только я, очень многие думали, что зло исходит от маленького человека, которого люди звали „сталинским наркомом“. Мы ведь видели, как арестовывают людей, никогда не примыкавших ни к какой оппозиции, верных приверженцев Сталина или честных беспартийных специалистов. Народ окрестил те годы „ежовщиной“»[1254].

После XX и XXII съездов КПСС я узнал о письмах, направленных Сталину Постышевым и Эйхе[1255], видимо, разделявших заблуждения многих и заплативших смертью за свое мужественное поведение. Были, наверное, и среди рядовых советских людей герои, пытавшиеся убедить Сталина в том, что в стране совершаются преступления, и разделившие судьбу Постышева и Эйхе.

Тираж «Известий» неизмеримо больше тиража журнала, в котором печатается книга «Люди, годы, жизнь», и это принуждает меня привести длинную цитату из моей книги, восстанавливающую мое отношение к прошлому: «Я знал, что случилась беда, знал также, что ни я, ни весь наш народ никогда не отступятся от Октября, что ни преступления отдельных людей, ни многое, изуродовавшее нашу жизнь, не смогут заставить нас свернуть с трудного и большого пути. Были дни, когда не хотелось дольше жить, но и в такие дни я знал, что выбрал правильную дорогу.

После XX съезда партии я встречал за границей знакомых, друзей; некоторые из них спрашивали меня, да и самих себя, не нанесен ли роковой удар самой идее коммунизма. Чего-то они не понимали. Я — старый беспартийный писатель, знаю: идея оказалась настолько сильной, что нашлись коммунисты, которые сказали и нашему народу и всему миру о прошлых преступлениях, об искажении и философии коммунизма и его принципов справедливости, солидарности, гуманизма. Наш народ, наперекор всему, продолжал строить свой дом, а несколько лет спустя отбил фашистское нашествие, достроил тот дом, в котором теперь живут, учатся, шумят, спорят юноши и девушки, не знавшие жестоких заблуждений прошлого»[1256].

Желая очернить меня, В.Ермилов, вероятно, не задумавшись, бросает тень на людей моего поколения, и я хочу, чтобы мое письмо, как и моя книга, показали бы молодым, вошедшим в жизнь в куда более легкую и чистую эпоху, в каких условиях нам приходилось жить, работать и воевать.

Впервые — Известия, 5 февраля 1963, где под общей шапкой «Не надо замалчивать существа спора» напечатаны письмо ИЭ и «Ответ автору письма» В.Ермилова, утверждавшего, что «позицию И.Эренбурга нельзя назвать добросовестной». В примечании «От редакции» говорилось: «К сожалению, писатель И.Эренбург уклонился от разговора по существу и свел свое письмо к необоснованным обвинениям в адрес критика В.Ермилова. Мы бы с гораздо большим удовольствием повели разговор, если бы И.Эренбург не ушел от самых волнующих, злободневных вопросов: о партийности и народности литературы, о путях подлинного новаторства…». 16 февраля 1963 г. в рубрике «Письма читателей на темы литературы и искусства» «Известия» напечатали 3 письма, поддерживающие В.Ермилова, и ни одного письма в поддержку ИЭ. По свидетельству А.Аджубея, статья Ермилова поступила в «Известия» (орган Верховного Совета СССР) по личному указанию председателя Президиума Верховного Совета СССР, члена Президиума ЦК КПСС Л.Брежнева в дни, когда Хрущева и Аджубея не было в СССР (интервью газете «Молодежь Эстонии» 6 мая 1989).

Москва <в Шелль на Марне>, 7 февраля 1963

Дорогой Арман Лану,

мне доставило удовольствие Ваше письмо и я охотно Вам помогу[1257]. Прежде всего, попросите в издательстве «Галлимар» главу моих воспоминаний (2-й том), в которой идет речь о Мандельштаме. Вы там найдете что-нибудь. Затем вот названия трех сборников прозы, в которых есть автобиографические сведения: «Шум времени», Ленинград, 1925; «Египетская марка», Ленинград, 1926 (эта книга была опубликована по-французски в «Le Commerce» в тридцатые годы, Вы легко ее найдете), «Путешествие в Армению», опубликовано в журнале «Звезда» в 1933 году. Это статьи Мандельштама об искусстве и поэзии. Одна из статей — очень интересная — посвящена французской живописи[1258].

