На цоколе историй… Письма 1931 — 1967

1964

Москва, 17 января 1964

Дорогой Иван Степанович,

я был очень тронут, получив Ваше письмо и номер журнала с Вашим рассказом[1289]. Меня так замотали последние недели, что я еще не мог прочитать его. Хочу это сделать в первый свободный день и тогда напишу Вам. А сейчас я пишу, чтобы Вы не думали, что журнал не дошел до меня, и чтобы пожелать Вам счастливого нового года.

Впервые. Копия — ФЭ, 630, 1.

С адмиралом флота Советского Союза И.С.Исаковым (1894–1967) ИЭ познакомился в годы Отечественной войны (его имя упоминается в мемуарах ЛГЖ); на подаренной ИЭ книге (И.С.Исаков. Военно-морской флот в Отечественной войне. М., 1944) автор написал: «Где бы Вы ни были на фронте или в „Москве“, дорогой Илья Эренбург, я всегда представляю Вас знаменосцем Великой Отечественной войны, знаменосцем тех эпох, когда знамя шло впереди батальонов. Ваш Исаков. 5.8.44». Последние годы жизни Исаков успешно писал прозу. Переписка с ИЭ была продолжена в 1965-66 гг.

Москва <в Париж>, 31 января 1964

Дорогой Арагон,

я хочу Вас попросить прочесть эти две главы моих мемуаров и проверить, не сделал ли я в них ошибок, говоря о Вас в Париже в 1946 году[1290]. Не знаю еще будет ли этот текст напечатан в «Новом мире», но если будет, мне нужно Ваше подтверждение. Буду Вам очень признателен, если сделаете это не слишком откладывая.

Дружеский привет Вам и Эльзе.

Впервые. Копия — ФЭ, 443, 10.

Москва, 1 февраля 1964

О кандидатурах на Ленинскую премию 1964 г.

Мне представляется странным, что кандидатура А.Солженицына вызывает у некоторых читателей, поспешивших опубликовать свое мнение, оппозицию. Для каждого советского человека ясно, что повесть «Один день Ивана Денисовича» — и крупное общественное явление, и художественное произведение, написанное большим мастером. Эта повесть, на мой взгляд, самая сильная из всех до сих пор появившихся на эту тему, — художественное осознание того большого морального очищения, которое произошло после ХХ-го съезда партии.

Из других выдвинутых кандидатур я хочу отметить Леонида Мартынова, который произвел большой переворот в русской поэзии. Его голос известен всем любящим искусство. Он дал многое нашим молодым поэтам, и среди большого количества стихотворцев является, после потери Пастернака и Заболоцкого, наиболее ярким из живущих русских поэтов.

Впервые. Подлинник — РГАЛИ. Ф.2916. Оп.2. Ед.хр.21. Л.38.

На обсуждении выдвинутых кандидатур в ЦДЛ 5 февраля 1964 г. письмо ИЭ, наряду с письмами К.И.Чуковского и А.Гидаша, было зачитано Л.З.Копелевым. Стенограмма обсуждения была передана в Комитет по Ленинским премиям, однако ни повесть А.Солженицына, ни стихи Л.Мартынова премии не удостоились. Солженицын в книге «Бодался теленок с дубом» пишет неправду, утверждая, что ИЭ «повесть, кстати, сильно не понравилась» (М., 1996. С.490).

Москва <в Рим>, 11 февраля 1964

Дорогой Цветеремич,

Ваше письмо меня рассмешило научной славянской орфографией[1291], а также случаем, который Вы описываете и который Вас обидел. Я не мог о Вас сказать, что Вы «болван», ни даже того, что является моим мнением, а именно, что Вы прелестный человек, потому что я не видел Тромбадори[1292] в этот его приезд в Москву. Я рассказал о Вашем письме Тышлеру (у него был инфаркт, но сейчас он чувствует себя лучше). Он просил передать, что он Вас любит и вполне доверяет Вашим заботам о возможной книге.

Я не получил антологии русской прозы, о посылке которой Вы пишете мне. Если Вы, как я надеюсь, послали эту книгу заказной бандеролью, то проверьте. Я Вас также попрошу послать мне или попросить издательство прислать мне «Жизнь и гибель Николая Курбова»[1293]. Они не только не попросили у меня разрешения на издание перевода, но даже не сочли нужным послать мне один экземпляр. Что касается «Хуренито», то сегодня я пишу Эйнауди[1294] запрос об этой книге и об издании «ЛГЖ» с фотографическим материалом, который я ему послал, и укажу, что если я не получу ответа до 15 марта, то я буду считать, что он отказался от издания этих книг, и попрошу его передать фотографический материал Крайскому[1295], а Вы сможете тогда предоставить «Хуренито» тому издательству, о котором Вы пишете.

