Окончательное решение

10. Кхар’Шан

Жизнь рабов в Гегемонии тяжела. Кастовое общество, в котором верхние слои населения живут более чем богато, среди сложных технологий и прекрасных садов. В окружении слуг, готовых исполнить любое желание хозяев по первому их жесту (сопротивление из рабов выбивают еще до передачи хозяевам). Граждане, обладающие чуть меньшим влиянием, живут в многоуровневых зданиях, где каждый может занимать целый этаж. Разумеется, постройки окружены зеленью, имеют прислугу (хоть и общую на всё здание), и полный доступ к технологиям. Уровень жизни этих батарианцев ничуть не отличается от богатых представителей других рас. Кроме отношения, которое к ним закреплено законодательно, а неуважение карается.

Касты воинов (профессиональных потомственных, передающих свои знания новым поколениям) и жрецов имеют свою специфику, но так же весьма щедрое. Они живут так же в богатых кварталах, во втором-третьем круге, в зависимости от статуса.

При этом нижние слои лишены всего, правительство Гегемонии даже не пытается делать вид, что у них есть какие-либо возможности. Они живут на окраинах, отделенных стенами и системами защиты. Или под городами, в технических тоннелях, спланированных так, чтобы «правильные» граждане имели как можно меньше контакта с неправильными. Поступает запрос, из незаметной дыры выходит техник, всё чинит и уходит, не мозоля глаза хозяевам. Исключение только уличные специалисты: садоводы, уборщики, слуги. Да, ручная уборка как символ статуса активно применяется. За столом так же прислуживают именно такие слуги или рабы. Ухоженые и вышколенные, идеально знающие этикет и не нарушающие его.

Многие говорят, что подобный строй честный. Что подобное есть везде, просто обычно подобное отношение скрывается за внешней мишурой. Что батарианцы просто не стесняются демонстрировать то, что остальные расы стыдливо прячут.

В корне неверно. В Гегемонии есть такие же слои граждан, как и везде. Между обитателями тоннелей и «серыми» кастами есть слуги, выполняющие роль прослойки между господами и дном. Относительно опрятные, имеющие доступ к благам, пусть и не на хозяйском уровне. Ценные специалисты, творцы, офицерский состав, живущий вполне комфортно. Да даже батарианская армия, в которой весьма разноуровневая прослойка рядового состава живет в схожих (и неплохих) условиях, не хуже рас Цитадели. Проблема как раз в том, что ниже них всех расположен внушительный пласт бедных и рабов, живущих гораздо хуже.

Их жизнь мало отличается от их предков докосмической эры. С поправками на город, конечно. Нет образования, холодная проточная вода, концентрат в пищу. Сон на нарах и небольшие комнаты, свет видят далеко не все (гедунам еще повезло работать с садами на поверхности, есть и сантехники, уборщики и говночисты, которые небо видят раз в месяц, притом не каждый. Чтобы не мелькать перед достойными гражданами, конечно же.

Рабам еще сложнее. Да, к низшим кастам батарианцев относятся так же плохо, но… Для местных это может и неприятно, но привычно. Они поколениями так жили. А для наиболее буйных есть, пусть и призрачные, возможности подняться. Арены, где можно сражаться, чтобы показать себя, армия. Если готов идти по головам окружающих, возможности выбраться со дна есть. Призрачные, особенно высоко таким образом не забраться, но есть.

Не для рабов. Они, а так же некоторые низшие касты, находятся на самом дне этой системы. Вся их судьба — служение под треск и удары электричества ошейника до самой смерти. Или до выкупа, что случается далеко не всегда.

Селиния, турианка-биотик, ранее бывшая в отряде «Кабал», молча вспомнила, как их схватили батарианские работорговцы. Её камера была сухой, с решеткой вместо одной из стен, за которой ходит охрана и системы слежения. Любое шевеление может быть поводом для избиения, так что нужно молча сидеть, думать и стараться не отсвечивать. Так вот, история.

На одной из колоний Иерархии наблюдалась подозрительная активность, предполагался человек-воитель с сопровождением. И их отряд задействовали, чтобы его подавить и избежать высоких потерь. А также провести расследование и выяснить, что там люди вынюхивают. Воители — опасны, каждый может истреблять обычную пехоту едва ли не десятками. Но вот скоординированные действия биотиков позволяют выводить человека из строя, а затем уничтожать, пусть и с потерями. Опыт есть, даже успешный.

