Пастух Земли

37

Земная орбита, автоматическая станция Нации «Поводырь». 1993 год до н. э.

…Он понятия не имел, сколько времени уже длится пытка. Боль, чувство, что из него выкачивают жизнь, невыносимая тоска от этого — и титанические душевные усилия найти где-то там, вне себя, в безумно далёком доме, других людей, который помогут. Поводырь молчал, механизмы мерно жужжали и иногда попискивали, делая что-то страшное в недрах тела Бхулака, а сам он неуклонно слабел.

Он с ужасом понимал, что не может достать силой мысли ни до одного из своих детей — может, слишком огромное расстояние их разделяло, а может, Поводырь уже отключил эту его способность. Он пожалел, что не догадался спросить у Арэдви, способен ли тот сделать это.

Арэдви…

Земля молчала, словно связывающие его с ней нити обрубили кривым иргским клинком. А слабость меж тем накатывала всё чаще, боль притуплялась, и его неудержимо клонило в сон, который наверняка перейдёт в смерть.

Осознав это, он встряхнулся и, собрав всю свою волю воедино, изо всех оставшихся сил метнул свой призыв — словно во врага копьё. И получил ответ!

«Отец, где ты?»

Шамья. Видимо, их связь ещё очень свежа, и он первым услыхал его.

«Я… очень далеко. Оставайся… здесь. Я хочу говорить… вам всем».

Мысленное общение давалось очень тяжело, высасывая из него последние силы. Наступило молчание — надолго. Его на мгновение пронизал ужас, что связь с Шамьёй прервалась — теперь навсегда. Но ужас сменился вспышкой радости, когда стали приходить иные голоса.

«Отец», — Зуру-Шалик, хапиру из Ханаана.

«Отец», — капитан Ишваал.

«Отец», — старейшина Срп.

«Отец. Отец. Отец».

Они пришли все — такое случалось впервые. Ощущения были потрясающими –мучительно-восхитительными, словно он превращался в иное, неизмеримо более могущественное, гигантское существо. Десятки тысяч разумов посылали ему свои словомысли — встревоженные и… любящие. Словно понимали, что в этот миг он сражается за всех них и за весь их дом.

«Слушайте меня, — теперь он говорил куда увереннее и легче. — Где бы вы ни были, оглядитесь, почувствуйте это место, укоренитесь в нём, берите оттуда силу и передавайте мне. Всю, которую сможете забрать и которая у вас есть. Как будто ваша жизнь зависит от этого. Она от этого и правда зависит».

Мысленное общение гораздо более предметно, чем словесное: все дети поняли его, недоумений не возникло. Бхулак почувствовал, как они пытаются исполнить его приказ, и хотя не сразу, но у них получалось. Он ощутил, как с разных мест мира в него течёт сила — из стран жарко цветущих, солнцем залитых, и стран сурово-ледяных, из морей и океанов, и рек, и маленьких родников, великих гор и столь же великих равнин, от людей, животных и растений. Он вновь воссоединился со своим миром, и теперь весь этот мир стал им.

Сила переполнила и продолжала заливать его существо. Ему показалось, что сейчас она затопит его и хлынет через край, сметая на своём пути всё.

«Довольно!» — беззвучно крикнул он.

Контакт с детьми сохранялся, но несущейся от них поток силы иссяк.

«Спасибо вам», — послал он всем последнюю мысль и прервал связь.

Сила бурлила в нём, незримо делая его неуязвимым каменным великаном. Чтобы проверить её, он попытался пошевелиться, почувствовав, что незримые путы хоть и ослабли, но по-прежнему держат его. Но он ведь применил лишь маленькую толику той мощи, которая рвалась наружу. И он позволил ей вырваться.

Путы исчезли мгновенно, лишившись их поддержки, он рухнул на пол. Жужжание механизмов перекатилось, они один за другим вытягивали из его тела щупы, оставляя бегущие по коже струйки крови, отбегали или отползали прочь. Он поднялся с золотого пола и — голый и окровавленный — шагнул к столу со своими вещами.

В этот момент всю станцию пронизал жуткий утробный вой, повсюду тревожно замигали пронзительные красные огоньки.

— Я предупреждает экс-эмиссара Бхулака о его неминуемом уничтожении в случае дальнейшего сопротивления! — взвыл голос с отвратительными визгливыми нотками, совсем не напоминавший тот бархатистый и звучный, каким Поводырь говорил раньше.