Передайте сердечный привет от нас обоих Вашей жене, а Эрике скажите, что я вспоминаю наш ужин вместе с нею.

Впервые. Копия — ФЭ, 1040, 7.

Переводчик с русского на итальянский, тогда коммунист, писатель Пьетро Цветеремич (ум. 1993) в 1957 г. перевел роман «Доктор Живаго» Пастернака, переводил прозу Паустовского, В.Некрасова (см. его воспоминания о Цветеремиче в очерках «Первое впечатление» и «По обе стороны стены»), ИЭ. Его переписка с ИЭ началась в апреле 1953 г.

Москва, 16 февраля 1964

Дорогой друг,

я счастлив, что получил известие о Вас[1296]. Я полагаю, что Вы не сомневаетесь в моих чувствах к Вам, о них незачем говорить. Мы желаем вам обоим — моя жена и я — счастливого нового года.

Впервые. Копия — ФЭ, 956, 1.

О встречах с американским писателем Нобелевским лауреатом Джоном Стейнбеком (1902–1968) ИЭ писал в 6-й главе 6-й книги ЛГЖ (они познакомились в Нью-Йорке в 1946 г.; сохранился снимок: 1963 г., Москва, Стейнбек обнимает ИЭ).

539. И.С.Исакову

Москва, 5 марта 1964

Дорогой Иван Степанович,

недавно я кончил «Люди, годы, жизнь» и первым делом взял Ваш рассказ[1297]. Мне он очень понравился и, по-моему, об эвакуации и о моряках еще никто так не писал. Я позволю себе только один вопрос. Не кажется ли Вам, что сцена, где фигурируют наши противники, выпадает из остального: свои показаны с живописной глубиной, а враги — плакатно.

Если бы это было в годы войны, я понял бы Ваше намерение, а сейчас эта страница мешает общему сильному впечатлению.

Мне говорили, что Вы хвораете. От всей души желаю Вам здоровья и счастья.

Впервые — ВЛ, 1987, № 12. С.171. Копия — ФЭ, 630, 2.

Москва, 1 апреля 1964

Уважаемый Лев Степанович,

поскольку Вы просили меня указать мои замечания к второму тому Краткой Литературной Энциклопедии, то я хочу сказать несколько слов о второй и третьей тетрадях, которые я просмотрел.

Мне непонятно отсутствие статьи о крупном французском поэте Десносе[1298]. В статье о детективной литературе, на мой взгляд, нельзя ставить имя французского писателя Сименона в одном ряду с другими перечисленными[1299]. Статья о Джойсе беспомощна, бессодержательна, остается непонятным, что же положительного внесли его произведения в развитие западной литературы[1300]. В статье о Фр. Жамме не указано почему-то, что <стихи в> сборнике «Стихи и проза» (1913) вышли в моем переводе, как не указана переведенная мною повесть «Клара Элебез»[1301]. Из стиля энциклопедии выпадает статья «Декадентство» — она кажется перепечатанной из БСЭ 1952 года[1302].

Впервые. Копия — ФЭ, 1055, 2.

Л.С.Шаумян (1904–1971) — заместитель председателя Научного Совета издательства «Советская энциклопедия». Первый том КЛЭ в 1963 г. был подвергнут разгромной критике, инспирированной ЦК КПСC. Либеральная редакция КЛЭ, чтобы подстраховаться, при подготовке 2-го тома собирала отзывы крупных писателей. 27 ноября 1963 г. Л.С.Шаумян прислал ИЭ первую тетрадь тома, а 20 марта 1964 г. — вторую и третью.

Москва, 2 апреля 1964

Уважаемый Григорий Абрамович,

мне было приятно узнать, что Вы занялись прекрасным периодом народного искусства Украины. У меня, к сожалению, нет фотографии выставки 1919 г. в Киеве. Я помню, что картины Анны Собачко[1303] произвели тогда большое впечатление и на меня и на тех, с кем мне приходилось разговаривать об этой выставке.

Я был на выставке 1913 года в Париже, ее устроил Я.А.Тугендхольд[1304]. Н.Эренбург — это моя двоюродная сестра Наталья Эренбург[1305]. Она жива, и у нее до последнего времени сохранилась коллекция народного творчества. Я никогда не встречался с Дюфи и Дюфреном[1306] и не знаю, какое впечатление произвели на них работы Собачко, но мне кажется, что запись Прибыльской[1307] заслуживает доверия.

Благодарю Вас за интересное письмо и от души желаю Вам всего доброго.

Впервые. Копия — ФЭ, 776, 1.

