Поцелуй черной вдовы (СИ)

Глава 25

Он собирался уйти и оставить Соланж в переулке вместе с позвякивающими в кармане монетами. Сунул целую горсть ей в карман со словами: «Этого хватит на все» и так полыхнул своим взглядом, что один этот блеск уже должен был выдать ищейкам, где они есть.

Это как зажечь свет в темноте…

Но те, как ни странно, не торопились, а она, и без того с полным сумбуром навязчивых мыслей в своей голове, путалась и волновалась сильнее. И волновалась ведь даже не за себя — за Гримма, готового снова, как прошлой ночью, рисковать ради нее.

Зачем он так поступал?

Так себя вел?

Ведь она этого даже не заслужила. Ничем. Его доброта казалась ей неестественно непривычной, а взгляды… От них мурашки бежали по коже. Особенно в свете того, что он прикасался к ней просто так… без перчаток…

Ведь прикасался?

Она не могла ошибиться.

Но как?!

Именно это вводило в состояние ступора, даже страх перед опасностью притупляло. Хотелось только схватить его за руку и проверить…

Но проверять было страшно: вдруг она напридумывала себе… и убьет Гримма…

В итоге половину того, что мужчина ей говорил, Соланж не услышала из-за шума в ушах. Это мысли скреблись на подкорке, нашептывали ей разное… И отвлекали от прочего. Она была словно пьяная, заплутавшая в темном городе, в лабиринте дорог и домов… И лишь сапфировый взгляд глаз напротив время от времени освещал ей дорогу.

И согревал…

Руки, сжавшие ее плечи, оказались до одури теплыми и уютными.

Что с ней не так? Отчего эти мысли в ее голове? Она ведь привыкла уже быть одна, полагаться лишь на себя и отбросила глупые мысли о романтических бреднях… А тут в сердце какой-то разброд. И трепетная надежда растопила в нем настоящий пожар…

И к кому? Подумать смешно, к Сайласу Гримму, человеку так долго ей нелюбимому.

Нет, пора перестать думать об этом. Выбросить это из…

… Сильные руки обхватили ей голову и… поцеловали…

А, казалось, выстрелили в упор. Как она в Сайласа в том лесу! Только вместо отрезвляющей боли она ощутила, как подогнулись колени, в них рухнуло, отяжелев от неведомых прежде эмоций неистово клокотавшее сердце, там же оно и взорвалось, судя по ощущениям, разлетелось на сотни мельчайших осколков, покалывающих иголками кожу. Соланж же как будто плыла, растворившись в касании губ, прикосновении пальцев… Совершенно потеряла себя. Отдалась неизведанному доныне, как изголодавшийся путник предложенной трапезе.

И, наверное, не могла бы насытиться еще долго, не мелькни в голове первая дельная мысль: так ты готова отдаться любому, к тебе прикоснувшемуся? Совсем без разбору?

А это ни много ни мало сам Гримм.

И целует он, не спросив разрешения…

Вот только тогда, одарив целовавшего ее смачной пощечиной, Соланж осознала по-настоящему, что случилось секунду назад: не просто первый, пока единственный для нее поцелуй, а вообще поцелуй с черной вдовой.

И мужчина не умер.

Стоял лыбился, будто чудо какое-то совершил…

А в ней полыхала настоящая битва: хотелось прильнуть к нему всей, к первому человеку, не убитому ее кожей, и почувствовать, каково ощущать человеческое тепло без боязни убить, но и прогнать его гневной речью хотелось не меньше. Чтобы не мнил о себе невесть что, чтобы…

Гримм ушел сам, а она продолжала стоять, совершенно потерянная. Будто враз осиротевшая. И замерзшая. В темноте такой плотной, что даже особое зрение не могло ее разогнать.

Казалось, что Сайлас унес с собой свет и тепло, и даже осколки притихшего в груди сердца…

Захотелось броситься следом.

Просить о чем-то…

О чем?

Глупость какая.

А потом он вернулся… Вихрем ворвался назад в переулок, схватил ее за руку и поволок за собой. И мир снова ожил какофонией звуков, запахов, стуком в груди. И даже тот факт, что Гримм швырнул ее в воду, отрезвил от случившегося поцелуя не до конца… Она все еще будто не понимала, что происходит, но, загребая руками в мутной воде, пришлось отрезветь, и уже скоро.

И даже решить, что расплачиваться за чудо ей придется собственной жизнью.

— Я не могу больше, Гримм. Кажется, рана открылась. И сил нет, — едва шевелящимися губами призналась она.

А он отозвался:

— Ты сможешь. Осталось немного. А ты сильная, Соль! Очень сильная.

Соль… Сразу вспомнилась мама. Ее нежные руки, убаюкивающие ее, ее большая, теплая шаль, в которой, будто в кокон закутавшись, Соланж засыпала под нежные переливы материнского голоса.

От этих воспоминаний стало как будто теплее, но онемевшие пальцы разжались, и ее потянуло на дно, в темноту… Гримм ее подхватил, но она ощутила, как мешочек с деньгами, вывалившись у него из-за пазухи, вместо нее исчезает в воде. Впрочем, это сейчас не имело значения… Ведь мгновением позже, ей, по крайней мере, так показалось, обжигающий холод стиснул все ее тело. Стало больно дышать… Но хотя бы она ощущала твердую землю. И в нос не заливалась вода.

Неужели доплыли?

