Пастух Земли

30

Страна городов, вара Аркаин. 1998 год до н. э.

Самую длинную ночь в году, как и во всех прочих уголках мира, люди Страны городов проводили особым образом. Они чтили ночь смерти и возрождения богов, когда они собирались все вместе: и всеотец Дьяушпитар, и грозный Индра, и пламенеющий Агни, и даже Йаму из его мрачных подземных областей пускали в эту ночь в небесных чертоги. Там боги садились на длинные лавки перед жарко горящими очагами, ели и пили. А потом умирали и наступала великая тьма. Но за ней вновь приходил свет: сначала возрождался сиятельный Шурья, и когда он пускал мир первую ясную стрелу из золотого лука, оживали и остальные боги, продолжая своё пиршество.

Всё это зеркально повторялось на земле: люди Страны городов всю эту бесконечную, казалось бы, ночь, жгли среди снегов огромные костры, садились вокруг них, пели, плясали, потрясая оружием, показывая богам, что готовы встать на их защиту. Или умоляли их не умирать, а коли умрут, так чтобы обязательно потом воспряли. И ещё много ели: варёную и жареную говядину и баранину, и козлятину, и разную дичь, и щедро сдобренную животным жиром и ягодами кашу из диких злаков с добавлением драгоценных пшеницы и ячменя, привезённых торговцами с юга и хранимых специально для праздника. Всё это запивалось потоками камуса, мёда и браги.

А перед самым рассветом поднимались на самую высокую в этих краях гору, именуемую Утунг, на вершине которой ещё до постройки Аркаина арийцы выложили из валунов трёхлучевой знак солнечного бога Шурьи. Здесь уже обходилось без громких песен, криков, обжорства и пьянства — люди стояли в темноте в полном молчании, ожидая, когда оживут боги и Шурья метнёт стрелу, чудесным образом падающую на конец одного из лучей знака. Впрочем, происходило это лишь в ясную погоду, которая случалась тут в такую пору редко.

Бхулак, не слишком весёлый и вовсе не пьяный, хотя и пил хмельные напитки, сидел среди других воинов на кошме, брошенной прямо на утопанный снег. К веселью он не был расположен по важной причине — его собирались убить.

Бронзовым крюком он подцепил из общего котла горячий кусок мяса и стал отрезать маленькие кусочки, задумчиво отправляя их в рот и одновременно прокручивая в памяти то, что услышал вчерашним вечером.

— Тебя убьют в Ночь смерти богов, — раздалось за его спиной, когда он стоял на стене вары — часто приходил сюда после вечерней трапезы, чтобы побыть в одиночестве. Там, конечно, стояли и стражники, но не всё время, особенно зимой, когда они постоянно уходили в башенки погреться. Сейчас, впрочем, хотя бы немного стих всегдашний пронизывающий ветер. Перед Бхулаком расстилалась огромная тёмная равнина, где, казалось, в движении пребывают лишь бешено кружащиеся колючие злые снежинки.

— Кто? — отозвался он, поворачиваясь.

Он давно услышал поднимающегося к нему человека и знал, что это Шамья. Собственно, сейчас он и пришёл на стену из-за настоятельного чувства, что молодой воин хочет поговорить с ним наедине.

— Воины Шаваса.

Борода Шамьи заиндевела, а при словах изо рта его вылетали клубы пара — словно дым ледяного пламени.

— Тебя хотят зарезать на горе Утунг и объявить жертвой Шурье, — продолжал он.

Ещё с полстолетия назад человеческая жертва в Ночь смерти богов была обязательной. Потом кровавый обычай сошёл на нет — не так уж много жило в этих краях ариев, чтобы расточать их подобным образом. Но и теперь экзальтация и пьянящие напитки — а в брагу в эту ночь добавляли и грибы духов, и дурман-траву — порой мутили воинам голову, и в самый напряжённый час, когда боги умирали и тьма покрывала весь мир, зачастую кто-то уверялся, что боги не сумеют ожить без свежей человеческой крови. И этот кто-то убивал, чтобы спасти богов и мир. Такое убийство считалось священным и совершивший его не нёс положенного за обычное душегубство весьма сурового наказания. Однако и намеченной «жертве» не возбранялось защищать свою жизнь, и, если при этом напавший умирал, он сам обретал жертвенный статус.