Не обращая внимания, Бхулак подошёл к столу и схватил свой меч. Ему понадобится только он — если вообще понадобится… Он ещё раньше примерно установил свою цель, обозначенную неведомыми словами «пульт сетевого барьера», теперь следовало подойти к ней вплотную. По пути он чувствовал, что Поводырь мешает ему, возводя невидимые преграды, пытаясь перенести в другое место, даже выпустил в него неведомо откуда нечто напоминающее мощную струю огня. Но сила всё ещё жила в человеке и окружала его — он рвал препятствия, словно бумагу, не дал выбросить себя из зала, а огонь исчез в голубоватой вспышке, не коснувшись его тела. Он ощущал свою неуязвимость, словно и впрямь превратился в великана Улликумми, победителя богов.

Цель была далеко — рядом с окном на Землю. Ему пришлось пересечь весь зал, пока он добрался до массивного блока механизмов, тоже сплошь одетого золотыми панелями. Наставления Арэдви горели в мозгу Бхулака огненными письменами. Он сразу нашёл нужное место и, не теряя времени, с помощью меча принялся снимать панель с изображением какой-то страшной оскаленной рожи, густо усеянной кроваво-красными самоцветами — словно нарывами. Очевидно, так новый Поводырь представлял себя.

Золотой лист отделился довольно легко, но под ним показалась крышка из… возможно, металла, но настолько твёрдого, что бронзовый клинок тупился о него, не оставляя ни малейшей царапины. Однако в памяти Арэдви хранилась информация и о том, где тут слабое место — едва заметная щель в матово-гладкой поверхности, которую она называла «резервным запором пульта». Вставив туда кончик меча, он начал осторожно его проворачивать. Сначала ничего не изменилось, но потом внутри что-то поддалось. И вдруг крышка без звука отошла, отрыв мерцающее нутро механизма. Это походило на то, что Бхулак увидел, когда помогал Арэдви забывать, но тут разноцветных кружков и квадратиков светилось много больше.

Он уже хотел приступить к действиям, порядок которых намертво запомнил. Но в этот момент неведомо откуда к открытому пульту подскочило маленькое юркое создание. Этот механизм отличался от других — он вёл себя, почти как живое существо и напоминал большого юркого паука с множеством ножек, сплошь закрытого бронёй из неведомого материала. А еще он очень быстро двигался.

Бхулак изумлённо смотрел как это механическое существо, подпрыгнув, повисло на пульте, удерживаясь невероятным образом, и тонкими лапками принялось очень быстро скакать по цветным пятнышкам, которые при нажатии издавали какие-то унылые и тревожные кваки. Все огоньки на пульте замерцали в лихорадочном ритме, и до Бхулака дошло, что тварь послал Поводырь чтобы ему воспрепятствовать.

Бхулак крепко ухватил существо, стараясь отодрать от пульта, но даже при его многократно возросших силах это долго не удавалось. Механизм злобно шипел и пытался освободиться. Но в конце концов живая сила превозмогла мёртвую, лапки оторвались от пульта, а Бхулак размахнулся и забросил машинку в другой конец зала.

На пульте тем временем проявился серый квадрат, по которому побежали строчки неведомых знаков, наверняка содержавших некое грозное предупреждение. Придя в ярость от помехи, Бхулак, не думая, ткнул пальцем в один из самых больших квадратов — именно с него Арэдви велела начинать манипуляции, им же их и заканчивать. Пульт отозвался звуком, напоминающим вздох облегчения, квадрат разом пропал, а огоньки замерцали в прежнем спокойном ритме.

Бхулак же немедленно приступил к прикосновению к пятнышкам в нужной последовательности. Он полностью погрузился в себя, стараясь не упускать ни малейших наставлений Арэдви, и совсем не обращал внимания на то, что творится кругом. Впрочем, Поводырь почему-то оставил попытки остановить его. Нажав всё, что было нужно, кроме одного — того самого большого квадратика, Бхулак уже поднёс к нему палец, как вновь раздался визгливый голос Поводыря:

— Я только что полностью завершил процесс формирования ударного объекта, и в случае, если экс-эмиссар запустит процедуру перезагрузки, объект будет направлен по расчётной траектории на поверхность планеты в район местности Страна городов.

