Суши с хлебом (СИ)

Глава 42

Всё оказалось не так плохо, как я себе успела придумать.

Да, Матвею не понравились вскрывшиеся обстоятельства, связанные с моей настоящей личностью, но он не отказался от меня, не прогнал.

И кто бы мог подумать, что нити наших судеб уже когда-то соприкасались? С ума сойти!

Рюкзак с деньгами я взяла из металлического ящика, что висел на задней стене сарая. Я готовилась к тому, что нужно будет бежать, если меня найдёт папа. А бежать лучше всего не к главной дороге, где меня точно будут ждать, а задними дворами, кустами, путать следы у реки. Короче, действовать нестандартно.

Оказалось, что в доме Тихона скопилось очень много моих вещей. Все я не унесу. Да и смысл нести всё это в дом Матвея? У него уже созданы все условия для жизни и достаточно уютно. Достаточно только рюкзака и минимума одежды.

Но у двери, когда я уже собиралась выйти, мен догнало осознание — я его подставляю. Я ужасно подставляю Матвея и сознательно веду к большому риску. А у него ведь есть дочь. Папа может пожалеть меня, когда найдёт. Накажет. Но Матвея могут убить. Кто-нибудь из охраны может применить оружие. И что тогда? Как я буду с этим жить?

Нет. Я не пойду к нему. Останусь здесь. Сегодня переночую, а завтра с утра уеду. Я слышала, что в шесть часов мимо деревни проходит какой-то рейсовый автобус. Он-то и увезет меня куда подальше. Найду новое место для пряток, только в этот раз не буду знакомиться ни с кем из соседей.

Я решительно сняла сандалии, положила рюкзак на пол рядом с матрасом и переоделась в спортивный костюм, чтобы завтра с утра не тратить время на переодевания. Проснусь и сразу поеду.

Хотя… Смысл ждать завтра? Да и Матвей не даст мне это сделать. Я ведь ушла, чтобы забрать вещи и вернуться к нему. Убегу сейчас, пока он не подозревает, что я задумала.

Надела носки, кроссовки, собрала волосы на макушке в пучок. Накинула рюкзак на плечи, остановилась на пороге, окинула крошечный домик взглядом. Это странно, но мне жалко его покидать. Я столько всего здесь провернула для уюта, и всё это так просто бросить? Как от сердца отрываю.

— Пока, домик, — произнесла я тихо.

Вышла в сени, взяла веточку, которой закрывают дом, открыла дверь на крыльцо и подпрыгнула на месте, наткнувшись на Матвея, который, оказалось, всё это время ждал меня. Вместе с Ржавым.

— Куда на этот раз собралась бежать? — в его лице и голосе не было ни единого намёка на доброе расположение ко мне.

— Н-никуда, — соврала я. Неубедительно.

— Пиздишь, как дышишь.

Я же говорила.

— Я иду к тебе. Сейчас закрою дом и приду. Можешь подождать меня у себя.

— Закрывай. Я подожду, — Матвей скрестил руки на груди и внимательно следил за каждым моим движением.

— Я не маленькая. Сама могу закрыть и дойти до соседнего дома. Не надо меня контролировать.

Я показывала напускную злость. А у самой уже тряслись руки, и глаза были на мокром месте, потому что я мысленно прощалась с Матвеем и даже с Ржавым.

Чувствую себя матерью, которая вынуждена бросить семью.

— Мать Тереза, у тебя на лбу написано, что ты задумала. Втыкай свою ветку, и пошли ко мне. Не пойдёшь сама, закину на плечо. Хватит, добегалась. Конечная.

— Я сама решу, когда мне остановиться.

Наверняка я сейчас была похожа на упёртую пятилетку, которая решила для себя, что назло маме отморозит уши.

— Ясно, — вздохнул устало Матвей. Забрал из моей руки сухую ветку, сам закрыл дом Тихона и, не церемонясь, закинул меня на своё плечо.

— Отпусти!

— Угу, разбежался, — Матвей по-хозяйски положил ладонь на мой зад и понёс к себе. Ржавый самой модельной походкой шёл за своим хозяином. — А чтобы не убежала, посидишь в наручниках у батареи.

К батарее меня, разумеется, никто не приковал. Матвей занёс меня в дом, поставил у порога и сказал, что я могу делать в его доме все, что захочу, кроме побега.

Сам Матвей взял телефон и вышел из дома. В окно гостиной я видела, как он в сгущающихся сумерках кому-то звонил, расхаживая вдоль забора.

Бедненький.

Я не человек, а спонсор проблем для него. Вот нафига ему всё это? Он же отдыхать сюда приехал, а не для того, чтобы разгребать вот это вот всё. Может, убежать, пока он занят разговором?

