Суши с хлебом (СИ)

Глава 23

— Проигрывать тоже нужно уметь, — поучительно и с легкой усмешкой произнес Матвей.

— Но не шесть же раз подряд! — выплюнула я возмущенно.

— Ты ручку-то так не держи, — кивнул он на мой сжатый кулак. — Понимаю, что желание выколоть мне глаз-другой велико, но лучше не надо.

— Жаль…

— А?

— Жаль, что вам не надо. Мне бы вот очень пригодилось, — пришлось отложить ручку на журнальный столик, а вместе с ней и книгу с исписанными листами в клеточку.

Как я могла так бездарно проиграть, да ещё столько раз? Это ведь абсолютно детская игра. Видимо, поэтому меня в ней и сделали, как ребёнка.

Ещё и сидит напротив самодовольно ухмыляется.

— Что надумала? Дом мне сожжешь или просто крышу обрушишь?

— Кушать хочу, — буркнула я, потуже запахивая халат. И только сейчас вспомнила, что на мне, вообще-то, нет трусов. Только мужской огромный халат и его же носки.

— Когда злишься, хочешь жрать? С твоим характером тебя, наверное, хрен прокормишь, — усмехнулся Матвей и лениво поднялся со своей половины дивана. — Ладно, пошли. Что-нибудь сварганим.

— Электричества же нет.

— Хреново ты мой разговор с мамой подслушивала, Сонька. Про сиськи и женилку, поди, только услышала. Газовая походная плита у меня есть. Пошли, — кивнул он в сторону выхода из гостиной. — Помогать будешь. Я тебе кухаркой не нанимался. Заодно будущий ночлег отработаешь.

Я аккуратно выбралась из-под пледа и засеменила за Матвеем. Кот за нами.

В кухне Матвей включил какой-то круглый светильник, очевидно, на батарейках, и за крючок подвесил его на ручку одного из верхних ящиков кухонного гарнитура.

Стало светло, будто он включил обычную люстру.

— Всё собираюсь привезти сюда генератор и забываю, — сказал Матвей, доставая из нижнего ящика черный пластиковый чемоданчик с нарисованным на нём огоньком.

Я не поняла ни слова из того, что он сказал, но зато очень заинтересовалась маленькой плиткой, которую он вынул из чемоданчика и расположил на обычной большой плите. Открыл сбоку корпус и вставил туда газовый баллон, больше похожий на баллон лака для волос. Закрыл плиту, щёлкнул какой-то штукой на её передней части и покрутил регулятор. Короткая искра сменилась пламенем, на которое Матвей сразу поставил сковороду и уменьшил его мощность.

— Даже не думай, — бросил он, глянув на меня через плечи.

— Что?

— Баловаться этой штукой, — ткнул он ножом в стороны плиты. — Во-первых, она моя. Во-вторых, ты мне точно хату спалишь.

— Просто интересно выглядит. Я такую никогда не видела.

— Ты из какого чердака выпала, что нихрена в этой жизни не видела? Даже «Морской бой» на листочках. Вроде, ты по возрасту ещё должна была успеть зацепить все эти игры. В классики-то хоть во дворе играла, тепличный цветок?

— Играла.

Обычно у школы, когда классики рисовал кто-то из старших девочек или у подъезда к папиному гаражу. Там асфальт был ровнее всего, да и сам папа к гаражу редко подходил. Поэтому мои художества обычно видели только водитель или кто-нибудь из охраны и против они не были, даже сами с удовольствием со мной прыгали.

— Ну, хоть что-то, — Матвей хмыкнул и вынул из холодильника кусок мяса. Положил его на разделочную доску и, перед тем, как закрыть холодильник, с секунду подумав, достал из него стаканчик йогурта, который поставил передо мной. — Поешь пока.

— Задобрить меня хотите?

— Конечно. Я сейчас отвернусь мясо резать, а ты мне задницу под шумок прокусишь. Так что быстро жуй йогурт и займись картошкой.

— Картошкой? И что с ней делать? — аппетит как-то пропал.

— Почистить и покрошить. С мясо пожарим.