Мне остается добавить, что самый полный сборник первого периода — «Стихотворения», 1928 и что в течение этого года выйдет новый сборник — достаточно полный — поэзии Осипа Мандельштама[1259]. Прошу Вас принять заверения в моих самых дружеских чувствах

Впервые — Диалог, с.709 (перевод М.А.Ариас). Копия — ФЭ, 709, 1.

С французским писателем Арманом Лану (1913–1983) ИЭ, видимо, был знаком с 1950-х гг.; их переписка началась в 1960 г.

Москва, 13 февраля 1963

Дорогой Никита Сергеевич!

Я беспокою Вас только потому, что дело, с которым я обращаюсь, имеет не литературный, но политический характер и требует срочного решения, а Леонид Федорович Ильичев[1260], которому я звонил, не смог меня принять.

Редактор «Нового мира» А.Т.Твардовский сообщил мне, что ему предложено снять из февральского номера журнала продолжение пятой части моих воспоминаний. Когда печатались предыдущие части, Главлит и другие организации указывали журналу на необходимость изменений или сокращений. Я во многом шел навстречу, и книга продолжала печататься. На этот раз указание снять из февральского номера очередные главы воспоминаний не сопровождались никакими предложениями об исправлении или изменении текста.

Я обращаюсь к Вам, Никита Сергеевич, не как автор, стремящийся напечатать свое произведение, а как советский гражданин, обеспокоенный возможными политическими последствиями решения, сообщенного А.Т.Твардовскому. Если бы в январском номере «Нового мира» не было напечатано начало пятой части с пометкой «продолжение следует», я бы не решился Вас беспокоить. Но в наших литературных журналах до сих пор не было ни одного случая, чтобы вещь, начатая печатанием, обрывалась на словах «продолжение следует».

Я боюсь, что это не только вызовет удивление читателей, но будет использовано антисоветскими кругами за границей, тем более что переводы моей книги печатаются во многих зарубежных странах. Это поставит меня как общественного деятеля в ложное положение.

Я думаю, что если редакция «Нового мира» укажет в февральском номере, что печатание «Люди, годы, жизнь» будет продолжено в таком-то номере, это может помешать развертыванию очередной антисоветской кампании.

Я убежден, что Вы поймете, какими мотивами я руководствуюсь.

С глубоким уважением

По-русски впервые — ВЛ, 1993, № 4. С.307–308 (публикация М.Емельченковой и Е.Никифорова). По-английски — Г, 284–285. Подлинник — РГАСПИ. Ф.5. Оп.55. Д.44. Л.17–19. К письму приложен лист с резолюцией Хрущева: «От писателя Эренбурга И.Г. тт. Козлову, Суслову, Ильичеву. Н.Хрущев. 14 февраля 63 года».

Москва, 19 февраля 1963

Дорогой Никита Сергеевич,

большое Вам спасибо[1261]. Не ругайте меня — по тем же причинам, по которым я обратился к Вам с предыдущим письмом, я обращаюсь с просьбой напечатать в мартовском номере окончание. Я посылаю товарищу Лебедеву верстку. Я не могу надеяться, что у Вас найдется время, чтобы ее прочитать, но прошу Вас попросить это сделать товарища, который прочтет ее без предвзятого мнения, не так, как читали часть, идущую в февральском номере, где в любой фразе видели нечто невозможное. Простите, что беспокою Вас.

С глубоким уважением

Впервые — Источник, 1997, № 2. С.119. Подлинник — АПРФ. Ф.З. Оп.34. Д.288. Л.50. Пометы: «Тов. Хрущев Н.C.читал», «„Разослать членам Президиума ЦК, кандидатам в члены Президиума ЦК, секретарям ЦК“ — указание тов. Н.С.Хрущева. 26.2.63. В.Лебедев». После того как 8 марта 1963 г. на встрече с интеллигенцией Хрущев выступил с грубыми нападками на мемуары ИЭ, третий номер НМ был снова задержан, к главам 5-й книги ЛГЖ возникли новые жесткие придирки, вопрос о печатании был решен положительно лишь 25 марта после серьезного сокращения глав.

<Из Москвы в Ленинград,> 10 апреля <1963>

Дорогая Лиза, я долго тебе не отвечал[1262]: настроение соответствующее да и организм, остановленный на ходу, дает знать, что такое limite d’age[1263].