Не в этот раз, всё это было ловушкой, не имеющей к людям отношения. Отряд прибыл, и угодил в засаду. Это были батары, которые как раз и надеялись на то, что турианцы пошлют специалистов. Их подавили слишком превосходящими силами, точно знающими, кого ловят, и подготовившимися. Гравитационные платформы, будь они неладны, позаимствованная у людей концепция. Перегрузка в десять крат, и если ты еще в сознании, шевелиться точно не сможешь. Ничтожества.

— Это было даже слишком легко, — произнес тогда их лидер, со шрамом через всю трехглазую морду, — сделали именно то, чего от вас и ждали. Отличное мясо, свежее и профессиональное.

С батарианской бандой в тот день были уродливые ящеры из ковенанта, с мордами-клювами и щитами. Часть отряда забрали они, часть досталась батарам, как и сама Селиния. Затем была имплантация шокового комплекса, чтобы помешать использовать биотику. Путешествие в трюме корабля, наказания за любую попытку спорить или просто развлечения ради. Лагерь «обучения», где она провела около года.

А затем её привезли на планету Кхар’Шан, батарианскую столицу. Город света, дворцов и роскошных садов. Никто не стал отправлять турианку-бойца в качестве слуги, её привезли на арену. Хозяин арены, высокомерный четырехглазый урод осмотрел новых бойцов и произнес:

— Новое мясо. Ненавидите меня, да? Ненавидите. Тогда вам повезло. Здесь, на арене, вы будете убивать. В том числе батарианцев. А будете работать хорошо, послушно, проживете подольше, ха. Как верные рабы Гегемонии, бойцовые животные, где вам самое место.

На следующие годы арена стала её домом. Гладиаторские бои, сражения с животными. И по сути казни, когда неугодных батарианцев выставляли против таких как она. Им как бы «давали шанс», но по факту шансов у её врагов не было. У батарианца оружие, у нее биотика. Местные богатеи очень любят, когда против врага с оружием выходит гладиатор «с голыми руками». Следует ли удивляться, что наиболее популярным на столичной арене является шестисотлетний кроган? Наверное, нет.

Вурок, громила, которого выставляют против целых отрядов вообще без одежды и с мечом, любит убивать. И не только убивать.

— Ты слишком всё усложняешь, турианка, — как-то сказал этот кулинарный философ, — всякая жизнь происходит из смерти. Чтобы поесть, нужно сначала убить, а потом зажарить. Это ваши заморочки, «цивилизованные», требуют устраивать непонятно что.

Турианка в ответ рассмеялась.

— А потом богатые батарианцы показывают детям, почему именно они самые лучшие, самые цивилизованные. На твоем примере.

Кроган на это только отмахнулся, жуя паек.

— Вся их цивилизованность заканчивается на том, что они не сами убивают и пожирают, а дают это делать кому-то еще. Например, мне. Да и ты сама, хах. Я же вижу, тебе это нравится. Нравится быть хищником, нравится убивать, нравится чувствовать, как они боятся. Попробуй их кровь как-нибудь, их страх, оценишь. И перестань думать всякие глупости, получай удовольствие от жизни.

И да, Вурок не шутит. Он действительно убивает и жрет своих жертв прямо на арене. Публике нравится. Как и кроганскую любовь переходить в рукопашную, разрывая оппонента голыми руками и биотикой. Больше крови и мяса, больше звериной жестокости. У Селинии не было возможности выяснить, но она совершенно уверена, что Вурок крайне популярен.

Да и самой турианке ни раз и ни два приходилось действовать кроваво. Срывать эмоции там, где это разрешено делать, где не будет наказания, только похвала. Представлять на месте жертв сидящих на трибунах, и убивать, убивать, убивать их. Рвать на части каждого батарианца, до которого она смогла дотянуться. И не сказать, что это было неприятно.

Доводилось драться и с себе подобными, когда с арены выходит только один. В этом случае они устраивали ритуальную дуэль, из которых привычная к дуэлям на арене турианка стабильно выходила победителем. Публика, опять же, в восторге. И чем более ритуально, тем лучше. Наносить себе рисунки кровью поверженного врага также было очень хорошей идеей. Ей даже грим принесли, так успешно вышло.

