— Затем, что королеве, я полагаю, пригодилась бы фрейлина вроде тебя, — ответил Сайлас, пройдясь по комнате из угла в угол. — Защитница с удивительным даром, которой, чтобы убить, не требуется оружие.
Соланж усмехнулась:
— Не думала, что королева испытывает нужду в преданных стражах. Весь Уайтхолл, как я слышала, полон солдат и охраны!
— Это лишь подтверждает тот факт, что королева трясется от страха. Этой стареющей себялюбке с каждым днем все больше кажется, что такие, как мы, захватят власть в Англии, заменив ее на престоле кандидатом получше.
— Мифическим сыном Екатерины Говард? — улыбнулась Соланж. — Я слышала, как о нем говорили в таверне «Кабачок Эссекса», но, признаться, не особо поверила.
— Можно верить или не верить, — пожал Гримм плечами, — но недовольство среди наших растет, а королева отнюдь не глупа и понимает, что ни один мало-мальски достойный козырь не будет лишним.
— И под козырем ты подразумеваешь меня?
Их взгляды встретились.
— Сесил из кожи вон вылезет, чтобы угодить своей королеве, — произнес Сайлас, — а поэтому да, в этом раскладе ты — козырь. Их козырь.
— Но не ваш с Эссексом? Так и не хочешь сказать, для чего я была вам нужна? Вряд ли столько усилий было положено просто так. — И вдруг Соланж будто ударило что-то. — Постой… если меня купил Сесил, тогда выходит, что люди, напавшие на нас на дороге, были из людей Эссекса, то бишь твои приятели, так? — Гримм поджал губы, не опровергая и не подтверждая сделанное ей предположение. — И все-таки ты бился с ними и убил их… — Она дернула головой. — Ты ведь не хочешь сказать, что в этой истории есть и третья сторона?
— Третья только твоя.
— Не понимаю.
И снова ей стало не по себе под пристальным взглядом ярко-сапфировых глаз.
— Помнишь, как ты звала меня?
— Псом.
— И ненавидела, полагая, что я выслуживаюсь перед твоими братом с отцом…
— Ты надзирал за мной, как какой-то тюремщик!
— Скорее, оберегал… и стремился помочь.
— Ты вез меня в Лондон и все равно, к кому из двоих: Сесилу или Эссексу. Кто-то из них в любом случае воспользовался бы мной! Сделал игрушкой в своих непонятных мне играх.
Она выдала это все на едином дыхании, и теперь задохнулась, тяжело и с натугой дыша.
Но Гримм покачал головой.
— Если бы ты не выстрелила в меня, я бы помог тебе скрыться из Англии, мисс Дюбуа. Я бы сказал, куда тебе ехать не стоит: в Лондон. В него в первую очередь. Я бы дал тебе денег и отправил на Острова… Как ты и хотела уже долгое время.
Соланж выдохнула:
— Откуда ты знаешь?
— О твоем сокровенном желании?
— Д-да. — Голос дрогнул невольно.
— Я наблюдательный и провел с тобой рядом так много времени, что догадаться было несложно, — чуть кривовато усмехнулся мужчина. — Именно потому я заколол людей Эссекса: не хотел, чтобы ты стала козырем, все равно чьим. Я готов был помочь! А получил пулю в грудь и… медвежий зверинец. Вот и помогай после этого людям, — заключил он с не меньшей насмешкой.
Соланж стиснула руки, борясь с мучительным нежеланием принимать правду услышанных слов. Сайлас Гримм не мог в самом деле желать помочь ей… Это было как-то неправильно. Странно. Казалось, кто-то большой схватил ее мир и встряхнул его хорошенько, по ошибке поставив с ног на голову.
Гримм ей не друг, но и не враг, как теперь выяснялось.
Он вообще непонятно кто!
Шпион.
Предатель.
Перевертыш, вот что страннее всего.
— Так как все-таки ты оказался в зверинце? — спросила она.
Он хмыкнул:
— Легко догадаться, что Эссексу не понравилось, что я тебя упустил, мало того, сам тому поспособствовал: он, конечно же, догадался, кто заколол его людей на дороге, то есть пошел против своих в угоду тебе, и — вуаля! — я в зверинце в «королевском браслете».
— Ты потому не мог обратиться назад в человека?
— Сама знаешь, серебро крепко нас держит.
— Но в лесу, когда я… — Соланж запнулась на миг, — стреляла в тебя, браслета у тебя на руке не было.
Гримм улыбнулся. Впервые за все это время без иронии и насмешки, а искренне.
— Так ты проверила, да?
Соланж, как бы обороняясь, сложила на груди руки.
— Проверила… из любопытства.
— Тогда признаюсь, удовлетворяя твое здоровое любопытство: я никогда прежде до последнего времени не носил сдерживающего браслета. — Говоря это, Гримм подошел совсем близко и даже понизил звучание голоса, глядя в глаза собеседнице и поверяя ей эту тайну.
Она отчего-то сглотнула.
— Никогда-никогда? — уточнила для вида, хотя поверила ему как-то сразу, безоговорочно.
А сейчас, как ни странно, смутилась, глядя в горящие желтым глаза и вообще будто по-новому собирая давно набивший оскомину образ: рассыпанные по плечам темные волосы, щетину на небритых щеках и жесткую линию губ, смягченную в этот момент чуть приметной улыбкой.
— Никогда-никогда.
— И как это вышло?
— Пожалуй, об этом мне хочется говорить меньше всего, — признался Гримм, отступая на шаг и возвращая ей снова возможность дышать.