Переписка ИЭ с искусствоведом Г.А.Местечкиным продолжалась в 1964–1965 гг. «Дорогому Илье Григорьевичу Эренбургу, автору любимых книг, выдающемуся писателю нашего бурного века — с благодарностью за его большое участие в судьбе искусства Ганны Собачко — Гр.Местечкин 31/VII 65 г.» — такова надпись на книге Г.Местечкина «Ганна Собачко» (Киев, 1965).

Москва, 30 апреля 1964

Дорогой Михаил Аркадьевич, я узнал, что Вы больны, и мне очень хочется, чтобы Вы знали о моей любви к Вам с давних пор. Я читаю и перечитываю Ваши стихи и тоже не вчера узнал Вас как чистого и смелого человека.

Разрешите мне Вас обнять и пожелать Вам скорее выздороветь.

Впервые — З.Паперный. Человек, похожий на самого себя. М., 1967. На вкладке между с.160 и 161. Подлинник — РГАЛИ. Ф.2286. Оп.1. Ед.хр.250. Л.2.

Поэт М.А.Светлов скончался 28 сентября 1964 г.

Москва <в Ленинград,> 20 мая 1964 г.

Дорогая Лиза, я не помню, ответил я тебе или нет о твоих воспоминаниях о Зощенко[1308]. Они мне очень и очень понравились, они близки мне не только по отношению к Зощенке, но и по тону, который ты взяла. Читал я и воспоминания Наташи[1309], и мне кажется я ответил ей[1310]. Некоторых деталей я не помню, но уверен, что все было так, как она пишет. Она сделала хорошее дело.

Я все еще сижу над правкой рукописи шестой части: ее будут печатать в «Новом мире», кажется, начиная с июля.

Очень хотел бы с тобой повидаться в Москве, или, если удастся, в Ленинграде.

Впервые — ВЛ, 1987, № 12. C.177. Подлинник — ОР РНБ.

Москва, 27 мая 1964

Уважаемая Нина Васильевна,

меня вынуждает обратиться к Вам исключительное отношение ко мне сотрудников общества «СССР — Франция», председателем которого я являюсь. Ни об одном собрании, устроенном обществом на протяжении года, не запрашивали моего мнения и даже не приглашали. Последним из таких вечеров является состоявшийся 25 мая в Доме дружбы вечер памяти моего друга Жана Ришара Блока.

Если собрание правления сочтет нужным лишить меня доверия и заменить другим, я, разумеется, соглашусь с таким решением, но поскольку его нет и поскольку в беседах с руководителями партии и правительства мне было высказано, что я пользуюсь доверием и не подлежу никаким репрессивным мероприятиям, я надеюсь, что Вы примете меры для устранения ненормальной ситуации в аппарате общества «СССР — Франция».

Прошу Вас простить, что беспокою Вас по такому поводу.

Впервые. Авторская копия — собрание составителя.

Судя по дальнейшей активной работе ИЭ в обществе «СССР — Франция», председатель Союза обществ дружбы СССР с зарубежными странами Н.В.Попова соответствующие меры приняла.

<Телеграмма из Москвы в Ленинград, 24 июня 1964>

ДОРОГАЯ АННА АНДРЕЕВНА ДУМАЕМ О ВАС ЖЕЛАЕМ ЗДОРОВЬЯ СЧАСТЬЯ=ЭРЕНБУРГИ

Впервые — Б.Фрезинский. Эренбург и Ахматова. ВЛ, 2002, № 2. С.268. Подлинник — ОР РНБ. Ф.1073. Ед.хр.1612. Л.1.

Телеграмма И.Г. и Л.М.Эренбург — по случаю 75-летия А.А.Ахматовой (1889–1966), с которой ИЭ познакомился в Петрограде в 1924 г. Ее имя не раз встречается в ЛГЖ; в плане незаконченной 7-й книги ЛГЖ значилась глава об Ахматовой. Подробнее об их взаимоотношениях см.: ВЛ, 2002, № 2. С.243–291.

Москва, 25 июня 1964

Дорогой Александр Трифонович!

Я был бы рад услышать от Вас, в какой форме Вы найдете приемлемым упоминание о Фадееве[1311]. Вы не можете заставить читателя забыть то, что я уже писал и что было напечатано в «Новом мире», включая обещание дальнейших воспоминаний о Фадееве[1312].

Слово «наивно» на стр.73 можно опустить[1313].

В предпоследнем абзаце главы 6, чтобы ссылка на подрастающее поколение не выглядела дискредитацией, как это Вам кажется, предлагаю альтернативный вариант: «Я не хочу думать, что люди грядущего не будут обладать культурой эмоций, которая отличает героев Шекспира, Гете или Льва Толстого от случки питекантропов».

Имя Фаста можно опустить[1314].

