На линии

20

Управляющий Пограничной канцелярией Оренбургского военного губернатора, его адъютант, поручик гусарского принца Оранского полка, Федор Иванович Герман первым делал утренние доклады. Обычно он вставал справа от стола, чуть-чуть за спину Эссену — так было удобней, подкладывая бумаги под подпись, видеть выражение лица генерала.

— Вчера начальник Оренбургского таможенного округа сообщил канцелярии, что Петропавловская таможня доносит о прибытии в нее Закиржана Нурмагометова, который изъясняет, что на пути караван его был задержан на пятнадцать дней братом султана Арынгазы Мусраибом. Будто султан Мусраиб привел его в необходимость отдать с каждых трехсот верблюдов по пятидесяти рублей. Далее, по словам Закиржана, султан Кипчатской волости также принудил заплатить пошлины со всех верблюдов четыреста рублей. А в Боганалинской волости караван остановлен вновь, но так как Закиржан уехал вперед, то и неизвестно ему, взята ли в последнем случае пошлина.

— Чего же он хочет? — вчера, на балу в летнем павильоне, Эссен позволил себе лишнее, отчего был не в духе.

— Сей караванный начальник просит, чтобы обиженные хозяева каравана получили удовлетворение. Позвольте заметить, Петр Кириллович, что взятая плата весьма умеренна. Я справлялся с мнением Генса. Также позволил себе вызвать купца второй гильдии Григория Осоргина, знатока торговли с тамошними народами.

— Благодарю вас, поручик. Вы, как всегда, предусмотрели больше возможного. Пора разобраться с этими караван-башами. Прикажите подать чаю покрепче.

Едва копыта лошадей выцокали на камни главной оренбургской улицы и возница, дождавшись, пока колеса задней оси взберутся на мостовую, уже привстал, изготавливаясь пустить с ветерком до самого здания, занимаемого Оренбургским Отдельным Корпусом, его канцеляриею, сухонький старичок, сидящий в пролетке по левую руку от офицера и до того мурлыкавший учтивые пустячки, властно предупредил:

— А ну не дури! Поезжай-ка к той вон коновязи, а там заправь в проулок.

Возница оглянулся на офицера. Тот кивнул. Щелкнув вожжами, казак повернул в переулок, прижал к домам мещанскую колымагу.

— Сами наказывали живо, а тут расстарались туды-сюды… — вынужденный тащиться по разбитой в давний дождь, а теперь клубившейся пылью из колдобин дороге, бурчал недовольно казак.

— Туда вон-ка подправь, любезный. Погодь, ну я сказал?! Чуток гляну, — привскакивая в кузове, старичок указал на каменные склады.

Цепким взглядом окинув шеренгу кованых, с округленными створками, дверей, под навесами, он допрыгал до крайней ближней, подергал полупудовый замок, припал к щели между створками, перебежал к следующей. Стукая деревяшкой, в пыль сшибая верхи сохлых кочек, к нему уже спешил культяпый сторож — отставной георгиевский кавалер. Не дождавшись его доклада, старик вернулся к пролетке.

— Береженого бог бережет, — затихая, насупив брови, бросил он офицеру, заметив его усмешку. — Нашему купеческому делу за место гордости и спеси оборотистость треба.

Хоть и не последний человек был Осоргин, а подпасть под очи Военного губернатора ему пока не доводилось. Проведенный в кабинет, он оробел, подался назад — если б его о чем спросили, если б чего делать, куда как легче б стало. Но Эссен молчал. Прохаживающийся за спиной купца Герман, подставя ладонь, пресек отпячивание.

— Расскажи, что мне говорил.