— Гримм? — позвала через силу она. — Гримм?

Он не откликнулся — и Соланж в ужасе распахнула глаза. Утонул?! Завозилась, кое-как принимая вертикальное положение сидя, и только тогда увидела Гримма. Он лежал совсем рядом, уткнувшись лицом в грязную землю и распластавшись, словно морская звезда. Казалось, и не дышал…

Соланж еще в большем ужасе ухватила его прямо за волосы и потянула вверх голову.

— Гримм, умоляю тебя… — проскулила в отчаянии, совершенно не думая, какой жалкой, наверное, выглядит. Жалкой и слабой. Не такой, какой бы хотела предстать перед этим мужчиной когда-либо в жизни! — Сайлас… Кайл… или как тебя там…

— Ты хочешь выдрать мне волосы, маленькая Лиса? — отозвался он вдруг, и ее пальцы разжались, уронив его прямо лицом в ту же грязную землю.

— Ты живой!

Сайлас сплюнул.

— Был секунду назад, до того, как мой рот залепило омерзительной жижей. Ты нарочно так сделала?

Но Соланж повторила:

— Живой. — И, найдя в себе силы подняться, попыталась поднять и мужчину. Только тщетно, он был неподъемным, для нее это точно! Будто сотканный из одних только мышц, он и с места не сдвинулся.

— Что ты делаешь, Соль?

— Поднимаю тебя, а ты что подумал?

— Что ты тренируешься сдвигать горы, да время выбрала неподходящее.

— В этом ты прав: неподходящее время прохлаждаться на берегу. Поднимайся! Нужно идти.

— Дай мне секунду…

— Ни секунды, ни половины секунды. Мы насмерть замерзнем, если останемся здесь еще дольше! Нужно двигаться. Спрятаться. Ты забыл, что нас ищут? — Соланж, распалившись, потянула его снова за волосы.

— Да ты инквизиторша, Соль! — скривился от боли мужчина и кое-как поднял свое тело с земли. Та, казалось, не отпускала, проросла в него камушками и мхом, тянула обратно… Он сел. — Как ты? — осведомился, мотнув головой. — Рана открылась? Ты проверяла?

— Не знаю. Здесь слишком холодно, чтобы думать о чем-то помимо тепла… Но я знаю, куда нам идти! — С такими словами она развернулась и стремительно зашагала к одной из лестниц, ведущих на набережную. Нарочно не оборачивалась, чтобы обессиленный Гримм нашел в себе силы поднятья и пойти за ней следом… А то, что он обессилен, сомнений не вызывало. Он насмешничал, интересовался ее самочувствием, но молчал о своем…

Что ж, если она хоть что-то знала о нем, так это то, что ее он не бросит, а значит, нагонит в любую минуту. А ей только это и нужно: разогнать кровь по венам, и не дать им обоим погибнуть. Теперь ее очередь действовать!

— Эй, постой! Куда ты так побежала? — раздался голос в двух шагах от нее. — Хочешь сбежать с моими деньгами?

— Именно это я и планировала, — полуобернулась она, не сбавляя, однако, шага. — Выправлю документы, куплю билет на корабль — и адью Лондон.

— Тогда ты идешь не туда.

— Я иду в пансион. Мне нужны сухая одежда и кружка горячего эля! И только потом уже все остальное.

Она не видела, но по голосу поняла, что Сайлас этим ее решением недоволен.

— Решение не из разумных. За нами погоня!

— Псы потеряли наш след у воды. К тому же, мы уйдем раньше, чем эти ищейки пересекут реку по Лондонскому мосту.

Зубы у нее клацали, каждый шаг давался с трудом. Ночной сырой воздух, несмотря на весну, был холодным до одури.

Гримм неожиданно ничего не сказал, только вдруг подхватил ее под руку и, то ли сам держась, то ли действительно ускоряя ее, направил их к Доугейту с его неосвещенными улицами и кучами мусора. Впрочем, их ночной мрак не страшил — глаза перевертышей хорошо видели в темноте, — но вот кое-кто, натолкнувшись на них в темноте, в испуге бежал, и Соланж в первый раз в жизни веселила эта людская реакция. Их светящиеся глаза воспринимали угрозой, а в ней просто зашкаливали эмоции…

Даже сейчас, когда зуб на зуб не попадал, она остро, как никогда воспринимала близость Сайласа Гримма: его крепкую руку и бок, почти прижатый к ее, его волосы, то и дело щекотавшие щеку, и даже дыхание рядом. Слишком рядом для спокойного сердцебиения…

— Что с вами случилось? — встретил их возглас Шекспира, едва они оказались у двери в съемную комнату. — Упали с моста?

— Можно и так сказать, — попытался улыбнуться мужчина, но вышло не очень. Показалось, ощерился как животное. Замерзшие мышцы не слушались, как и ее.

— Нам нужно переодеться, Уилл, и что-то горячее. Сможешь устроить? — Соланж просительно посмотрела на друга.

— Конечно, само собой. — Он метнулся было назад в свою комнату, но на пороге остановился. — Но для Кайла, уж прости, друг, у меня запасных вещей нет, — многозначительно покосился на его широкие плечи, и Гримм, вроде как извиняясь, ими пожал. — Принесу одеяло, — принял решение молодой человек и скрылся, наконец, у себя.

А Соланж с Гриммом ввалились в соседнюю дверь и принялись раздеваться.