Суши с хлебом (СИ)

Глава 29

С болью и слезами, стоящими в глазах, я посмотрела на большой таз, заполненный выстиранными мною вещами.

Теперь всё это нужно как-то прополоскать. С ещё большей болью в глазах я посмотрела на пустую флягу.

Опять тащиться через полдеревни за водой? И ещё далеко не факт, что одной фляги воды мне хватит для этого количества вещей. По крайней мере, на стирку их ушло целых три.

Руки опустились. Хотелось просто плюхнуться на задницу и завыть в голос. Позвать кого-нибудь из обслуги, чтобы они, как обычно, сделали всё за меня.

Какое же я ничтожество…

Либо это я представительница особо изнеженного поколения девушек, либо раньше девушек делали из более крепкого и надёжного материала, чем сейчас.

Я в очередной раз в шоке от того, как те женщины из магазина могут вспоминать о подобного рода стирке с улыбками. Лично я буду помнить о ней с проклятиями и нервным тиком в пол лица.

Утерев сопли, слюни, слёзы, я решительно взяла себя в руки. И, пока опять не дала слабину, взяла таз с вещами, вышла из жаркой бани в жаркую улицу. Здесь хотя бы есть ветерок. И пошла со всем своим богатством в сторону задней покосившейся калитки во дворе Тихона.

Пока топилась баня, я изучила этот маршрут, прошла по вытоптанной тропинке и через узкую лесополосу попала точно на берег реки. Здесь каменистый берег, подобие деревянного пирса, уходящего в реку, и даже есть стул. Похоже, с него Тихон и занимается своей рыбалкой. А ещё это место словно специально огорожено от всех кустами. Приятно ощущать, что вместе с, мягко говоря, так себе домиком, я получила личную тихую бухточку, где никто меня не видит. На противоположном берегу только вспаханное поле, а дальше густой хвойный лес.

А как здесь пахнет!

У моря или океана не такой чистый запах, как здесь. Этим воздухом хочется наестся, насытиться им, запомнить его и прочувствовать каждую составляющую — хвоя, черемуха, листья, травы, приятная прохлада до лёгких мурашек… Богатый и насыщенный аромат. Хоть в банку собирай и с собой увози.

Но пора вспомнить, ради чего я сюда пришла и кое-как дотащила до края пирса большой таз с вещами.

Не подумав заранее о том, что нужно было взять второй таз для уже прополощенных вещей, я не придумала ничего умнее, кроме как вывернуть все постиранные вещи на край пирса, чтобы освободить таз для тех вещей, что сейчас будут прополощены в реке.

Полоскание я начала с постельного, ибо оно самое объемное и тяжелое. Завершить всё это мне хотелось тем, что попроще — нижнее белье.

Я опустила в воду пододеяльник. Прохлада воды подарила невероятное облегчение стертым во время стирки пальцам.

— Так вот в чём прикол? — выдохнула я блаженно.

Я даже полоскать не пыталась. Река всё делала за меня с помощью течения, по которому расправился пододеяльник. Для вида я, конечно, побултыхала им немного в воде, но без фанатизма. А когда начала отжимать, старательно выкручивая в руках, поняла, что запах порошка от речной воды только раскрылся. Сейчас мне не казалось, что пахнет какой-то химозой. Только теперь я прочувствовала, что бельё действительно пахнет обещанной упаковкой порошка «морозной свежестью».

Вещь за вещью я вновь заполнила тазик. Оставшиеся трусы полоскать по одной штуке мне не захотелось. Колени и спина уже болели от того, как я свисала с этого пирса. Я просто взяла сразу несколько трусов и начала елозить ими в воде.

И, конечно, я была бы не я, если бы что-то не пошло не так. Пара трусов отсоединилась от основной стаи и поплыла вниз по течению.

— Блин! — чертыхнулась я себе под нос. Оставаясь на коленях, присела на свои ноги и с грустью смотрела на то, как от меня уплывают трусы.

А я ведь их даже поносить не успела. Жалко.

Они же были куплены на мной кровно-сворованные…

Но внезапно, уже прилично от меня уплыв, одни из них взмыли над речной гладью.

Сначала я испытала шок, который длился меньше секунды, а затем пришло понимание того, что кто-то эти вещи поймал на удочку.

— Простите! Э…. это мои! — крикнула я, испытывая теперь уже крайнюю неловкость.

Почему у меня всё через Ж?!

— Да ёбаный насрал… — услышала я почти плачущий смутно знакомый мужской голос. И всё поняла, когда из соседних кустов вышел Ржавый.