— А-аа… — Осоргин крутнул лицом к адъютанту, продолжая с тем косить на сроненную до стола голову губернатора. — Это-т можно, труда нет. Ужо за… клади смело, пять десятков годочков коммерции моей с разными азиатами набрался я от них к себе уваженьица. Так бы и до гроба ничего, доторговал — только-с повело к большей взаимности. Надумал сподручней Бухарин) с Хивой приспособить. Народны эти, клади смело, единственно стоящие тамошней земли торговцы. Хотите знайте, ваше высокопревосходительство, хотите как, а приглашал из наших многих. В гильдии почитай в каждый ставень стукнул, как только ни увещевал отправить караван на паях. Да только пшик подали. Испугалось купечество! Ну, думаю, залез на колокольню — звони. И вот прошлым летом решился вверить капитал мой провидению… Отправил я, ваше высокопревосходительство, в Бухарию караван с товаром при приказчике Родионке Гогулине, обще с бухарским караваном. При коменданте Илецкой Защиты условился с караван-баши Хусраном Акнизаровым, чтобы в тракте базарлык киргизским ханам и султанам платить вообще…

— Базарлык? Что сие есть? — впервые разжал губы Эссен.

— Базарлык-то? Дак это пошлина. Издревне обычай такой платить Орде за проход по ее земле. Неужто не слыхали?

— Дальше говори, — перебил удивление купца Герман.

— Сказывать — не песок таскать… Лишь бы дело вышло… Ну, прибыли они в Орду, коей управляет степенный султан Темир Нуралиев. Взял он с бухарцев базарлык, то бишь плату условленную, и объявил: что, дескать, как истинно подданный России, он не токмо не возьмет пошлины с приказчика Гогулина, но и с татар, кои при караване моем состояли, ничего не требует. И даже приказал подвластным сопроводить нас, а Гогулину наказал в обратный путь следовать не иначе как прямо через его Орду. Когда ж прибыли в Бухарию, то завистливый караван-баши принес жалобу, что будто в тракте базарлык платил он один и за нас и потому просил взыскать с моего приказчика сто червонцев… Устрашением вымогли-таки шестьдесят. Скажу еще, что на обратном пути в Орде был и Арынгазы-султан. Оба они даже от подарков отказались. Конечно, не мое дело рекомендовать султанов Темира и Арынгазы…

— Вот именно. — Эссен поднялся, оказавшись на две головы выше Осоргина.

Адъютант незаметно подтолкнул купца к дверям. Плотно прикрыл за ним.

— Позволю обратить ваше внимание, Петр Кириллович, что Алчинской волости султан Мусраиб вымог у каравана Закиржана Нурмагометова столь умеренное взыскание, простирающееся не свыше четырнадцати копеек с верблюда, что надлежит иметь особое расположение к жалобам, чтобы роптать на таковой поступок, который в глазах моих, откровенно должен я вам сказать, не совсем предосудителен, ибо караваны вытравляют и вытаптывают на большом пространстве траву и мутят колодцы. — Гене замолчал, подбирая новые доводы к своему мнению.

— К тому же возьмем в соображение, — вступил в обсуждение и Герман, — что киргизцы суть народ приобвыкший к грабежам и мщениям, не имеющий понятия ни о власти, ни о порядке, а купцы бухарские, отправляя караваны без прикрытия, весьма часто подвергались лишению всех товаров своих, то и окажется, что жалоба караванного начальника Закиржана не имеет довольно уважительных оснований, ибо хотя правительству и нельзя одобрить таковых в обычай вошедших взысканий, но нельзя и приступить к решительным и строгим мерам, ибо тогда ордынцы, лишенные сего вознаграждения, прибегнут к грабежам и истреблению.

— И я, господа, нахожу за лучшее, чтоб купечество по необходимости подвергалось взаимному соглашению с самими султанами, а потом вознаграждало себя соразмерным возвышением цены товаров, доколе устроится охранение караванов вооруженными конвоями. Радикально решить могут только вооруженные конвои! — Эссен оглядел каждого из присутствующих в его кабинете. Никто не возразил.

На улице, отдуваясь и промокая пот, будто в одиночку осушил ведерный самовар, Осоргин завидел ту самую, на которой был доставлен к губернатору, пролетку. Шагнул к ней и уже взялся за крыло, когда из тени каменного забора предупреждающе пробасили: — Чиво лапаешь? А ну, отвали. Подайся вон!

