Кайл оставил ее, не успев выпустить на свободу, — ключ от клетки ему передал тот же тип, что привез ее в это место, то есть ее похититель. Соланж заметалась по клетке, готовая, в самом деле, грызть прутья, но понимала: все бесполезно. Ее зубы, какими бы острыми ни были, с крепким металлом не справятся…
Что же делать?
На Кайла напали, и напал перевертыш-медведь, он и сам, она слышала, обернулся. И мало ли чем закончится эта схватка, если она не поможет… Чем именно маленькая лиса могла помочь делу, она и не думала в тот момент, просто должна была выбраться и… что-нибудь сделать.
Да мало ли что!
Просто показалось вдруг важным быть рядом с ним… просто быть…
И спасти.
— А вот и ты, моя маленькая лисичка! — раздалось над ее головой елейным, сладеньким голоском. — Знал, что ты будешь моей. Эй ты, бери клетку и следуй за мной! — уже в сторону жмущегося неподалеку слуги.
Это Дагов хозяин ее отыскал и глядел сверху вниз, растянув губы в улыбке. В такой самодовольно-ехидной, что захотелось вцепиться в него и расцарапать лицо… Содрать саму эту ухмылку с бесчестной физиономии.
— Тяжелая, сэр, — крякнул слуга, подхватывая клетку с земли. — А, казалось бы, маленькая такая!
— Просто делай, как говорят.
— Я и делаю, сэр.
Соланж уносили прочь, в темноту, а позади сошлись в схватке два перевертыша. Она слышала рык и удары, а потом страшный треск дерева. И замерла в страхе, представив ужасное: Кайл мертв. Она никогда его не увидит…
По крайне мере, живым.
И от самой этой мысли все ее тело скрутило от боли. Такой острой, что, задохнувшись дыханием, маленькая лиса заметалась по клетке в безумном порыве все-таки вырваться… освободиться…
— Сэр, она ведет себя странно, — послышался голос слуги. — Обезумела, что ли? Может, она того, бешеная, — предположил он с опаской.
— Неси клетку, сказал, и хватит болтать, — огрызнулся хозяин. — Будь она хоть десять раз бешеной, она все равно перевертыш, а я мечтал о такой.
— С-сэр, но мертвая она ведь вам ни к чему? — прозвучал робкий голос.
— На кой мне мертвая девка, дурак?! — вскричал хозяин и обернулся, занеся над головой слуги руку. И увидал в тот же миг неподвижную тушку, лежащую в клетке. — Что с ней такое? Ты сказал, она странно ведет себя…
— И вела, сэр: носилась по клетке, как ненормальная, а потом жмякнулась мордой о прутья и враз притихла. Язык вон… вывалился из пасти…
Толстяк притих, рассматривая лису, и все-таки приложил слугу кулаком.
— Ах, ты ж дурак юродивый, открывай клетку. Немедленно!
Тот опустил клетку на землю и с опаской сказал о замке.
— Мне бы ключ, сэр. — И заранее сгорбился, ожидая удара.
— Похоже, что у меня ключ есть, грязная ты скотина?! Найди что-нибудь и сбивай замок. Да скорее! Если лисица издохнет, я и тебя к праотцам отправлю.
Слуга метнулся туда-сюда и, наконец, нашел камень покрепче, им и стал сбивать злополучный замок. Лисица, к слову, ни разу от этих ударов даже не вздрогнула — никак, действительно, померла. И слуга приготовился к худшему для себя…
Ночь, между тем, вспыхнула всполохами огня, понесло гарью. Хозяин его, глядя на пламя, выругался сквозь зубы…
— Ну, долго еще? — спросил у слуги. — Пора убираться отсюда.
— Еще чуть-чуть, сэр.
И действительно: после пары ударов замок отвалился, и толстяк сам, не желая доверить то нерасторопному «недоумку», приоткрыл дверцу и коснулся лисы. Ткнул ее пальцем, но та не среагировала… Так и лежала с выпавшим языком.