Ну вот…

В 3 № «НМ» ты найдешь скоро сокращенный конец 5-ой части. Шестую, которую я писал, сейчас оставил en someil[1264].

Я тебя крепко обнимаю и, оглядываясь на жизнь, думаю: вот близкий человек.

Впервые — ВЛ, 2000, № 2. С.287–288. Подлинник — собрание составителя.

Москва, 27 апреля 1963

Дорогой Никита Сергеевич,

товарищ Лебедев передал мне, что Вы согласны меня принять, но сейчас у Вас много срочной работы. Я это хорошо понимаю и решаюсь просить Вас уделить несколько минут моему письму, в котором попытаюсь изложить самое существенное.

Вот уже два месяца, как я нахожусь в очень трудном положении. Я обращаюсь к Вам как к руководителю партии, как к главе правительства, как к человеку с просьбой определить, на какую работу я могу впредь рассчитывать. В областных газетах меня называют «внутренним эмигрантом». Зарубежная печать пользуется моим именем, ведя очередную кампанию против наших идей, против нашей Родины. Так жить я не могу. Вот уже 30-ть с лишним лет, как вся моя работа связана с советским народом, с идеями коммунизма. Я никогда не изменял им и в самых тяжких условиях — среди наших врагов.

Хотя мне 72 года, я не хочу перейти на положение пенсионера, хочу и могу еще работать. А на меня смотрят с опаской.

Приведу несколько примеров, относящихся к общественной деятельности. В Москве было подписано соглашение о сотрудничестве между Обществом дружбы «Франция — СССР», с одной стороны, а также Обществом «СССР — Франция», президентом которого я являюсь, с другой. Один из президентов французского общества[1265], приехавший в Москву, спрашивал меня, почему под документом не будет моей подписи. Я выворачивался как мог, но видел, что мои объяснения не кажутся ему убедительными. Из Стокгольма мне звонил Брантинг, спрашивал о намеченном заседании «круглого стола». Мне кажется, что поддержка такими далекими от нас людьми, как Ноэль-Бекер или Жюль Мок, наших предложений о запрете испытаний <ядерного оружия> может быть полезной. Но мне пришлось ответить Брантингу, что я болен, и опять-таки я понял, что мой ответ его не удовлетворил. Профессор Бернал был у меня и ставил вопросы в связи с предстоящей сессией Всемирного совета <мира>. Меня связывало отсутствие уверенности, что меня оставят в Движении сторонников мира. Общество «Франция — СССР» хочет вместе с мэром Ниццы поставить памятную доску на доме, где жил Чехов. Я не решаюсь поставить этот вопрос перед ЦК, пока не прояснится отношение ко мне руководящих товарищей.

Одно недоразумение я должен выяснить — вопрос о письме, в котором были слова «мирное сосуществование»[1266]. Идея этого письма родилась на сессии Верховного Совета в разговоре с Сурковым и Тихоновым. Сурков сказал мне, что письмо подпишут также Соболев и Рыльский[1267], с которыми он разговаривал, и попросил меня составить черновик, так как он занят. Говоря о «мирном сосуществовании», мы думали о товарищеских отношениях между советскими писателями, о ликвидации «групповщины», подписи показывали, что на этом положении сошлись очень разные люди. Жалею, что мы составили это письмо.

Мне трудно по возрасту изменить мои художественные вкусы, но я человек дисциплинированный и не буду ни говорить, ни писать ни у нас, ни за границей того, что может противоречить решениям партии.

Должен прямо сказать — я никогда не придерживался идеи мирного сосуществования идеологий и не раз писал, что всеобщее разоружение не будет ни в коем случае означать идеологического разоружения, напротив, конец «холодной войны» поможет нам доказать превосходство нашей системы, наших идей над капиталистическим Западом. Да если бы я стоял за отказ от борьбы против идеологии капитализма, я был бы попросту изменником. Таким я себя не считаю. Я верю, что и Вы, Никита Сергеевич, относитесь ко мне как к товарищу и поможете мне выйти из создавшегося положения.

Что касается моей литературной работы, то и здесь положение неопределенное. Гослитиздат, выпустив первый том собрания сочинений по подписке, не знает, как быть дальше; редактор[1268] говорит, что руководство «ждет указаний». В «Советском писателе» с декабря лежит сверстанная книга — 3 и 4 части воспоминаний, печать Главлита есть, но тоже ждут указаний.