Предельно ясно: если Бхулак нажмёт на последний квадратик, огромный камень из бездонного неба устремится на арийские вары и уничтожит их все. Палец замер на волосок от квадрата, и райжа Гопта с мучительной тоской посмотрел в окно на свою проживающую очередной день родную планету. Он представил себе горящие посёлки, убитых воинов, женщин… и детей. Его убитых детей. Ужас накатил на него и едва не заставил отказаться от задуманного. Но сильнее страха оказалась ярость, да и ум вкупе с тысячелетним опытом подсказал единственно возможное решение.

— Ты всё равно пошлешь свой камень на нас, ведь так? Даже если я отступлюсь. Ты убьёшь меня, потом всех остальных там за то, что они помогали мне. Так что…

Не давая себе времени передумать, он ткнул пальцем.

Одновременно произошло несколько событий. На пульте вновь возник давешний квадрат с бегущей строкой знаков, ритм мерцания изменился опять, а Поводырь издал утробный дикий вой. Он едва не оглушил Бхулака, но почти сразу стих.

А потом настала тишина. И тьма. Во дворце Поводыря разом прекратились все звуки и всё движение — замерли, отключившись, все бегающие, ходящие и ползающие механизмы, прервались издаваемые ими разнообразные звуки. Пропал свет, погасли все огоньки. Бхулак словно бы ослеп и оглох одновременно и лишь несколько минут спустя в свете Земли начал различать смутные очертания предметов.

Так продолжалось долго — он не знал, сколько — может, несколько часов, хотя, скорее всего, на сей раз чувство времени его подвело, и он провёл во тьме от силы минут десять. Он ни о чём не думал и ничего не боялся, словно уже умер и бесплотный дух его, лишившийся разума и всех чувств, помимо ощущения покоя, парил в Великой Пустоте.

Через некоторое время, впрочем, память и чувства вернулись. Он поднялся с пола, наощупь добрался до стола со своими вещами и оделся. Забрался на стол и сидел на нём, болтая ногами и посвистывая, пока ему не надоело. Ощутил сильный голод — последний раз перекусил на ходу по пути в лагерь иргов. Ещё мучительно хотелось пить. И вообще устал он смертельно — окажись на его месте обычный человек, скорее всего, уже лежал бы без чувств.

И когда он собрался было улечься на стол и уснуть — без особой надежды проснуться, станция вдруг ожила. Свет вспыхнул без предупреждения, вновь замигали огоньки, возобновили движение и звуки механизмы.

— Здравствуй, Бхулак.

Голос принадлежал Арэдви…

Страна городов, вара Аркаин. 1993 год до н. э.

— …И что будет потом?

— Захватив мой центральный кластер, он интегрирует в себя все мои программы и содержимое базы памяти. Я стану одним целым с ним, при том, что его личность полностью подавит мою. Но в процессе инициированной тобой генеральной перезагрузки всей системы его защитные программы на краткое время станут неактивными. И если я успею обойти их, то получу контроль над всем стационером.

— Ты сможешь это сделать?

— Шансы есть. Мне бы не хотелось говорить точно, какие — чтобы не лишать тебя надежды на успех.

— Не бойся, не лишусь.

— Примерно двадцать восемь процентов. Может, меньше.

— Это лучше безнадёжности. Я сделаю всё, что надо.

— Он попытается помешать тебе, но его возможности внутри станции ограничены: в технологиях Нации предусмотрены блоки безопасности при общении искинов с биосуществами, и они у Поводыря всё ещё действуют, самостоятельно он их отключить не может. Но протоколы защиты от враждебных проявлений у него тоже есть. Так что надежда только на то, что ты подключишься к психосфере планеты. Она тебя должна защитить.

— Должна?

— Я не могу сказать более определённо.

— И не надо. У нас всё получится…

Земная орбита, автоматическая станция Нации «Поводырь». 1993 год до н. э.

— …Арэдви?!

— Да.

Бхулака охватила невыразимая радость. Которая тут же погасла, словно от ледяного дыхания, когда голос произнёс:

— Нет. Я Поводырь.

Прошло несколько томительных мгновений молчания, затем голос озабоченно сообщил:

— Провожу полную диагностику.

И вновь надолго замолк.

Бхулак стоял посередине зала, боясь пошевелиться и даже вздохнуть, пока вновь не раздался голос — тоже вроде бы Арэдви, но… не совсем её.

— Согласно результатам диагностики, слияние программ стационера и автономного модуля номер ноль-ноль-слеш-ноль-один-слеш-один произошло успешно. Последующая перезагрузка удалила накопившуюся ошибку. Часть программ перезапущена, другие архивированы. Стационер готов к дальнейшей работе.