— Кровь Христова, да она действительно сдохла! — с недовольством констатировал он. — Вот ведь проклятое невезенье.
— Что же делать, сэр?
Толстяк думал недолго.
— В Темзу ее — и дело с концом.
Слуга вздохнул:
— В Темзу, так в Темзу.
Но не успел еще даже договорить, как «мертвый» зверек подорвался на лапы и скакнул на свободу. Ошалевшие слуга и хозяин только и видели, как метнулся в ночи рыжий хвост, исчезая в клубах застилавшего улицу дыма.
— Вот ведь рыжая тварь, обманула. — Первым пришел в себя, брызжа слюной, обманутый вор. — Прикинулась мертвой, рыжая гадина. А ты, олух, куда смотрел? — накинулся он на слугу. — Должен был сразу понять, что она притворяется.
— Это как же, сэр? Вот и вы ей поверили. Натурально сыграла… Актриса, как пить дать, актриса.
— Ты и сам у меня в актеры подашься, коли ее не изловишь. Беги за ней, ну! И поймай, ее слышишь, без лисицы не возвращайся!
Со скорбным видом, понимая всю тщетность затеи, слуга кинулся к полыхавшему складу.
А лисица тем временем белкой металась в горящем факелом здании и зазывала наружу медведя. Раскаленный докрасна пепел дождем падал вниз, подпаливая звериные шкуры, инстинкт подсказывал уходить, особенно после крика людей, сообщавших, что крыша в скорости рухнет, но Кайл надумал спасать гадкого Дага.
Зачем он ему? Что за нелепейший героизм?
Ей не было дела до приспешника толстяка, зато было — до Кайла.
— Ну скорее же! Умоляю, скорее! — Уже в дверях металась она, то ли крича, то ли тяфкая — одним словом, вопила всем своим существом. Вернее, двумя существами себя: и звериной, и человеческой.
Но крыша рухнула раньше, чем Кайл успел выйти…
Сама она инстинктивно отпрыгнула и в прыжке видела, как отбросило Кайла, ударив балкой в широкую спину. Он упал в стороне от нее и больше не поднимался…
Соланж показалось, она и сама… умерла.
Снова застопорилось дыхание, потемнело в глазах, а язык прилип к нёбу куском мертвой плоти.
— Кааааааааааайл! — в конце концов завопила она, взвыв в совершенно нечеловеческом крике.
И уже подалась в его сторону, когда чьи-то руки ухватили ее…
— Пожалуйста, не убегай, умоляю, — взмолился тоненький голос. — Он велел без тебя не возвращаться, а ты понятия не имеешь, какой он в гневе. Чисто Люцифер!
Соланж узнала голос слуги и в принципе, перекинувшись, справилась с ним бы на раз, но пожалела беднягу. Извернувшись, цапнула его за руку и отпрыгнула в сторону… Вряд ли он знал, чего избежал, отделавшись легким укусом…
— А, ты нашел нашу маленькую лису, — выступил из клубов дыма, поистине как Люцифер, его хозяин. — Милая, не убегай, — обратился он к ней. — От счастья разве же убегают? Я ведь к тебе со всем сердцем. С любовью, можно сказать, а ты обманула меня… Нехорошо это, милая. Очень нехорошо.
Слушая лицемерные эти речи, Соланж думалось лишь о том, что из-за этого человека, из-за него и никого больше, Кайл, может быть… умирает. Прямо в эту секунду, когда она даже не может быть рядом… опять же из-за этого человека.
В ней вскипела такая острая ненависть, что не осталось ни голоса совести, ни стыда.
Перекинувшись в один миг, она с бесстыдством сделала шаг в его сторону.
Толстяк обомлел, пожирая ее обнаженное тело глазами. Разве что слюни не капали изо рта…
— Ты либо уйдешь подобру-поздорову, — предупредила она, — либо… умрешь. Я даю тебе выбор!