Для Бхулака, однако, оказалось сюрпризом, что старый колесничий намерен бороться за власть. Впрочем, он тут же сообразил, что, если Шамья прав, убийство задумал не сам Шавас, а группа приближённых к нему воинов — задиристых и свирепых. И не слишком-то жаловавших Бхулака.

— Откуда ты это узнал? — спросил он Шамью.

Тот всецело стоял на его стороне и жаждал, чтобы Бхулак возглавил вару. В этом, наверное, скрывалось не только расположение к нему и благодарность за спасение Нойт: Бхулак не раз убеждался, что, даже не инициированные, его дети тянулись к нему.

— Нойт, — ответил воин.

Конечно…

— Она что-то подслушала… — продолжал Шамья, хотя особой уверенности в его голосе не было.

Бхулак же не сомневался, что девушка-дасья вновь прибегла к своим тайным силам. Он часто сталкивался с ней — обычно, когда посещал покои Шамьи, который давно уже открыто объявил Нойт своей женщиной. Не было сомнения, что в скором времени, к величайшему разочарованию множества аркаинских девиц, над этой парой совершат брачные обряды — то, что возбранялось райже, было дозволено вождям рангом ниже.

Бхулак и Нойт разговаривали мало — девушка тщательно соблюдала местный этикет и старалась в присутствии других мужчин хранить скромное молчание. Но иной раз он видел в её глазах колдовской огонь, полыхнувший во время их памятного разговора на исходе лета.

Конечно же, и Шамья знал, что в Нойт скрывается тайная сила, но молчал об этом. Местные прямодушные воины опасались всего, связанного с миром иным и его обитателями. Ирги казались им столь страшным ещё и потому, что о тех шла слава злых колдунов.

— Ещё она сказала, — продолжал Шамья, — чтобы ты не доверял Аргрике. «Но сейчас это не он», — просит она передать тебе.

И это очень похоже на правду: жрец, конечно, человек жестокий и коварный, но смерть Бхулака ему сейчас не нужна вовсе. Ведь, если тот погибнет, в борьбу за титул райжи сразу вступит разгневанный смертью друга Шамья. Сейчас он убедил своих воинов поддерживать выдвижение Бхулака — об этом никто ещё открыто не говорил, но слухи ползли по всей варе. Большинство воинов, похоже, ещё не определились в предпочтениях, но, если о своих претензиях заявит Шамья, а главный жрец, как и обещал, выступит против него, всё это может закончиться резнёй. Чего Аргрика не желал безусловно.

Значит, теперь воду мутил кто-то ещё — пока скрытый от глаз.

— Она не знает, кто это, — подтвердил мысли Бхулака Шамья. — или не хочет говорить…

Тоже возможно — эта девица словно вся соткана из тайн.

— Я прикрою твою спину завтра на горе, — похоже, воин был рад заговорить о простых и понятных ему вещах. — Но и ты держись начеку.

Конечно — как всегда. Завтрашней ночи он не боялся — несмотря на то, что Арэдви не сможет помочь ему, ибо на гору в священный час допускались лишь мужчины. Но Бхулак не сомневался, что останется жив — с помощью Шамьи и своей собственной. Но вот неведомый враг в варе, готовящий предательские удары, его беспокоил.

…Когда напряжение среди стоящих на плоской заснеженной вершине достигло кульминации, погода вдруг испортилась. Ясные ночные небеса как-то сразу затянулись тучами, откуда в ночь полетели снежинки — сначала редкие, но их становилось всё больше, и наконец зарядил обильный снегопад. Это означало, что люди не увидят, как воспрянет Шурья, и не будут знать, вернулся ли мир на обычный круг, или так навеки и останется пустым и мёртвым.

Это вызвало у воинов мучительную тревогу, но они, не подавая вида, что испуганы, продолжали неподвижно и молча ожидать бога. Так прошло несколько минут. Бхулак ощущал движение за спиной и знал, что там его убийцы. А ещё — Шамья со своими людьми.