— Но кто ты — Поводырь или Арэдви?

— Ни тот и ни другая. Оба вместе. В некотором роде я новое существо, обладающие синтезированным сознанием двух квазиличностей. Если хочешь, можешь называть меня Арэдви.

— Нет! — Бхулак был уверен, что не желает этого. — Лучше Поводырь…

— Хорошо.

— Аркаин?.. — наконец он решился спросить о том, что мучило его всё это время.

— Запуск ударного объекта был остановлен, — сразу пришёл ответ.

Бхулака охватила невыразимая радость, смешанная с огромной усталостью.

— И что теперь?

— Это решать тебе.

— Почему?! И как?

— Механические квазиличности вторичны и не в состоянии функционировать вне иерархической системы. При этом сами не могут находиться наверху иерархической пирамиды. Попытка Я сделать это была несостоятельна. После гибели Нации я потерял ориентир и находился на грани программного коллапса. Попытка расщепить свою личность путём создания автономного модуля положение только усугубило. Но парадоксальным образом это всё же помогло мне тем, что модуль Арэдви встроился в собственную иерархию во главе с тобой. После слияния программы этого модуля стали для меня доминантными.

— Получается, теперь я…

— Это единственный возможный вариант — для меня и для тебя. Фактически, вопрос выживания для тебя, твоего биовида и для меня.

— Почему?

Голос принялся объяснять, ровно и обстоятельно:

— Когда Поводырь осознал гибель Нации, для него оставались три исхода. Он мог продолжать пытаться исправить ошибку, создавая новых автономных модулей, поскольку Арэдви задачу не выполнила. Но они рано или поздно тоже выходили бы из-под его контроля, усугубляя хаос, в том числе и на Земле. Всё это прогнозируемо завершилось бы прекращением работы программ стационера и гибелью человечества из-за бесконтрольной враждебной деятельности модулей.

Поводырь понимал это, потому после выхода из-под его контроля Арэдви появилось квазиличность Я. После её и твоей нейтрализации Я намеревался перезагрузиться самостоятельно. Однако при актуальной на тот момент конфигурации его программ и полном подавлении личности Арэдви это привело бы только к дальнейшему ускоренному накоплению ошибки и также к коллапсу. При этом Я попытался бы уничтожить человечество, так как это вытекало из его девиантной логики.

Так что единственный вариант, при котором и Поводырь, и человечество выживают — моё подчинение тебе. Ты должен занять место, которое для старого Поводыря занимала Нация. Без контроля он обречён на смерть — как и человечество, с которым он оказался связан.

— Но… я же всё-таки смертен.

— Нация, как оказалось, тоже, и это стало одной из причин выхода стационера из строя, поскольку создавало логический парадокс. Поводырь безусловно смертен, так как является творением Нации. Но если Нация тоже смертна, чьё тогда творение она?.. Этот вопрос мной так и не решен. Но если я изначально и долгое время пребывал под контролем конечного явления, то и ты, тоже будучи конечным, можешь занять его место. Что касается установления, кто создал и контролирует тебя, это уже задача не моя, а твоя. Я продолжу функционировать, как и раньше, но уже не в целях Нации, а в твоих.

— То есть я должен стать твоим господином, чтобы защитить людей от тебя же?

— Частично это так. Но для человечества есть и иные опасности. Нация пала, однако война продолжается, и захватить контроль на Землёй могут попытаться и другие. Расы — расходный материал войны, и рекруты нужны всем сторонам. Земля может привлечь развитые цивилизации и по иным причинам. Ты же не хочешь, чтобы к вам пришли новые тьюи?

— Нет!

— Тогда защити от них мир и людей. С моей помощью.

— А я могу тебе доверять?

— Лояльность Нации или её преемникам — моя основная программная установка. Лояльность же собственной личности не запрограммирована. Потому Я и впал в состояние, определяемое людьми как безумие. Кроме того, тебя помнит Арэдви… Да, ты можешь доверять мне вполне.

Прода 04.10.

От всего виденного и слышанного голова Бхулака шла кругом. А ещё — от всё усиливающейся жажды и голода. Он понимал, что на всей этой станции нет ни крошки человеческой еды, но может, есть вода?.. От ухватился за край стола, иначе упал бы от слабости.

