Поцелуй черной вдовы (СИ)

Эпилог

Соланж проснулась еще на рассвете и долго лежала, прислушиваясь к звукам пробуждавшегося дома. На кухне уже разводили огонь, чистили и затапливали камины… И, судя по звукам, устанавливали столы на лужайке у дома.

Лишь бы дождь не пошел.

Но старая Марта клятвенно заверяла, что ее старые кости — лучший барометр из имеющихся, и они говорят ей: день будет ясным.

Все ей верили.

Поверила и Соланж.

Ей в принципе было неважно, как пройдет этот праздник — главное, с кем.

Она повернула голову на подушке и посмотрела на спящего Кайла…

Прошло несколько месяцев, как они поселились на Вайле, одном из островов Шетландского архипелага, а ей все не верилось в свое тихое счастье. Бывало, она просыпалась в поту, снова, как наяву, ощутив на запястье сдерживающий браслет, или хуже — ошейник на шее. В такие ночи она обнимала любимого человека особенно крепко, и он, будто почувствовав ее страх, прогонял его поцелуями, ласковыми словами.

Не «будто» — он чувствовал. Он всегда ее чувствовал… Как и она его все сильнее день ото дня. Их связь крепла, сплеталась в крепкий канат, который уже не порвать…

И осознание этого наполняло сердце восторгом.

Соланж протянула ладонь и откинула с лица мужа непокорные волосы.

Как же она любила его…

Сердцу делалось тесно в груди, когда она понимала вдруг свое счастье.

Этот дар, дарованный свыше.

Кайл — ее дар.

И восторг ее, кажется, наполнял собой комнату их нового дома и, не вмещаясь в ней, вылетал птицей в окно, проносился над островом и воспарял над океаном, вспугивая касаток и выдр вдоль изломанной береговой линии, полнившейся зверьем.

Соланж нравился ее новый дом.

Он когда-то был старой, заброшенной фермой, засиженной олушами, но по прибытии им удалось превратить ее в маленькую усадьбу. Им, правда, советовали остаться на Леруике: мол, там и общество какое-никакое имеется, и места, где развлечься, но влюбленные молодожены не искали развлечений иных, кроме как в объятиях друг друга. К тому же после недавних событий в Лондоне хотелось сбежать на край света…

Мейланд стал этим краем.

И они не жалели.

Постепенно к ним пришли люди: кто работать на ферме, кто в услужение в дом. Потом подтянулись вязальщицы… Как оказалось, шетландские овцы дают мягчайшую шерсть, которую только можно найти. И вот уже второй месяц Соланж учили вывязывать удивительно тонкие, будто сотканные из паутины узоры…

Получалось у нее так себе, но она не сдавалась.

— Не спишь? — хриплый со сна голос мужа застал ее за плетением этих узоров в своей голове.

— Недавно проснулась.

Он улыбался, с нежностью на неё глядя.

— Волнуешься, значит?

— Вот еще, — в тон ему отозвалась Соланж. — В конце концов, это только обряд. Просто… не спится.

Он перекатился на бок, подперев рукой голову.

— И о чем ты в таком случае думала? Обо мне? — Улыбка его стала шире, а в глазах заплясали бесята.

Соланж вроде как с возмущением дернула головой.

— Будто мне больше не о чем думать! — пожурила его. — Я, между прочим, об овцах и олушах думала, а вовсе не о тебе.

— Об овцах и олушах, значит. Вот кто тебе милее меня! — С такими словами Кайл подмял ее под себя, и губы взвизгнувшей было Соланж оказались запечатаны поцелуем. — Овцы и олуши… Кто бы подумал, — шептал он, оголяя худенькое плечо и покрывая поцелуями и его. — Что за нахальное пренебрежение мужем… Придется с этим что-то да сделать.

Соланж казалось, горячие губы любимого человека воспламеняют в ней кровь и затуманивают рассудок. В такие моменты она забывала себя…

Вот и сейчас поняла, что впилась в спину супруга острыми лисьими коготками.

Восприятие в полулисьем обличье оказалось острее в разы, словно природа ее другой сущности, соединяясь с человеческим «я», удваивала эффект.