Ну, давай, устрой детский сад, побегай от человека, который не несет для тебя никакой угрозы. Хотя, я ведь несу в себе угрозу для него.

Божечки… Как всё сложно.

Я обессиленно плюхнулась на диван, уперлась локтями в колени и тупо уставилась в пол. Ржавый сел у ноги и начал нервно дергать хвостом, поглядывая на меня.

— Чего тебе? — выдохнула я устало и потянулась к кошачьей голове рукой, желая погладить. Но, возмущено мяукнув, кот убрал голову в сторону и злобно на меня посмотрел. — И что я должна сделать? Ты ж даже гладить себя на даёшь, Ржавый. Вот и не подходи ко мне тогда, потому что кроме глажки у меня для тебя ничего нет.

Короче, я поссорилась с котом. Он, видимо, со мной тоже, раз так как нервно дёрнул напоследок пушистым хвостом и ушёл в сторону кухни.

Судя по предыдущей гостеприимности Матвея, спать я буду в гостиной. Поэтому именно здесь я оставила свой рюкзак и вынула из него кое-какие вещи, чтобы они не были мятыми.

— Развод и девичья фамилия? — внезапно прозвучавший голос Матвея заставил меня вздрогнуть и резко отвернуться от дивана к дверному проёму.

Матвей стоял в проеме, подперев плечом одну его сторону и смотрел на меня с усталой улыбкой.

— В смысле? — не поняла я.

— Шмотки-то почему здесь раскинула?

— А где надо было?

— В моей комнате, например. В рот я ебал, опять спать с тобой на диване. С прошлого раза спина не отошла.

— Так со мной спать необязательно, — деловито скрестила я руки на груди гордо посмотрела на мужчину. — Тебя никто из твоей комнаты, вроде, не выселяет. Можешь спать там, а мне и здесь хорошо.

— Выёбываться, я смотрю, тебе хорошо, — вздохнул Матвей. — Собирай пожитки и поднимайся в мою комнату. Будем спать там. Учитывая твою ситуацию, нам не до церемоний. В темпе, Ассоль. Ветер в паруса.

— Мог бы что-нибудь пооригинальнее придумать, — буркнула я, собирая свои вещи.

— Всё, что я знаю про Ассоль, это её красные паруса.

— Алые, вообще-то.

— Одна херня. Голодная?

— Мы же только что поели.

— Что ты там поела? Поклевала как воробей.

— Я наелась.

— Ну, смотри, — Матвей проводил меня в свою комнату, показал, куда я могу убрать свои вещи, и на какую половину кровати положить себя. — В баню хочешь? У меня натоплена, — спросил Матвей, вынимая из шкафа полотенца.

— Можно в душ?

— Можно и в душ. Иди. Я пока в баню, — Матвей закинул одно из полотенец себе на плечо, а другие положил для меня на край кровати.

— А ты кому звонил? — знаю, что мой вопрос прозвучал как гнилое подозрение, но я хотела знать.

— Своим маленьким скромным связям, — будто подразнил он меня.

— Каким? И зачем?

— Попросил аккуратно узнать, ищут ли тебя и где. А ты что думала? Что я сдал тебя за кучу папиных бабок? — он пытливо посмотрел мне в глаза. Стало стыдно.

— Учитывая, какие проблемы может доставить мой папа, многие были бы рады сдать меня, не требуя взамен даже денег.

— Да хрен там, — хохотнул Матвей. — За просто так я могу только под дверь ему навалить. Короче, я мыться.

— Угу, — выдохнула я и проследила за тем, как Матвей вышел из комнаты. Через минуту внизу послышался хлопок двери, свидетельствующий о том, что он вышел из дома.

Ещё несколько минут я пребывала в какой-то растерянности. В таком подвешенном состоянии я не находилась даже тогда, когда кочевала из автобуса в автобус в первые сутки побега. Казалось, что даже тогда было больше определенности, чем сейчас. А теперь, когда у меня есть Матвей и его несговорчивый кот, я чувствую большой груз ответственности за них обоих. Всё-таки, когда сама по себе, тогда значительно проще.

Я приняла ванную. Долго занимать её не стала на тот случай, если кто-то уже ворвался в дом и ищет меня. Нужно успеть хотя бы надеть трусы.

Завернув волосы в полотенце, я надела один из халатов Матвея, которые висели в ванной. Оказывается, в его огромных вещах так тепло и уютно.

В комнате на постели уже лежал Матвей. Закинув руки за голову, он преспокойно смотрел в потолок, явно о чем-то размышляя, но услышав шорох моих шагов опустил взгляд на меня я плавно прошёлся по всей фигуре. Пока он, не стесняясь, разглядывал меня, я старалась не думать о том, что прямо сейчас он лежит на постели абсолютно голый, прикрывшись лишь уголком полотенца.