Если бы в нашей газете появилась бы статья на международную тему, о борьбе за мир, с моей подписью, это помогло бы различным организациям определить свое отношение к моей дальнейшей работе[1269]. Мне кажется, что такое выступление или упоминание где-либо о моей общественной работе подрежут крылья у антисоветской кампании, связанной с моим именем.

Прошу Вас, Никита Сергеевич, решить, как со мною быть. Все мои беседы с Вами позволяют мне надеяться, что Вы отнесетесь к моему письму с добрым чувством.

Простите, что письмо получилось длинное. Знаю, сколько у Вас дел поважнее. Хочу поздравить с Первым мая.

С глубоким уважением

Впервые — Минувшее, № 8. Париж, 1990. С.401–403. Авторская копия — собрание составителя.

Москва, 3 июня 1963

Уважаемый Андрей Николаевич,

мне только недавно передали Ваше письмо[1270]. Спасибо Вам за доброе слово о моей работе. Мне понятны Ваши соображения, и все же, не настаивая на более активном Вашем участии в работе нашего общества, я хочу просить Вас не выходить из его правления. Буду очень рад, если Вы согласитесь[1271].

Впервые. Копия — ФЭ, 667, 1.

А.Н.Колмогоров (1903–1987) — математик с мировым именем, академик.

Москва <в Чкалов>, 5 июля 1963

Дорогой Самуил Маркович,

спасибо за письмо и комментарии[1272]. Вот мои (отнюдь не обязательные) замечания: «Заговор равных» это не исторический роман, а беллетризованная хроника. Все сцены, реплики взяты из различных документов (я широко использовал многотомные донесения шпиков Директории, выпущенные историком Оларом[1273]). Среди переводов нужно указать также голландский, чешский, испанский (Аргентина) и древне-еврейский.

Надеюсь, что Вы здоровы.

Всего Вам доброго

Впервые. Авторская копия — собрание составителя.

С.М.Лубэ — литературовед, с 1940-х гг. занимался изучением творчества ИЭ, все это время переписывался с ИЭ.

Москва, 18 августа 1963

Дорогой Никита Сергеевич,

еще раз благодарю Вас за беседу, она произвела на меня глубокое впечатление и придала бодрости[1274].

Беда в том, что о Ваших словах, видимо, не знают товарищи, ведающие литературными делами. Наверное, Вы помните, что о предложении переделать напечатанные в журнале «Новый мир» части моих воспоминаний я Вам говорил и сказал, что такого рода переделка произвела бы нехорошее впечатление и у нас, и за рубежом. Вы со мной согласились. Я сообщил об этом и<здательст>ву «Советский писатель» и в ответ получил прилагаемое при сем письмо[1275]. Следовательно, я по-прежнему в безвыходном положении. Вы сами, конечно, решите, как быть[1276].

Искренне уважающий Вас

Впервые — ВЛ, 1993, № 4. С.309–310. Подлинник — РГАСПИ. Ф.5. Оп.55. Д.44. Л.139.

Москва <в Париж> 5 сентября 1963

Уважаемый Яков Павлович,

благодарю Вас за письмо.

Я рад, что Вы увлечены Бабелем. Его дневник находится у его жены Антонины Николаевны Пирожковой, которая, насколько мне известно, не собирается в ближайшее время его публиковать[1277].

Я с интересом прочитал Вашу статью об Андрее Белом. Конечно, Ваш подход к нему несколько «западнический» (немного от «ame slave»[1278] и «nitchevo»), но статья ценная. Могу указать Вам на мелкие неточности: 1) древний Новогород и Нижний Новгород (теперь Горький) — разные города; 2) Малевич[1279] периода «Бубнового валета» не был кубистом, а «Квадрат» и начало абстрактного периода относятся к 1915 году, когда «Петербург» был уже давно издан.

Желаю Вам успеха и надеюсь, что третья часть моих воспоминаний будет переведена лучше не только первой, но и второй.

Впервые — Д, 708. Копия — ФЭ, 650, 1.

Жак Катто (р.1935) — французский славист и переводчик, встречался с ИЭ в Париже; в 1959 г. стажировался в МГУ, готовился (поначалу) писать диссертацию о Бабеле. 13 августа 1963 г. в письме к ИЭ заметил: «В СССР меня зовут Яков Павлович».

