На цоколе историй… Письма 1931 — 1967

1954

Москва, 11 января 1954 г.

Многоуважаемый Семен Исаакович,

я много думал над возможностью что-либо написать о Сергее Сергеевиче Прокофьеве и, к сожалению, вижу, что сделать этого не смогу.

Я не решаюсь высказываться о творчестве Прокофьева, которое ставлю чрезвычайно высоко. В то же время я слишком редко с ним встречался, чтобы дать что-либо интересное в порядке живых воспоминаний о человеке.

Эти обстоятельства вынуждают меня, несмотря на мое преклонение перед творчеством Прокофьева и любовь к Сергею Сергеевичу, отказаться от идеи что-либо написать для редактируемого Вами сборника[921].

Впервые. Подлинник — РГАЛИ. Ф.1929. Оп.З. Ед.хр.287.

11 декабря 1953 г. директор и главный редактор Музгиза обратились к ИЭ с письмом: «Зная о Вашем давнем знакомстве с Сергеем Сергеевичем, интересе, который Вы проявляли к нему как к художнику, а также неизменную любовь Сергея Сергеевича к Вашему творчеству, мы обращаемся к Вам с просьбой принять участие в подготавливаемой книге о С.С.Прокофьеве». Редактор книги музыковед С.И.Шлифштейн (1903–1975), несмотря на отказ ИЭ, все-таки уговорил его написать емкую страничку о Прокофьеве.

<Из Нового Иерусалима в Москву, январь 1954>

Милая ЕА[922],

о Мартен-Шоффье[923]. Он прежде вел себя политически очень хорошо. Был в Сопротивлении, сидел в немецком лагере Бухенвальд. Сам он католик, но в то время работал с коммунистами. После войны стал председателем «Нац<ионального> союза писателей» — левой организации, в которой преобладали коммунисты. Когда в 1950 г. меня не впустили во Францию, он написал статью в «Леттр франсез» под заголовком «Прощай, Бидо», где писал, что порывает все отношения с Бидо[924]. Потом он разошелся с коммунистами, насколько я помню, в связи с делом Райка[925] и вышел из Нац. союза писателей. Насколько я знаю, активно против СССР не выступал. Когда я был на приеме в посольстве Индии, жена французского посла <Луи> Жокса (он приятель Мартен-Шоффье) сказала мне, что она ждет в Москву жену Мартен-Шоффье (ее зовут Симон), которой кто-то (не помню — журнал или газета) поручил написать о новом московском университете[926]. Очевидно речь идет именно о ней.

Я не приеду в понедельник и, таким образом, не буду на просмотре английского фильма. Сестра пишет, что звонили из МИД и что интересовались англичане. Спросите того, кто звонил из МИД, нужно ли сообщить, что меня нет в Москве.

В университете скажите, что я не смогу приехать 5 февраля. Если у них независимо от этого будет вечер и если я смогу, то приеду, но обещать не могу.

Бельгийцу напишите благодарственное письмо, в которое нужно будет вложить десяток сов<етских> почтовых марок, покрасивей для детей.

Позвоните в ЦК Комсомола Агафонову, поблагодарите и скажите, что, к сожалению, выступить не смогу, так как меня нет в Москве, а если я приеду, то должен быть в университете.

Напишите развернутое письмо Пономаренко[927] о музее Рублева. В начале письма так:

«Нет нужды говорить Вам о том, какую ценность для нашего искусства представляет один из величайших мастеров раннего Возрождения Андрей Рублев. Организованный с огромными трудностями музей Андрея Рублева только начинает свою деятельность. Прекрасно выполненные и умело подобранные фотографии деталей произведений этого художника позволяют понять те его работы, которые по условиям экспозиции трудно рассмотреть в оригинале. Кроме того, показан путь древней русской живописи, мастера, предшествовавшие Рублеву. Теперь само существование музея поставлено под угрозу»… Дальше факты. И в конце: «Я убежден, что Вы оградите музей Андрея Рублева, а мне простите, что я решился Вас обеспокоить этим письмом».

Женщина из Энгельса[928] производит впечатление нормальной. Куда писать? Можно Атамасову? Или обратиться в ЦК профсоюза?