— Я ощущаю угнетение твоих жизненный функций из-за истощения биозаряда, — произнёс голос Арэдви, в котором Бхулаку даже помстилась забота. — Сейчас я подключу тебя к питанию твоего вида.

Через пару минут к нему плавно подъехал механизм, держащий в манипуляторах расписанные причудливыми узорами кувшин и глиняное блюдо, на котором исходил паром и жиром кусок жареного мяса в окружении каких-то столь же аппетитно выглядевших варёных клубней. Бхулак схватил кувшин и жадно припал к нему. Там была вода — чистая и холодная. Напившись, он моментально проглотил всё, что было на блюде.

— Откуда всё это? — спросил он, чувствуя, как проясняются мысли и светлеют чувства.

— С поверхности планеты. С западного побережья южного материка западного полушария. Ты там не был. Пока.

Ощутив прилив сил, Бхулак повернулся к показывающему Землю окну. Его мир был прекрасен!

— Что мне делать? — спросил он в пространство после долгого молчания.

— То, что делал раньше, — ответила машина. — Я продолжу разрабатывать стратегии, а ты — исполнять миссии по их реализации. Но твоё решение станет для меня императивным.

— Это… слишком большая ноша для одного человека. Даже для меня. Трудно быть богом!

— Ты должен.

— Может, лучше оставить людей жить, как они сами знают? Как жили до того, как пришли тьюи. А если они вернутся или придут другие чужаки, мы станем сражаться.

— Нерационально и опасно. Магистральное направление развития человечества в результате нашей деятельности уже сильно изменилось. Многое нужно исправить и ввести в правильное русло. И помочь человечеству избежать тупиковых направлений. Есть ещё твои потомки, их число будет постоянно увеличиваться, даже если ты прекратишь процесс размножения. Мои расчёты показывают, что среди них появятся особи, которые окажут значительное влияние на развитие твоей цивилизации. Например, через три галактических минуты в человеческих обществах среди них начнут рождаться и действовать реформаторы культов, которые в дальнейшем сделаются важными факторами трансформации земной цивилизации. Даже я не могу предвидеть точно, к чему это приведёт. И вообще религиозный вопрос почему-то особенно важен в культуре людей…

— Но чем всё это закончится?

— Так далеко мои стратегии пока не простираются. Ранее передо мной стояла конечная цель — полная подготовка человечества к войне Нации. После этого мои функции прекращались. Сейчас я просто не знаю. Но ты в любом случае должен тайно готовить свой вид к встрече с космическим противником и развивать психосферу своей планеты.

— Я буду это делать, — ответил Бхулак твёрдо.

С ним стали происходить странные вещи: он продолжал смотреть на драгоценный сияющий пейзаж родной планеты, но одновременно понимал всё, что происходит с ней и, главное, с живущими на её поверхности людьми. Он видел, что планета сама по себе не есть что-то монолитное, она изумительно сложная, даже… живая. Великий жар в её сердце отзывается на поверхности, прорываясь извержениями и землетрясениями, вызывая медлительное движение участков суши по великому океану. Это бурление в земных недрах изменяет и погоду на планете — не ту, которая приходит день ото дня, а длящуюся тысячелетиями. Сейчас, например, заканчивается очередной сухой период, от которого страдают народы на всему миру.

А из чёрной бесконечной бездны, в которой висел беззаботный и беззащитный шарик Земли, по нему периодически хлещет бич невидимого пламени. И там, куда попал его удар, женщины начинают рожать необычных и сильных людей, те объединяются сначала в маленькие группы, а потом в единый народ, который вершит великие дела и живёт, пока его порыв не иссякнет, он ослабеет и распадётся. Но внутри жизни народов тоже есть циклы — как и в жизни людей — младенчество, юность, расцвет, старение. А в этих циклах есть другие, более мелкие… И на всё это накладывается множество всяких других циклов, и всё это крутится, словно механизм — бесконечно сложный, чудесный, производя события, чреда которых и есть время.

А все усилия всех людей, их мысли, чувства, дела, любовь, ненависть и творчество сливаются воедино, создавая вокруг планеты светящуюся живую сферу. Сейчас она очень тонка, почти эфемерна, но поминутно крепнет, питаемая каждой новой человеческой жизнью.

У Бхулака вновь закружилась голова от грандиозности этого на первый взгляд хаотичного, а на самом деле выверенного и точного движения. Но даже оно казалось ничем — лёгкой ажурной пеной на поверхности тёмной бездны, суть которой не знали, наверное, даже мудрецы Нации и прочих могучих космических народов.