Москва, 8 сентября 1963

Дорогой Леонид Федорович!

Пишу Вам по следующей причине. Третья и четвертая части моих воспоминаний «Люди, годы, жизнь» должны были выйти отдельной книгой в издательстве «Советский писатель» в прошлом году, и гранки уже прошли Главлит. В начале августа этого года издательство сообщило мне, что необходимо внести серьезные изменения в текст с учетом отдельных замечаний. Во время встречи с Никитой Сергеевичем я рассказал ему об этом и сказал, что переделывать книгу, которая опубликована в журнале, а также вышла отдельными изданиями в ряде зарубежных стран, не только неприемлемо для меня лично, но и вредно политически. Никита Сергеевич согласился со мной. Позже тов. Лесючевский написал мне письмо, подтверждая его прежние требования. Я отправил письмо тов. Лесючевского в канцелярию товарища Хрущева, но я хорошо понимаю, что Н.С.Хрущев не может заниматься вопросом публикации каждого конкретного тома. Надеюсь, Вы сможете помочь мне решить этот вопрос, который особенно важен для меня теперь, потому что я заканчиваю шестую, последнюю часть, о которой говорил с Н.С.Хрущевым[1280].

У меня есть еще одна просьба. Второй том моего собрания сочинений направлен Гослитиздатом в Главлит, но до сих пор не получен ответ[1281].

Заранее благодарю. Я написал, а не позвонил Вам, чтобы не занимать Вашего времени

По-русски — впервые. По-английски — Г, 285. Авторская копия — собрание составителя.

Москва в Париж, 8 октября 1963

Дорогой Арагон,

я только что приехал из Швеции, где я обнаружил Вашу телеграмму. Я боюсь, что не успею специально что-то написать, но могу Вам предложить отрывок из 6-й книги моих мемуаров, относящийся к Матиссу[1282].

Пользуясь случаем, хочу сказать Вам, что мне очень понравилось Ваше предисловие к книге Гароди[1283].

Люба присоединяется к моим дружеским чувствам. Передайте их Эльзе.

Впервые (перевод И.И.Эренбург). Копия — ФЭ, 443, 9.

<Телеграмма из Москвы в Вашингтон, 25 ноября 1963>

ХОЧУ ВАМ И В ВАШЕМ ЛИЦЕ АМЕРИКАНЦАМ ПЕРЕДАТЬ ГЛУБОКОЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЕ В СВЯЗИ С ТРАГИЧЕСКОЙ ГИБЕЛЬЮ ПРЕЗИДЕНТА КЕННЕДИ БЛАГОРОДНОГО И МИРОЛЮБИВОГО ЧЕЛОВЕКА КОТОРОГО МОГ УБИТЬ ТОЛЬКО ЗЛОДЕЙ=ЭРЕНБУРГ

Впервые. Копия — ФЭ, 1036, 1.

Губерт Хэмфри (1911–1978) — тогда вице-президент США[1284]. Президент США Джон Кеннеди был застрелен, когда он проезжал по улицам г. Далласа 23 ноября 1963 г. 6 декабря 1963 г. Хэмфри поблагодарил ИЭ в письме за присланные соболезнования; благодарность прислала также вдова президента Жаклин Кеннеди (ФЭ, 2338, 1–2).

Москва, 18 декабря 1963

Директору Государственного издательства «Художественная литература» Косолапову В.А.

В 1962 году издательством была объявлена подписка на собрание моих сочинений в девяти томах. В проспекте, выпущенном в 30 000 экз., указано, что «издание будет осуществлено в течение 1962–1964 годов».

В конце 1962 года был выпущен первый том собрания, в январе 1963 была открыта подписка, подписчикам был роздан первый том. С тех пор не было больше выпущено ни одного тома. Я получаю многочисленные жалобы от подписавшихся на это издание, а также запросы из-за рубежа. Поскольку я неоднократно обращался с вопросами о выходе последующих томов и не получал ответа, я не могу ничего ответить на полученные мною жалобы.

Не желая быть ответственным за введение в заблуждение и обман 200 000 советских граждан, я предлагаю издательству объявить подписчикам о том, что издательство отказывается от издания собрания моих сочинений, и вернуть им деньги.

Прошу уведомить меня о решении издательства.