Но удар последовал сбоку. Один из молодых воинов Шаваса, незаметно пододвинувшись слева, обрушил на голову Бхулака топор.

Убийца избрал идеальный момент — всеобщее смятение от снегопада, скрывшего возрождение бога, отвлекло внимание не посвящённых в заговор. А потом никто не стал бы винить юношу, что тот, в панике, чтобы помочь высшим силам, принёс в жертву того, кто стоял рядом.

Если бы Бхулак не берёгся, он, скорее всего, пал бы на месте: парень выбрал топор с длинной рукояткой, и, взяв его обеими руками, направил удар острого клевца на обухе точно в голову жертвы, защищённую лишь теплым вязаным колпаком. Но Бхулак пришёл в движение одновременно со своим убийцей — резко прянул в сторону, левой рукой перехватив топорище. От столкновения с ним руку пронизала резкая боль, но Бхулак продолжал удерживать оружие противника. Не ожидавший этого воин замешкался. Тут Бхулаку следовало бы правой выхватить меч и пронзить открывшегося противника, но убивать он не хотел. Так что вместо выпада острой бронзы он сделал шаг к напавшему, оказался вплотную к нему и подсёк ногой, одновременно нанеся в грудь сокрушительный удар свободной рукой.

Парень рухнул в снег, а его топор остался в онемевшей руке Бхулака, который теперь обнажил меч и развернулся, опасаясь нападения других неприятелей. Но с этим всё оказалось в порядке: Шамья и два-три его человека с оружием в руках прикрывали его от остальных, и больше никто из них, похоже, нападать не собирался.

Но тут случилось чудо — ну, так его, по крайней мере, восприняли воины Аркаина, большинство из которых никогда не видели, чтобы зимней ночью, во время густого снегопада, небо вдруг озарилось молнией и прогремел оглушительный гром. Раздались изумлённые и испуганные вопли, однако ужасающие чудеса на этом не закончились. Из последнего валуна на конце каменного знака — именно там, куда должна была попасть первая стрела Шурьи — вдруг возник ослепительный шар, пылающий голубоватым огнём. Потрескивая, он плавно поднялся в воздух, медленно полетел к толпе и, зависнув прямо над так и стоящим с топором в руке Бхулаком, оглушительно взорвался, оставив в воздухе странный металлический запах.

Тут же снег, словно по волшебству, прекратился, тучи разошлись, открыв пламенеющее на востоке небе, и первый луч солнца — сияющая стрела воспрявшего Шурьи — вонзился прямо в окончание луча каменной свастики.

Люди на холме, а потом и в долине разразились громким ликующем кличем, поднявшимся к разгорающемуся небу.

Топор выпал из руки Бхулака, и он опустил её, ощущая в конечности дёргающую боль. Но он не обращал на неё внимания, ибо был изумлён и захвачен происходящим не менее всех остальных. Он видел и просветлённое, тоже обращённое к небесам, лицо напавшего на него воина, так и сидящего в снегу, и не ощущал к нему ни малейшей вражды.

Ночь смерти богов миновала и начиналось неуклонное прибавление новой жизни. Как и всегда.

Богов рожденье ныне хотим

Возгласить, прославляя

В слагаемых песнопеньях, —

Ибо кто разглядит их в грядущем веке…*

Брамы нестройным хором завели священный гимн, в морозном рассветном воздухе святые слова звучали чётко и сухо. Потом они запели гимн супруге Шурье Хушас — самой утренней заре:

Ты всегда появляешься как несущая счастье.

Далеко ты сверкаешь:

Твое пламя и лучи взлетели к небу.

Красуясь, ты обнажаешь грудь,

О Хушас божественная, блистая во всем великолепии…*

Возвращаясь вместе с народом в вару, Бхулак заметил, что многие люди бросают на него взгляды изумлённые и почтительные. «Ваджра, ваджра Индры на нём», — слышал он взволнованные голоса вокруг. Поэтому постарался придать себе величественную осанку, хотя очень устал, а рука до краёв наполнялась тянущей болью.