Норвежскую вырезку не понимаю.

Напишите Чуркову, что я с волнением прочитал его письмо, преклоняюсь перед его силой воли и мужеством, но работа, которую я сейчас выполняю по линии В<семирного> С<овета> М<ира> не дает мне возможности обработать его рукописи. Я пишу в Союз Писателей и прошу их помочь ему. И напишите в СП Грибачеву[929], что я посылаю ему письмо, которое, бесспорно, задержит его внимание, и прошу помочь автору.

Что касается Чулковой, то ответьте, что я, к сожалению, очень занят, но что я ей советую спросить о том, что ее интересует редакцию Челябинской газеты или что-нибудь в этом роде.

Впервые. Ксерокопия — собрание составителя.

Ленина Александровна Зонина (1922–1985) — филолог, специалист по французской литературе XX в. (ей посвящена книга Ж.-П.Сартра «Слова»), секретарь ИЭ в 1949–1955 гг. Уезжая на дачу в подмосковный Новый Иерусалим, где у него тогда не было телефона, ИЭ поддерживал письменную связь с Москвой; Л.А.Зонина сохранила примерно 120 его записок. Это типичная записка с ежедневными разнообразными литературными, политическими, депутатскими и читательскими делами ИЭ.

Москва <в Берлин>, 15 февраля 1954 г.

Дорогой Брехт,

я получил Ваше письмо только сейчас и поставил вопрос о вступлении советских писателей в Пэн-клуб перед секретариатом Союза Советских писателей[930].

Впервые. Копия — ФЭ, 495, 1. Емкий портрет немецкого поэта и драматурга Бертольта Брехта (1898–1956) ИЭ дал в ЛГЖ (8; 291–292).

Москва, <в Киев> 8 марта 1954 г.

Дорогой Александр Евдокимович,

простите, что беспокою Вас просьбой помочь мне добиться помилования для М.С.Гельфанда.

Сын его — Аркадий — был у меня в прошлом году. Это несчастный, заморенный, больной от постоянного недоедания ребенок — иначе его нельзя назвать, хотя из прилагаемых документов, Вы увидите, что ему шестнадцать лет, на вид ему не дашь и двенадцати.

Я пытался добиться освобождения М.С.Гельфанда через Прокуратуру УССР, опираясь на то, что он сам инвалид Отечественной войны, имеющий черепное ранение, и на то, что у него пять человек детей, находящихся сейчас на иждивении матери, уборщицы с окладом 225 рублей. Однако прокурор УССР отказал. Я опасаюсь, что, послав письмо в Президиум Верховного Совета УССР, также получу отказ. Мне кажется, что Ваше слово здесь может оказаться решающим.

Посылаю Вам просьбу М.С.Гельфанда и его документы и очень Вас прошу поговорить о его деле.

Сердечный привет Ванде Львовне[931] от меня и от Любови Михайловны.

Жму Вашу руку

(На Вы пишу ввиду характера письма!)

Впервые. Подлинник — Архив-музей литературы и искусства (Киев). Ф.435. Оп.1. Ед.хр.923.

Весьма влиятельный на Украине драматург и общественный деятель А.Е.Корнейчук (1905–1972) — коллега Эренбурга по ВСМ; после отставки Фадеева с поста вице-председателя ВСМ занял место главного советского представителя. Не принимая его как литератора, Эренбург имел с ним вполне корректные отношения и даже, по предложению Корнейчука, был с ним «на ты».

Москва, 17 марта 1954 г.

Дорогой Алексей Александрович,

в одной из газет я прочел сообщение ТАСС, в котором сказано, что на съезде писателей я должен буду сделать доклад «О прогрессивной литературе мира»[932]. Я боюсь, что такого рода сообщения могут просочиться за границу и вызвать необоснованные надежды.

Когда мы последний раз говорили с вами по телефону, мы ведь решили, что вопрос о характере моего выступления еще можно будет обсудить. Как Вы понимаете, я никогда не смогу разобрать художественные произведения китайских, аргентинских или австралийских писателей без того, чтобы не впасть в номенклатуру, положившись на энциклопедические познания Аплетина и его сотрудников. Этого делать я не хочу.

