Суши с хлебом (СИ)

Глава 11. Матвей

Погодка сегодня похерила все мои планы на установку мангала. Придётся шашлыки отложить на менее ветреный день.

Пока я готовил завтрак, Ржавый предпочёл устроиться на подоконнике кухонного окна и поэтично смотреть вдаль.

— Иди жри, — сказа я коту, положив в его миску мелкие куски мяса. Но шерстяной полностью меня проигнорировал и начал мяукать на птичьем языке, глядя в окно. — Ржавый, ты так воробьёв не наебёшь. Даже самый тупой из них видит, что ты толстый кот.

Но он продолжил своё чириканье, которое становилось всё громче. А затем, словно поняв, что один он не вывозит, шерстяной начал оглядываться на меня и требовательно смотреть, то мне в глаза, то в окно.

— Чё ты на меня смотришь? Наебать кого-то получилось? — хмыкнул я и, прихватив кружку с горячим кофе, подошёл к окну. Воробьёв я не увидел, зато увидел, как из Тихоновского дома, из всех щелей кроме трубы, валил дым, который ветер нёс прямо в мою сторону. Бегло оглядев соседскую ограду, не увидел девчонку. — Ёбаный насрал! — рыкнул я и, поставив кружку на подоконник рядом с котом, рванул в прихожую. Наспех надел резиновые сапоги и накинул на голый торс первую попавшуюся под руку старую джинсовку. — Ты-то, блядь, куда?! — рявкнул я коту, который вместе со мной выбежал из дома и тоже побежал в сторону небольшого заборчика, разделяющего нас с соседом.

Не помня, как сиганул через забор, оказался в соседской ограде. В несколько шагов преодолел расстояние до покосившегося трухлявого крыльца и через задымленные сени влетел в дом, в котором нихрена не было видно. Только было слышно, как где-то на полу кашляла девчонка, похоже, выплевывая последнее лёгкое.

Стараясь не дышать, нашёл красное кашляющее пятно у печки. Сгрёб одной рукой туловище, весом не тяжелее барана и вынес из дома.

Какого лешего она делала в доме? Костёр разводила?

— Ебанутая, блядь! — рявкнул я на неё в сердцах и поставил подальше от дома у забора, чтобы за ней хоть кот присмотрел, раз эта блогерша сама нихрена не соображает.

Спрятав нос в сгибе локтя, я вернулся в дом и попытался сообразить, какого хрена здесь происходит.

В печи вяло трещали дрова. Подойдя к ней ближе, понял, что эта курица растопила печь, не открыв заслонку.

Какой идиот доверил ей хату, не объяснив этих тонкостей?

Даже не так!

Какая идиотка едет жить в деревню и топит печь, на зная, этих тонкостей?

Открыл заслонку, приоткрыл поддувало, и тяга пошла. Печь перестала дымить в дом, а дрова в ней затрещали веселее.

Начав кашлять от дыма, которого всё-таки успел хапнуть, вышел из дома и обнаружил девицу на том же месте рядом с котом, куда я её поставил.

— Ты с головой дружишь, не? — воззрился я на неё сурово сверху вниз.

Стоит, глазами лупает, беззвучно плачет. Вся чумазая, сопли с сажей смешала, усы нарисовала.

— Я лишь хотела натопить в доме печь. Сегодня холодно, — произнесла она достаточно уверенным не писклявым, как у своих ровесниц, голосом. В глаза смотреть не спешила. Уставилась мне куда-то в грудак и строила дипломатическую морду.

— Заслонку открывать не учили, чтобы дым шёл в трубу, а не в хату?

— Заслонку? — нахмурила она тонкие бровки и соизволила поднять взгляд и заглянуть мне в глаза. — Какую заслонку? В бане у печки никаких заслонок не было, она так растопилась.

— Сравнила жопу с пальцем, — усмехнулся я едко и увидел абсолютное непонимание в серо-голубых глазах. — Буржуйку с нормальной кирпичной печью, — вздохнул я устало и почувствовал во рту горечь дыма.

Девчонка снова закашлялась, а затем, когда успокоилась, я увидел, как её потряхивает от холода. На улице ветер, на термометре, когда я проснулся было всего коло пяти градусов тепла. Естественно, что эта городская блогерша замёрзла, но вместе с тем даже похвально, что не стала ныть и не убежала в город поближе к теплу, а сама попыталась натопить печь.

— Пойдём ко мне, погреешься, — кивнул я в сторону своего дома.

— Спасибо, но я останусь у себя, — у неё уже зуб на зуб не попадал. — Сейчас в доме проветриться, и я пойду греться. Или в бане посижу.

— Кокетничать будешь с прыщавыми мальчиками. А хата твоя только к обеду нормально проветрится. И то вонять ещё неделю будет. Пошли ко мне, пока добрый. Погреешься и пожрёшь, — выронил я раздраженно и снял с себя джинсовку. Накинул её на дрожащие плечи, обнимающей себя девицы.

Увидев, что я остался по пояс голый, девчонка встрепенулась и, стянув с себя джинсовку, протянула мне её обратно.

— Холодно ведь! Зачем вы разделись? Заберите!

— Потому и разделся, что тебе холодно, — вернул я ей джинсовку. — Шевели калошами. Дубак на улице.

Я перемахнул в свой двор через забор и обернулся, увидев, что девчонка пыталась сделать то же самое, пока кот смотрел на неё, как этой зимой смотрел на чихуахуёвину, пытающуюся ему угрожать писклявым истеричным лаем.

— В обход иди. Через калитку, — бросил я ей, остановив неудачные потуги вскарабкаться на забор. — Я тебе открою.

Молча кивнув, девчонка плотнее укуталась в джинсовку и пошла через калитку Тихона к моей. Открыв ей, я пропустил чумазую, воняющую дымом девицу в свою ограду, а затем и в дом.