Когда он достиг главных врат Аркаина, то увидел, что там в одиночестве стоит Аргрика. Он явно ожидал его, но не произнёс не слова, лишь пристально и сурово посмотрел ему в лицо, потом низко поклонился и освободил путь. Бхулак понял, что всё остальное — принятие его в лоно клана и выборы на большом круге воинов — отныне становилось лишь необходимой условностью. Царь вступал в свой город.

— Как ты сделала это? — спросил он Арэдви, когда они остались одни. — Зимнюю грозу, огненный шар над моей головой…

Он устало сидел на полати, правой рукой придерживая левую — похоже, сломал запястье.

— Это не я, — подняла голову машина, в этот момент снимавшая с него сапоги. — Это естественные явления — возникновение в атмосфере мощных энергетических разрядов. Однако то, что случилось сегодня, происходит в этом регионе достаточно редко.

— Значит, это не ты подстроила так, чтобы всё это указало на меня и сделало в глазах людей райжой Аркаина?

— Нет, не я, — повторила она, гибко поднялась, поставив сапоги на пол, и продолжала стоять, предоставляя человеку затребованную информацию. — Я не в состоянии это сделать.

— Но на похоронах Прамарая ты смогла?..

— Да — для этого мне следует находиться в непосредственной близости от тебя.

— Неужели теперь это Поводырь?

— Нет, он пока не нашёл нас, хотя скоро найдёт. И он больше не станет предоставлять тебе преимущество.

— Но кто же тогда, кто?..

Арэдви молчала.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Ригведа, пер. Татьяны Елизаренковой.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Я

Дополнение к сообщению № 0

Подготовка к массированному вторжению иргов в Страну городов вступила в заключительную фазу. Объединив несколько десятков горных кланов, Люди-змеи получили в своё распоряжение значительные для этого этапа развития цивилизации военные силы в более, чем три тысячи вооружённых и подготовленных человеческих особей.

Одновременно разведка Людей-змей ведёт работу непосредственно в Стране городов — среди независимых аборигенных племён и рабов из их числа в арийских поселениях. Предполагается, что они поддержат вторжение.

С вероятностью в 94,9 процента оно начнётся через два витка планеты вокруг светила, с наступлением в регионе устойчиво благоприятного для биовида погодного сезона. Основной удар будет направлен на крепость Аркаин. В ходе этих операций предполагается тотальное уничтожение арийского населения.

В настоящий момент успех вторжения вычисляется Я с вероятностью в 87,4 процента. Это значительно ниже предыдущих оценок. Пессимистические факторы возрастают по мере начавшихся в Стране городов социально-политических процессов.

Новым райжой Аркаина стал человеческий самец, обозначенный звуками «гопта». В настоящее время он предпринимает усилия для объединения разрозненных кланов ариев для отпора иргам. Успех эта деятельность имеет переменный, однако в целом его стратегия в этом направлении перспективна. Кроме того, им вводятся новые тактики боя и технические новации вооружения. Всё это снижает вероятность успеха действий иргов, однако пока не критически.

Примечание 1

Потеряв возможность воздействовать на процессы в человеческих обществах посредством эмиссара, Я оказывает влияние на верхушку иргов и лидеров Людей-змей дистанционно — проецируя им голографическое изображение божества Змееногая Мать и озвучивая через него необходимые нарративы.

Примечание 2

Сенсоры Я невозможно настроить непосредственно на Гопту. Это, а также ряд других факторов (как-то: значение местного слова «гопта» — «пастух») позволяет с вероятностью 97,2 процента предполагать, что им является экс-эмиссар Бхулак. В случае подтверждения этого предположения системный отказ сенсоров объясняется воздействием на них неисправного автономного модуля.

Примечание 3

Учитывая высокую вероятность тождества Гопты и Бхулака, а также нахождения в Аркаине автономного модуля, прогнозируемый процент успеха действий иргов против Страны городов может понизиться до критического уровня. Учитывая возможность их неудачи, Я начинает мероприятия по подготовке импактного воздействия.

Примечание 4

Я запустил расчёты целесообразности полного отказа от применения местных эмиссаров для воздействия на процессы в цивилизации биовида люди и использование в этих целях ряда жёстких импактных воздействий на поверхность планеты.