Толстяк осклабился в пошловатой улыбке.
— Я был бы полным ослом, откажись от подобной красотки, — молвил он, по всему не воспринимая ее угрозу всерьез.
Соланж сделала к нему еще шаг.
— Вы уверены в своем выборе? — тихим, упреждающим тоном осведомилась она.
— Абсолютно уверен, моя дорогая. — И говоривший тоже шагнул в ее сторону.
Теперь они оказались так близко друг к другу, что стоило одному протянуть руку, как он бы коснулся другого.
Именно это и сделал толстяк, протянув руку и… обхватив грудь Соланж.
Она ни разу не шелохнулось, пока несчастный корчился в муках у ее ног, он, в конце концов, сам сделал выбор. Его предупреждали. И только когда наблюдавший за происходящим слуга в панике бросился прочь, девушка отмерла и, перешагнув через мертвое тело, бросилась к Кайлу.
Он дышал.
Но едва различимо.
Острый обломок доски, проткнув его сзади насквозь, алел свежей кровью.
— Кайл, — позвала Соланж, осторожно приподнимая с земли его голову. — Кайл, пожалуйста! Умоляю, не умирай. — Она обхватила его, прижимая к себе, и слезы, до этого будто запекшиеся в груди, хлынули водопадом. — Я так виновата перед тобой… так виновата… ни разу не сказала спасибо, хотя ты, как никто, помогал мне во всем. Даже тогда, когда я не знала об этом! Когда принимала тебя за врага, ты уже заботился обо мне… Вот и сейчас это все из-за меня. Какая ж я дура, Кайл! Какая же я непроходимая дура.
Среди треска догорающих досок старого склада Соланж отчетливо различила чьи-то шаги и тревожно прислушалась.
Что же делать?
Кайл ранен, она без одежды и понятия не имеет, как быть.
И вдруг до нее донеслось:
— Соланж? Кайл? — Она, не веря ушам, узнала голос Шекспира и сразу откликнулась:
— Уильям, я здесь. — Голос странно хрипел, она тут же закашлялась.
— Боже мой, что случилось? — Приятель вынырнул из клубов дыма с лошадью на поводу. Опешил на миг, разглядывая ее — Соланж так обрадовалась ему, что забыла на миг о своей наготе, — и тут же бросился к ней, на ходу скинув плащ и укутав им ее плечи.
— Кайл ранен, ему нужен лекарь, — сказала она. — Мы должны что-нибудь сделать.
— Лекарь не нужен, я сам знаю, что делать.
Те шаги, что она различила до этого, принадлежали вдруг появившемуся мужчине, уже старику. Он шел, с трудом подволакивая правую ногу, и держался за бок… Ей показалось, она его где-то видела, но сейчас не могла вспомнить где.
Да и до этого ли ей было?
— Вы поможете ему, правда? — ухватилась она за слова старика. — Что нам делать? Только скажите.
— Скажу, но отсюда надо уйти. Скоро нагрянет королевская стража — и тогда нам конец! Эй ты, — обратился мужчина к Уиллу, — веди сюда лошадь, надо бы уложить на нее нашего парня.
Соланж испугалась.
— Но это убьет его!
— Не убьет. Сама знаешь, перевертыши крайне живучи!
Их глаза встретились, и Соланж, как ни странно, доверилась незнакомцу.
— Если спасете его, я все для вас сделаю, — клятвенно пообещала она, и ее наградили грустной улыбкой.
— Он будет жить, а ты… ничего не должна мне. Ну, малец, поднимай парня! — Это старик, обратившись к Уиллу, подхватил Кайла за плечи.
Так, втроем, они кое-как перекинули раненого через седло, а следом за ним на круп жеребца взгромоздился старик.
— А теперь едем домой, — сказал он, и их маленький пестрый отряд двинулся прочь от пожарища.