За долгое время турианка уже и забыла, сколько она провела на этой арене. Дни стали месяцами и годами, неизвестно сколько уже и сколько еще будет. Лица зрителей и врагов сливаются в единый поток, её небо — свет, пробивающийся через крышу арены. Её радость — рев толпы и льющаяся кровь. И только Вурок оставался таким же ехидным философом. И в один из дней Селиния решилась сделать шаг во тьму. Её и Вурока выставили против десятка батарианцев. Хозяин тогда сказал:

— Выскочки, слишком много о себе думающие. Часть из них получит своей шанс, но эти должны стать напоминанием для всех. Все, кто увидят этот бой, должны содрогнуться.

Батарианцам не дали броню, но дали стрелковое и холодное оружие. Арену превратили в джунгли, натаскав деревьев, добавив даже небольшую искусственную реку. Неудивительно, если каста Гедун потратила недели, превращая арену в лабиринт. Над ней висела камера, чтобы зрители могли следить за происходящим крупным планом.

Батарианцы неспешно шли единой группой, одетые в камуфляж и разрисованные, с автоматами и длинными ножами. Один из секторов арены превратили в натуральные джунгли, даже болотистые, с водой до колена. И именно это место выбрали атакующие. Кроган скрылся в воде, так что из грязи торчала только покрытая растениями морда, словно холм, кочка или камень. Турианка, также обмазавшись грязью, скрылась среди растений и замерла.

Батары, продвигаясь по арене и ожидая атаки, с каждым шагом всё больше нервничали. Хлюпали водой и переговаривались, заглушая звуки, мешая находить врага.

— Ты их видишь? — спросил один из четырхглазых.

Их лидер, молодой еще совсем, ответил:

— Нет, стой! — половина отряда тут же направила оружие в ту сторону, — а нет. Нет там никого.

— Да заткнитесь уже! — потребовал третий.

И в этот момент произошло две вещи. Над ареной пролетела массивная черная тень, отчего небо потемнело. Батарианцы всей группой уставились вверх, но тень была быстрой и уже скрылась, на секунду закрыв собой солнце. Один батар даже дал очередь вверх. И кроган, продрейфовавший в болоте бревном, начал действовать.

Первый батарианец ушел под воду, и хруст костей утонул в реве толпы. Гигант рывком поднялся, проигнорировал батарианца с кинжалом в шее, и сжал челюсти на лице еще одного. Еще один был насажен биотикой на ветку. Один попытался обстрелять нападавших, но в панике попал по своим, поскользнулся и упал в воду, и был прижат ногой турианки ниже уровня воды, булькая без воздуха и мутя воду. Еще один получил биотический удар деформацией и осел от боли в грязь. Кроган же отбросил тело и биотикой протаранил еще одного, с рычанием начал измываться над врагом на камеру, как он любит. Последние двое бросились бежать, бросив оружие.

Но в воде по колено, против пары биотиков убежали они недалеко. Турианка всадила кинжал в ногу первого, усилив его биотикой. Батарианец с криком рухнул в ало-фиолетовую от крови воду. Второй был придавлен кроганом, который в качестве снаряда использовал себя. Посмотрел на турианку и спросил:

— Будешь? — с очень конкретным посылом.

Селиния же задумалась. Очевидно, если они растерзают этих, еще живых и заливающих искусственное болото кровью, это пойдет в плюс их хозяевам. В конечном итоге они не представители их вида. С другой… а какая уже разница? очевидно, что она здесь уже долго. И, скорее всего, домой не вернется. Возможно даже её уже давно считают мертвой. И все эти нормы морали, за которые она цеплялась годами. Стоило ли оно того? Не похоже. Вурок живет и живет с комфортом. Может и ей пора?

Турианка взглянула на пытающегося держаться над водой и зажимать рану на ноге батарианца. По сути серый, который пытался подняться повыше по головам. Мусор. Еще одна ступенька, через которую она перешагнет. Нужно только пожелать…

Завыла сирена и голос над ареной объявил:

— Приносим свои извинения, но бой прерывается. Гладиаторам — вернуться в жилые помещения немедленно. Зрителям — проследовать к выходу согласно плану эвакуации.

Имплант тут же начал больно колоть, готовый блокировать биотику.

— А мы… — начал было батарианец, но турианка просто добила свою цель быстрым ударом ножа.

