Шрамы, что превратились в морщины

Глава 32.2

[Ияков: …]

Как ни странно, Ияков просто физически не мог отрастить руки себе заново. Как бы он не пытался своими способностями сделать хоть что-нибудь, но ничего толком не получалось. В конце концов, он привык как раз-таки ладонями и использовать свою способность.

[Ияков: …]

Ну хоть ноги остались – их было достаточно, чтобы хотя бы сдвинуться с места. Ничего умнее, чем просто идти куда-то вперёд, у него не было.

[Ияков: …]

Несмотря на то, что юноша потерял конечности, он был невероятно спокоен. Такая мелочь и близко не стояла с тем, что ему довелось пережить за последние дни: кошмар, битва с Фолком, убийство императора Сифиза, драка со всем цветом Юга, сражение с Илимиром, встреча с каким-то странным человеком в цилиндре и с галстуком и Дью.

Слишком много произошло, и от этого надо было отдохнуть, а потом уже обмыслить всё произошедшее – думать, в принципе, было не самым любимым занятием юноши.

[Ияков: …]

Деревья вокруг были какими-то странноватыми – их листва вытягивалось аккуратненьким шаром, словно кто-то их вечно ровнял. С веток свисали какие-то зелёные недожёлуди, а под кронами слонялись крохотные пушистые зверушки, чем-то похожие на обычных кроликов, но с острыми совиными ушами.

Местность здесь располагалась цветущими полями и выступающими холмами, из-за чего видно было лишь зелень, зелень и ещё раз зелень, хоть за ней навряд ли что-то можно было разглядеть.

[Ияков: …]

Мысли отчего-то были где-то вдалеке. Юноша вспоминал о старой доброй медовухе, о радостях прежней, более спокойной жизни и о Лузе.

[Ияков: …]

Видимо, ему всё это время нравились сильные женщины… Иронично, как же много слова «сила» в жизни Иякова, но тем не менее – это было правдой. Когда он был ребёнком, никакой речи о девочках и не шло. После смерти отца он полностью сконцентрировался на том, чтобы стать сильнее, а потом уже просто брал тех женщин, которых хотел. Никто и не думал о том, чтобы повышать на него голос да ещё и командовать.

[Ияков: …]

Сердце почему-то жалось… Ему хотелось видеть Лузу. Ему хотелось целовать Лузу, слышать её голос, лобзать её грудь и заниматься с ней любовью. Никогда доселе он не испытывал такого странного чувства.

[Ияков: …]

Но об этом нельзя было думать вечно, да и неподалёку появилось кое-что интересное.

[Ияков: …]

Это была деревня. По крайней мере, она была похожа на таковую. Посреди поля торчали соломенные домики и петляли меж этих сооружений ветвистые тропиночки.

Кто-то там ещё и невзначай прохаживался – выглядело всё крайне заманчиво, да и у Иякова особо альтернатив и не было, так что он, не задумываясь, поплёлся туда.

[Ияков: …]

Ему навстречу сразу вышли лю… Ладно, не люди. Это были скорее антропоморфные животные, причём очень чудаковатые. Конкретно перед ним стоял человек с вытянутой рожей и ослиными ушами, а также женщина с чёрными кукольными глазками, длинными насекомоподобными усиками, торчащими из макушки, и большими крыльями бабочки за спиной.

[???: …]

[???: …]

Они молчали, не произнося ни слова, но отчего-то так жалобно смотрели на него, словно он был потерянным котёнком, а не неотёсанным щетинистым мужиком с длинными растрёпанными волосами.

Но неожиданно Ияков понял: у него же не было рук. Судя по всему, здешние жители просто жалели его. Удивительно: если бы в Гердан пришёл бы мужик с ослиными ушами да ещё и без рук, его бы выпнули вон. Так относиться к чужакам – такое поражало даже Иякову.

[Ияков: …]

[???: …]

Жители деревни молча указал юноше ладонью в сторону домов: судя по всему, его приглашали на ночлег. Бояться Иякову было нечего: даже безрукий, он всё ещё был готов постоять за себя, ну а в остальном: что-то же ему надо было есть и пить.