Соланж застонала от удовольствия, наслаждаясь трением кожи, близостью тел, единением, прежде ей неизведанным.

Каждая ласка — как откровение.

Каждый вздох — музыка.

А мужчина, любивший ее, — волшебство большее, чем перевертыши.

— Если у нас родится ребенок, — вдруг выдохнула Соланж, — кем он будет, медведем или лисой?

Кайл, опешивший от такого вопроса, ткнулся носом ей в подбородок.

— Другого времени для такого вопроса ты, конечно же, не нашла? — Защекотал своими губами ей кожу.

— Время самое подходящее, — отозвалась она, чуть смутившись.

И мужчина внимательно посмотрел на нее.

— Хочешь сказать… — Она молча кивнула. — Когда?

— Весной. Марта уверена, что у нас будет мальчик!

Кайл откинулся на подушку, лыбясь счастливо в потолок.

— Сын? Не верится даже, — прошептал он и тут же схватил ее снова в охапку. — Но откуда ей знать? Вдруг будет девочка?

— Может, и девочка, — улыбнулась Соланж. — Но Марта сказала: «Господин слишком сильно и часто вас любит, моя госпожа, а от этого только мальчишки родятся», — сымитировала Соланж голос старой служанки. — Люби меня меньше — и появится дочь! — Погладила его по лицу.

Они, между тем, улыбались, глядя друг другу в глаза.

— Меньше не получается, — будто бы с сожалением вздохнул Кайл, но тут же добавил: — Так и быть, пусть будут мальчишки! — И щекоча принялся целовать ей живот, грудь и ноги, а Соланж отзывалась на ласку с готовностью и любовью.

Через час их пришла будить Дейра, служанка Соланж, и краснела маковым цветом, зная прекрасно, чем только что занимались хозяева. К слову, Кайла тут же выставили за дверь, велев одеваться в соседней комнате, а над Соланж начали колдовать несколько девушек сразу… Обмыли, натерли тело розовым маслом и одели в тонкую тунику, искусно украшенную ажурными кружевами местной работы, на голову возложили венок из полевых цветов — и повели к океану.

Уже на взгорье, плавно спускавшемся прямо к воде, к ней подвели одетого столь же причудливо Кайла. Сплели их руки лозой и повели к воде…

Все это время шетлендцы-перевертыши, составлявшие их общину на Вайле, пели тихую, завораживающую мелодией песню, слов которой ни Кайл, ни Соланж не понимали. Они в принципе поначалу скептически отнеслись к обряду «принятия», как называли его местные жители. «Чтобы сделаться частью этого края, Острова должны вас принять, а для этого нужно назвать воде и земле свои имена», — так им сказали.

Осень уже вступила в права, и вода в океане была обжигающе ледяной. Впрочем, в этих местах она редко бывала другой… Но влюбленные смело вошли в воду по пояс. Их научили, что говорить, и Соланж первой прокричала кружившим над водной стихией притихшим вдруг чайкам:

— Мое имя Соланж Саутгемптон, в девичестве Дюбуа, и я обещаю, что стану хранительницей земли и моих соплеменников, доверивших мне свою жизнь. Клянусь поступать справедливо и верно, чего бы мне это ни стоило! И любить мужа… — добавила тише, — все дни своей жизни. До последнего вздоха!

— Мое имя Кайл Ризли, граф Саутгемптон, и я обещаю… — ее муж стиснул пальцы Соланж, — сделать счастливыми эту женщину и детей, что родятся у нас. И подарить мир и покой каждому человеку, ступившему на наш остров с чистым сердцем и открытой душой!

После этого они целовались прямо в воде, долго и страстно, не в силах разомкнуть губ, а когда вышли на берег, были встречены радостными объятиями.

И люди потянулись к накрытым столам…

Вот только Кайла с Соланж не было среди них: взявшись за руки, они бежали вдоль берега до тех пор, пока рядом не остался лишь ветер и чайки над головой, а потом, обратившись, лиса и медведь долго резвились, гоняя тюленей и выдр.

Их счастье казалось таким же глубоким как океан.

И столь же бескрайним.

Конец