Суши с хлебом (СИ)

Глава 7

Поверить не могу, что впервые за двадцать лет я проснулась сама. Не по будильнику и не от вопля папы, мамы или домработницы, что мне пора на беговую дорожку.

Сегодня мне никуда не надо. Вообще. Абсолютно.

Полная свобода действий.

Прямо сейчас я могу встать только ради того, чтобы перекусить, а затем снова лечь спать, чтобы выспаться за все годы недосыпа. Никогда бы не подумала, что помимо свободы от влияния папы буду несказанно рада просто выспаться.

Перекатившись на своём надувном ложе на живот, я вытянулась стрункой до приятного растяжения в мышцах.

— Кайф, — шепнула я сама себе с улыбкой.

Приоткрыла глаза и первое, что увидела в луче солнца, бьющего из незанавешенного окна, — крошечная мышь у комода. Она смотрела на меня глазами-бусинами и шевелила круглыми серыми ушками. Если бы я потянулась ещё немного, то точно задела бы её пальцами.

Взвизгнув, я резко село в постели и рефлекторно дёрнулась подальше от мыши, которая, испугавшись моего вопля, убежала за старый комод.

Я шумно и быстро дышала, продолжая в ужасе смотреть на то место, где только что была мышь. И только зудящие ощущения в левой руке вынудили меня отвлечься от созерцания пустого места и посмотреть на руку, на которой в районе запястья неспеша прогуливался паук с длиннющими лапами.

Я завизжала так, что, кажется, оглушила саму себя. Мне казалось, что пауки теперь были на каждом сантиметре меня. А уж когда я смахнула паука с запястья не в сторону, а ровно себе на бедро, я чуть с ума не сошла.

Не помня себя, я соскочила на ноги и вылетела из дома, едва не снеся все двери, что попадались на моём пути.

Я верещала и билась в конвульсиях, не в силах перестать стряхивать с себя пауков, которые теперь мне мерещились везде. В приступе неистовства я сняла с себя огромных размеров футболку, чтобы стряхнуть с неё любую живность. Ещё никогда в жизни мне не было так страшно.

Прижимая футболку к груди, я на цыпочках босыми ногами стояла у крыльца и смотрела на дом с опаской. В этом чёртовом сарае точно есть дверь прямо в Ад. И закрывается она на сухую веточку!

Ещё несколько минут я дёргала плечами и, в целом, вела себя как на шарнирах. Но прохлада утра и понимание того, что через забор с щелями меня случайно может увидеть приехавший вчера сосед, я надела футболку и вернулась в дом.

Вооружившись веником, я прошла в помещение, где располагалось моё спальное место. Просканировав пристально каждый сантиметр, я не нашла ни паука, ни мышку, никого, вообще. Они будто спрятались и притихли на оставшийся день, чтобы снова выползти из укрытий ночью и напасть на меня, пока я буду спать.

А если мне в ухо кто-то заполз?

Меня снова передёрнуло. Внутри обоих ушей нетерпеливо зачесалось.

— Гадость! — чертыхнулась я, вернувшись в кухню, совмещенную с гостиной, оставила у холодильника веник.

Из нового ведра с крышкой, зачерпнула своей кружкой воды и выпила всё до последней капли. Привычка пить воду сразу после пробуждения, наверное, останется со мной навсегда.

Всё с опаской разглядывая окружающую меня обстановку, я подошла к умывальнику (со вчерашнего дня я знаю, как это называется) и взяла зубную щетку и пасту. Умывальник и раковину я тоже вчера отмыла. Дважды блевала из-за какой-то слизи на стенках алюминиевого бака, но, всё равно, всё отмыла. Он даже блестеть начал.

Почистив зубы и сполоснув лицо прохладной водой, я с отвращением посмотрела на окружающие меня стены. Они ужасно грязные и блёклые. С ними, определенно, нужно что-то делать. То, как они выглядят сейчас, — отвратительно.