Кроган, разумеется, тоже. И два гладиатора пошли к выходу с арены бой о бок, старые друзья по… а несчастью ли? Сложно сказать, спустя годы. Пулевые отверстия на шкуре крогана уже почти заросли. Кровищи и грязи на нем столько, что кажется, словно его покрасили или облили смесью из грязи, крови и дерьма из шланга. Опознать в этом разумного нереально. Турианка лениво поинтересовалась:

— Как думаешь, здоровяк, что там за шум?

Громила пожал плечами.

— Бои так просто не прервали бы, — и тут кроган принюхался, — мертвечиной пахнет. Маринованной, чутка подгнившей. Аппетитно.

Турианку передернуло. Не было желания выяснять, откуда громила знает данный запах. И принюхалась. На грани чувствительности что-то такое есть, едва заметное. Гадость.

— Да, пахнет. Может та тень? Не знаю.

Их завели в камеры и закрыли, предоставив самим себе. Без оповещений, похоже хозяева очень заняты чем-то еще. И уже через пару часов стало понятно, что что-то действительно происходит. Нервные и бегающие охранники, одетые в полную броню с оружием, с опущенные закрытыми шлемами. В глубине тюремного комплекса звуков снаружи слышно не было, но общая нервная атмосфера проникла даже сюда. И это пробуждало в турианке почти забытое чувство любопытства.

Но что-то понять удалось только, когда через вентиляцию в помещение начал поступать желтоватый туман с очень странным запахом. Как там говорил кроган? Маринованная мертвечина. Случайно вдохнув туман, турианка закашлялась и это привлекло внимание тюремщиков. Те тут же вскинули оружие.

— Оно в вентиляции! Казнить её!

Турианка попыталась было вспыхнуть биотикой, поставить щит, но имплант ударил током, сбив концентрацию и изогнув тело дугой. Она упала на колени, и боль стала куда более неописуемой, когда в тело ударили пули. В желтоватой дымке она смогла различить страх в глазах стреляющего батарианского ополченца. Или же ей просто показалось, и это блики на щитке. Всё это было уже неважно.

Затем боль стала нестерпимой, силы оставили её. Мир померк.

— Зверь в клетке. Раб, лишенный всего. Бьющийся в ограниченности своего тела и разума. Потерявший свободу и тела, и воли. Лишь игрушка в чужих руках, развлечение для голодной толпы.

Голос врезался в разум, заставляя его гореть. Но на этом дискомфорт закончился. Турианка внезапно поняла, что она жива, а тело двигается. И имплант более не жжется. Протянув руку к груди, она ощутила нечто упругое. Затем появился холод — она лежит на полу. На фоне раздается потрескивание пламени и мерный грохот. Орудие. Явно крупного калибра. Скорее всего танк.

Пошевелила руками, руки движутся, и открыла глаза. Камеры стали полутемными, горит только аварийное освещение, но для турианки это не проблема. Опустила глаза и ахнула. Грудная клетка представляет собой мешанину из обрывков ткани и сросшейся с ней желтоватой плоти. Именно от нее было то ощущение мягкости! Но при этом крови не видно, да и тело движется вполне нормально, боли нет.

— Да что за? — она рывком вскочила и только тогда поняла, что сделала это необычайно, даже слишком легко.

После автоматной очереди в живот вообще не живут. Тем более бегают и не прыгают. Но вот на полу кровь, правда почему-то желтоватая. И кусочки мяса и ткани одежды, заросшие желтой плесенью. Она сама покрыта чем-то желтоватым, а видимость в камере не самая лучшая из-за тумана. И голос! Точно, голос!

Осмотревшись, турианка поняла, что никого вокруг нет. Ничто не движется. Она прижалась к решетке, пытаясь выглянуть. Но там тоже никого. И наказания за контакт с решеткой тоже не последовало, а должно было. Странно.

— Кто здесь?

Голос громыхнул в голове, как выстрел артиллерии, заставив пошатнуться.

— Я? Я памятник всем вашим грехам. Я есть прошлое и будущее. Ты — раб, лишенный всего, но не утративший огонь. Ты приняла предложение крогана и питалась другими разумными. Запертый в клетке зверь, нужно лишь открыть дверь…

Турианка рыкнула:

— Нет! Я не сделала этого! Замолчи! Это ложь!