[Ияков: …]

Внутри было более-менее ухоженно, хоть домики и стояли как-то кривовато. Хотя, требовать каких-то грандиозных архитектурных навыков от человека-осла – довольно глупое занятие, так что Ияков быстро проигнорировал этот факт.

[Ияков: …]

Его повели в одну из хижин и ласково уложили на кровать. Судя по всему, они думали, что он умирает. Его грудь, руки и ноги, и правда, были все в крови и ранах, но они для него были настолько естественными, что он попросту не обращал на такое внимание.

Тем не менее, для жителей этой деревушки это было самым настоящим кошмаром. В хижину тут же сбежалось ещё несколько причудливых созданий. Здесь стоял и дёргающийся мужичок с петушиным гребнем на лысой бошке, и боязно выглядывающий из-за его спины ребёнок с маленькими клычками ласки и небольшим пушистым хвостиком, и старушка с опухшей рожей, свиным пяточком и обвислыми треугольными ушами.

Конкретно последняя приблизилась к лежащему Иякову и, всё также не говоря ни слова, тревожно оглядела своих собратьев, а после вытащила из-под складок жира какую-ту засохшую траву и начала трясти ей из стороны в сторону, разбрасываясь крохотными семенами. Другие зверолюды тут же зажали свои носы и попятились к выходу.

[Ияков: Слушай, мать… Мне вот это ваше лечение нахуй не сдалось, честно словно… Мне б ща окорчка поджаренного… Ох бля, а у вас вообще такое готовят? Каннибализм как-никак – не?]

[???: …]

Пахло чем-то странным – явно травяным, но и слегка островатым.

[Ияков: У вас молчанка сегодня какая-та что ли?.. Бля, я бы вас коснулся и выучил бы язык, но не пяткой же за вас хвататься, хахаха…]

[???: …]

[Ияков: А, вы меня нихуя и не понимаете, да?.. Мать, я ща убью тебя – прыгни, если хочешь жить.]

[???: …]

Свинорожая старушка стояла всё также безразлично.

[Ияков: Ахахахахах!!! Вообще нихуя не понимаете! Хах… Ха… Хе-е-е-е-е…]

На выдохе Ияков потихонечку закрыл глаза и уснул, а зверолюды молча вышли из комнаты, оставив лишь старушку, которая уже вытащила из складок жира моток бинтов.

[???: …]

***

[Ияков: Эргх…]

Ияков попытался схватиться за лоб и вытереть откуда-то появившийся пот со лба, но потом вспомнил, что никаких рук у него и не было. Он перевалил ноги в сторону и, перевернувшись сосиской, слез с кровати.

Всё его тело было в бинтах, в мышцах чувствовалась приятная лёгкость, а на душе было приятно и спокойно. Ияков уже и забыл: каково это – отдыхать и быть тем, о ком заботятся, а не кого хотят убить.

[Ияков: …]

Он распахнул ногой дверь (не от наглости, а за неимением альтернатив) и вышел на свежий воздух, набрав полную грудь кислорода. Жизнь шла полным ходом: большинство жителей ковыряли тяпками землю, а детишки бегали друг от друга меж домиков, судя по всему, играя в прятки.

Один такой нечаянно врезался в Иякова и тут же боязливо вскочил на ноги. У него были бараньи круглые рожки и бакенбарды в таком юном возрасте. Рога были слишком тяжёлыми для детской шеи, так что он даже сейчас слегка накренялся головой то влево, то вправо.

[Ияков: …]

Тем не менее, даже он поклонился, не сказал ни слова и убежал. Для юноши такой склад жизни был поразителен: как вообще можно было жить без языка?

[Ияков: …]

Откуда-то из-за угла к нему приблизилась та самая свинья в сопровождении мужчины-осла. Она хрюкнула, повыше подняла свои жирные веки и внимательно вгляделась в лицо голубоглазого паренька. Её щёки слегка подёргались, она фыркнула и похлопала своей тяжёлой ладонью Иякова по плечу.