Нужно спросить у Надежды Леонидовны, она должна знать, что делать с их местными специфическими стенами. Заодно куплю продуктов хотя бы на неделю. Я вчера подумала о том, как хоть чуть-чуть обустроить быт и спальное место, но не подумала о том, что мне нужно чем-то питаться.

Хотя, после того, сколько раз за время уборки меня рвало, я не удивлена, что про еду я даже не вспомнила.

Чёрт! Нужно расческу ещё купить. Причесываться пальцами не очень удобно, особенно, когда волосы вьются к кончикам.

Но для начала нужно проверить, что там у Тихона с холодильником. В него я вчера вообще не заглядывала. Честно говоря, открывать ту тарахтящую на весь дом штуку очень страшно. Есть стойкое ощущение, что внутри этого аппарата кто-то умер и разлагается.

Схватившись за ручку, я вдохнула полной грудью аромат манго, как раз только что выданный диффузором, и резко дернула дверцу холодильника на себя.

Меня не стошнило, наверное, только потому, что уже было нечем.

Неизвестного происхождения рыба, казалось, срослась с грязной тарелкой. Лежащий рядом лимон покрылся плесенью и уже разрабатывал план побега. Сливочное масло выглядело, как коричневая жижа. Бутылка масла в дверце выглядела значительно лучше всего остального, но его я тоже выброшу.

Холодильник я заполню только своими продуктами. Разумеется, сразу после того, как отмою его.

А сейчас в магазин за продуктами и ещё какими-нибудь моющими. И шторками. Вот эти тряпки на окнах… к ним даже прикасаться не хочется, чтобы зашторить. Я смирилась с тем, что из потолка вместо люстр торчат просто лампочки на проводе, но то, что здесь невозможно нормально закрыть окна шторами, для меня уже слишком.

В магазине сегодня не было такого ажиотажа, как вчера. Как позже выяснилось, потому что сегодня не хлебный день.

«Хлебный день» — звучит как какой-то народный праздник. Видимо, поэтому в этот день такое скопление людей.

Когда я зашла в прохладный и темный после яркого солнца магазин, первое, что я увидела, высокого мужчину, чьи широкие плечи были обтянуты серой футболкой. Его руки были забиты татуировками. В основном, черными.

На ногах берцы и штаны, наверное, с сотней карманов. Не скажу, что он военный, но что-то в нём такое определенно было. По крайней мере, чисто по комплекции и одежде выглядел он, как человек из ОМОНа или любой другой спецназовец.

Но больше моего внимания привлек не он, а Надежда Леонидовна, которая смотрела на него со злостью, настороженностью и в то же время с опаской. Я думала, она всегда в хорошем говорливом настроении.

— Вот, кстати, и соседка твоя, — кивнула вдруг продавщица на меня, чем привлекла ко мне внимание мужчины, который прошёлся по моей фигуре безразличным суровым взглядом и снова отвернулся к прилавку. Он точно из каких-то спецслужб. Выглядит как чувак из очень крутого боевика. — Если с ней что-то случится, вся деревня будет знать, кто в этом виноват, — угрожала тем временем Надежда Леонидовна.

Сминая в кулаке лямку рюкзака, я не знала, куда себя деть. Почему нельзя по заказу провалиться под землю, когда очень нужно? И что за странное желание Надежды Леонидовны так отчаянно меня защищать?

К счастью, мужчина больше не посмотрел в мою сторону. Он вынул из кармана бумажник и вынул из него карту, которую приложил к терминалу.

— А хорошее или плохое? — спросил он вдруг с усмешкой, и я услышала приятный мужской голос. Такой глубокий, уверенный, но тихий.

— Что? — не поняла продавщица.

Даже я не поняла.

— Хорошее или плохое должно случится с соседкой, чтобы вся деревня узнала, кто в этом виноват, — уточнил мужчина. Его явно веселило происходящее и страх женщины за прилавком.

Может, он и правда зэк?

— Ты пошути мне ещё тут! — чертыхнулась на него продавщица. — Первый турист на деревне к нам приехал. Пусть живёт!