Я не могу согласиться на то, чтобы Николай Иванович не упоминался вовсе, но если это широко распространенное имя и отчество шокирует Вас, как политически неприемлемое, я готов добавить Семена Борисовича и Григория Михайловича[1315].

Я огорчен тоном Вашего письма, так непохожим на тон нашего разговора в редакции[1316]. Я приписываю это дурному настроению, а не Вашему личному отношению ко мне.

С уважением

По-русски впервые. По-английски — Г, 286–287. Авторская копия — собрание составителя. Ответ на письмо А.Т.Твардовского от 24 июня 1964 г. (переданное ИЭ, минуя почту).

Москва, 14 августа 1964

Дорогой Никита Сергеевич!

Год назад Вы согласились принять меня. Я вспоминаю наш разговор с чувством искренней благодарности. Если я беспокою Вас еще раз, то только потому, что мои обстоятельства в настоящее время снова стали сложными и крайне неприятными. Мы имели возможность говорить наедине, как мужчина с мужчиной. Надеюсь, что и это письмо будет передано Вам лично. После той встречи я вышел ободренный. Мы говорили тогда о том, что мне нужно закончить мою книгу воспоминаний. Я сделал это. А.Т.Твардовский и редколлегия «Нового мира» по получении рукописи попросили меня сделать кое-какие изменения, что и было мной исполнено. Редколлегия объявила печалю, что публикация будет завершена в 1964 году[1317]. Начало шестой и последней части воспоминаний должно было появиться в июльском номере журнала[1318]. Недавно редколлегия уведомила меня, что она вынуждена была отказаться от публикации шестой части по указанию сверху и что она бессильна что-либо изменить[1319]…

Я работал над этими воспоминаниями в общей сложности более пяти лет. Поэтому для меня они являются итогом очень важной работы. Вы, я уверен, поймете, как больно писателю, особенно пожилому, видеть свое произведение обрезанным по живому. Кроме того, читатели как в нашей стране, так и за рубежом без труда поймут, что публикация последней части запрещена. Лично для меня, Никита Сергеевич, это большое горе. Более 30 лет я постоянно работал в советской печати. И в этом году впервые ни одна наша газета не заказала мне ни одной статьи[1320]. Позвольте привести один маленький пример. Группа московских студентов-физиков попросила меня рассказать о встречах с Жолио-Кюри и Эйнштейном. В последний момент выступление было отменено. Я встречаю затрудненности даже при организации встреч со своими избирателями. У меня есть желание и возможность продолжать работу писателя и журналиста и участвовать в борьбе за мир. Но запрещение моих воспоминаний ставит меня снова в то положение, в котором я находился перед нашей встречей.

Мы оба уже немолоды, и я уверен, что Вы поймете меня и дадите разрешение журналу опубликовать мою работу[1321].

По-русски — впервые; по-английски — Г, 287–288. Авторская копия — собрание составителя.

Москва в Париж, 27 октября 1964

Дорогой Цадкин,

большое Вам спасибо за альбом[1322], который и мне и Любови Михайловне доставил большое удовольствие. Рады были иметь от Вас весточку.

От души желаем Вам всего доброго

Впервые. Копия — ГМИИ им. Пушкина. Ф.41. Оп.1. Д.1. Л.105.

Со скульптором Осипом Цадкиным (1890–1967) ИЭ познакомился и был дружен в начале 1910-х гг. в Париже (см. т.1 наст. издания).

Москва, 30 октября 1964

Уважаемый Ефим Борисович,

Вашими вопросами[1323] Вы поставили меня в трудное положение. Сборник «Тринадцать трубок» я воспринимаю несерьезно и не хотел включать эти рассказы в девятитомное собрание сочинений. Я включил их по настойчивой просьбе редактора издания.

Я писал эти рассказы в дождливое лето по одному в день, чтобы вечером прочитать их двум скучавшим в эту дождливую погоду женщинам[1324]. Насколько я помню, мне хотелось показать, что интригу сочинить нетрудно, и это может заставить любого читать книги. Некоторые Ваши размышления мне непонятны. Ваш вопрос, как назвать рассказы — новеллами, рассказами или повестями, — выходит за пределы работы писателя, пускай литературоведы называют их как хотят. Вы называете «Хулио Хуренито» «глубоко психологическим романом», а мне кажется, что это сатирическая книга, многие мысли которой я до сих пор разделяю.

Меня трогает Ваш интерес к моим книгам. Глубоко сожалею, что я не могу ответить Вам так, как Вам этого хотелось бы.

Впервые. Авторская копия — собрание составителя.

Е.Б.Гинзбург (р. 1935) — филолог, тогда — студент-вечерник 6 курса, исследовавший «идейно-художественную концепцию сборника новелл „13 трубок“».