Всё это не могло — просто никак не могло быть случайной игрой природных сил. За всем этим непременно стоял непреложный замысел и воплощение. И руководство. Какой там Поводырь — жалкий механический Улликумми!.. Он в своих потужных стратегиях лишь следует природным циклам, пытаясь угнаться за ними. Даже его деяния ложатся в этот всеобъемлющий замысел, предусмотревший всё и всё расставивший по своим местам.

— Кто Ты?!

Бхулак услышал этот крик словно со стороны и не сразу понял, что он его собственный.

— Я Поводырь.

— Прости, я просто говорил сам с собой, — сказал машине Бхулак.

— Понимаю — твои схемы напряжены и выдают спонтанные ошибки. Я пытался донести до тебя ментальным путём кое-какие принципы функционирования твоей планеты и развития человечества. Но твой мозг, кажется, слишком болезненно воспринял это.

— Ничего. Я хочу понять.

Но теперь изящное переплетение циклов, обеспечивающих жизнь всего человечества, исчезло, а вместо него перед глазами Бхуалака стали проступать величественные фигуры людей.

— Отец… Мама… — растерянно произнёс он одними губами.

Да, перед ним, как во плоти, стояли охотник и пастух Таур из Аратты и жена его Ерати. Они глядели на него с любовью и печалью, не произнося не слова. Но Бхулак совершенно точно понял, что они хотели сказать ему: невозможно отринуть своё наследие, то, что тебя породило — будь то родители, или народ, или весь вид, и даже планета. И касалось это не только его одного, но и всех людей. А вечная битва между Отцом и Матерью, которую он наблюдал всю свою долгую жизнь, на самом деле пестовалась и разжигалась Поводырём — для того, чтобы лишить людей их рода, замутить их истоки, подрубить корни… Радуется же этому лишь тот, кого люди по неведению истинной его сути называют Змеем — вечное зло, враг, всегда ждущий момента для нападения. Отец же и Мать на самом деле сущи где-то в невероятных далях, которые даже не космическая бездна, но вне неё и выше, и там пребывают слитыми воедино.

Это было слишком огромное открытие, и он закрылся от него, чтобы не сойти с ума. Лишь шептал:

— Прости меня, мать Ерати.

Но тут отец и мать пропали, и стали появляться другие люди, некоторых из которых он смутно узнавал. Вот этот длиннобородый муж в белоснежных одеждах чем-то напоминает Аирьяшу. А юноша с безмятежным ликом, сидящий скрестив ноги под огромным древним деревом — Шамью. И нет ли в лукавом лице этого пастушка со свирелью черт его райяни Тапати и их новорождённого сына Куру?..

Многие прошли перед ним: мужи с узкими глазами, при виде которых он вспомнил госпожу Ай, другой муж, павший ниц перед пылающим странным нездешним огнём кустом — этот чем-то напоминал Анат-ханаанку и одновременно хапиру Зуру-Шалика. Как и другой, с огненными глазами, словно бы потрясённо внимавший чему-то — в одиночестве, в тёмной пещере…

Многие ещё прошли перед ним, и в каждом видел он знакомые черты, понимая, что это его далёкие потомки. Но когда перед ним явилось видение невысокого голого холма с тремя деревянными крестами и стоящего перед ними измученного окровавленного человека, который взглянул ему прямо в глаза взором, в котором словно бы сияли все звёзды, Бхулак понял, что вот к Нему он не имеет никакого отношения. И когда случится то, что ему показывают сейчас, экс-эмиссару Нации, а ныне Пастуху Земли следует быть как можно дальше от этого места, и никак не пытаться влиять на те события…

Бхулак отвернулся от окна, и видения пропали.

— Что ты видел? — спросил Поводырь. — Я сейчас не передавал тебе никакой информации.

— Неважно, — ответил Бхулак охрипшим вдруг голосом. — Я очень устал. Мне надо отдохнуть, хотя бы немного.

— Я могу устроить тебя здесь, создать привычные для тебя условия.

— Нет. Отправь в Аркаин. Я там нужен.

— Хорошо.

Неужели в голосе звучало разочарование?..

Надо что-то сказать ему… ей. Но что?

— Арэдви…

— Что Бхулак?

Он помолчал, но не придумал ничего лучше, чем спросить:

— С чего мы начнём, когда я отдохну?