— Ну… — мужчина повёл широкими плечами. — Пусть живёт. Пока.

Тут я громко сглотнула, а мужчина тем временем преспокойненько взял купленную им бутылку масла и вышел из магазина, более не удостоив меня взглядом.

Оно и к лучшему. Я ещё не отошла от того его взгляда. До сих пор холодный пот по спине.

— Проходи, Сонечка. Чего тебе?

— Отраву от пауков и мышей! — выпалила я.

Надежда Леонидовна с секунду на меня смотрела, будто загружалась, а затем прыснула, хлопнув себя ладонью по коленке.

— А чё ты хотела в доме алкаша-то? Хотя, у нас пауки и мыши не только у алкашей водятся. Отравы от мышей у меня нет, а вот от пауков тебе поможет побелка и уборка паутины со всех стен и углов. Совсем пауков выводить не нужно, они уховерток ловят хорошо. И мух.

— Кого? — подалась я ближе к женщине.

— Мух.

— Нет. Первое. Как вы сказали?

— А, уховертки? Это такие мрази, знаешь… как плоские черви с миллионом лапок. Заползет тебе такая в ухо или в нос… не дай Бог. Они ж ещё быстрые.

Меня всю передернуло и появилось непреодолимое желание почесаться.

Мамочки, куда я попала?!

— Так, что, Соня, берем известку?

— Это отрава такая?

— Это штука такая, которой стены белят. У Тихона стены кривые и побеленные лет сто назад, так что обои поклеить на них не получится. Вот, держи. Здесь килограмм. Тебе на весь дом хватит, ещё останется. Баню можешь побелить тоже.

Надежда Леонидовна положила передо мной на прилавок целлофановый пакет с какими-то бело-серыми комками в нём.

— А как ею пользоваться?

— Бери ведро, какое не жалко, желательно металлическое, засыпай всё это туда и заливай кипятком или просто теплой водой. Она растворится, подлей ещё воды, чтобы не была сильно густая, а потом бери кисть и мажь по стенам. Про потолок тоже не забудь. А! И порошок обязательно добавь в неё. И пахнуть будет вкусно, и к стенам прилипнет. А-то у Тихона пыль не даст известке к стенам пристать.

— Понятно.

На самом деле, непонятно было абсолютно всё. Но я пришла к выводу, что посмотрю в интернете весь процесс поэтапно.

— Раньше, помню, синьку добавляли в известку. У всех всё синее было. Ну, не совсем синее, конечно, — голубое. А потом стали делать просто белым. Тоже красиво.

— М-м-м, понятно, — улыбнулась я женщине, пока плохо представляя процесс и результат.

— И ты это, не волнуйся. Сначала тебе будет казаться, что ты грязь по стенам размазываешь, но потом, когда всё высохнет, ты увидишь, что всё по красоте.

— Надеюсь.

— И не забудь все ковры из дома вытащить. Уделаешь в извёстке — хрен потом отстираешь. Кисть не забудь, — на пакет с извёсткой легла широкая здоровенная кисть. — Ты, кстати, питаешься чем, нет? А-то я не помню, чтобы ты вчера что-то кроме булок покупала. Продукты-то возьми. Хватит Тихону дом переделывать. Он уже на этапе ковров, когда их увидит, с синих шар решит, что не к себе зашёл, — хохотнула женщина.

— На самом деле, я у него там совсем немного поменяла.

— Знаешь, у него там помытая тарелка уже выглядит, как капитальный ремонт. Так что не прибедняйся, Сонечка.

— Ладно. Не буду.

— Пирожки будешь? С ливером! Вкусные!

— Ливер — это…

— Потроха по-простому. Печень, легкие, сердце…

К горлу подкатила тошнота.

— Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.

— Ты чё, из этих городских, у которых из мясного в рационе только заусенцы? — осуждающе воззрилась на меня женщина.

— Нет. Просто… Не люблю ливер.

— Ну, бери тогда, что любишь. У меня всё есть.