Суши с хлебом (СИ)

Глава 25. Матвей

— Чтоб тебе сороконожка в ухо заползла, — сказал я закрытой двери. — Психанутая, блин.

Считая себя абсолютно правым в случившемся, я задул свечи в гостиной и поднялся в свою комнату. Карты, несостоявшийся «Дурак» и двойные листочки с «Морским боем» так и остались внизу.

Эта чертова девка не умеет ни во что играть, но при этом не любит проигрывать. Да и выбесила меня, откровенно говоря, своими интонациями наряду с высокомерием и явно завышенным чувством охуенности.

Я не спорю об охуенности её фигуры, но если она и дальше будет выёбываться, то желательно, чтобы она делала этой голой. Так хоть глаза будут отвлекаться, иначе дёргаться начнут.

— Отдохнул, блядь! — выдохнул я устало.

Завалился на спину на постель и накрыл газа сгибом локтя. По тихому шуршанию и лёгкому грохоту в районе окна понял, что Ржавый поднялся за мной и запрыгнул на подоконник.

— Даже если она там жопой в трубе застряла — молчи, — предупредил я кота, так и не открыв глаза.

Люблю спать под звуки дождя, но сегодня, по большей части, выходили звуки пиздеца. И даже сейчас, лёжа в абсолютной темноте и тишине, где, казалось бы, ничего не предвещало, я всё равно не мог расслабиться. Ибо тем местом, что сразу под копчиком, ощущал, что затишье пиздеца влечет за собой ещё больший пиздец.

— Ай, блядь… — вздохнул я устало и лениво встал с постели. Подошёл к окну, на подоконнике которого словно с чеширской улыбкой на кошачьей пасти меня ждал Ржавый. — Смотрю, не растопила ли она опять печь прямо в дом. Нам же с тобой не нужен жмурик по соседству?

Дожил… Оправдываюсь перед котом.

Скрестив руки на груди, я пригляделся к дому, что напротив.

Гадская часть меня злорадно хихикала, примерно прикидывая, какие звуки сейчас раздаются в той дряхлой хате под гнётом ветра, дождя и грома. Хрен та выскочка сегодня уснёт. А к утру ещё и седая будет, если не обделавшаяся.

— Может, сходим покошмарим её? — предложил я коту. — Чтобы не расслаблялась…

Ржавый облизал мордочку, будто только что съел мышку.

Похоже, моё предложение было ему по душе.

— Наденем плащ, возьмём косу, постучим в окно… Не. Слишком жёстко для первого раза. Голосом призрака её покошмарить? «Что же ты Сонька, сука такая, Матвейку обижаешь?».

Пока мы с котом продумывали план жёсткого подъёба чокнутой соседки, кто-то оказался расторопнее нас и уже подкрадывался к окну халупы.

Я заткнулся и насторожился. Даже Ржавый ближе поднёс морду к стеклопакету.

— Не понял, — я сощурился, но так и не понял, что за хрен ломился в Сонькин дом.

Понятно, что она ему не откроет. Но ещё больше понятно, что этот хрен с бугра пьяный в хламину.

А ещё очень настойчивый. Это стало ясно, когда он, не достучавшись в дом через окно, как нехрен делать выломал дверь в сени.

Скорее всего, Сонька ему что-то ответила в своей выёбистой манере, а этот алконавт закусился и не успокоится, пока не вломит мелкой пиздюлин.

— Как меня заебала твоя подружка, Ржавый.

Понятно, что нужно было что-то делать.

Ненавидя себя и ту мелкую сучку из соседнего дома, я как пуля сбежал на первый этаж, наспех надел старую джинсовку и калоши.

Ржавый уже тёрся у моих ног.

— Ты-то, блядь, куда собрался?! — рыкнул я на кота и отпихнул его в сторону ногой.

Быстро вышел из дома, перемахнул через забор и оказался в ограде Тихона, где громовые раскаты чередовались в отборным пьяным матом.

— Я щас вынесу дверь, сучара! А потом тебя вперёд ногами! — узнал я голос Степаныча.

Эта ебанутая за полминуты заебала даже мирного местного алкаша.

Куда я-то, блин, лезу?!

Влетев в сени, я схватил за шкирку Степаныча и выволок на улицу. Он даже не пытался сопротивляться, просто отдался судьбе. Но бутылку в руке держал крепко.

— Зэк?! — узнал он меня в яркой вспышке ночной грозы. — А ты чё?! Ты это… Да я просто к Тишке пришёл. Я же тихо… чтоб тебя не разбудить.

— Нет здесь Тишки, — я специально говорил вкрадчиво и голосом палача. Не городскую выскочку, так хоть местного алкаша закошмарить. Может, пить бросит. — И тебя не будет, если ещё раз сюда придёшь. Остальным тоже передай.

— Понял, — активно закивал Степаныч, но подбородок его при этом начал дрожать. Да и сам он весь затрясся. Кони бы не двинул. — Я понял, Зэк. Я всё понял. Больше ни-ни. Никогда.

Степаныч, боясь выпустить меня из виду, пятился к калитке, и только открыв её, дал дёру.

Для большей убедительности я ещё несколько минут угрожающе смотрел на распахнутую калитку, а потом вошёл в сени. Тихо постучался в закрытую старую дверь, но ответа не услышал. В доме не было даже шороха.

— Открывай, психичка. Обещаю по заднице не шлёпать. Первые минут пять.

И снова тишина. Но через несколько секунд послышался какой-то шорох, а затем звон сорванного крючка.

Дверь открылась, едва не угодив мне в нос, а в следующую секунду на мне повисла в слезах и соплях благодарности Сонька.

Я самодовольно ухмыльнулся.

Она бормотала там что-то типа «простите-извините» и при этом очень крепко сдавливала меня не только руками, но и ногами.

— Хорош, Сонька. Ты мне либо кишки через жопу выдавишь, либо кадык через глаза. Хоть где-нибудь хватку ослабь.

Я аккуратно пошлёпал её подушечками пальцев по бёдрам, и она, наконец, соизволила с меня сползти.

Воняя дымом, утёрла сопли рукавом какой-то толстовки и стыдливо опустила взгляд вниз.

— Вы снова меня спасли. Мне так стыдно перед вами. Но в этот раз я точно ничего не делала.

— Угу. Как и предыдущие разы, — хмыкнул я.

Глядя на макушку малой, которая стояла передо мной, ревела и виноватилась, вновь стало совестно.

Воспитание мамы и бабушки с возрастом делает меня тютей. Раньше я как-то легче мог послать кого угодно нахрен, а сейчас смотрю на девчонку и понимаю, что если оставлю её здесь, то хрен сегодня усну.

Пусть лучше будет в моем доме, как говорится, под боком. Там хоть по дождем бежать никуда не надо будет, чтобы предотвратить пиздец.

— Ко мне пойдёшь или останешься друга-собутыльника ждать? — задал я вопрос для проформы.

— Я к вам. С вами. Можно? — подняла она на меня свои зареванные глазища.

— Спать будешь в смирительном халате. Сам завяжу.