— Не бойся, страуса разморило в бане. Ложись. И свет выключи, — лениво и будто бы сонно произнес Матвей.

— Так сразу? — повела я вопросительно бровью, но свет выключила. Подошла к постели и аккуратно залезла под край одеяла, устроившись рядом с мужчиной.

— В мавзолей играешь?

— В смысле?

— Что замерла-то? Чувствуй себя как дома.

— Хуже места не придумаешь. Я про свой дом, — уточнила я быстро. — Я не хочу себя чувствовать ещё где-то, как было дома.

— Тогда чувствуй себя как у Тихона дома.

— Тогда мне нужно пустить дым до потолка, — хохотнула я в темноту.

— Угу. Сжечь говно в духовке и повиснуть вниз башкой трусами наружу, — дополнил Матвей.

Несколько секунд мы лежали в тишине, а затем оба рассмеялись.

— Не повезло тебе с соседкой, конечно. Бо́льшую неудачницу и неумеху не придумаешь.

— Да не, — протянул Матвей спокойно. — Взять хотя бы твой побег. Тут яйца нужны покрепче, чем у любого мужика. Ты не просто сбежала, как малолетка без башки, чтобы было красиво, волосы назад. Ты позаботилась о том, чтобы в кармане были бабки, скинула телефон, прятала лицо и нигде не светишься. Яйца у тебя покрепче моих будут… Ассоль. Бля! Теперь ещё к твоему новому имени привыкай. Тебя попроще не могли назвать?

— Могли. Но только не мама. Мою сестру, вообще, Жасмин зовут.

— Ебать… — шумно выдохнул Матвей и, кажется, накрыл лицо ладонью.

— Угу, — согласилась я. — Папа так же говорил. Но из-за того, что они когда-то решили, что дочкам имена будет давать мама, а сыновьям — папа, вышло как вышло. Жасмин и Ассоль Львовны.

— Теперь понятно, почему ты не приспособлена к реальной жизни, не сказочной. Сестра такая же?

— Да… наверное. Может даже ещё более сказочная, чем я, раз идёт на поводу у папы. Она всегда его слушала и слушает.

— А ты, выходит, бунтарка?

Я почувствовала, как положение Матвея на постели изменилось. Посмотрев в его сторону, увидела в полумраке, как он лег на бок, ко мне лицом. Подпер голову ладонью и теперь смотрел на меня лежащую сверху вниз.

— Не бунтарка. Просто не хочу быть его инструментом. И под старика не хочу ложиться. Вообще ни под кого не хочу ложиться, — поморщилась я брезгливо.

— А сверху будешь? — в его голосе я слышала улыбку.

— Дурак, — хохотнула я и мягко шлепнула его по плечу. Но руку убирать не стала. Оставила ладонь на его обнаженно плече, а затем тоже повернулась на бок, чтобы видеть его. — Тепленький такой. Сильный, — шепнула я, начиная поглаживать упругую кожу, под которой прощупывались мышцы.

В полутьме я видела только блеск в глазах Матвея, но о чём он думает, прочитать было невозможно.

Кончиками пальцев он коснулся моего подбородка и подался ко мне, оставив на губах лёгкий поцелуй. Затем ещё и ещё.

По телу пробежали искры. Лёгкая дрожь вынуждала прижиматься к Матвею, словно я жаждала прильнуть к единственному источнику тепла в этом доме.

Матвей притянул меня за талию к себе, зарылся ладонью в волосы и сжал их в кулак. Не думала, что подобного рода боль может быть приятной.

Положение стремительно изменилось. Я не сразу сообразила, что уже не лежу в обнимку с Матвеем, а уже сижу на нём, совершенно потеряв совесть и стыд.

— Господи! — вылетел из меня рваный шепот, когда Матвей резко стянул с плеч халат и обнажил мою грудь. Жадно втянул ртом сосок, из-за чего внизу живота всё стянулось в тугой узел.

Его ладони на моих ягодицах. Сама того не понимая, я совершаю поступательные движения тазом и буквально трусь о твердый стояк под собой. Обнимаю его голову и впервые в жизни так сильно ненавижу месячные, потому что хочу, чтобы Матвей мог меня касаться везде совершенно беспрепятственно.

— Достаточно, — выдохнул Матвей хрипло. Лизнул напоследок сосок и уткнулся носом в ложбинку груди, тяжело дыша. Обнял меня за талию и остался сидеть так со мной на несколько минут, пока у обоих пульс не пришёл в относительную норму. — Давай спать, беглянка.

— Хорошо. Только ты трусы надень, ладно?

— А как же оплот? Тебе не нужно чувство безопасности?

— Нужно, — хохотнула я в темноту. — Но пусть лучше твой большой птиц будет пока заперт.