Суши с хлебом (СИ)

Глава 40

Наверное, я долго терпела и храбрилась, раз сожженное печенье легко и непринужденно довело меня до слёз.

Всего за минуту, глядя на дымящееся печенье, я для себя выяснила, что я устала и на самом деле не верю в свои способности вообще. Ни уют в доме, ни огород, ни другие бытовые деревенские дела мне неподвластны. Всё, что мной делается — жалкие попытки выжить и существовать. Если бы не деньги отца, то я даже с этим минимум справиться не смогла бы. Уже давно умерла бы от голода на какой-нибудь автобусной остановке.

Наверное, пора закончить всё это и переехать в квартиру какого-нибудь города. Там, среди тысячи людей и затеряться будет проще, нежели здесь среди сотни, где уже наверняка каждый обо мне знает.

Да и, в принципе, логично менять местоположение почаще, чтобы не засекли. На данный момент, возвращаться к папе, поджав хвост, я не хочу. Но, чует моя задница, придётся.

Я привела себя в порядок, умыла лицо, поправила платье, которое купила сегодня специально для того, чтобы выглядеть лучше для Матвея.

Чисто девчачий каприз. Увидела его среди других вещей, висящих на вешалках вдоль стены, и купила. Отдельно взяла ремешок, ибо без него платье смахивает на бабкин халат.

Во дворе у Матвея уже дымился мангал. Ржавый развалился на поленнице и лениво наблюдал за хозяином, который суетил, перенося продукты из дома на стол в беседке.

— О! Ты вовремя, — улыбнулся мне Матвей, когда я робко вошла в беседку. Остановил внимание на моём лице и коротко усмехнулся. — Ну и шнобель ты себе наревела.

— Красиво всё, — буркнула я, но нос за кончиками пальцев спрятала.

— Так я и не говорил, что некрасиво. Сейчас принесу нож и газеты. Будешь разделывать рыбу. Я пока маринад буду готовить.

Матвей ушёл и быстро вернулся с кипой газет и ножом.

— Я не умею рыбу разделывать. А где она, вообще?

— Кстати, принеси. У крыльца в белом бидоне.

Бидон? Ху из бидон?

— Ладно, — ответила я неуверенно и пошла к крыльцу дома. К счастью, там была только белая пластиковая ёмкость с черным ремешком и зеленой крышкой. Очевидно, эта штука и является бидоном.

Пока я несла его до беседки, было что-то внутри него подёргивалось. А ещё пахло. И пахло, почему-то, не только рыбой, но ещё будто огурцами.

— Ставь, — Матвей кивнул на стол, а сам в это время ловко затачивал нож. Я стояла рядом и следила за его чёткими движениями. Он выглядел так мужественно с холодным оружием в руках. И ещё этот сосредоточенный на деле взгляд… — Что? — спросил он вдруг, глянув на меня.

— Ты красивый, — ответила я тут же.

Матвей качнул головой и коротко хохотнул. Мне показалось, или он реально смутился?

— Хорош пиздеть, — выронил он нарочито строго, но улыбка на его губах говорила о том, что комплимент ему понравился. — Давай, чисти рыбу.

— Я, правда, не умею. Покажи мне на одной рыбке, как это делается, а дальше я сама.

— Нихрена сложного. Берешь рыбу, — Матвей, не глядя, взял большую рыбу из бидона. — Кладёшь на газету хвостом к рабочей руке и счищаешь чешую.

Матвей бесстрашно взял рыбу за голову и начал уверенно счищать чешую. Временами мне казалось, что рыба подаёт какие-то признаки жизни, но, скорее всего, она приходила в движение, потому что вдоль неё проходилось острие ножа. Вряд ли она живая без воды.

— Чешую убрала, вспорола брюхо, вытащила кишки, отдала их коту, — на этом этапе к моему горлу подступила тошнота. А Матвей продолжал дело палача легко и непринужденно. — И помыла рыбу. Вода, ты знаешь, где. А дальше я с маринадом и углями. Поняла?

— Угу. Понятно, — я брезгливо морщилась, но понимала, что смогу с этим справиться. Но вдруг очищенная Матвеем рыба дёрнулась. Я вскрикнула, выбежала из беседки и глазами, полными ужаса, смотрела на то, как рыба, оставшаяся уже без чешу и кишок, слегка подрагивала на газете и даже шевелила жабрами. — Она живая?! Как это возможно?!

— У рыб такое иногда бывает. Сохраняются нервные импульсы, которые реагируют на внешнего раздражителя. Я как-то карасей с озера жарил, так некоторые из них дёргались и прыгали по сковородке, пока я со второй стороны их не обжарил. Всё кухню мне позасрали. Пидарасы.

Рыба на газете снова дёрнулась. Вместе с ней и я, отскочив от беседки ещё дальше.

— Сам чисти свою рыбу! — крикнула я уже с крыльца дома Матвея. — Я боюсь!

— Зассыха, — усмехнулся Матвей и преспокойно закинул почищенную рыбу в пустой, чистый таз.

В итоге, рыбой занимался только Матвей. Он её почистил, помыл, он же её замариновал и приготовил.