— Блин! — выругалась я себе под нос и виновато поморщилась, примерно представляя, какое сейчас у Матвея лицо и что он обо мне думает конкретно сейчас, снимая мои трусы с рыболовного крючка.

Ещё Ржавый своими кошачьими глазами так укоризненно смотрит. Ещё немного и я начну верить в то, что он не просто кот, а человек в теле кота.

— Эй, русалка! — услышала я голос Матвея из-за ширмы, которой служили кусты и несколько деревьев. — Ты трусы свои забрать не хочешь?

— Хотелось бы, — крикнула я в ответ виновато.

— Ну, так неси свою голую жопу сюда. Я занят.

— Иду.

Тяжело вздохнув, и оправив край коротких шортов, я шлепая тапочками по пяткам, пошла через кусты к Матвею.

— А чё одетая-то? — хмыкнул он, увидев меня. — В фокусницы заделалась?

— Я стирала.

Господи, как же неловко.

Но ещё более неловко — смотреть на то, как сидящий на каком-то тряпочном раскладном стуле Матвей, сжал в кулаке мои трусы и выжал из них воду, капли которой упали на свежую весеннюю траву.

Ещё и трусы в его руке были, мягко говоря, не самые сексуальные. Я их купила в местном магазине и почти на триста процентов уверена, что в таких здесь ходят только бабки за булочками и хлебом.

Матвей разжал кулак, трусы остались висеть на кончиках его пальцев. С какой-то усмешкой он посмотрел на них, а затем протянул мне.

— На, — коротко бросил и сосредоточил внимание на яркой оранжевой пипочке, которая колыхалась в такт легким волнам в реке.

— Спасибо, — бросила я едва слышно и забрала мокрую тряпку, тут же её скомкав в руках. — А вы… рыбачите, да?

Тяжелый протяжный вздох. Уверена, он содержал в себе очень много матерных слов.

— На пианино играю, — изрёк, наконец, Матвей.

— М, красиво, — я поняла, что на разговоры мужчина не настроен.

Да и, вообще, рыбалка это же что-то сакральное, мужское. Вот пусть один тут и сидит, сам с собой.

Но тут меня привлекла оранжевая пипочка в реке, которая начала будто подпрыгивать, а затем утонула.

Будто совсем не напрягаясь и особо не шевелясь, Матвей дернул свободный край удочки вверх, и из реки сначала показалась оранжевая пипочка, а потом рыба, извивающаяся, очевидно, на крючке.

Матвей вытянул руку, поймал эту рыбку, снял с крючка и отдал только что подошедшему Ржавому.

— Вы для кота рыбачите? — вскинула я удивленно брови.

Не слишком ли много чести для кота, который даже гладить себя не даёт.

— Тебя подсадить, русалочка? — спросил Матвей, показав мне крючок и кивнув в сторону реки.

— Нет, спасибо. У меня ещё куча дел на суше.

Подарив мужчине дежурную улыбку, я вновь пошла через кусты к своему берегу, забрала таз с вещами и кое-как обратно дошла до дома. Вещи развесила на улице недалеко от бани, на какой-то металлической проволоке, на которой было несколько прищепок. Прищепками я, разумеется, воспользовалась своими — новыми.

Затем я с большим удовольствием помылась в бане, которая оказалась не такой жаркой, как тот мой первый раз. Видимо дело в том, что печка не топилась и не пыталась погрузить меня в климат Ада.

А затем я, перекусив булочкой и сладким чаем, села на новый коврик на крыльце. С видом на дом Матвея в лучах закатного солнца.

Я устала, как собака, но эта усталость ощущалась приятной тяжестью в теле. Я понимала только то, что сейчас лягу в чистую постель с новым постельным бельём и просто вырублюсь без задних ног.

Но пока пришлось настороженно застыть, видя, как к забору между нашими участками приближался Матвей. Уже не такой злой и суровый, каким был на берегу.

— Русалочка, не хочешь поесть себе подобных? — спросил он с легкой улыбкой, оперевшись локтями о забор.

— В смысле? — я испугалась и даже натянула обратно на плечо сползший с него ворот свободной вязаной кофты.

— Я рыбу наловил, накоптил. Будешь? Смотрю, кроме булок нихрена не ешь.

— Вы за мной следите?

— Смотрю. Так будешь или нет? Или мы с котом всё сожрём?

С секунду подумав, я согласилась. Тем более Матвей принес с собой вкусный запах этой самой копченой рыбы.

— Ну, тогда заходи в гости, соседка. Я в беседке за домом.