Житель, стоящий рядом с ней, только почтительно поклонился и с улыбкой взглянул на Иякова.

[Ияков: Ну… Спасибо вам, если вы, конечно, понимаете, что это значит… Даже есть уже не хочется…]

Юноша довольно взглянул в голубое небо и почесал свою коленку другой ногой.

[Ияков: Мда уж… Редко я не хочу разъебашить всё вокруг в хлам, но сейчас даже руки не чешутся… Хотя, блять, как им чесаться…]

Ияков снова вспомнил о своей проблеме и оторвал свой взгляд от лазурного небосвода и проплывающих там облаков. Его собеседники, однако, глядели уже в совершенно другую сторону. Там приближалась толпа каких-то странных людишек – кажись, тоже зверолюдов.

Ослочел беспокойно затрясся и поскорее повёл старушку прочь, да и все детишки в ужасе попрятались. Вся деревня в мгновение стихла, и не осталось никого, кроме Иякова.

[Ияков: ???]

А толпа была всё ближе. В руках у них были мечи и топоры, самодельные факелы и щиты. Это тоже были полулюди-полузвери, хотя рожи у этих были гораздо злее. Они что-то хором кричали и неумолимо приближались к деревне.

[Ияков: Ну что-то мне подсказывает, что они так не на праздник всеобщего молчания идут… Что ж… Кто я такой, чтоб не заступиться за эту милую деревушку?]

Довольно подпрыгнув и хлопнув стопами (хлопнуть ладошами он сейчас не мог физически, а эпичности надо было как-то придать моменту), он двинулся на встречу небольшому войску.

Не прошло и минуты, как они встретились. Воинов здесь было где-то 30. Все они выглядели крайне утомлённо, злобно и агрессивно.

[???: Мнръэ клъау!]

Они, к слову, разговаривать умели, но у них был и какие-то странные смычки в речи, что звучало для Иякова крайне странно.

[Ияков: Хуэмэ ,хуяу – я вашего не знаю и знать не хочу. Развернулись, блять, и потопали обратно, понятно?!]

[???: Клъау… Клъау мнръэ…]

Несмотря на то, что голос у лидера (человека-лося) и стал потише, они всё равно продолжили двигаться.

[Ияков: Сука, ну вы напросились.]

Ияков наклонился к земле и попросту провертелся вокруг своей оси на пятке, выставив ногу вперёд. Он сделал это настолько быстро и с такой мощью, что рассёкся не только воздух, но и куча пространства на многие метры вперёд.

Один удар.

И всё войско зверолюдов свалилось на землю, так как Ияков отрубил им ноги.

[Ияков: Посидите, подумайте над своим поведением! Хахах!!!]

Его противники выглядели невероятно жалко. Они тряслись от ужаса и боли, вопели и орали во всё горло. Но практически у всех без исключения была схожая черта – они с ужасом глядели на деревню, не на Иякова.

[Ияков: …]

А оттуда уже начали вылезать его жители. У всех у них была такая радостная и неподкупно счастливая улыбка, что самому Иякову было прекрасно на душе. Он спас своих же спасителей и теперь стал чуть ли не героем, хоть они и считали его каким-то инвалидом.

[Ияков: …]

Жители деревни гурьбой бросились к длинноволосому юноше: дети, женщины, мужчины и даже старики. Все они мчались с распростёртыми руками и улыбкой до ушей.

[Ияков: Да ладно вы – не все сразу.]

Ияков повернулся лицом к своим молчаливым зверолюдам и просто стоял (хотел бы раздвинуть руки, чтобы поймать кого-нибудь в объятия, но увы и ах).

Вот он – благородный герой, самый настоящий воин и чуть ли не бог, тот, кому все благодарны и кого все любят.

[Ияков: …]

Но они промчались мимо этого «героя».

[Ияков: ?]

И все вместе начали сжирать безногих зверолюдов заживо, впиваясь в них острыми звериными зубами.