Но голос в голове не умолк.

— Ты сделала это. Ты стала зверем у них на поводке. И когда стала не нужна, они пристрелили тебя, как зверя. Ты более им не нужна. Никому не нужна…

Раздраженно турианка оглянулась, осматривая через дымку и алое аварийное освещение комнату.

— Я не сделала этого! Я жива! Ты лжешь! — биотика легко откликнулась, — покажись, и я покажу тебе, насколько мертва.

На это раздался лишь гулкий смех, словно дребезжание металла. И с той стороны к решетке подошло существо. Очень толстое, нет, раздувшееся. И мертвое, боз головы не живут. Но этот конкретный ходит. Он был батарианцем, но сейчас броня изрешечена пулями, голова отстрелена. И только характерные изгибы тела и модель брони выдают, кем он был при жизни. От готовы осталась только пара челюстей и шевелящийся язык, всё что выше, оторвало. Из груди торчат длинные усики с алыми нитями. Существо держало в руке автомат и двигалось несколько неуклюже. Оно со скрежетом открыло клетку и зашло в камеру, остановившись и повернувшись к турианке.

— Ты мертва. И этого не изменить. Ты не можешь более жить, не сможешь любить. Клетка забрала всё, но я предлагаю иное. Прими предложенье моё, цепи прошлые оборви, слово моё таково. Каково решенье твоё?

Но она не верила. Биотическая вспышка впечатала безголового батарианца в стену, но тот с хрипом встал.

— Смерть не настигнет его, ибо мертв он уже, как и ты. Смотреть предлагаю тебе и выводы сделать самой. Лишь слово скажи.

Последующей атаки не последовало. Очевидно, ей предлагают свободу. Но…

— А остальные? Батарианцы, рабы?

— Живых здесь более нет. Лишь тьма и мертвые вечный покой сторожат. Хочешь узреть, как в тишине зала хозяева вечность лежат?

Турианка еще раз осмотрела собственную перемолотую грудь. Раны очевидно смертельные. Но она жива. Вновь посмотрела на слегка покачивающуюся фигуру, остановившуюся с этой стороны решетки и пассивно стоящую напротив. Тут она заметила бывшего, а теперь такого же слегка раздутого однорукого саларианца, стоящего у тюремной консоли.

— Хорошо, открой дверь из блока. Я хочу посмотреть, что там снаружи.

— И было сказано сие. Единая с клеткой да мир обретет.

Решетка отъехала в сторону и турианка сделала шаг наружу, из клетки. На свободу. Сейчас она может отметить следы боя, произошедшего здесь недавно. И то, что бывший саларианец, словно лишившись управления, потерял интерес к консоли и безвольно смотрит вперед. Бывший батар же неспешно, неровно, побрел к выходу. Не задавая более вопросов турианка пошла за ним, осматривая себя и отмечая следы. Ранее серо-синяя кожа стала желтоватой, как и следы крови.

На стенах следы от пуль, но ни одного тела. Точнее тела обнаружились сваленные кучей в одной из камер. По помещениям в красной аварийной подсветке бродят существа. Такие же измененные бывшие жители, игнорирующие туман, иногда тихо ворчащие что-то под нос. Они бродили по помещениям, работали с консолями, собирали тела. Нашелся даже сварщик, с командой таких же измененных ремонтировавший бронетранспортер в ангаре. И ни один из них не обратил внимания на турианку, словно её и не было. Хотя она, по сравнению с остальными, выглядела весьма живой. Если на грудь не смотреть.

Следов боя так же было много. Очевидно, батарианцы пытались задержать противника и есть следы выстрелов, взрывов гранат. Снаружи слышны всё более громкие и настойчивые звуки боя.

— Да что там происходит то? — раздраженно спросила сама у себя Селиния.

Нет, понятно, что происходит. Но кто это, откуда они взялись и почему всё вот так? Она не испытывала ни малейшего сочувствия к защитникам этого места, что не удивительно, учитывая прошлое. Но, что странно, отвращения к искаженным телам она тоже не испытывала, что создавало некоторый диссонанс. Только некоторое любопытство и злорадство. Наконец, батары получили по заслугам. От удовлетворения она даже провела пальцами по сидящему на столе живому мешку с кучей щупалец. Тот обернулся к ней и прошуршал что-то своё.