— А-а-а, — протянула я, начиная ощущать прилив паники.

Я и картошка. Мы с ней виделись только тогда, когда она уже готовая смотрела на меня из тарелки.

Похоже, ужина не будет.

Я быстро съела йогурт. Матвей почти не глядя, забрал у меня пустой стаканчик, поставил перед котом на подоконник и начал крошить луковицу. Кот тем временем с удовольствием утопил усатую морду в стаканчике, слизывая остатки йогурта.

— И где у вас картошка? — спросила я, ни на что не надеясь. Но при этом достаточно уверенно закатала рукава халата.

— В прихожке. Между стеной и шкафом мешок стоит.

— Ясно.

— Таз возьми. В руках, что ли потащишь? — Матвей ткнул ножом в сторону одного из нижних ящиков. Я нашла в нём несколько небольших разноцветных пластиковых тазиков. Взяла самый красивый — розовый.

Морщась от того, насколько картошка грязная, я набрала её полный тазик и вернулась в кухню. С победным видом поставила её перед собой на стол и с улыбкой ждала, когда Матвей заметит, что я справилась с заданием.

— И? — повел он раздраженно бровью. — Мясо скоро сгорит, а у тебя ещё конь не валялся. Мой и чисти. В темпе, Сонька. В темпе.

С тем, чтобы помыть никаких проблем не возникло. Не считая того, что воду пришлось брать из бочки, которая стояла в бане.

Баня у него, кстати, в разы красивее и свежее той, что у Тихона.

Когда я начала чистить картошку, которая постоянно норовила выскользнуть из моих рук и закатиться под стол, у Матвея на лице чётко читалось некое подобие истерики и паники.

— Что? Я что-то не так делаю?

— Да вот… — цокнул он и шумно сглотнул. — Смотрю я на то, какими ломтями ты чистишь картошку, и думаю, какой сковородой тебя убила бы моя мама. Наверное, старой чугунной. Чтоб с первого удара… Кхм. Ладно, дай сюда. Сам всё сделаю.

— Да, пожалуйста, — фыркнула я и отдала мужчине нож. Сама отошла к окну, чтобы гордо и независимо вместе с котом в него пялиться. Хотя, ничего кроме отражения светильника и Матвея, я в темном окне разглядеть не смогла.

— Учиться-то кто будет? Шуруй сюда. Показываю один раз. Не поймёшь, останешься голодной.

Боль и унижение — вот как можно охарактеризовать процесс чистки картошки по всем правилам.

Почему снимаемая кожура должна быть непременно тонкой? Почему это так важно? И почему, если она недостаточно тонкая, злятся родители?

Странные порядки мира за высоким дорогим забором открываются передо мной.

А ещё у меня разболелся указательный палец из-за того, насколько сильно в него вжималась обратная сторона лезвия ножа. Я уж молчу о том, что у меня перманентно болели руки в целом и пресс в частности.

Всё-таки, колка дров и побелка стен и потолка в один день — перебор для моего, как выяснилось, изнеженного организма.

— Закидывай уже, — бросил повелительно Матвей и кивнул в сторону сковородки, в которой томилось мясо в луковых кольцах. Аромат по кухне витал такой, что, в принципе, мяса с луком мне лично было бы достаточно для того, чтобы хорошо поесть.

Картошку я накрошила отвратительно. Это я поняла по взгляду Матвея. Ему, похоже, вообще не нравится всё то, что я делаю. Всё не так, всё не по его правилам, и за всё это его мама уже шестьсот раз убила бы меня бабкиной сковородкой.

Захватив горсть картошки из таза, я подошла к плите. Боже, как много масла! Мясо буквально плавало в нём. Тонна холестерина на ужин.

— Сонька! Резче! — рявкнул Матвей, и я, рефлекторно дернувшись, закинула всю горсть картошки в сковородку.

И началось самое страшное.

Горячее масло брызгами долетело до моей руки, лица, неприкрытой части шеи и груди. Ужасные звуки раздались из самой сковороды и подобно белому шуму заняли весь слух, пока я скакала на месте, силясь смахнуть с себя капли горячего масла, буквально разъедающие кожу.