Впервые — ВЛ, 1993, № 4. С.322–323. Подлинник — РГАСПИ. Ф.5. Оп.55. Д.44. Л. 136.

Валерий Алексеевич Косолапов (1910–1982), переведенный в издательство из ЛГ в 1963 г., передал письмо ИЭ в ЦК КПСС, куда еще 22 октября 1963 г. поступило предложение Главлита изменить содержание т.2 Собрания сочинений ИЭ, изъяв из него романы «Рвач» и «В Проточном переулке». В начале 1964 г. ИЭ написал краткое послесловие к т.2 и категорически отказался менять его содержание. 6 февраля 1964 г. Отдел культуры ЦК КПСС представил свое предложение издать т.2 ИЭ с его послесловием, а затем подвергнуть том критике в печати. Это решение одобрили идеологи ЦК КПСС Ильичев, Суслов и Пономарев. 24 марта том был подписан к печати.

Москва, 28 декабря 1963

Дорогой Борис Абрамович и гордая Таня[1285] Ваши друзья Вас обнимают желают года получше и ждут в Новоиерусалиме Обнимаем Эренбурги

Впервые — ВЛ, 1999, № 3. С.298. Текст, напечатанный ИЭ — ФЭ, 1090, 18.

Поэт Борис Абрамович Слуцкий (1919–1986) — один из самых близких друзей ИЭ в послесталинскую эпоху; Татьяна Борисовна Дашковская (1930–1977) — его жена.

Далее следуют впервые публикуемые телеграммы, содержащиеся в том же деле на листах 18–21, отправленные тем друзьям в СССР, чья поддержка особенно тронула ИЭ в очень трудном для него 1963 году. (Новый, 1964 год, Эренбурги встречали с Савичами, поэтому им телеграмма не отправлялась; отметим также неслучайное отсутствие телеграмм тем, на кого ИЭ был горько обижен за то, что они даже не позвонили ему весной 1963 г. — например, Мартынову и Твардовскому, не говоря уже о трусливо-враждебной позиции «коллег» по СКЗМ…)

<Из Москвы в Ереван, 28 декабря 1963>

Дорогой Наири Элиазарович воскресающий Эренбург Вас помнит любит Мы желаем Вам Вашим близким счастья новом году Эренбурги

Н.Э.Зарян (1900–1969) — армянский писатель, с которым ИЭ познакомился в Ереване в 1959 г. В ЛГЖ ИЭ написал о Заряне: «В марте 1963 г., побывав на встрече, где меня ругали, он пришел ко мне и сказал: „Не обращайте внимания…“» (8; 510–511).

<Из Москвы в Ереван, 28 декабря 1963>

Дорогой Мартирос Сергеевич хотим чтобы новый год принес Вам покоя здоровья чудесных холстов всем Вашим шлем добрые пожелания обнимаем Эренбурги

<Москва, 28 декабря 1963>

Дорогая Марья Ильинична хочется Вам сказать что мы Вас любим пожелать того о чем мы робко мечтаем чтобы новый год был легче предшествующего обнимаем Эренбурги

М.И.Пейлет — семейный врач и друг Эренбургов с 1950-х гг.

<Москва, 28 декабря 1963>

Дорогие Константин Георгиевич и Татьяна Алексеевна вспоминаем минувший год наши встречи от души желаем вам чтобы новый год был годом большого счастья для всех Обнимаем Эренбурги

<Из Москвы в Комарово, Дом творчества писателей; 28 декабря 1963>

Дорогая Лиза прости не отвечал твои письма был загружен бог знает чем тчк Я сажусь за конец шестой части тчк Все трудно но не хочется расставаться с надеждами Часто вспоминаю тебя обнимаю желаю здоровья и покоя Илья

Впервые — ВЛ, 2000, № 2. С.288. Подлинник — ОР РНБ.

<Москва, 28 декабря 1963>

Дорогой Александр Яковлевич хочу пожелать Вам как желаю себе чтобы новый год был лучше чем кончающийся помню и ценю Вашу дружбу Эренбург

Писатель А.Я. Яшин (1913–1968) поддержал ИЭ своим письмом 9 марта 1963 г. (см. А.Яшин. Собр. соч., т.З. М., 1986. С.355). 11 января 1964 г. Яшин писал ИЭ из Кисловодска: «Из Москвы мне сообщили по телефону, что от Вас есть новогодняя телеграмма. Я еще не знаю ее содержания, но дочь мне сказала, что телеграмма „хорошая“. Я почему-то и сам чувствую и верю, что телеграмма от Вас мне может быть только хорошей, и очень радуюсь этому и буду гордиться ею» (ФЭ, 2451, 2).