— Вы отомстили за нас, — усмехнулась турианка, но всем вокруг было совершенно безразлично.

Конечно, любопытно, что они делают, но выйти наружу хотелось сильнее. Впервые за годы видеть мир не через крышу арены или решетку камеры. Слишком большой соблазн. И она сдалась под этим желанием.

Пройдя мимо баррикады, покрытой батарианской кровью и следами от пуль, Селиния вышла наружу через выбитые двери.

Прямиком в город. И он, ранее залитый солнцем, светящийся белым камнем зданий и зеленю садов, изменился. Дым, заволакивающий небо, желтоватые облака тумана, грохот и трассеры выстрелов. Мимо пробежала толпа бывших жителей города, таких же измененных и размахивающих хлыстами, в которые превратились их руки. С мрачным удовлетворением турианка отметила, что поработители и их слуги оказались неожиданно едины. Их объединила ненависть к еще живым.

— Единые в смерти, забытые и жестокие, такие одинокие , — ударил по нервам голос.

Турианка пошатнулась, глядя как толпа скрывается за поворотом. А за ними проехал танк, на броне которого ехали такие же измененные. Всё это вызывало некоторое отвращение пополам со злорадством. Как и осознание того, что батарианцы и рабы в одном строю идут свергать тиранов. Наконец-то.

— Ну, посмотрим, — турианка осмотрелась, — надо-бы прикрыться.

Плащ нашелся довольно быстро, всё же нужно скрыть травмы на груди и следы распространения грибка. Пока она ходила, поймала себя на мысли, что факт смерти её не беспокоит. Как и голос в голове, и изменения организма. Её куда больше волнует возможность отомстить батарианцам, но не общая ситуация.

Она даже приблизила своё лицо к голове одного из измененных, ожидая чувства отвращения. Часть тела безвольно болталась на сломанном позвоночнике. И ни запах, ни то, что голова принадлежала батарианцу, ни чудовищные травмы не вызывали в ней негатива. Но даже прижав свою голову к голове, фактически поцеловав это, негатива она не испытала. Наконец, найдя в одной из разгромленных квартир (кровь на полу мы игнорируем) одежду, турианка оделась во что было и ушла в город.

Добраться до окопавшихся на границе богатых кварталов было несложно. Твари её не трогали. И всё это время можно было подумать, что дальше. Но идея помочь еще живым батарианцам не сошла даже за шутку. Особенно, когда батарианский солдат, который её увидел и убедился, что она выглядит нормально, приказал:

— Раб, вон там палатка с ранеными. Займись перевязкой. Живо! Рук не хватает, нам нужны все! — и для ускорения добавил пинок, отчего турианка (батарианец был в полной броне) рухнула на землю, — резче, животное! Отработала каждую пулю, которую потратят на спасение твоей ничтожной тушки!

После этого он приблизился к стоящей на коленях турианке, явно чтобы добавить. А та поползла в сторону указанной палатки. Только после этого солдат от нее отстал. Почему не атаковала? В голову пришла мысль: рано, можно устроить хаос в госпитале, раз уж они сами это предлагают. Там было множество обладателей резаных, колотых, взрывных и пулевых травм. Часто воспаленных, зараженных. Травмы не самые серьезные, но их много. И рук действительно не хватало.

— Падшие, слабые, алчные ищут спасение у тех, кого вбивали в пыль дорог. И помощь к ним прибудет в срок. Но благодарность не услышишь ты. И изменения уже у них в крови.

Турианка улыбнулась сама себе и принялась помогать с перевязкой, не забывая время от времени отрезать когтями кусочки желтого налета с себя и подкладывать их в рану. Батарианские солдаты сразу после перевязки, если могли, поднимались и шли обратно, в бой.

Отсюда был слышен рев и вой, очереди автоматов и тяжелого оружия, рев артиллерии. Тихий гул вентиляции и фильтров. К сожалению, сломать их не удастся. Но даже так, впервые Селиния улыбалась. Улыбалась от мысли о том, что ждет их всех. Разговоры, которые она слышала, подтверждали, эпицентр заражения быстро распространяется. Фактически был прорван внешний периметр города и зараженные хлынули в кварталы рабов. Они умрут, разумеется. Но турианку это не беспокоило. Так как даже после смерти они, наконец, смогут отомстить своим поработителям. И эта мысль была очень приятной.