Чтобы не быть совсем уж бесполезной, я приготовила самый простой овощной салат к нашему ужину. Не зря почти ведро огурцов домой притащила. Нарезала хлеб, так как Матвей без него не ест вообще ничего, и подрезала немного сыра.

С алкоголем сегодня я решила не экспериментировать. Пиво было только для Матвея, да и он его особо не пил — одна небольшая стеклянная бутылка на весь вечер.

— Я думал, ты её и есть не станешь, — усмехнулся Матвей, наблюдая за тем, как я, забыв о ноже и вилке, ем рыбу руками.

— Успеваю, пока она двигаться не начала. Да и без головы она не такая устрашающая. И очень вкусно приготовлена.

— Рыба как рыба, — отмахнулся Матвей и расслабленно откинулся на спинку стула.

— Не скромничай. Ты, правда, очень вкусно готовишь. Мне бы так уметь.

— А ты как умудрилась к своим годам не научиться готовить?

Матвей с лёгким прищуром смотрел мне в глаза, словно изучал реакцию.

Стало не по себе. По спине пробежался холодок.

— Родители долго прятали от меня плиту.

— А если честно?

— Я уже рассказывала, Матвей. Не было нужды в том, чтобы я готовила.

Я не выдержала его прямого сканирующего взгляда. Опустила голову и уставилась в тарелку с рыбьими косточками.

— Иди ко мне, — сказал вдруг Матвей тихим уставшим голосом.

Я подняла на него взгляд и увидела, как он отодвинулся от стола и вновь откинулся на высокую спинку деревянного стула, который принес для себя из дома.

Он многозначительно посмотрел на свои колени и молча ждал, когда я соображу, чего от меня ждут.

Отерев руки влажными салфетками, я вышла из-за стола, обошла его и аккуратно присела на колени Матвея.

Он по-хозяйски приобнял меня за талию, ладонь второй руки положил мне на колено и рывком притянул меня ближе к себе.

Я приобняла его за шею и ощутила приятный трепет, когда Матвей уткнулся носом мне в шею и глубоко вдохнул запах.

— Говном горелым пахнешь, — шепнул он с явной улыбкой. Просто для галочки шлепнула его по плечу и снова приобняла. — Шучу. Печеньем домашним. Что странно, учитывая, что ты сожгла его до углей.

— Я успела застать его ещё не горелым. Даже немного порадоваться успела, что у меня что-то получается.

— Научишься, — расслабленно выдохнул Матвей. Слегка отстранился от моей шеи и снова этим своим странным взглядом заглянул мне в лицо. Кончики его пальцев ласково скользили от колена к бедру, немного прятались под подолом короткого платья и начинали свой незатейливый маршрут сначала.

Чтобы он не смотрел на меня и не смущал, я по-хозяйски, положила ладонь на его колючий затылок и вновь уткнула его себе в шею.

— Нюхай печеньки, — буркнула я.

Матвей тихо усмехнулся, но сопротивляться не стал. Потёрся носом о шею и оставил легкий поцелуй, пустив по коже мурашки.

Я млела и таяла в его руках. Сытая, чистая, в безопасности. Никуда не нужно спешить, никого не нужно бояться. Ну, разве что самую малость. Но сейчас наплевать даже на это.

Сейчас мне просто хорошо. Идеально.

Даже кот, наевшийся рыбьих кишок и голов, спал сейчас на поленнице и всем своим видом выжал полную солидарность со мной.

Солнце почти ушло за горизонт, теплый ветер слегка обдувал кожу и приносил запах черемухи, что росла за участком у дороги. А я, поглаживая коротко стриженный затылок Матвея думала о том, как долго ещё смогу скрывать и не говорить ему, кто я такая.

Он ведь должен знать правду. Хотя бы потому, что в случае, если меня уже сегодня ночью найдёт папа, то Матвей будет первым, кто рискует пострадать из-за моего идиотского поступка, начиная от побега, заканчивая молчанием.

— Мутная ты какая-то, Сонька, — пробормотал Матвей, скользнув губами по тонкой коже шеи.

Поджав губы, я на несколько секунд притихла, решаясь сделать последний шаг в пропасть.

— Да я и не Сонька даже, — выдохнула я и тут же зажмурила глаза.

В это же мгновение Матвей напрягся. Он не отстранился от моей шеи, но ласкать перестал.

— А кто ты? — голос его теперь казался жестче. Да и сам он, по моим ощущениям, будто не держал меня сейчас в своих руках, а стоял в километре, на другом берегу широкой реки.

— А я… Ассоль. Ярцева Ассоль Львовна. Сбежала от папы и прячусь в деревне… Как-то так, — из моих лёгких вырывался истерический смешок. Я всё ещё не открыла глаза и ждала, когда уже Матвей скинет меня с коленей на дощатый пол беседки.

— А папа у нас Ярцев Лёва? Конченный тип, помешанный на бабках? — я чувствовала, что Матвей буквально превратился в камень подо мной.

— Ну… — протянула я неуверенно и пискляво. — В общих чертах. Ты знаешь моего папу?

— В общих чертах, — выдохнул он шумно. — Памятник хочу из черного мрамора с белым вылетающим из него голубем.

— Папа тебя не убьёт.

— Своими руками — нет.