Он опять прошелся по комнате, погруженный в себя, свои мысли, и Соланж, наблюдая за ним, невольно подумала, что для большого косматого зверя двигался он чересчур тихо и ловко, скорее как рысь или пантера. А еще вспомнилась травля, которую она видела: каково была Гримму веселить публику своей кровью? У него, верно, все тело в шрамах — и все из-за нее. Если, конечно, он не солгал, говоря, что хотел ей помочь…
— А как ты избавилась от браслета? — прозвучал вдруг ворвавшийся в ее мысли вопрос.
— С чего ты взял, что избавилась?
— Ты избавилась, — совершенно уверенно произнес собеседник. — Я сразу это почувствовал еще в Пэрис-Гарден, когда в первый раз увидел тебя среди зрителей.
— Ты видел меня в Пэрис-Гарден? — удивилась Соланж.
— А почему я, по-твоему, рвал эту чертову цепь и носился дурак дураком по Бэнксайду? — Сайлас сжал кулаки. — Я так надеялся, что тебе хватило ума сбежать куда угодно, только не в Лондон, так нет же, я замечаю среди зрителей тощего паренька, и паренек этот ты, мисс Дюбуа. Что я должен был сделать, по-твоему?
Соланж пожала плечами.
— Позволить Эссексу или Сесилу наконец меня отыскать? — предположила она. — В конце концов ты… отомстил бы за пулю, пущенную в тебя…
— Может быть, так мне и стоило сделать, — как-то зло отозвался мужчина, и глаза его вспыхнули ярче. — Жаль я, дурак, не додумался.
— Еще не поздно это исправить, — съязвила Соланж. — Иди и скажи своему господину, что нашел вашу беглянку. Глядишь, он тебя и простит!
Их глаза снова встретились, будто столкнулись друг с другом — даже искры, кажется, полетели.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — наконец как-то устало, будто истратив весь свой запал, выдохнул Сайлас. — Мало того, что я бы не смог… — Он запустил пальцы в волосы и взъерошил свою шевелюру. — Эти люди… особенно Эссекс, они не из тех, что прощают. И то, что я убежал из зверинца, вскоре им станет известно… Меня станут искать. Как и тебя уже ищут. Так как ты избавилась от браслета? — вернулся он к интересующему его вопросу.
— Тот самый, умирающий на дороге, из твоих дружков, как я теперь знаю, — не удержалась от шпильки Соланж, — схватил меня за руку и, наверно, случайно испортил браслет.
— Черт побери! — выругался мужчина в сердцах. — Нужно было проткнуть его черное сердце три раза подряд. — И заметив ее ошарашенный взгляд: — Конечно, он сделал это нарочно, чертов ублюдок. Знал, что новорожденный перевертыш рано или поздно выдаст себя, вот и сорвал «королевский браслет».
— Что значит «новорожденный перевертыш»? — не без опаски уточнила Соланж.
— Это тот, кто ни разу не оборачивался, но уже на пути к этому.
Осознав смысл его слов, девушка замотала головой.
— Но я отнюдь не собираюсь оборачиваться, — уверенно заверила она собеседника. — Мне это даже не нужно. По крайне мере, не здесь, в Англии, где пики Лондонского моста унизаны головами наших сородичей.
А Сайлас возьми и спроси:
— Тебе уже снился Лес?
— Что, лес?
— Лес, — каким-то особенным тоном повторил Сайлас. — У каждого перевертыша он особенный, свой, но всегда манящий до дрожи. Так ты его видела? Вижу, что да. Сколько ночей после браслета ты провела вне этого Леса?
Сердце Соланж забилось прямо в ушах: так Лес имеет значение, как и медведь в нем.
Как и все остальные странности ее жизни вдруг оказались значительными…
— Только самую первую, — глухо призналась она.
Сайлас, будто только такого ответа и ждал, мотнул головой.
— Твоя звериная суть уже пробудилась, — сказал он, — вот почему Лес манит тебя. Зовет. И в какой-то момент ты просто-напросто обратишься… Против собственной воли. На улице, в доме — где угодно. — И добавил, заметив ее испуганные глаза: — Но так бывает только до первого обращения, потом ты сможешь себя контролировать. Бояться здесь нечего.
— Но я не хочу обратиться на улице или… в театре, — ужаснулась Соланж. — Я найду подпольного мастера, и мне восстановят браслет.
Теперь она и сама заметалась по комнате загнанным зверем, перспектива спонтанного обращения испугала ее больше всего, сказанного сегодня.
— Тебе не нужен браслет. — В какой-то момент Гримм оказался так близко, что она на него налетела. Ткнулась на миг в его грудь, ощутив через плащ жар его кожи и расслышав быстрый стук его сердца… Захотелось остаться так — в дюйме от человека, не опасавшегося ее, — еще на один краткий миг, но она не позволила себе эту слабость.
— Прости, — сказала и отстранилась. — Со мной лучше не сталкиваться, сам знаешь.
Но Сайлас сказал:
— Я знаю лишь, что тебе не нужен браслет, мисс Дюбуа. Ты всего лишь должна обратиться… Сама. Под моим руководством. И в самое ближайшее время мы именно так и поступим… Но для начала мне бы не помешала одежда. Ходить голым как-то не очень приятно!
И то ли он сделал это нарочно, чтобы отвлечь ее мысли от главного, то ли оно вышло случайно, в любом случае, разговор об одежде и обнаженном под плащом теле как-то отвлек Соланж от накрывшего ее было ужаса при мысли о необходимости обращения.