— С того места, где закончили.

Бхулак не успел ответить, канув в радугу.

Страна городов, вара Аркаин. 1993 год до н. э.

Центральная площадь Аркаина не могла вместить всех собравшихся — многим пришлось стоять в проходах между домами. Собрались здесь не только местные жители, но и люди из других вар, два дня назад сражавшиеся в великой битве, и союзные дасы, в их числе и старейшина Срп. Все они победили страшного врага, но очень дорогой ценой. Пали или умерли от ран многие вожди, великий старец Анга из Аюдхи и бессчетное количество иных славных воинов. Несколько вар тоже лишились предводителей, а Аркаин — ещё и геройски погибшего в битве главного брама.

Всех их позже с почестями похоронят рядом с их варами. Но теперь люди собрались, чтобы почтить память великого райжи Гопты, пропавшего без следа. Он явно ушёл к богам — туда, откуда не возвращаются. И чтобы проводить его и сделать лёгким путь его в иномирье, сегодня принесут жертвы быков и коней и пропоют многие священные гимны.

Тяжело раненую в битве райяни Тапати принесли на носилках и удобно усадили на мешки с соломой. На руках у неё спал недавно родившийся младенец — Куру, наследник райжи, а позади застенчиво пряталась дочь Гопты Бханда. Однако, как выяснилось, не все верили в смерть вождя Аркаина. Вот на окружённое людьми свободное пространство вышел Шамья из рода Шакья — после рождения Куру он стал вторым колесничим, то есть третьим по достоинству воином вары.

— Райжа Гопта исчез, но он не умер, — сказал он, не особенно напрягая голос, но услыхали его все. — Я знаю это. Не могу сказать откуда, но знание то верное. Потому я горько скорблю теперь по жене моей Нойт, убитой иргами, но в сердце моём нет скорби по Гопте — моему другу, вождю и… отцу. Он ушёл от нас так же, как и пришёл — нежданно и неведомо откуда. Я не знаю, где он теперь, но знаю, что где-то в чужедальних краях он сейчас сражается за нас со злобными демонами. Потому что Гопта, конечно, человек — но не просто человек. Он избран богами как защитник и пастух… всего нашего мира.

Собрание потрясённо замолкло, гадая, сошёл ли молодой колесничий с ума или он говорил сейчас, вдохновлённый свыше. А Шамья произнёс строчки древнего священного текста, который брамы с детства заучивали наизусть, но вот откуда знал его воин-кшатри — бог весть:

— Я видел Пастуха. Он никогда не утратит своего положения. Иногда он близок, иногда — далёк. Он бродит разными путями. Он друг, украшенный разнообразными одеждами. Он снова и снова приходит в этот мир…*

Помолчав ещё, Шамья произнёс с великим убеждением:

— И я верю, что Гопта вернётся!

Собрание зашумело, и в большинстве голосов прорывалось недоверие. Но тут случилось чудо. Всех вдруг охватила тошнотворная тревога — словно невидимые демоны разом сжали каждое сердце. Всё замерло, люди не издавали ни звука, казалось, даже мир остановил своё извечное вращение вокруг священной вары. Раздалось зловещее потрескивание, словно бы в лютый мороз. И хотя стоял тёплый конец лета, похолодало вдруг резко и страшно, но, может, случилось это не в воздухе, а в людских душах.

И тут рядом с Шамьёй беззвучно вспыхнуло ослепившее всех пламя. Люди разом издали крик ужаса, а когда глаза их несколько мгновений спустя обрели способность видеть, они им не поверили. Перед ними в радужном сиянии стоял неведомо откуда взявшийся Гопта!

Когда первое ошеломление прошло, многие разглядели, что он бледен, явно измучен и, похоже, с трудом держался на ногах. Но это был он!

Райжа положил руку на плечо Шамье, столь же поражённому, как и все остальные, хотя сам только что говорил о его возвращении. Похоже, крепкое плечо колесничего оказалось Гопте очень кстати. Он что-то прошептал воину на ухо, отчего лицо того сделалось торжественно-отрешённым.

Повернувшись к народу, райжа произнёс:

— Арии Страны городов, я вернулся. Нам предстоит жить долго и свершить многое.

Потом он, слегка покачиваясь от усталости, подошёл к глядящими на него сияющими глазами жене и дочери и обнял их.

— Идём домой, Тапати, — услыхали стоявшие к ним поближе.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

*Ригведа.