— Откуда ж ты такая косячная-то взялась? — Матвей подошёл к плите и сам закинул остатки картофеля в сковороду. Он даже не дрогнул, когда масло снова начало брызгать в разные стороны.

В этот раз я спряталась за спину Матвея, не желая, чтобы меня вновь оросило горячими каплями. Мёртвой хваткой вцепилась в первое, что попалось под руку — резинка спортивных мужских штанов.

— Сонька, блядь, — устало вздохнул Матвей, пытаясь свободной сухой рукой удержать на месте свои штаны. — Меня за день столько жена в лучшем настроении не раздевала, сколько ты за сегодня.

— Ничего не могу сделать с тем, что вы становитесь моим оплотом.

— А оплоту обязательно нужно быть с голым задом?

Мужчина насмешливо посмотрел на меня через плечо сверху вниз.

— Наверное, моё подсознание мыслит излишне первобытно, а с голым задом вы ему кажетесь максимально надёжным. Так сказать, в первозданном виде.

— Ну, раз опасность миновала, может, спрячешь часть оплота обратно в штаны?

— Да, конечно… кхм… — я начала краснеть, но штаны на его заднице подтянула. Повыше.

— И трусы, — добавил Матвей и не сдвинулся с места.

— Вы серьёзно? — заглянула в единственный глаз, который видела.

— Ты и трусы мне стянула. Вертай, как было.

— Господи… — поглубже вдохнув и стараясь не смотреть, я слегка оттянула резинку штанов и подцепила резинку трусов. Подтянула их повыше и то же самое сделала со штанами. — Так нормально?

— Не считая того, что ты напихала мне в задницу мои же трусы? Нормально.

Картошка довольно быстро оказалась готова. И есть мы её начали, почему-то, прямо из сковороды.

Но уже после первого кусочка мне было уже пофиг, из чего мы её едим.

— Божечки! Как же это неаппетитно выглядит, но как же это вкусно! — клянусь, ничего вкуснее я ещё не ела. Никогда бы не подумала, что забытая всеми богами деревня может принести мне столько гастрономического удовольствия, начиная от райповских булочек и заканчивая жареной картошкой с мясом и слегка подгоревшим луком. — Наслаждение!

— Тебя и картошкой не кормили? — Матвей изучающе разглядывал моё лицо. Картошку он ел, кстати, вообще без какого-либо восхищения. Будто каждый день её ест.

— Такой? Не кормили. Это слишком калорийная пища для меня.

— Ну, теперь понятно, почему ты такая.

— Какая?

— С красивой фигурой, — ответил Матвей, нисколько не смутившись.

А вот я засмущалась адски под его прямым взглядом. Так и застыла с недожеванной картошкой за краснеющими щеками.

Он раздевает меня взглядом, или мне это только кажется?

Ладони вспотели, сердце зачастило в груди. Стало душно, хотя ещё совсем недавно я ловила себя на мысли, что в доме становится холоднее.

И это меня отец планировал выдать замуж?!

Да если бы мой муж посмотрел на меня таким же взглядом в закрытой комнате в первую брачную ночь, то меня вынесли из той комнаты вперед так и не раздвинутыми ногами через пару минут.

Ужас какой!

— Отомри уже. И жуй, — усмехнулся Матвей, наконец, перестав на меня смотреть. — Чем займёмся, когда пожрём? Спать ещё рано. В картишки?

— На раздевание которые?

— Можно и просто на желание. А ты играть-то хоть умеешь?

— В покер. Папа научил.

— Фигасе! — брови Матвея удивленно взметнулись. — А в «Дурака» молодёжь нынче не учат играть?

— Папа говорит, что «Дурак» — игра для дураков.

— Да ваш папенька охуел, София.

— Ну… — повела я плечами. — В некотором роде.

— Опять придётся тебя чему-то учить? — вздохнул мужчина.

— Вы обречены примерно до утра.

— А дальше что?

— Домой вернусь. К Тихону.

— Ну, если к Тихону, то ладно. А-то такой аттракцион пропадёт…