<Москва, 28 декабря 1963>

Дорогой Степан Петрович, мы давно Вас любим. В прошлом году мне пришлось перенести трудные дни. Ваше мужество душевное благородство поддержали меня. Мы оба желаем Вам и Елене Викторовне <Златовой> хорошего года здоровья счастья Эренбурги

Ялта, Дом творчества писателей <28 декабря 1963>

Дорогой Виктор Платонович. Поздравляют всех друзей а друзей на свете мало Мы счастливы что новый год видимо будет для Вас легче кончающегося[1286] Мы Вас любим и обнимаем Эренбурги

<Москва, 28 декабря 1963>

Мы очень хотим дорогие Лидия Николаевна и Вениамин Александрович чтобы будущий год был таким каким видит жизнь Вениамин Александрович[1287]. Мы вас обнимаем и хотим поскорее видеть Эренбурги

Л.Н.Каверина (1902–1984) — писательница, жена В.А.Каверина, сестра Ю.Н.Тынянова. Все послевоенные годы отношения ИЭ с В.А.Кавериным были очень дружескими; в 1952 г. он писал Каверину, поздравляя его с 50-летием: «Неправда, что осень умнее весны, и если писатель, справляющий юбилей, начинает понимать многое из того, о чем он прежде не думал, то он одновременно перестает понимать то, с чем жил, будучи молодым. Глядя на Вас, я радуюсь: не в пример многим Вы сохранили молодость!».

<Москва, 28 декабря 1963>

Дорогая Маргарита. Очень хочется на старости лет немного помечтать и пожелать Вам и себе лучшего года Мы Вас обнимаем Эренбурги

С поэтессой Маргаритой Иосифовной Алигер (1915–1992) ИЭ познакомился во время Отечественной войны; ее имя не раз встречается в ЛГЖ. Алигер написала напечатанные в сокращении воспоминания об ИЭ «Нас сдружила поэзия».

<Из Москвы в Ленинград, 28 декабря 1963>

Давайте позволим себе роскошь немного помечтать чтобы новый год был чудаком и благожелательным к искусству Целуем вас обоих и Сашу Люба Илья

Валентина Георгиевна Козинцева — жена Г.М.Козинцева; Саша — их сын.

<Москва, 28 декабря 1963>

Дорогая Сарра Дмитриевна желаем Вам здоровья счастья спокойствия Эренбурги

Скульптор С.Д.Лебедева (1892–1967) была знакома с ИЭ с 1920-х годов; Эренбургу нравились ее работы.

<Москва, 28 декабря 1963>

Дорогой Саша желаем Вам счастья здоровья спокойствия Привет Флоре[1288] Эренбурги

С художником Александром Григорьевичем Тышлером (1898–1980) ИЭ познакомился в Киеве в 1919 г. и неизменно ценил его дар.

<Москва, 28 декабря 1963>

Дорогой Андрей Андреевич, желаю молодому и хрупкому другу чтобы погода в следующем году была мягкой и чтобы он мог резвиться на лугу вместе со всеми кузнечиками мира Эренбург

Поэт А.А.Вознесенский (р.1933) во время выступления на встрече с Хрущевым 7 марта 1963 г. подвергся резкой атаке и Хрущева и приглашенных.

<Москва, конец декабря 1963>

Дорогая Ирина Юльевна Желаю Вам чтобы новый год нам обоим был бы легче Эренбург

И.Ю.Чеховская — редактор 9-томного собрания сочинений ИЭ, с которой у него установились очень хорошие отношения; жена зав. сектором Отдела культуры ЦК КПСС И.С.Черноуцана. 3 марта 1967 г. она писала ИЭ: «Посылаю Вам последний том. Мне и радостно и грустно. Было — всякое, и тяжелое, и горькое. Но я счастлива, что мне выпало на долю хорошо узнать Вас и убедиться, что Вы не такой, каким Вас раньше представляла себе. Я не только привыкла к Вам, но очень Вас полюбила…» (ФЭ, 2355, 4).