В первый миг пропустив мимо ушей, купец вдруг сообразил, что окликнули его, и аж отпрыгнул.

— Да это-т кому орать?! — толком не отыскав близорукими глазами обидчика, Осоргин уже побагровел. — Да ты… ты, казачья морда! Да я, я… у самого Петра Кирилловича! Щас не толь к дому — катать станешь! — купец юркнул в двери, но в прохладе коридора призадумался. Под глаза начальства больше не тянуло.

Между тем в кабинете Эссена обсуждение торговли с азиатскими странами продолжалось. Герман открыл папку и, хотя бумаги были заранее разложены, перебрал их, оживляя в памяти намеченный план доклада.

— Как я имел честь уже докладывать, от управляющего Чумекейским родом султана Темира Иралиева поступило донесение…

Показывая, что он помнит, Эссен слегка наклонил голову.

— Позволю освежить суть: «Отправленное ко мне от Вашего Высокопревосходительства с караваном предложение до рук моих дошло, из коего увидев о здравии Вашем, сделался весьма радостным…»

Показывая, что он удовлетворен обращением, Эссен кивнул.

— «…следующий из России караван я в благополучии отправил в Бухарию. А приведенный в аулы мои из Бухарин отправил частию в крепость Орскую, частию в город Троицк…» Позволю опустить неважное, — Герман перевернул лист, нашел отчеркнутое синим карандашом, — «…во время царствования блаженной памяти Анны Ивановны был ханом дед мой, Абулхаир, с коего времени происходило несколько ханов и султанов, но в рассуждении ханства никакие султаны не имели споров, а ныне султан Арынгазы Абулгазизов именует себя ханом…» Так же пишется, что Арынгазы отнял у киргизцев его ведомства пятьсот тридцать шесть баранов, которые были приготовлены для открытия мены.

— Хорошо, Федор Иванович, но что мы имеем из этого донесения? — в голосе губернатора послышался упрек за потраченное на пустяк время.

— Темир Иралиев, имея под своим управлением Джегалбайлынский и Чумекейский рода, всегда расположен от границы в пятистах верстах. И хотя приверженные ему чумекейцы с недавнего времени принялись за извоз, но не выказывают, однако ж, при себе из султанов или старшин значительного вожака. По моему замечанию, нельзя отдать справедливость султану Темиру Иралиеву, чтоб когда-либо занимался он препровождением караванов до Бухарин, но, напротив, нередко доходят слухи от многих торговцев, что он, располагаясь посреди тракта, всегда удерживает на некоторое время их для получения пошлины, присваивая себе право на большое пространство киргизской степи.

— Это еще раз убеждает меня в необходимости вооруженных караулов. Так, продолжайте, — заинтересованней сказал Эссен.

— Сам Темир-султан вожаком караванов до Бухары не был и сюда не ездил. И ежели он присвоил себе такую власть, то из единого тщеславия и зависти.

— На чем зиждется такая ваша уверенность? — Эссен перевел взгляд с Германа на других собравшихся в его кабинете, чувствуя, что у мнения управляющего Пограничной канцелярией есть поддержка.

И верно. Встал генерал-лейтенант Веселицкий, председатель Пограничной Комиссии.

— Петр Кириллович! Это стало известно Комиссии от старшин Кубек Шукуралиева и Байсакала Тлякина, которые с давних времен расположены к российскому престолу и имеют Джапбаского рода киргизцев к себе уважение, а род сей занимается ежегодно извозом до Бухары купеческих караванов. Кроме этого, сейчас в Комиссии переводится письмо Амир Хайдара, весьма лестно аттестующее Бубек-бея. Тотчас по окончании перевода оно будет переслано к Вам.

— Хорошо, я полагаюсь на вас. Ответствуйте, что мне весьма приятно видеть его усердие, что и впредь прошу его содействовать безопасности караванов. Отметье, что таковое его, султана Темира, содействие будет всякий раз утверждать меня в добром к нему мнении и со временем доставит мне случай оказать на опыте мою признательность.