Мне кажется, что выступление должно быть посвящено не анализу художественной литературы Запада и Востока, а тем проблемам, которые интересуют писателей всего мира — борьбе за культурные ценности, за человеческое достоинство и за мир, мне приходит в голову, как это можно назвать, я Вам пишу для того только, чтобы задержать какие-либо сообщения о названии моего выступления или, если хотите, доклада.

Более подробно мы сможем с Вами поговорить во время нашей очередной поездки в Вену.

Впервые (с купюрой) — ВЛ, 1973, № 9. С.220–221. Копия — ФЭ, 960, 2.

Москва, 16 апреля 1954 г.

Дорогой Алексей Александрович,

Федин привез мне письмо от известного бельгийского писателя Франса Элленса[933], которого я знаю лет сорок. Элленс пишет, что если у нас будет Съезд Писателей (очевидно, ему об этом говорил Федин), он очень хотел бы приехать в Москву.

По-моему его нужно пригласить.

Впервые. Копия — ФЭ, 960, 3.

<Из Стокгольма в Рио-де-Жанейро, 27 июня 1954>

Дорогая Зелия,

я часто думаю о тебе и Жоржи.

Я люблю вас и ваш образ жизни — он меня примиряет с жизнью

Впервые — Z.Gattai. Reportagem incompleta. Sao Paulo, Brasil, 1986. P.63. Подлинник — собрание наследников Ж.Амаду.

З.Гатте (1916—?) — бразильская писательница, жена бразильского писателя Жоржи Амаду (1912–2001), которому ИЭ посвятил статью «Наш друг Жоржи» (ЛГ, 1962, 11 августа) и выразительную страницу в 24-й главе 6-й книги ЛГЖ; Ж.Амаду писал об ИЭ в мемуарах «Каботажное плаванье» (М., 1999).

Москва, 31 июля 1954 г.

Дорогой Петр Николаевич,

прилагаю текст моего ответа тов. К.Симонову[934].

Редакция «Литературной газеты», ознакомившись с моей статьей, сказала мне, что не видит никаких возражений к ее опубликованию.

Я уезжаю в Чили[935] с уверенностью, что после нашей беседы, за которую я хочу еще раз Вас поблагодарить, мой ответ тов. К.Симонову будет опубликован.

Впервые. Авторская копия — собрание составителя.

<Из Нового Иерусалима в Москву, август 1954>

Милая ЕА,

нужно написать о жене Маркиша[936] — но кому: Руденко[937] или министру внутр<енних> дел или в главн<ое> упр<авление> милиции? Посоветуйтесь с ней самой или со Шварцем[938]. Конечно, я ее приму, когда приеду, но ждать не нужно и письмо Вы сможете прислать на подпись в понедельник.

Сказали ли Вы о письме Серени[939] в М<инистерстве> к<ультуры>? Попросили ли «Инф. бюро» или «Правду» о «Политикен»[940]?

Не знаю, кто может рассказать об издании «Оттепели» — может быть, Сахнин[941] — он, кажется, знает разное.

Письмо отошлите по почте.

Приписка Л.М.Козинцевой-Эренбург: «Милая Е.А., проверьте, поедет ли Н.Хикмет[942] к нам в понедельник. Привет Л.М.».

Впервые. Ксерокопия — собрание составителя.

Москва, 14 ноября 1954 г.

Уважаемый Борис Сергеевич,

редакция «Литературной газеты» переслала мне ряд писем читателей, посвященных «Оттепели». Значительное количество писем адресовано лично мне и направлено в «Литературную газету» только потому, что авторы писем не знали моего адреса. Однако эти письма, адресованные лично мне, присланы мне в копиях месяц, два, а некоторые и три месяца спустя после получения их редакцией.

Мне кажется, что независимо от позиции, занятой Вашей газетой по отношению к моей повести, все же следует придерживаться некоторых, принятых в общежитии, правил вежливости: пересылать письма по адресу после их получения и в оригиналах.

Впервые. Копия — ФЭ, 914, 2.

Критик Б.С.Рюриков (1909–1969) в 1953–1955 гг. был главным редактором Л Г.